И следы ваши неподалеку. Это вы его?
Вот неугомонный народ! Когда же он спит, когда работает и как ухитряется всюду побывать? Но меня другое больше занимало.
- Какой Тяпов? - изумился я. - Я же по волку стрелял. По огромному такому волчищу. Уложил его, да. Но ни Тяпова, ни другого какого-то человека там не было.
Наступило молчание.
- Ну, начальник... - протянул один из них - но я уже вполне опомнился: кажется, я понимал, что произошло.
- Вот что, ребятки. Волк ли, Тяпов, но дуйте туда, а я сейчас обо всем доложу. Или волк мне померещился, или Тяпова не я уложил. А может, я их обоих прихлопнул. Труп волка в лощинке такой должен быть...
- Но и Тяпов лежит в лощинке... - протянул один из них.
- Тем более - дуйте туда со всех ног, и никого постороннего не подпускать. Они умчались, а я схватил отложенную трубку.
- Алло, алло!.. - И я доложил: Тяпова искать уже не надо. Труп его найден. По- видимому, это я его застрелил.
- То есть как - "по-видимому"? Как это может быть?
- Видите ли, когда вы уехали, я хотел вернуться в отделение, но едва отошел от больницы, мне показалось, будто за мной кто-то следит. Чтобы убедиться в этом, я прогулялся по разным местам, периодически оглядываясь. Ночь была темная, но ощущение, что меня преследуют, не пропадало. В конце концов я решил из преследуемого сам стать преследователем. Сделав круг, вернулся назад. Увидел чужие следы. Пошел вдогонку. Вскоре заметил вдалеке тень, начал кричать, приказывая остановиться. Но тень забирала в сторону, как делают, чтобы сначала уйти, а потом напасть неожиданно. Тогда я выстрелил несколько раз. Тень вроде бы пропала. Это было возле лощинки, я поискал вокруг, но ничего не нашел. Ну, там же кусты и деревья начинаются, трудно в темноте вести поиск. Решил в итоге, что мне все это померещилось. Тем более...
- Что "тем более"?
- Мне казалось, что стрелял я в волка. И следы шли то человечьи, то волчьи. А только что местные парни прибежали, рассказали, что найден мертвый Тяпов как раз на том месте, где я стрелял. Я приказал им дежурить там и никого не подпускать до нашего прибытия.
- Почему ты мне сразу о ночных приключениях не доложил?
- Вы заговорили со мной о более важных делах. А эти ночные приключения я считал больше игрой воображения, чем... Но я бы обязательно вам о них доложил, закончив выслушивать ваши инструкции. Вот только события меня опередили.
- Понял. Выезжаю. Где это?
- На краю поля за заброшенной усадьбой. Там сразу видно будет. Я кого-нибудь из парней пошлю, на развилке вас встретить. Чтобы вы точно не сбились.
- Да-да, немедленно отправляйтесь туда же.
С трупом Тяпова мы разобрались быстро. Энкеведешник и областной следователь скоренько осмотрели место происшествия, нашли и мои следы, следы того, кто шел за мной, и следы зверя.
- Интересно, зачем он следил за тобой? - сказал энкеведешник.
- Отомстить, - ответил я. - Он, надо думать, хотел отомстить за то, что его разоблачили.
- Да, ты прав, - кивнул энкеведешник. - Ну, поехали! - крикнул он своим людям. - Да, поздравляю тебя с наступающим! - кинул он, садясь в машину.
- Ах, да, ведь Восьмое марта на носу! - хлопнул я себя по лбу. - Совсем запамятовал за всей этой суетой.
- Да, Восьмое марта, и денек у тебя будет горячий, потому что и пить народ начнет с самого утра, и на праздничных танцах любые буйства возможны...
- Ничего, мои ребятки меня не подведут! - Я кинул взгляд на стоявших поодаль шпанистых парней.
- И как это ты такую банду к рукам прибрал? - подивился энкеведешник. Видно, характер у тебя есть.
- Это потому, что я, как представитель советской власти, действую вместе с народом и в его интересах - против всяких отщепенцев и прочих грязных личностей, - четко отрапортовал я. - Эти ребята, при всех их трудностях, на рабоче-крестьянской почве стоят, у них имеется классовое родство с нашей властью. И встреться им антисоветчик или вредитель какой они его враз мне приволокут.
