— Вы приехали к Объячеву за деньгами?— Да.— А он?— Послал.— Деньги?— Меня послал. Сказать куда?— Догадываюсь. Это был его окончательный ответ?— Он говорил всякие слова, произносил какие-то обещания, какие-то надежды пытался внушить, но я понимал — никогда моих денег не отдаст. Не сможет. Он сам об этом не догадывался, но я понял: Объячев воспринимал возвращение долга как личное оскорбление. Он не мог переступить через себя. Мог только брать. Причем брал всем.— Всем — это как? — спросил Пафнутьев.Вьюев еще дальше отодвинул от себя пистолет. Некоторое время молча смотрел в окно — солнечные лучи били ему прямо в глаза, но он, казалось, не замечал этого неудобства, более того, смотрел на солнце не мигая, будто для него это было привычное занятие.— Чем брал? — Вьюев усмехнулся. — Говорю же — всем. Унижением, оскорблением... Зная, что человек не может вернуть долг, пустяковый долг, больших долгов он не прощал, так вот, зная, что с этого человека ничего уже взять нельзя, он брал его самолюбие, достоинство. Он растаптывал его, превращал в тряпку и этим как бы возвращал долг. Как-то приехал ко мне за деньгами... Я не смог ему тогда вовремя вернуть долг. И тогда он изнасиловал мою жену.— При вас, что ли?— Нет, я отлучился куда-то... За коньяком пошел. Этого времени ему хватило.— Распили коньяк? — спросил Пафнутьев таким тоном, будто это сейчас было самым важным. Впрочем, вполне возможно, что это действительно было самым важным.— Да, распили. Но о том, что он сделал с моей женой, я узнал, когда он уже уехал.— И тогда вас посетили мысли насчет вот этих дел, — Пафнутьев кивнул на пистолет, лежавший на столе.— Мысли насчет этих дел меня не покидали никогда, — отчаянно признался Вьюев. — Они всегда были при мне.— И наконец представилась возможность...— Не надо! — он махнул рукой. — Не надо мне клеить это убийство. Уж поверьте мне, я бы нашел способ сделать это совершенно неуязвимо. Так, что вам и в голову не пришло бы задавать мне вопросы и вообще встречаться со мной.— А это возможно? Совершить убийство неуязвимо?— Да! — отрывисто произнес Вьюев. — Да! — повторил он уже с вызовом, твердо посмотрев в глаза Пафнутьеву. — У меня было несколько вариантов.— Домашние заготовки?— Можно назвать и так.— Поделитесь, — попросил Худолей, решив, что и он, наконец, может вмешаться в этот рискованный разговор.— Ни за что! — усмехнулся Вьюев. — Это мои маленькие изобретения, они еще не запатентованы. Кто знает, с кем меня еще сведет судьба, — глядишь, и пригодятся.— Отчаянный вы человек, — уважительно произнес Пафнутьев. — С куражом.— Что вы хотите — предприниматель первого поколения. Мои дети будут осторожнее, мои внуки вообще станут законопослушными и исправными налогоплательщиками.— Куда вы удирали ночью с чемоданом?— Спасался, — пожал плечами Вьюев. — В доме труп. С покойником у меня отношения сложные. Можно сказать, больные. На каждом этаже — милиция, оперативники, эксперты... Надо бежать.— Вы не убивали Объячева? — прямо спросил Пафнутьев.— Нет, — быстро ответил Вьюев. — Не убивал, хотя...— Слушаю внимательно.— Хотя сейчас вот, за этим столом, этим утром, разговаривая с вами... Я начинаю об этом сожалеть. Если я этого и не сделал...— Вы имеете в виду убийство?— Да, разумеется... Так вот, если я этого и не сделал... то только по одной причине — я все еще надеялся получить с него деньги, все еще думал, что это возможно.— Много денег? — невинно спросил Худолей.— Тысяч двести.— Долларов?— Конечно. Для него это были не слишком большие деньги, так, средненькие... Как вы думаете, во сколько ему обошелся этот домик?— Понятия не имею, — чистосердечно признался Пафнутьев.— Наверняка побольше миллиона.— Долларов? — охнул, как от удара, Худолей.— Не тугриков же, — усмехнулся Вьюев.— И в этот свой приезд вы поняли окончательно и бесповоротно, что денег с Объячева уже не получить? — спросил Пафнутьев, снова выходя на тему убийства.— Да, понял. Но поймите — я не стал бы его убивать здесь, при таком количестве народа. Не стал бы. Но и скрывать не буду — я удовлетворен случившимся, мне ничуть его не жаль, и если я о чем-то действительно сожалею, так это о том, что уже никогда с него своих денег не получу.