Конечно, подводя итоги прожитого, Рушан мог бы не вспоминать об этих "романах", отнеся их в разряд легкомысленных увлечений. Тем более, на взгляд человека постороннего, две "любви" в полгода могут показаться несерьезными, не достойными быть упомянутыми в разговоре о столь высоком чувстве.
Но сроки тут ни при чем -- он встречал позже примеры из серьезной классической литературы, когда дни, даже часы многое значили, определяли судьбу на всю жизнь или становились духовной опорой героев. Был и более веский аргумент -- на всем стоит тавро: проверено временем.
... К тому новогоднему балу в сорок пятой железнодорожной школе, где у Рушана неожиданно начался "роман" со Светланкой Резниковой, Дасаев уже три с половиной года был безответно влюблен в Томочку Давыдычеву, и, конечно, в их провинциальном городке многие об этом знали. Там все на виду, невозможно уберечься от любопытных взглядов, а Рушан и не таился, да и любовь к такой заметной девушке не могла остаться незамеченной.
В ту пору школьники жили куда более насыщенной жизнью, чем нынешние, каждую субботу в той или иной школе проводились вечера, организованные с большой выдумкой, куда непременно приходили старшеклассники из других районов. На такие программы приглашались одни и те же лица, среди них и Тамара, а уж где она -- там и Рушан. Хозяева среди гостей сразу выделяли девушку и наперебой зазывали на танец, но как-то сам собой быстро возникал барьер между ней и новыми поклонниками: по залу неслышной волной прокатывалось: "девушка Рушана". Так бывало и в "Железке", и на летней танцплощадке, и в "ОДО". Тамара, конечно, знала об этом, наверное, ей иногда даже нравилось такое опекунство.
В семнадцать мы все бываем кем-то очарованы, зачастую безответно, и в молодом эгоизме вряд ли замечаем, кто в кого влюблен, тем более чтобы помнить через годы... Но их отношения, наверное, запали в память многим. Спустя лет десять, в один из своих наездов в Актюбинск, он получил тому подтверждение. Остановился он в тот раз в родном городе в гостинице "Казахстан" и часто гулял по улице Карла Либкнехта, давно утратившей название Бродвей. В день по нескольку раз он поднимался вверх от парка Пушкина к сорок пятой школе, стоящей на горе, напротив пожарки, и как воочию видел себя юным, азартным, раскланивавшимся с улыбкой направо и налево,-- на Бродвее он был своим парнем. И вот однажды во время прогулки его остановила молодая женщина с двумя авоськами и, смущаясь, спросила:
-- Извините, скажите, пожалуйста, как у вас сложились отношения с Тамарой?-- Видя его удивление, она, растерявшись вконец, добавила: -- Не знаю почему, но я часто вспоминаю вас. Я никогда не забуду, как вы выискивали глазами ее на вечерах в нашей школе, мне казалось, ваш взгляд сжигал все на пути к ней. Поверьте, это не только моя фантазия, мне то же самое говорили подружки, многие за вас, Рушан, переживали.
-- Спасибо,-- ответил растроганный Дасаев.-- Но, увы, она вышла замуж за другого и живет в Черновцах.
Пока женщина не скрылась за углом, он долго смотрел ей вслед, пытаясь припомнить ее на тех вечерах, которые отчетливо помнил, но, увы... Он заметил смущение незнакомки и от мятого, невзрачного платья и стоптанных туфель, и от тяжелых авосек с картошкой и понял, как нелегко дался ей вопрос, у нее своих забот хватало, это бросалось в глаза сразу, и вот надо же...
Вообще в тех местах, где он появлялся, знали, в кого он влюблен, и эта верность у многих вызывала симпатию. Впрочем, нужно оговориться, по тем временам это был не подвиг, а нечто само собой разумеющееся -- верность окружающими ценилась. Но каково было тогда самому Рушану? Через полгода он заканчивал техникум, а что ожидает путейца? Полустанок, в лучшем случае --станция? Надеяться на то, что туда приедет Тамара, было бесполезно, тут надежды даже на переписку не было. Она знала, что он есть, влюблен в нее, и, кажется, воспринимала это как должное: иногда позволяла проводить после школьных вечеров, танцевала с ним, порою даже говорила ему приятные слова, кокетничала, изредка объявлялась на его соревнованиях по боксу и очень темпераментно болела, но все это было не то... Он-то видел, как "встречались" с девушками его друзья -- Валька Бучкин, Ленечка Спесивцев. Незнакомым девушкам, которые вдруг начинали интересоваться им, друзья говорили: оставь, его никто, кроме Давыдычевой, не интересует, безнадежный однолюб. Вот такая у него была репутация в те юные годы.