- Верно мыслишь, - одобрил энкеведешник, и две машины уехали, увозя выездную бригаду и труп Тяпова.
Я подошел к моим обормотам.
- Волчьего трупа не нашли? - спросил я.
- Нет, начальник. Все обыскали.
- Странно. Я оперу доказывать не стал, чтобы он меня в психушку не упек, но я точно помню, что я не человека, а волка подстрелил. Своими глазами видел, между нами два метра было.
- Выходит, это значит... - начал довольно пустым таким голосом один из парней.
- Ничего это не значит, - оборвал я его. - Мало ли что могло быть. И байки всякие не особенно распускайте. И, главное, на меня не ссылайтесь. Я все равно от своих слов откажусь. Охота разве, чтобы мне сверху втык делали за то, что я мистику пропагандирую...
- Понятно... - протянул один из фабричных. - И что теперь, начальник?
- А что теперь? С оборотнем покончено, пора за Сеньку Кривого браться. Я еще его дела не глядел, больше по слухам с ним знаком. Наверху говорят, он настолько опасен, что и его самого, и его банду при взятии надо ликвидировать. Честно вам скажу - мне наплевать, что говорят наверху! Если увижу, что он не такой ненасытный душегуб, каким его малюют, то подойду к нему соответственно. Но если я сам решу, что он опасен для общества хуже чумы - то сам его и прикончу, как взбесившуюся дворнягу. А ежели он попробует меня опередить... - Я улыбнулся, и они поежились - видно, нехорошая улыбочка у меня получилась. - Так вот, завтра - Восьмое марта. Чтобы в славный международный женский день здешним женщинам настроения не портить, поняли? Развлекайтесь, но в меру. Мы с вами, можно сказать, душа в душу будем жить, если у меня из-за вас не будет неприятностей.
И я пошел прочь.
Оставалось мне лишь одно дело, и делать его очень не хотелось. Может, так и оставить? Все равно уже все и так ясно. Я добрел до конторы. Дежурный доложил, что никаких событий не было.
- Хорошо, - сказал я. - Мне еще проверочный обход предстоит, но я хочу передохнуть полчасика. Может, документами займусь. А может, усну. Если усну - через полчаса меня разбудить.
И я ушел в свой кабинет. Через полчаса...
Давай предположим, будто я тебе свой сон рассказываю. А может, это и был лишь сон. Мне часто потом это снилось, вот я и подумал однажды: а не приснилось ли мне это и в первый раз? Словом, хочешь сном считай, хочешь явью.
Так вот, снилось мне, будто дежурный разбудил меня через полчаса. Я уснул прямо за столом, уронив голову на папку с делом Сеньки Кривого. Проснувшись, я, не мешкая, отправился в путь, в деревню Митрохино. Бабка-коровница встретила меня во дворе. Затревожилась сильно, меня увидев.
- Чего вам надо, гражданин милиционер?
- В дом меня проведи. Хочу видеть твоего сына-инвалида и с вами обоими потолковать.
Она засуетилась, машинально отерла руки о ватник, провела меня в дом. В жарко натопленной, чисто прибранной комнате стояло кресло, а в кресле сидел парализованный молодой человек. Видать, ладный был парень до того, как его прихватило. Некрасив, но все равно лицо привлекательное - из добрых, знаешь, таких лиц, которые всегда вызывают сочувствие. И злобы не было в его взгляде, скорей умоляюще он на меня посмотрел.
- Ну, здравствуй, - сказал я. - Как зовут тебя?
- Володя, - сказала его мать. - Володей его зовут. Нет, вы не думайте, с головой у него все в порядке, и говорить может. Робеет он сейчас. Да и переживает.
- Знаю, что переживает, - сказал я и поглядел на ножки кресла. Колесики к ним Тяпов приделал?
- Да, он, - это уже Володя заговорил.
- Кто он тебе?
- Брат он его двоюродный. - Это мать в разговор вступила. - С детства дружили. А после того как Володя с площадки поезда сорвался, очень Толя о нем заботиться стал. - "Толя"? Это она Тяпова имела в виду. - Ну, и они друг к другу всем сердцем привязались. Толя говорил еще, что Володя его отдушина, что у нас он душой отдыхает. Без Толи мы пропали бы.
- Он вам корову обеспечил?