Пафнутьев помолчал, склоняя по своей привычке голову то в одну сторону, то в другую, то к одному плечу, то к другому. Это производило такое впечатление, будто он выслушивал доводы то одной стороны, то другой; то сомневался, то отбрасывал свои же сомнения. Он не смотрел ни на Вьюева, ни на Худолея, чтобы они не отвлекали его от мыслей глубоких и проницательных. Пафнутьев водил пальцем по полированной поверхности стола, следуя за причудливыми узорами орехового дерева, и, наконец, поднял голову, встретился взглядом с Вьюевым.— Что у вас в чемоданчике?— Документы, — Вьюев нервно передернул плечами.— Какие?— Деловые... Разные. Договоры, расписки, обязательства.— Все документы... ваши личные?— Не только... Когда все это случилось... Я нахватал у Объячева... Какие подвернулись. Со стола, из сейфа...— Сейф был открыт?— Нет.— Как же вам удалось проникнуть в него?— Удалось.— Я смотрю, у вас много домашних заготовок?— Вы еще не обо всех знаете, — отчаянно заявил Вьюев.— Поделитесь, — опять попросил Худолей.— Как-нибудь при случае.— С какой целью вы пытались похитить объячевские деловые бумаги?— Я подумал, что с их помощью мне удастся доказать его долг и хоть что-нибудь вернуть.— Подводим итоги, — сказал Пафнутьев. — Причины убить Объячева у вас были. Желание убить тоже имелось. Мысли убить Объячева вас посещали часто и настойчиво. Более того, вы не один раз задумывались над тем, как убить Объячева столь хитро и предусмотрительно, чтобы следствию и в голову не пришло заподозрить в этом злодейском преступлении именно вас. Скажите, гражданин Вьюев, я правильно все изложил?— Да, совершенно правильно. Только в одном месте допустили ошибку.— Какую?— Вы назвали преступление злодейским. Это не так. Здесь нет никакого злодейства. Это был бы справедливый акт возмездия.— Олег Игоревич... А вы никому ничего не должны? За вами никаких долгов не числится? Денежных, нравственных, товарищеских?Некоторое время Вьюев с недоумением смотрел на Пафнутьева, потом усмехнулся каким-то своим мыслям, потер ладонями бледное после бессонной ночи лицо да так и остался сидеть, опустив голову.— Понимаю вас, — наконец сказал он. — Согласен с тем, что вполне возможно кто-то мечтает лишить жизни меня и наверняка когда-нибудь лишит... Говорю же — предприниматель первого поколения. Все мы живем хорошо, но недолго. Но я не убивал Объячева.— Кто, по-вашему, мог это сделать? Здесь, в этом доме, не так уж много людей, согласитесь... Вот вы, жена, красавица-секретарша, домработница, телохранитель...— Бомж в сарае, — подсказал Худолей.— Как, у него был личный бомж? — весело удивился Пафнутьев.— Почему был? Он и сейчас есть. Отдыхает после хорошего виски.— Два строителя, — подсказал Вьюев. — Вы с ними уже беседовали?— Чуть позже, — сказал Пафнутьев, поднимаясь. — А вас прошу больше не убегать. Это производит дурное впечатление на следствие.— Совершенно верно, — кивнул Худолей. — Приличные предприниматели так себя не ведут, — он осуждающе посмотрел на Вьюева. — Если, конечно, совесть их чиста и непорочна.— Мне бы документы мои получить... Это как, возможно?— Чуть попозже, — привычными своими словами Пафнутьев наловчился уходить от всех срочных вопросов и решений. «Чуть попозже» — говорил он, когда слишком уж его торопили, когда нечего было сказать или вообще преждевременно было произносить что-либо определенное. * * * Строители жили в подвале. Это была большая комната, почти зал, который в будущем можно бы приспособить и под настольный теннис, и под бильярд, и даже под небольшое стрельбище — чего по пьянке не придет в голову загулявшим гостям. По диагонали, из угла в угол, расстояние явно превышало двенадцать метров, и из воздушных пистолетов вполне можно устраивать полуночные состязания.Здесь было тепло, сухо, вдоль стен шли толстые, горячие трубы — отопление в доме было свое, независимое от внешних условий, от государственных котельных. И воздух свежий — три небольших окна у потолка давали достаточно и света, и воздуха.Вдоль стены стояли несколько кроватей, скорее всего позаимствованных в какой-нибудь соседней воинской части. Но заняты были только две — с них-то и поднялись два мужичка, едва Пафнутьев вошел. Поднялись да так и остались стоять у своих кроватей, словно ожидая от него каких-то указаний.