Тот новогодний вечер для них был последним в Актюбинске. Летом он отбывал по направлению и понимал, что навсегда расстается с беспечной студенческой жизнью, а впереди -- нелегкие взрослые будни. Работа на транспорте требует человека целиком, он уже знал, что дорожный мастер не имеет права отлучиться с участка, не предупредив, где его могут найти,--такова специфика.
В тот праздничный вечер его одолевали грустные мысли, хотя после бала в школе он был приглашен Стаиным в одну интересную компанию. Жорик, с кем он пришел в сорок пятую, мотался по залу, пытаясь выяснить, кто же скрывается за No 14, завалившим его любовными посланиями, а Рушан, задумавшись, стоял у колонны, не решался пригласить на танец Тамару, почему-то державшуюся сегодня особенно капризно. Объявили "белый" танец, и Рушана пригласила Светлана Резникова. Между собой ребята звали ее "Леди". Светланка, надменная, острая на язык девушка, из известной в городе семьи, нравилась многим и знала об этом. Рушан, давно не видевший ее, поздравил с наступающим Новым годом и спросил, зная про ее давний и прочный роман с парнем, учившимся в мединституте:
-- А где же Славик?
Светланка, положив ему обе руки на плечи,-- прежние танцы позволяли это,-- сказала озорно и без всякого сожаления:
-- А он бросил меня...
-- Тебя, прекрасная Леди? В это трудно поверить,-- подлаживаясь под ее шутливый тон, ответил Рушан.
-- Да, вот такой он ветреник. И как мне кажется, на сегодня мы --прекрасная пара. Ты не нужен Давыдычевой, я -- Мещерякову, двое отверженных. Ну как, Рушан, закрутим любовь?
Она глядела на него с улыбкой и теснее сжимала пальцы рук у шеи. Близость ее, жар рук, аромат духов кружили ему голову. Видя, что Рушан не понимает, в шутку или всерьез она говорит, Светланка показала на вальсирующую у елки пару: Славик увлеченно танцевал с давней соперницей Светланки -- Верочкой Осадчей. Как только кончился танец, она взяла его под руку и, отведя к колонне, осталась рядом с ним. Глядя нежно, как не смотрела на него до сих пор ни одна девушка, она поправила Рушану бабочку и с обворожительной улыбкой, от которой он терялся, заявила:
-- Хочешь -- не хочешь, Дасаев, я беру тебя сегодня в плен. Уходя на вечер, я слышала по радио призыв: обиженные в любви -- объединяйтесь!
Дасаев, не понимая, разыгрывают его или это всерьез, смутился еще больше. Выручил объявившийся рядом Стаин... И тут Рушан почувствовал, что Светланка не шутит. Она, оказывается, знавшая об их дальнейшей программе, вдруг объявила оторопевшему Стаину:
-- Жорик, на Рушана не рассчитывай, он сегодня мой. Я решила его украсть. Могу я позволить себе в качестве новогоднего подарка обаятельного чемпиона по боксу?
Стаин удивленно глянул на Светланку,-- он знал, что своенравная Резникова в настроении могла учудить и не такое, и ей все прощалось. "Она знает свое место в обществе",-- как высокопарно говаривал о ней Жорик, когда-то он безуспешно пытался за ней ухаживать.
-- Не боишься? Славик в гневе бывает крут,-- видимо, дразня Резникову, обронил Стаин.
-- Не боюсь. Рушан Давыдычеву оберегал и не от таких, как Мещеряков,--ответила Светланка и демонстративно прижалась к Дасаеву.
-- Ну, тогда я пошел, у меня тоже сердечные проблемы. Желаю приятной встречи Нового года.-- И, приобняв Рушана, добавил:-- Помни, Татарка своих в обиду не дает...-- Он имел в виду, что Славик живет на Курмыше, где обитала такая же оторва, как и на Татарке. И элегантный Стаин, по которому в тот вечер тосковал не один девичий взгляд, скрылся в толпе танцующих.
Новогодний бал становился все шумнее, напряженнее, сбивались последние компании, чтобы встретить полуночный бой курантов у кого-нибудь дома. Конечно, неожиданно возникший "дуэт" Резникова -- Дасаев не остался без внимания, но в тот вечер вряд ли кто принял их отношения всерьез, ведь казалось: Резникова просто дразнит Славика, а Рушан с удовольствием подыгрывает очаровательной Светланке.