- Да. Прошлой весной рассказал, что, мол, слышал, из города разнарядка пришла: помочь коровой бедствующей семье, лучше всего с инвалидом, чтобы, значит, в газетах прописать об этом. Теперь, говорит, семью выбирать будут. А я уж, говорит, потихоньку постараюсь, чтобы вас выбрали. Корову у вас забрали? Забрали, вот и вернут. А в газетах лишний раз, говорит, пропишут про щедрость советской власти. Вы уж, мол, не забудьте советскую власть за заботу поблагодарить, если журналисты и до вас доберутся.
- С коровой вы и выжили? - Я повернулся к Володе: - А щенки все погибли?
- Нет... - Он улыбнулся бледной счастливой улыбкой. - Один еще держится. Может, выходим... А откуда вы про щенков знаете? - вдруг спохватился он.
- Я все знаю, - ответил я. - А ты хоть знаешь, что твой Толя натворил?
- Неправда это, - убежденно ответил Володя. - Толя добрый.
- Для кого добрый, а для кого... Волков он где держал?
- Сперва на конезаводе, пока тот еще пустовал. Потом, под Новый год, на несколько дней у нас селил, искал волкам новое место. Где-то устроил их. Где - не знаю. Только забрал в начале января. Волчицу то есть. Волк сбежал и исчез. Толя каждую ночь его искал, подманивал, но без толку. Потом открылось, что волчица беременна. Позавчера вечером он нам щенков принес, когда... Но не он это...
- Пусть не он. - Для него Тяпов был ангелом, и тут не переспоришь. Да и охоты мне не было спорить. - Кто по ночам выл - волк сбежавший или Тяпов, приманивая волка?
- Я так понял, что по-разному бывало, - сказал инвалид. - Но не интересовался особо, просто знал, что он по ночам волка ищет.
- Волки тихо себя вели в те дни, что у вас жили? Корова не нервничала? Где их держали - то есть, ее, волчицу? Я все время забываю, что волк сбежал, а волчат еще не было...
- Да, корова в те дни совсем мало молока стала давать. Хотя держали волчицу далеко от нее, на замке, в дровяном сарае. Толя умел с ней разговаривать - пошептал ей что-то, и она все дни тише мыши просидела.
- Мда... А куда волчонок денется, если выживет?
- Другом моим будет, - с горячностью сказал инвалид. - Верным и единственным. Знаете, как он любить меня будет!
- Они оба были без ума от этой идеи, - сказала его мать. - Совсем на ней помешались. Володя - от мысли, что не будет одинок, когда ни меня, ни Толи нет рядом, а Толя - от радости за Володю!
- Ведь про родство ваше с Тяповым все знают? - спросил я.
- Да, все, - ответила мать. - А что тут дурного?
- Ничего дурного. И вам без вреда. Все знают, что вы безобидные. И про ваше родство с Тяповым никто не вспомнит... пока волчонок по двору не забегает. Убить его убьют, ясно. Еще придумают что-нибудь навроде того, что это Тяпов воскресший. Но, главное - пока волчонок глаза людям мозолить не начнет, никто не свяжет воедино вас, Тяпова и корову... А что, корове вашей многие завидуют?..
- Не то чтобы завидуют... - сказала мать. - На жизнь серчают. А такой зависти, чтобы именно на нас особый глаз держали, нету. Не придираются к нам... Погодите, - добавила она, начиная соображать, что к чему. - Вы хотите сказать, что как волчонок на глаза кому-нибудь попадет, это будет как спичкой при сухом сене чиркнуть? Про выкормыша оборотня зашумят или про что-то навроде этого, нас в Толины подельщики запишут, начнется разбирательство, и власть у нас корову отберет?
- А вы как думаете? - спросил я.
- Нехорошо это, не сделают так, - сказал Володя, но я объяснил, что к чему:
- Власть наша, она справедлива, но сурова. Как вам корова досталась? Благодаря проискам врага... - Я встал в наступившем молчании. - Про то, что кроме волка волчица была, да с волчатами, только два человека пока знают. Со вторым я договорился, он будет молчать. Но ваш волк, подросши, сам себя выдаст... Сами, в общем, думайте, я тут не советчик.
Я направился к двери, но меня остановил голос парализованного, заговорившего умоляюще:
- Мы его дома втихую будем держать. Или как подрастет, на волю выпустим...
