— Фрэнки, Эм совершенно вымоталась, и все мы тоже. Нам нужно домой, — сказала мама.
— Так я тоже с вами поеду.
Мама помолчала.
— Ты на самом деле этого не хочешь. Просто разволновался из-за Эм.
— Конечно, я разволновался, а что в этом плохого? Я так скучал по тебе, по тебе и детям.
— Спорим, ты о нас и не вспоминал, — сказала мама.
В ее голосе даже не было злости, одна только усталость.
— Я почти все время о вас думал!
— Ты много месяцев не давал о себе знать. Не присылал ни пенни на детей. Они могли бы умереть с голоду, тебе и горя мало, — сказала мама.
— Я понимаю, мне нет прощения, но я клянусь, я думал о них! Потому сегодня и оказался в Лондоне. Я хотел добыть экземпляр последней книжки Дженны Уильямс, с автографом, и послать его Эм по почте, как сюрприз.
— Вот уж действительно был бы сюрприз, — отозвалась мама.
— Что с тобой, Джули? Ты стала какой-то… жесткой.
— Видимо, закалилась наконец, — ответила мама. — Лучше поздно, чем никогда. Ладно, мы едем домой. Если захочешь нас навестить, это будет замечательно, особенно для детей. Но невозможно просто взмахнуть волшебной палочкой и притвориться, будто этого года не было.
— Его не было, — с силой произнес папа. — Мы прокрутим стрелки назад, вернемся в канун Рождества. Мы по-прежнему семья — ты, я и дети, мы любим друг друга, и все у нас будет просто чудесно, вот увидишь. Все получится, правда, Эм, стоит только пожелать изо всех сил?
Я заплакала.
— Не надо, Фрэнки. Не надо ее мучить. Ей и так трудно пришлось, — сказала мама. — Пойдем домой, Эм. Фрэнки, ты сейчас уйди. Пожалуйста.
Папа настоял на том, чтобы вызвать для нас такси. Сказал, не можем же мы ехать поездом. Мы все набились в машину, и папа тоже.
— Он больше не войдет в мой дом, — сказала бабушка. — Боже, что у тебя за вид, Фрэнки? Ты что, в канавах ночуешь? У тебя закончились дуры-подружки, поэтому ты снова хочешь сесть нам на шею?
— Я просто хочу убедиться, что моя семья благополучно добралась до дому, грымза ты старая, — сказал папа.
— Прекратите оба сейчас же, — яростно проговорила мама. — Подумайте о детях, пожалуйста.
Максик и Вита, полусонные, пристроились у папы на коленях. Я свернулась клубочком рядом с ним, положила голову ему на плечо. Мне так хотелось верить в чудеса, волшебство и магическое исполнение желаний. Вот бы такси превратилось в изумрудную карету и унесло нас в зачарованную страну, и мы жили бы там долго и счастливо… Но такси привезло нас к бабушкиному дому, и водитель потребовал так много денег, что папа не смог расплатиться, и бабушка снова принялась его язвить, доставая кошелек.
Мама сказала:
— Я сама заплачу за поездку.
Папа сказал:
— Завтра я пришлю тебе деньги, Джули.
— Да, будь так добр, — сказала мама.
— Ты мне не доверяешь? Я тебя не виню. Но ты увидишь. Поверь в меня один только раз, — сказал папа.
Он поцеловал на прощание Виту, Максика и меня. И маму поцеловал тоже. Она не обняла его. Молча пошла прочь, но, когда мы уже были в доме, я увидела, что она плачет.
В ту ночь я совсем не спала. Я не могла удобно устроиться в постели из-за больной руки. Лежала на спине, вся разбитая, и смотрела в темноту. Я не знала, можно верить папе или нельзя.
Я не знала, хочет он остаться со своей новой подружкой или вернуться к нам.
Я не знала, действительно ли он собирался подарить мне книгу Дженны Уильямс.
Я не знала, правда ли он думал, что в моем кольце настоящий изумруд.
Я не знала, получу ли вообще когда-нибудь свое кольцо обратно.
Я не знала, сбылось мое желание или нет.
14
В рождественский сочельник мы долго-долго не ложились спать. Мы все устроились на диване: мама, Вита, Максик или жевали конфеты «Кволити-стрит» из громадной жестянки с Рождественской картинкой на крышке. Я знала, что мама купила мне в подарок шикарные модельные джинсы. Они были большого размера, но все равно я жутко радовалась, что они на меня налезли. Завтра, конечно, втиснуться будет труднее, после такой кучи шоколада, ну и ладно. Я совала за щеку одну конфету за другой, хотя в последнее время я разлюбила шоколад.