— Вольно! — сказал Пафнутьев, закрывая за собой дверь. Мужички расслабились, заулыбались и сели на кровати, с которых только что поднялись. — Кто такие будете?— Работаем мы здесь... — ответил молодой — более щуплый и, похоже, пошустрее.— Давно? — задал Пафнутьев самый невинный вопрос, не предполагая, что он окажется самым существенным из всех, которые он вообще мог задать.— Да уже больше года, — ответил тот, что постарше.— Да-а-а? — удивился Пафнутьев. — А сами откуда?— Западная Украина. Золочев.— А дома — жены молодые, дети малые?— Так оно и есть.— И что же вы тут делаете?— Штукатурные работы, кирпичная кладка, камин вот сложили, отопление провели... Сейчас третий этаж вагонкой обшиваем. Хватает работы.— Когда домой?— Собирались через месяц... А теперь даже и не знаем.— В чем проблема?— Хозяина-то нашего, говорят, убили...— Точно, убили, — Пафнутьев сел на свободную кровать. — Могу подтвердить. Этой ночью и убили.— Вопрос возникает...— Слушаю внимательно.— Кто же заплатит за работу?— Сколько вам не заплачено?— За весь год и не заплачено.— За год?!— Мы и намекали, и открытым текстом, и за горло брали нашего Константина Александровича...— И что же Объячев? Устоял?— Устоять-то он устоял... Да, видно, не все такие лопоухие, как мы, — сказал молодой парень. — К кому нам теперь за деньгами-то? Или все так и ахнулось?— Не знаю, ребята, — Пафнутьев развел руками. — Вопрос непростой. И если уж говорить откровенно...— Ну? Ну? — нетерпеливо, почти хором заторопили его рабочие, побледнев от дурных предчувствий.— Не завидую я вам.— Да не надо нам завидовать! Мы тоже никому не завидуем! Нам деньги нужны!— Понимаю, — кивнул Пафнутьев. — Хорошо вас понимаю. И потому не завидую. И сразу говорю — не по моей это специальности. Моя забота — убийцу найти.— А почему к нам пришли с этим делом?— Не только к вам, я ко всем подхожу. Народу в доме не так уж много, человек пять, семь... С вами чуть побольше. Убийца в доме. Кто?Но даже эти суровые слова не смогли сбить мужиков с их собственных проблем, — похоже, они и не услышали вопроса Пафнутьева, озабоченные уплывающими из рук деньгами, которые зарабатывали целый год. Они смотрели Пафнутьеву в глаза, и он хорошо видел, что нисколько не заботит их поиск убийцы, что думают они сейчас только о деньгах. Впрочем, их напряженное, сосредоточенное молчание могло быть истолковано совсем иначе. И Пафнутьев мог при желании озвучить сейчас их мысли иначе — все ли сделано чисто, не осталось ли следов, нет ли чего такого, за что их могут привлечь, уличить и посадить надолго.Всматриваясь в лица мужиков, вслушиваясь в их горестные причитания, Пафнутьев не мог избавиться от впечатления, что во всем этом таится какой-то второй смысл. Или рабочие не договаривают, или говорят не самое главное. То вдруг без всякой надобности быстро переглянутся, словно сверяя свои слова, словно советуясь. И еще видел Пафнутьев — нет, все-таки нет в них истинной горести, боли, разочарования. Не так себя ведут люди, которые, отработав год, вдруг обнаруживают, что получать им нечего и даже, более того, — не от кого. В какой-то неуловимый миг показалось ему, что они не столько печалятся, сколько хотят показать свою опечаленность.И он решил проверить свои впечатления.— Как же вас дома-то встретят? Там же на деньги надеются? Наверное, в долги залезли — в надежде на ваши заработки?— Ой, не знаю, не знаю! — запричитал, раскачиваясь из стороны в сторону, старший рабочий. — Боюсь даже думать об этом, боюсь даже представить, что будет, когда скажу все, как есть, — он замолчал, продолжая раскачиваться с закрытыми глазами.Нет, не убедили эти слова Пафнутьева. Холодными показались. Так может произносить текст слабенький актер, но не человек, которого только что ограбили, который минуту назад узнал, что обманут подло и нагло.— Как вас зовут? — спросил Пафнутьев чуть жестковато, не отделавшись еще от впечатления, что его разыгрывают.— Меня Васыль Вулых, а вуйко — Степан Петришко.— Вуйко? Это имя такое?— Нет, вуйко — это вроде дядька, вообще старший, уважаемый...— Понял, — кивнул Пафнутьев. — Он, значит, вуйко, а ты совсем даже не вуйко?— Дело не в этом... Парень помоложе может назвать меня вуйко. Но среди нас двоих — Степан для меня вуйко, а я для него просто Васыль.