- Дома его долго не утаишь, - возразила мать. - А если выпустить, он или погибнет сразу, законов воли не зная, или начнет к нам возвращаться, в родной привычный дом - не прогонишь... - Она повернулась ко мне. - Без коровы мы с голоду вымрем, а у сына душа сгорит, если... - Она не договорила: и так все было понятно.
Я кивнул. Сын ее - как заключенный в собственном теле и в четырех стенах. А заключенные, они - сколько случаев описано - даже крыс, мокриц и паучков порой приваживают и рыдают навзрыд, если с теми случается беда. От тоски и душевного одиночества... А тут не паучок и не крыса, тут совсем другое - привораживающее и трогательное. Настоящее существо. И другом настоящим стать обещает.
Мать встала.
- Вот что, Володя, - сказала она. - Я пропаду - со мной и ладно, но тебе я пропасть не дам. Ты для меня - как для тебя этот волчонок. И выбора нету.
- Не-ет!.. - завопил парализованный.
Мать вышла вслед за мной в сени, поплотнее закрыв дверь.
- Авось, соседи не услышат, - сказала она.
- Занюк, которого вы на дороге убитым нашли, был у вас перед этим? спросил я.
- Стучался с вечеру, водки или самогону клянчил. За несколько домов отсюда гулял, их компании выпивки не хватило. Он и пошел попрошайничать по всем домам. С ним бывало.
- И сразу ушел?
- Выставила я его сразу. Мне показалось, правда, что он после этого по двору малость порыскал: нельзя ли прихватить чего. Опять выглянула - его уже не было. Ну, во дворе у меня пусто, взять нечего, а коровник заперт. Правда, разглядеть волчицу в сарае он мог. Может, потому и на станцию помчался - о спрятанном волке докладывать. Или с испугу побежал, не разбирая пути, абы в какую сторону. А может, волчицы не видел, просто решил, что на станции вернее самогону достанет... Ну, и принял свою смерть. Не верю я, однако, что от Толиной руки.
- Когда волчиха родила? -- спросил я, закрывая предыдущую тему и не отвечая на ее полувопрос. Кривить душой я не мог, а правду говорить, настаивать... Что толку?
- А накануне того дня, что погибла, - сказала старуха. - И что ее ночью из укрытия выманило, ума не приложу. Видно, серьезное что-то, раз волчат своих махоньких оставила...
Я подумал, что знаю, почему. В тот вечер волчий человек впервые вылез на большую прогулку. Сперва он и выл, наверное. А она узнала родной голос, за много лет ей привычный, и вышла ему навстречу.
- Толя пошел ее искать, вернулся нескоро, рассказал, что волчица погибла, что тело он ее спрятал так, что никто не узнает, - в тайнике, оставшемся от сбежавшего сторожа. В общем, сказал - нам теперь самим волчат выхаживать надо... Очень был расстроен, просто убит...
- Ясно, - сказал я. Кое-что оставалось непроясненным, но больше задавать вопросов мне не хотелось. - Ну, я пошел.
- Погодите. - Она вцепилась в мою руку. - Вы должны это сделать, вы. Я хоть и тверда была на словах, но у меня рука не подымется. И Володя мне до конца жизни не простит. А вы чужой, пришли-ушли, вам... только вы и сможете.
Я внимательно поглядел ей в глаза - сколько в них было страдания. И знала она на самом деле, как на словах ни гнала от себя эту мысль, что любимый их Толя...
- Ведро с водой приготовьте, - сказал я.
Странно человек устроен. Столько жестокости было в этом деле - но совершить ту, последнюю, вся душа сопротивлялась. Есть некоторые виды жестокости, иногда даже, кажется, менее страшные, чем другие, но противоречащие человеческому существу. Или я уже так проникся той искривленной психологией, чтобы правды дорыться, что и сам стал ее разделять. Не знаю. До сих пор мне это снится как один из самых жутких моих кошмаров. И вопящий инвалид в доме.
Вот я и говорю - может, это и было сном? Не навещал я их, нет. А щенки у них сами собой передохли, вот и ушли концы в воду. Да и... тот... Он слабеньким был, хиленьким. Скорей всего, все равно не жилец.
Ну, вот тебе и вся история. Понял, что происходило? Или вопросы есть?