Вита с Максиком почти уже спали, свернувшись, как щенята, и пуская шоколадные слюни. Я сделала на всех маленькие бокалы из разноцветных конфетных оберток, и малыши надели их себе на пальчики.
У мамы в руке был настоящий бокал с вином. Она чуть не целую бутылку уговорила в одиночку.
— Бабушке не рассказывай! — попросила она меня, когда я налила ей последние остаточки.
Я сказала:
— Бабушка, наверное, сегодня тоже хлещет вино со своим Эдди. Знаешь, я не хочу говорить о ней гадости, но без нее Рождество намно-о-ого лучше.
— Да, нам так хорошо вчетвером, — сказала мама, но голос у нее был не совсем твердый. Наверное, от вина.
— Не вчетвером. Впятером! — Максик принялся считать на пальцах. — Раз, два, три, четыре, пять.
— Максик, заткнись, — быстро сказала я.
Сил не было смотреть, как он все еще надеется.
— Мы четверо… и Санта-Клаус, — сказала мама. — Так что ложитесь, дети, поскорее спать, не то он не сможет сегодня к вам прийти.
Вита села, потягиваясь.
— А на самом деле Санта-Клаус есть? — спросила она.
— Конечно, есть. Как ты думаешь, кто оставляет для тебя подарки возле кроватки? — сказала мама.
Личико Виты сморщилось.
— Я знаю, кто приносит нам подарки, — сказала она. — Я знаю, кто принес мне Балерину.
Я прижала палец к губам и кивнула на Максика. Мы с мамой затаили дыхание. Вита подумала и решила, что ей нравится быть взрослой девочкой наравне с нами и хранить общий секрет. Она тоже приложила палец к губам, потом прижала к себе Балерину и потерлась носом о ее мягкую бархатную шерстку.
Балерину прислали нам по почте в большом пакете, выложенном розовой папиросной бумагой. Олениха была как новенькая — рожки ей выпрямили, а на мордочку пришили идеальный розовенький носик. На ней была надета новая розовая пижама в полосочку и розовый махровый халатик с крошечным носовым платочком в кармашке. При ней был еще чемодан, а в чемодане — аккуратно уложенное нарядное платьице, фартучек и ее собственная розовая балетная пачка.
Максик тоже получил посылку с новеньким набором фломастеров, целой пачкой конвертов и специальной бумаги для писем и кляссером с замечательными марками.
Я получила ценную бандероль — мне прислали мое изумрудное колечко в шкатулке с зелеными блестками. Когда я открыла крышку, заиграла музыка и маленькая балеринка начала кружиться.
Маме папа прислал красный бисерный кошелек в форме сердечка, битком набитый деньгами.
Он не пришел нас навестить, но он нас не забыл.
Глупо надеяться на большее. Вот такие у нас рождественские подарки в этом году.
Но мы все равно надеялись.
Мы не ложились, пока не услышали, как часы бьют полночь.
— С Рождеством вас, дорогие мои, — сказала мама и поцеловала нас всех по очереди. — А теперь в постель! Помоги-ка мне, Эм, я совсем пьяненькая. Господи, я никудышная мама!
Я кинулась ее обнимать:
— Нет, ты самая лучшая мама на свете!
Я взяла Максика на руки и погнала перед собой Виту. Мы втроем повалились в постель, мама легла рядом с нами поверх одеяла и поцеловала нас на ночь.
— Носочки еще пустые? — сонно пробормотал Максик.
— Пока пустые, — сказала мама. — У Матушки Рождество еще будет сегодня хлопот.
— У Санта-Клауса, глупенькая, — сказал Максик.
— Без разницы, — сказала мама. — Ну, спокойной ночи, мои хорошие. Сладких вам снов.
Она встала и пошатнулась.
— Мам, ты хорошо себя чувствуешь? — Я села в постели. — Давай я тебя уложу.
— Нет, нет, все в порядке. Просто я такая дурочка. Все загадываю желания, Эм, совсем как ты. Глупо, правда?
— Желания всегда сбываются не так, как задумаешь, — сказала я.
И тут мы услышали внизу какие-то звуки. Стук в дверь. Потом хлопнула крышка почтового ящика.
— Кто там? — Мамин голос прозвучал тоньше, чем обычно.
— Хо-хо-хо! — раздалось у двери.
Мы все четверо резко сели на кровати, а потом вскочили и ринулись вниз по лестнице. Похоже, рождественские чудеса все-таки случаются. Может быть, в этом году у нас будет самое лучшее Рождество на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21