— Как я понимаю... В доме жили не очень мирно?— Какой там мир! — воскликнул Степан, и Пафнутьев вдруг уловил, почувствовал в его голосе ту искренность, которой так не хватало ему до сих пор. И с облегчением убедился, что первое его впечатление не ложное, не надуманное, не вызвано дурной подозрительностью. — Грызлись все, как собаки!— Вы здесь питались? — спросил Пафнутьев.— Да, — подтвердил Степан. — Нас кормили.— В подвале?— Когда хозяин был дома — то за общим столом.— Все вместе? — удивился Пафнутьев.— Да, разом.— И выпить давали?— Если хозяин пил, то и нам подносили. Что он пил, то и мы.— Так не часто бывает?— Так почти не бывает, — сказал Васыль. — Потому и терпели год... Вроде за одним столом питаемся: не кормят, как собак, где-то во дворе, за углом... Все за столом — и мы за столом. Получалось, что вроде как одна семья... Потому и язык не поворачивался каждый раз кричать: «Давай деньги! Давай деньги».— А когда гости?— Смотря какие гости... Если его люди, из города, по своим делам, то, конечно, он сидел с ними наедине. Если приходили соседние застройщики... Вместе сложности обсуждали, за одним столом.— Да ладно тебе трепаться! — вдруг сорвался Степан. — Зарядил — за одним столом, за одним столом... Триста лет в гробу я видел его стол! Ты мне отдай положенное, а я уж как-нибудь сам прокормлюсь! Тоже еще — благодетель! Дерьмом он жил, дерьмом и подох.— И вам совсем-совсем его не жалко? — удивился Пафнутьев.— Кого? Объячева, что ли? Триста лет в гробу в белых тапочках! Он как-то проболтался — в ресторане посидел вечерок со своими ребятами...— И что? — спросил Пафнутьев. — Хорошо посидел?— Наша с Васылем годовая зарплата! Вот цена их ужина. Не собирался он нам платить, не собирался! Это я знаю точно и всегда Васылю повторял. Он не верил. А сейчас хошь — не хошь, а верь!— Теперь-то уж точно заплатить не сможет.— И не собирался! — твердил свое Степан. — Я тебе это говорил? Спрашиваю — говорил?— Было дело, — кивнул Васыль.— Часто говорил?— Частенько.— Я прав?— Ты всегда, Степан, прав.— Вы сказали, что в этом доме все грызлись, как собаки, — напомнил Пафнутьев. — Что вы имели в виду? Лаяли, кусались, рычали?— Гавкать не гавкали, и чтоб кусаться — тоже не замечал... Но, знаете, у всех было на душе вроде как злобство. Тот этого ненавидит, этот того терпеть не может, все вместе сраного Объячева готовы растерзать...— За что?— А! — Степан махнул рукой. — Конечно, он всех кормил, одевал, кое-кого по островам возил, по странам жарким... Но как сказать... Не по доброте душевной, не из щедрости и бескорыстия — нет. Жлоб он, вот что я скажу. Все, кто в этом доме жил, были для него прислугой. И потом, знаете, можно и с прислугой нормально жить, а этот Объячев никогда не забывал напомнить, что ты прислуга. Я не возражаю, пусть прислуга, но плати! У меня семья в Золочеве год ничего, кроме картошки, не ест! Год!— И однажды вам это надоело, — произнес Пафнутьев без вопроса, просто проговорил, как бы вывод для себя сделал, но Степан почувствовал — надо что-то ответить.— Почему однажды? — он передернул плечами. — Это давно мне надоело. Васыль все сдерживал меня, а то я бы давно с этим хмырюгой разобрался.— А как с ним можно разобраться?— Как? Да тыща способов! Принес бы он мне эти денежки, в жменьке принес!— В чем?— В ладошке.— Так как же все-таки с ним можно было разобраться?— Морду набить — это первое дело. Петуха пустить в этот домик тоже можно. Работу так сделать, что через месяц все развалится, через месяц все надо по новой отделывать.— Так, — кивнул Пафнутьев. — Это уже три способа. И еще есть другие?— Есть.— Слушаю вас внимательно.— Телевизор видели в каминном зале? Он три тыщи долларов стоит. Его нетрудно вывезти. Никто и не заметит. Ковры видели в рулоны свернутые? Иранская ручная работа. Даже набор каминный — лопаточка, щипчики, совочек... Мне полгода надо вкалывать, чтобы такой набор купить.— Неужели совок с лопатой может столько стоить? — ужаснулся Пафнутьев.— Шведское исполнение: кованый металл, винтовой узор, квадратное сечение, отделка из дуба, подставка с фигурными крючками, тоже коваными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27