1 2 3 4 5 6 7 8
Вот неугомонный народ! Когда же он спит, когда работает и как ухитряется всюду побывать? Но меня другое больше занимало.
- Какой Тяпов? - изумился я. - Я же по волку стрелял. По огромному такому волчищу. Уложил его, да. Но ни Тяпова, ни другого какого-то человека там не было.
Наступило молчание.
- Ну, начальник... - протянул один из них - но я уже вполне опомнился: кажется, я понимал, что произошло.
- Вот что, ребятки. Волк ли, Тяпов, но дуйте туда, а я сейчас обо всем доложу. Или волк мне померещился, или Тяпова не я уложил. А может, я их обоих прихлопнул. Труп волка в лощинке такой должен быть...
- Но и Тяпов лежит в лощинке... - протянул один из них.
- Тем более - дуйте туда со всех ног, и никого постороннего не подпускать. Они умчались, а я схватил отложенную трубку.
- Алло, алло!.. - И я доложил: Тяпова искать уже не надо. Труп его найден. По- видимому, это я его застрелил.
- То есть как - "по-видимому"? Как это может быть?
- Видите ли, когда вы уехали, я хотел вернуться в отделение, но едва отошел от больницы, мне показалось, будто за мной кто-то следит. Чтобы убедиться в этом, я прогулялся по разным местам, периодически оглядываясь. Ночь была темная, но ощущение, что меня преследуют, не пропадало. В конце концов я решил из преследуемого сам стать преследователем. Сделав круг, вернулся назад. Увидел чужие следы. Пошел вдогонку. Вскоре заметил вдалеке тень, начал кричать, приказывая остановиться. Но тень забирала в сторону, как делают, чтобы сначала уйти, а потом напасть неожиданно. Тогда я выстрелил несколько раз. Тень вроде бы пропала. Это было возле лощинки, я поискал вокруг, но ничего не нашел. Ну, там же кусты и деревья начинаются, трудно в темноте вести поиск. Решил в итоге, что мне все это померещилось. Тем более...
- Что "тем более"?
- Мне казалось, что стрелял я в волка. И следы шли то человечьи, то волчьи. А только что местные парни прибежали, рассказали, что найден мертвый Тяпов как раз на том месте, где я стрелял. Я приказал им дежурить там и никого не подпускать до нашего прибытия.
- Почему ты мне сразу о ночных приключениях не доложил?
- Вы заговорили со мной о более важных делах. А эти ночные приключения я считал больше игрой воображения, чем... Но я бы обязательно вам о них доложил, закончив выслушивать ваши инструкции. Вот только события меня опередили.
- Понял. Выезжаю. Где это?
- На краю поля за заброшенной усадьбой. Там сразу видно будет. Я кого-нибудь из парней пошлю, на развилке вас встретить. Чтобы вы точно не сбились.
- Да-да, немедленно отправляйтесь туда же.
С трупом Тяпова мы разобрались быстро. Энкеведешник и областной следователь скоренько осмотрели место происшествия, нашли и мои следы, следы того, кто шел за мной, и следы зверя.
- Интересно, зачем он следил за тобой? - сказал энкеведешник.
- Отомстить, - ответил я. - Он, надо думать, хотел отомстить за то, что его разоблачили.
- Да, ты прав, - кивнул энкеведешник. - Ну, поехали! - крикнул он своим людям. - Да, поздравляю тебя с наступающим! - кинул он, садясь в машину.
- Ах, да, ведь Восьмое марта на носу! - хлопнул я себя по лбу. - Совсем запамятовал за всей этой суетой.
- Да, Восьмое марта, и денек у тебя будет горячий, потому что и пить народ начнет с самого утра, и на праздничных танцах любые буйства возможны...
- Ничего, мои ребятки меня не подведут! - Я кинул взгляд на стоявших поодаль шпанистых парней.
- И как это ты такую банду к рукам прибрал? - подивился энкеведешник. Видно, характер у тебя есть.
- Это потому, что я, как представитель советской власти, действую вместе с народом и в его интересах - против всяких отщепенцев и прочих грязных личностей, - четко отрапортовал я. - Эти ребята, при всех их трудностях, на рабоче-крестьянской почве стоят, у них имеется классовое родство с нашей властью. И встреться им антисоветчик или вредитель какой они его враз мне приволокут.
