Тут он опять прыгнул на подоконник и стал громко лаять и визжать, как бы уверяя своего хозяина, что ребята ушли из квартиры через окно.
Шмидт рассердился:
— Да что с тобой сегодня, Джек? Уж не думаешь ли ты, что ребята прыгнули во двор с пятого этажа? Не хочешь ли ты сказать, что они улетели, как мухи или стрекозы?
Профессор быстро повернулся к фотографу, схватил его за руку.
— Что такое? Какие мухи? Нет, вы понимаете, что вы говорите?
Фотограф развёл руками и смущённо улыбнулся.
— Да вот мой Джек так думает! Профессор схватился руками за голову.
— Какой ужас! — прошептал он, бледнея. Фотограф взглянул на профессора и пробормотал испуганно:
— Что с вами? Вам нехорошо? Вылейте воды!
Он шагнул было к столу, на котором стояли графин с водой и стакан, но профессор вдруг закричал так, будто наступил босыми ногами на раскалённое железо.
— Стоп! Стоп! Ни с места! Испуганный фотограф застыл с поднятой ногой, не смея шевельнуться, и даже перестал дышать.
Профессор стремительно протянул руку к столу, схватил стакан с бесцветной жидкостью, торопливо поднёс его к глазам и посмотрел на свет. Потом быстро выхватил из кармана большую лупу с чёрной костяной ручкой.
— Не двигайтесь! — крикнул он Шмидту. — Пожалуйста, не двигайтесь! И собаку держите покрепче! А лучше возьмите её на руки! Прошу вас!
Перепуганный толстяк растерянно поглядел на, профессора и, не спрашивая его больше ни о чём, сгрёб собаку в охапку, крепко прижав её к животу.
«Кажется, старик с ума спятил!» — подумал он.
— Так и стойте! — крикнул профессор. Держа перед глазами лупу и согнувшись в три погибели, он принялся внимательно осматривать квадратики пола один за другим.
— И мне долго придётся стоять, профессор? — робко спросил фотограф, с тревогой следя за странными движениями профессора.
— Ставьте ногу сюда! — крикнул профессор, указывая пальцем на ближайшие квадратики паркета.
Шмидт неловко поставил ногу и так крепко прижал к себе Джека, что тот забился на руках и тихонько взвизгнул.
— Молчи! — прошептал Шмидт, со страхом следя за профессором.
— Теперь — вторую ногу! Ставьте её сюда! Толстяк безропотно повиновался. Так, шаг за шагом, профессор довёл онемевшего от удивления фотографа до дверей.
— А теперь, —сказал профессор, широко распахнув двери, — а теперь уходите, пожалуйста!
Дверь захлопнулась перед носом Шмидта.
Со звоном щёлкнул французский замок. Толстяк выпустил из рук Джека и, теряя сандалии, кинулся вниз по лестнице, тяжело дыша, поминутно оглядываясь.
Джек с громким лаем мчался за ним.
Так они добежали до отделения милиции.
А к вечеру во двор въехала машина с красными полосами по бортам. Несколько милиционеров выскочили из машины, вызвали дворника, потом поднялись на пятый этаж, где жил профессор Енотов.
Но профессора дома не оказалось.
На дверях его квартиры висела приколотая блестящими кнопками записка:
Не ищите меня. Это бесполезно.
Профессор И. Г. Енотов.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Чудесная жидкость. — Загадочное поведение трусиков и сандалий. — Необыкновенное превращение в самой обыкновенной комнате. — Приключение на подоконнике. — Карик и Валя отправляются в удивительное путешествие.
А дело было так.
Накануне того дня, когда исчезли ребята, Карик сидел вечером в кабинете профессора Енотова.
В такие часы он любил беседовать с Иваном Гермогеновичем.
Весь кабинет погружён в полумрак; из тёмных углов поднимаются к потолку длинные чёрные тени; кажется, — там притаился кто-то и глядит на светлое пятно над большим столом.
Голубые огоньки спиртовок тянутся, вздрагивая и раскачиваясь, к закопчённым донышкам стеклянных колб. В колбах что-то булькает и клокочет.
Сквозь фильтры медленно просачиваются и звонко падают в бутыль прозрачные капли.
Карик залез с ногами в большое кожаное кресло.
Прижав подбородок к столу, он внимательно следил за ловкими руками профессора, стараясь не дышать, не шевелиться.
Когда профессор работает, он насвистывает разные песенки, а иногда рассказывает Карику забавные истории о своём детстве, о дальних странах, где пришлось ему побывать, о разных удивительных зверях, которых он видел в Америке, Африке и Австралии.