- Верно мыслишь, - одобрил энкеведешник, и две машины уехали, увозя выездную бригаду и труп Тяпова.
Я подошел к моим обормотам.
- Волчьего трупа не нашли? - спросил я.
- Нет, начальник. Все обыскали.
- Странно. Я оперу доказывать не стал, чтобы он меня в психушку не упек, но я точно помню, что я не человека, а волка подстрелил. Своими глазами видел, между нами два метра было.
- Выходит, это значит... - начал довольно пустым таким голосом один из парней.
- Ничего это не значит, - оборвал я его. - Мало ли что могло быть. И байки всякие не особенно распускайте. И, главное, на меня не ссылайтесь. Я все равно от своих слов откажусь. Охота разве, чтобы мне сверху втык делали за то, что я мистику пропагандирую...
- Понятно... - протянул один из фабричных. - И что теперь, начальник?
- А что теперь? С оборотнем покончено, пора за Сеньку Кривого браться. Я еще его дела не глядел, больше по слухам с ним знаком. Наверху говорят, он настолько опасен, что и его самого, и его банду при взятии надо ликвидировать. Честно вам скажу - мне наплевать, что говорят наверху! Если увижу, что он не такой ненасытный душегуб, каким его малюют, то подойду к нему соответственно. Но если я сам решу, что он опасен для общества хуже чумы - то сам его и прикончу, как взбесившуюся дворнягу. А ежели он попробует меня опередить... - Я улыбнулся, и они поежились - видно, нехорошая улыбочка у меня получилась. - Так вот, завтра - Восьмое марта. Чтобы в славный международный женский день здешним женщинам настроения не портить, поняли? Развлекайтесь, но в меру. Мы с вами, можно сказать, душа в душу будем жить, если у меня из-за вас не будет неприятностей.
И я пошел прочь.
Оставалось мне лишь одно дело, и делать его очень не хотелось. Может, так и оставить? Все равно уже все и так ясно. Я добрел до конторы. Дежурный доложил, что никаких событий не было.
- Хорошо, - сказал я. - Мне еще проверочный обход предстоит, но я хочу передохнуть полчасика. Может, документами займусь. А может, усну. Если усну - через полчаса меня разбудить.
И я ушел в свой кабинет. Через полчаса...
Давай предположим, будто я тебе свой сон рассказываю. А может, это и был лишь сон. Мне часто потом это снилось, вот я и подумал однажды: а не приснилось ли мне это и в первый раз? Словом, хочешь сном считай, хочешь явью.
Так вот, снилось мне, будто дежурный разбудил меня через полчаса. Я уснул прямо за столом, уронив голову на папку с делом Сеньки Кривого. Проснувшись, я, не мешкая, отправился в путь, в деревню Митрохино. Бабка-коровница встретила меня во дворе. Затревожилась сильно, меня увидев.
- Чего вам надо, гражданин милиционер?
- В дом меня проведи. Хочу видеть твоего сына-инвалида и с вами обоими потолковать.
Она засуетилась, машинально отерла руки о ватник, провела меня в дом. В жарко натопленной, чисто прибранной комнате стояло кресло, а в кресле сидел парализованный молодой человек. Видать, ладный был парень до того, как его прихватило. Некрасив, но все равно лицо привлекательное - из добрых, знаешь, таких лиц, которые всегда вызывают сочувствие. И злобы не было в его взгляде, скорей умоляюще он на меня посмотрел.
- Ну, здравствуй, - сказал я. - Как зовут тебя?
- Володя, - сказала его мать. - Володей его зовут. Нет, вы не думайте, с головой у него все в порядке, и говорить может. Робеет он сейчас. Да и переживает.
- Знаю, что переживает, - сказал я и поглядел на ножки кресла. Колесики к ним Тяпов приделал?
- Да, он, - это уже Володя заговорил.
- Кто он тебе?
- Брат он его двоюродный. - Это мать в разговор вступила. - С детства дружили. А после того как Володя с площадки поезда сорвался, очень Толя о нем заботиться стал. - "Толя"? Это она Тяпова имела в виду. - Ну, и они друг к другу всем сердцем привязались. Толя говорил еще, что Володя его отдушина, что у нас он душой отдыхает. Без Толи мы пропали бы.
- Он вам корову обеспечил?