Вот и сейчас, засучив рукава халата, насвистывая, Иван Гермогенович работал, склонившись над столом, переливая синие, красные, чёрные жидкости из одного стаканчика в другой, помешивая их стеклянной палочкой и то и дело взбалтывая. Карик следил за каждым движением профессора, словно перед ним был фокусник или волшебник.
Иван Гермогенович схватил большую стеклянную колбу с густой маслянистой жидкостью, разлил её по узким длинным стаканам, понюхал и вдруг засмеялся:
— А ведь, кажется, получается! Попробуем проверить раствор, подбросим в него вот эти белые кристаллики.
Он подцепил роговой ложечкой из чёрной банки белые крупинки и принялся бросать их по одной в приготовленные стаканчики. И вдруг жидкость закипела, в ней появились белые хлопья, которые начали медленно опускаться на дно, и тотчас же она превратилась в тёмно-фиолетовую, а белые хлопья стали золотистыми.
— Победа! — закричал Иван Гермогенович. — Ура! Это величайшая победа! Наш труд увенчался успехом! Теперь нам остаётся только угостить подопытного кролика нашей волшебной жидкостью, и тогда…
— И что тогда будет? — спросил Карик.
— О, тогда ты увидишь такое, чего никто ещё в мире не видел.
Он щёлкнул пальцами и громко запел:
— О жидкость — чудо и краса!
Творить мы будем чудеса!
Карик невольно поморщился: пел профессор хотя и очень громко, но у него не было слуха, и все песни поэтому он распевал на один мотив, похожий на завывание ветра в трубе.
— А если кролик не станет пить? — спросил Карик.
— Как это не станет? Заставим выпить… Но это уже завтра… А сейчас… — Иван Гермо-генович взглянул на часы и засуетился: — Ай-яй-яй, Карик! Как мы засиделись!… Одиннадцать часов… Да… Одиннадцать часов и две минуты.
Карик понял, что ему пора идти домой. Вздохнув, он нехотя слез с кресла и спросил:
— А завтра вы не начнёте без меня?
— Ни в коем случае, — мотнул головой профессор. — Ведь я обещал тебе.
— А Валю можно привести?
— Валю? — профессор подумал. — Ну что ж… Приходи с Валей.
— А вдруг ничего не получится?
— Всё получится, — уверенно сказал профессор, гася спиртовки.
— И кролик превратится в блоху?
— Ну нет, — засмеялся профессор, — кролик так и останется кроликом.
— А люди могут уменьшаться?
— А почему же нет?
— Ну как же, — нерешительно сказал Карик, — человек всё-таки царь природы и… вдруг…
— И вдруг?…
— И вдруг… Он будет меньше мухи… Это же…
— Что?
— Это же неприлично!
— Почему?
— Не знаю! Бабушка говорит, — неприлично. Мы с Валей читали недавно книжку про Гулливера и лилипутов, а бабушка взяла да и порвала её. Она говорит, неприлично изображать людей крошечными. Бабушка рассердилась даже. Она сказала: человек больше всех животных, а потому все и подчиняются ему.
— А почему же прилично человеку быть меньше слона?
— Так то же слон!
— Глупости, мой мальчик, человек велик не ростом, а своим умом. И умный человек никогда не подумает даже, прилично или неприлично выпить уменьшительную жидкость и отправиться в странный мир насекомых, чтобы открыть многое такое, что очень нужно и полезно человеку. Да и, кроме того… А впрочем, пора, мой друг, и по домам.
— А скажите, Иван Гермогенович…
— Нет, нет. Больше я ничего не скажу. Довольно. Отложим разговор до завтра! Иди, дружок, домой. И я устал, да и тебе пора уже спать.
Всю ночь Карик ворочался с боку на бок. Во сне он видел розового слона, да такого крошечного, что его можно было посадить в напёрсток. Слон ел компот, бегал по столу вокруг тарелок и так шалил, что рассыпал всю соль, а сам чуть не утонул в горчице. Карик достал его из горчичницы и принялся обмывать в блюдечке, но слон вырывался и толкал Карика хоботом в плечо. Потом он прыгнул ему на голову и сказал голосом какой-то знакомой девочки:
— Карик, что с тобой? Чего ты кричишь? Карик открыл глаза. У кровати стояла завернувшись в одеяло, Валя.
— Ага! Ты уже проснулась, — сказал Карик. — Очень хорошо. Одевайся быстрее.
— Зачем?
— Надо идти. Пойдём к Ивану Гермогеновичу. У-ух, что там будет сегодня… Такие чудеса! Такие чудеса!
— А что?
— Одевайся быстрее!
— Я надену трусики и сандалии! — сказала Валя, торопливо заправляя кровать.
— Надевай, что хочешь, — только побыстрее!
Разыскивая сандалии, Карик рассказывал шёпотом:
— Ты понимаешь, как он здорово придумал!…
— Придумал?
— Ну да! Иван Гермогенович придумал… Такую жидкость придумал… Понимаешь?
— Вкусную? Да? — спросила Валя, застёгивая ремешки сандалий.
— Очень вкусную… Хотя неизвестно ещё… Для кроликов жидкость!… Сегодня он даст им попить этой жидкости, а как они выпьют, — тогда… Уй-юй-юй!
— Ой, как интересно! — всплеснула руками Валя.
— И знаешь, что с ними будет? С кроликами?
Валины глаза широко открылись.
— Ну и что же с ними будет? — спросила она почему-то шёпотом.
— С ними? — Карик подумал немного и сказал честно: — Пока ещё неизвестно, будет что-нибудь с ними или не будет, но… Мы сейчас увидим… Это же пока только опыты. Пошли быстрее!
Карик, а за ним Валя закрыли за собою дверь и тихонько прошмыгнули через мамину комнату.
Мама крикнула что-то вслед, но Карик схватил Валю за руку и, погрозив ей пальцем, быстро потащил за собой.
— Молчи, — зашептал Карик, — а то начнётся сейчас: зубы чисти, умывайся, одевайся, завтракай, ногами за столом не болтай… Обязательно опоздаем!
Перебежав двор, они юркнули на парадную лестницу, взбежали, не останавливаясь, на пятый этаж. Карик первым схватил ручку двери, на которой висела записка со словами:
Звонок не действует. Прошу стучать.
Карик постучал, но никто не отозвался… Тогда он потянул на себя ручку двери, и она вдруг открылась.
Ребята вошли в полутёмную переднюю. Здесь было прохладно. В углу поблёскивало большое зеркало. Сверху с большого шкафа смотрели на ребят бронзовые и мраморные головы. На вешалке висели шуба профессора, пальто и тёмный плащ, похожий на шахматную доску.
В квартире было тихо. Где-то очень далеко, наверное, на кухне, капала из крана вода. В столовой размеренно постукивали часы.
— Наверное, Иван Гермогенович у себя в кабинете! — сказал Карик. — Идём быстрее!
Но и в кабинете профессора не было.
Ребята решили подождать его.
Окна профессорского кабинета были раскрыты настежь. Яркое летнее солнце щедро освещало большой белый стол. Он весь был заставлен пузатыми банками, колбами и ретортами. Между банками стояли в стаканах пучки очень длинных стеклянных трубочек… Ослепительно сверкали на солнце никелированные чашечки, матово светились фарфоровые ступки, весело сияли медные части микроскопа. Резвые солнечные зайчики стремительно проносились по потолку, скользили по стенам, прыгали по колбам и ретортам.
Громоздкие и важные стояли вдоль стен стеклянные шкафы с толстыми и тонкими книгами.
Названия книг прочитать ещё можно было, но для того, чтобы понять прочитанное, нужно, наверное, очень и очень долго учиться. Золотыми буквами на корешках книг написаны такие названия: «Экология животных», «Гидробиология», «Хирономиды», «Аскариды».
Эти книги, пожалуй, лучше всего было не трогать.
Ребята молча обошли кабинет, покрутили немножко винтики микроскопа, посидели по очереди в кожаном кресле, на спинке которого лежал, раскинув пустые рукава, белый «халат профессора, а потом стали рассматривать банки, колбы и реторты.
— А в какой банке вкусная жидкость? — спросила Валя. — Ты сказал, что Иван Гермогенович придумал вкусную жидкость.
— Ой, Валька, — строго сказал Карпаты лучше отойди от стола и ничего не трогай!
— Я не трогаю! — вздохнула Валя и придвинулась совсем близко к высокому узкому стакану, который был наполнен доверху золотистой жидкостью. Со дна стакана поднимались маленькие светящиеся пузырьки и беззвучно лопались на поверхности. Жидкость, похожая на газированную воду, наверное, была такая же прохладная. Валя осторожно взяла высокий стакан. Он был холодный как лёд. Она поднесла стакан к лицу и понюхала. Вода пахла персиками и ещё чем-то незнакомым, но очень, очень вкусным.
— Ой, как хорошо пахнет! — закричала Валя.
— Поставь на место! — сказал сердито Карик. — Ничего не трогай. Может быть, это отрава. Отойди от стола. Слышишь?
Валя поставила стакан на место, но от стола не отошла: жидкость так хорошо пахла, что хотелось понюхать её ещё раз.
— Валька,отойди, — сказал Карте. — А то я маме скажу. Честное пионерское!
Валя обошла вокруг стола, посидела в кресле, но скоро вернулась обратно и нечаянно очутилась опять перед стаканом.