- Да. Прошлой весной рассказал, что, мол, слышал, из города разнарядка пришла: помочь коровой бедствующей семье, лучше всего с инвалидом, чтобы, значит, в газетах прописать об этом. Теперь, говорит, семью выбирать будут. А я уж, говорит, потихоньку постараюсь, чтобы вас выбрали. Корову у вас забрали? Забрали, вот и вернут. А в газетах лишний раз, говорит, пропишут про щедрость советской власти. Вы уж, мол, не забудьте советскую власть за заботу поблагодарить, если журналисты и до вас доберутся.
- С коровой вы и выжили? - Я повернулся к Володе: - А щенки все погибли?
- Нет... - Он улыбнулся бледной счастливой улыбкой. - Один еще держится. Может, выходим... А откуда вы про щенков знаете? - вдруг спохватился он.
- Я все знаю, - ответил я. - А ты хоть знаешь, что твой Толя натворил?
- Неправда это, - убежденно ответил Володя. - Толя добрый.
- Для кого добрый, а для кого... Волков он где держал?
- Сперва на конезаводе, пока тот еще пустовал. Потом, под Новый год, на несколько дней у нас селил, искал волкам новое место. Где-то устроил их. Где - не знаю. Только забрал в начале января. Волчицу то есть. Волк сбежал и исчез. Толя каждую ночь его искал, подманивал, но без толку. Потом открылось, что волчица беременна. Позавчера вечером он нам щенков принес, когда... Но не он это...
- Пусть не он. - Для него Тяпов был ангелом, и тут не переспоришь. Да и охоты мне не было спорить. - Кто по ночам выл - волк сбежавший или Тяпов, приманивая волка?
- Я так понял, что по-разному бывало, - сказал инвалид. - Но не интересовался особо, просто знал, что он по ночам волка ищет.
- Волки тихо себя вели в те дни, что у вас жили? Корова не нервничала? Где их держали - то есть, ее, волчицу? Я все время забываю, что волк сбежал, а волчат еще не было...
- Да, корова в те дни совсем мало молока стала давать. Хотя держали волчицу далеко от нее, на замке, в дровяном сарае. Толя умел с ней разговаривать - пошептал ей что-то, и она все дни тише мыши просидела.
- Мда... А куда волчонок денется, если выживет?
- Другом моим будет, - с горячностью сказал инвалид. - Верным и единственным. Знаете, как он любить меня будет!
- Они оба были без ума от этой идеи, - сказала его мать. - Совсем на ней помешались. Володя - от мысли, что не будет одинок, когда ни меня, ни Толи нет рядом, а Толя - от радости за Володю!
- Ведь про родство ваше с Тяповым все знают? - спросил я.
- Да, все, - ответила мать. - А что тут дурного?
- Ничего дурного. И вам без вреда. Все знают, что вы безобидные. И про ваше родство с Тяповым никто не вспомнит... пока волчонок по двору не забегает. Убить его убьют, ясно. Еще придумают что-нибудь навроде того, что это Тяпов воскресший. Но, главное - пока волчонок глаза людям мозолить не начнет, никто не свяжет воедино вас, Тяпова и корову... А что, корове вашей многие завидуют?..
- Не то чтобы завидуют... - сказала мать. - На жизнь серчают. А такой зависти, чтобы именно на нас особый глаз держали, нету. Не придираются к нам... Погодите, - добавила она, начиная соображать, что к чему. - Вы хотите сказать, что как волчонок на глаза кому-нибудь попадет, это будет как спичкой при сухом сене чиркнуть? Про выкормыша оборотня зашумят или про что-то навроде этого, нас в Толины подельщики запишут, начнется разбирательство, и власть у нас корову отберет?
- А вы как думаете? - спросил я.
- Нехорошо это, не сделают так, - сказал Володя, но я объяснил, что к чему:
- Власть наша, она справедлива, но сурова. Как вам корова досталась? Благодаря проискам врага... - Я встал в наступившем молчании. - Про то, что кроме волка волчица была, да с волчатами, только два человека пока знают. Со вторым я договорился, он будет молчать. Но ваш волк, подросши, сам себя выдаст... Сами, в общем, думайте, я тут не советчик.
Я направился к двери, но меня остановил голос парализованного, заговорившего умоляюще:
- Мы его дома втихую будем держать. Или как подрастет, на волю выпустим...