— А знаешь, Карик, это же газированная вода! — сказала она, и вдруг ей так захотелось пить, будто весь день она ела копчёные селёдки.
— Не трогай! — крикнул Карик.
— А если мне хочется пить? — спросила Валя.
— Иди домой и пей чай.
Валя ничего не ответила. Она подошла к окну, посмотрела вниз, а когда Карик отвернулся, быстро подскочила к столу и, схватив стакан, отхлебнула немножко.
— Вот вкусно-то! — прошептала Валя.
— Валька, ты с ума сошла! — закричал Карик.
— Ой, Карик, как вкусно! Попробуй! — И она протянула стакан брату. — Холодная и очень вкусная… Никогда такой не лила.
— А вдруг это отрава? — сказал Карик, недоверчиво посматривая на жидкость.
— Отрава бывает горькая, — засмеялась Валя, — а это очень вкусное.
Карик переступил с ноги на ногу.
— Наверное, дрянь какая-нибудь! — сказал он, нерешительно протягивая руку к стакану.
— Совсем не дрянь. Попробуй. Пахнет персиками, а на вкус как ситро. Только ещё вкуснее.
Карик оглянулся по сторонам. Если бы в эту минуту вошёл профессор, у него с Кариком, пожалуй, произошёл бы очень неприятный разговор. Но в кабинете была только Валя, поэтому Карик торопливо отпил несколько глотков и поставил стакан на прежнее место.
— А ведь, правда, вкусно..! — сказал он. — Только больше не пей, а то Иван Гермогенович заметит. Давай лучше посидим на окне. Наверное, скоро придёт Иван Гермогенович, и мы начнём делать опыты.
— Хорошо, — вздохнула Валя и посмотрела с сожалением на стакан с такой вкусной жидкостью.
Ребята забрались на диван, который стоял около стола, а с дивана перебрались на подоконник.
Свесив головы вниз, они лежали, болтая ногами и рассматривая сверху далёкий двор.
Внизу бродил кот. Анюта. Он был такой маленький, как будто игрушечный.
— У-ух, как высоко! — сказала Валя и плюнула вниз. — Ты бы прыгнул?
— Прыгнул, — ответил Карик, — с парашютом прыгнул бы.
— А без парашюта?
— Без парашюта? Нет, без парашюта с такой высоты не прыгают.
Мимо окон проносились ласточки, хватая на лету мошек. Сизые голуби садились на балконы и подоконники.
— Стрекоза! — закричала вдруг Валя. — Смотри, смотри!
Прямо на ребят мчалась, может быть, спасаясь от ласточек, голубая стрекоза. Увидев ребят, она застыла неподвижно в воздухе, потом ринулась в сторону и с такой силой ударилась в стекло открытого окна, что упала на подоконник замертво.
— Моя! — крикнул Карик.
— Нет, моя! — закричала Валя. — Я первая увидела её.
Стрекоза лежала на подоконнике между Кариком и Валей, беспомощно перебирая крошечными лапками.
Карик протянул руку к стрекозе, и вдруг ему показалось, что он теряет трусики; он торопливо нагнулся, но не успел их подхватить, — трусики скользнули вниз, а вслед за ними упали с ног и сандалии.
Карик хотел спрыгнуть с подоконника на диван, стоявший у окна, но диван вдруг быстро помчался вниз, точно лифт с верхнего этажа.
Ничего не понимая, он растерянно посмотрел по сторонам и тут увидел, что вся комната как-то странно растягивается и вверх и вниз.
— Что это? — испуганно закричал Карик. Стены, пол и потолок раздвигались, как мехи огромной гармошки.
Люстра мчалась вместе с потолком вверх. Пол стремительно уходил вниз.
Прошло не более минуты, а комнату уже нельзя было узнать.
Высоко над головой покачивался гигантский стеклянный стратостат, обвешанный сверкающими на солнце прозрачными сосульками.
Это была люстра.
Глубоко внизу раскинулось необозримое жёлтое поле, расчерченное ровными квадратами. На квадратах валялись четырёхугольные брёвна с обожжёнными концами. Рядом с ними лежала длинная белая труба, на которой огромными буквами было написано: «Беломорканал». Один конец её был опалён и покрыт густой шапкой серого пепла.
В стороне, точно кожаные горы, стояли чёрные кресла, а белый халат профессора покрывал их, как вечный снег покрывает торные вершины.
Там, где стояли книжные шкафы, теперь поднимались небоскрёбы из стекла и коричневых балок. Сквозь стёкла можно было видеть большие, как пятиэтажные дома, книги.
— Карик, что это? — спокойно спросила Валя, рассматривая с любопытством чудесное превращение комнаты.
1 2 3 4 5