- Дома его долго не утаишь, - возразила мать. - А если выпустить, он или погибнет сразу, законов воли не зная, или начнет к нам возвращаться, в родной привычный дом - не прогонишь... - Она повернулась ко мне. - Без коровы мы с голоду вымрем, а у сына душа сгорит, если... - Она не договорила: и так все было понятно.
Я кивнул. Сын ее - как заключенный в собственном теле и в четырех стенах. А заключенные, они - сколько случаев описано - даже крыс, мокриц и паучков порой приваживают и рыдают навзрыд, если с теми случается беда. От тоски и душевного одиночества... А тут не паучок и не крыса, тут совсем другое - привораживающее и трогательное. Настоящее существо. И другом настоящим стать обещает.
Мать встала.
- Вот что, Володя, - сказала она. - Я пропаду - со мной и ладно, но тебе я пропасть не дам. Ты для меня - как для тебя этот волчонок. И выбора нету.
- Не-ет!.. - завопил парализованный.
Мать вышла вслед за мной в сени, поплотнее закрыв дверь.
- Авось, соседи не услышат, - сказала она.
- Занюк, которого вы на дороге убитым нашли, был у вас перед этим? спросил я.
- Стучался с вечеру, водки или самогону клянчил. За несколько домов отсюда гулял, их компании выпивки не хватило. Он и пошел попрошайничать по всем домам. С ним бывало.
- И сразу ушел?
- Выставила я его сразу. Мне показалось, правда, что он после этого по двору малость порыскал: нельзя ли прихватить чего. Опять выглянула - его уже не было. Ну, во дворе у меня пусто, взять нечего, а коровник заперт. Правда, разглядеть волчицу в сарае он мог. Может, потому и на станцию помчался - о спрятанном волке докладывать. Или с испугу побежал, не разбирая пути, абы в какую сторону. А может, волчицы не видел, просто решил, что на станции вернее самогону достанет... Ну, и принял свою смерть. Не верю я, однако, что от Толиной руки.
- Когда волчиха родила? -- спросил я, закрывая предыдущую тему и не отвечая на ее полувопрос. Кривить душой я не мог, а правду говорить, настаивать... Что толку?
- А накануне того дня, что погибла, - сказала старуха. - И что ее ночью из укрытия выманило, ума не приложу. Видно, серьезное что-то, раз волчат своих махоньких оставила...
Я подумал, что знаю, почему. В тот вечер волчий человек впервые вылез на большую прогулку. Сперва он и выл, наверное. А она узнала родной голос, за много лет ей привычный, и вышла ему навстречу.
- Толя пошел ее искать, вернулся нескоро, рассказал, что волчица погибла, что тело он ее спрятал так, что никто не узнает, - в тайнике, оставшемся от сбежавшего сторожа. В общем, сказал - нам теперь самим волчат выхаживать надо... Очень был расстроен, просто убит...
- Ясно, - сказал я. Кое-что оставалось непроясненным, но больше задавать вопросов мне не хотелось. - Ну, я пошел.
- Погодите. - Она вцепилась в мою руку. - Вы должны это сделать, вы. Я хоть и тверда была на словах, но у меня рука не подымется. И Володя мне до конца жизни не простит. А вы чужой, пришли-ушли, вам... только вы и сможете.
Я внимательно поглядел ей в глаза - сколько в них было страдания. И знала она на самом деле, как на словах ни гнала от себя эту мысль, что любимый их Толя...
- Ведро с водой приготовьте, - сказал я.
Странно человек устроен. Столько жестокости было в этом деле - но совершить ту, последнюю, вся душа сопротивлялась. Есть некоторые виды жестокости, иногда даже, кажется, менее страшные, чем другие, но противоречащие человеческому существу. Или я уже так проникся той искривленной психологией, чтобы правды дорыться, что и сам стал ее разделять. Не знаю. До сих пор мне это снится как один из самых жутких моих кошмаров. И вопящий инвалид в доме.
Вот я и говорю - может, это и было сном? Не навещал я их, нет. А щенки у них сами собой передохли, вот и ушли концы в воду. Да и... тот... Он слабеньким был, хиленьким. Скорей всего, все равно не жилец.
Ну, вот тебе и вся история. Понял, что происходило? Или вопросы есть?
1 2 3 4 5 6 7 8