За окнами падал снег, медленно вращалась щедро наряженная елка, в зале заметно поредело, время неумолимо приближалось к полуночи, и властная Светланка, весь вечер не отпускавшая Рушана ни на шаг, сказала:
-- Идем, пора и нам отметить Новый год и начало нашего романа,-- и потянула его бегом к лестнице, ведущей в раздевалку.
Рушан предполагал, что Светланка пригласит его в какую-то компанию,--ей, как и Стаину, везде были бы рады,-- но она, как о давно решенном, вдруг объявила:
-- Ну, теперь идем к нам, нас ждет накрытый стол.-- И видя удивление на лице Рушана, с улыбкой пояснила:-- Да, да, накрытый стол. Я была уверена, что буду отмечать Новый год с тобой, ты моя сознательная и давно избранная жертва. Не жалеешь?-- Наслаждаясь его смущением, добавила: -- А чтобы тебя не мучили угрызения совести или сожаление, скажу -- я точно знаю: в новогодних планах Давыдычевой тебе места нет. Она на днях мне звонила, и мы с ней целый час болтали. Правда, я ей не сказала о ссоре со Славиком, а что мне хотелось, выведала. Представляю, как она сейчас бесится, тебя ведь еще никто не уводил. Но жизнь -- борьба, как нас учат в школе. Ты не осуждаешь меня, Рушан?-- И, приблизившись к нему, вдруг обхватила его голову прохладными руками и одарила жарким поцелуем...
Резниковы жили в десяти минутах ходьбы от школы, и они, свернув с Карла Либкнехта на Орджоникидзе, поспешили вниз к вокзалу, где напротив "Железки" высился заметный особняк за высоким глухим забором. Стояла поистине новогодняя ночь -- с легким морозцем, мягко падающим снегом, и Светланка всю дорогу озоровала, сталкивала его в сугробы, бросалась снежками, пыталась лепить снежную бабу. Целовались почти у каждого дерева, и Рушану всякий раз приходилось опускать в снег завернутые в газету ее лаковые "шпильки". На катке, во дворе "Железки", горела огнем наряженная елка, и стайки подростков в ярких спортивных костюмах мирно катались вокруг нее на коньках, для этой картины явно не хватало музыки, но радостный смех, визг, ошалелые от предчувствия близящегося праздника возгласы слышались издалека...
Ту давнюю прогулку в новогоднюю ночь он прокручивал в памяти потом сотни раз, припоминая все новые и новые подробности. Говорят, что иногда прожитые годы проносятся перед человеком в считанные секунды,-- может и так, но Рушану со временем та пятнадцатиминутная дорога представляется прогулкой длиною в целую жизнь.
Он шел как в бреду, иногда невпопад отвечая Светланке, не до конца понимая, что все эти ласковые слова, жаркие поцелуи, обрушившиеся на него вдруг, адресованы ему... Он никогда не думал, что от этого так может кружиться голова, биться сердце. Порою ему казалось: не сон ли это --надменная Светланка, недоступная Леди, о которой вздыхали многие, рядом с ним?
Она открыла дверь своим ключом и пригласила в дом. В прихожей, заметив его растерянность, одобряюще сказала:
-- Не бойся. Мы одни. Родители в гостях, вернутся завтра утром. Семейная традиция -- встречать Новый год у деда. Проходи,-- и она распахнула застекленную белую дверь в зал.
За спиной щелкнул выключатель, и перед ним вспыхнула тяжелая люстра под высоким потолком, прямо над наряженной елкой. Казалось, тысячи хрустальных солнц струили с потолка на нее осколки своих лучей -- это волшебное ощущение, которое он почувствовал в первый миг, надолго врезалось ему в память.
Удивительно, как в считанные минуты Рушан разглядел весь зал, его убранство, с тяжелыми, на восточный манер, коврами на стенах, громоздкими напольными часами в корпусе из потемневшего красного дерева, чей неслышный ход определял, наверное, долгие годы ритм этого дома, с книжными шкафами, блиставшими золотыми корешками редких и незнакомых ему книг, сервантом между окнами, где на хрустальных бокалах, фужерах отражались огни люстры и отсвет легких елочных игрушек и матово поблескивало тусклое серебро чайного сервиза. Чуть поодаль елки под белой крахмальной скатертью сервированный стол, заставленный салатами, закусками. Но Рушану прежде всего бросились в глаза две высокие вазы: одна с крупными золотистыми мандаринами, другая с красным алма-атинским апортом,-- с тех пор у Рушана Новый год ассоциируется с запахом яблок.
В те же минуты он ощутил уют, тепло и надежность этого дома и был рад, что не ошибся в представлениях о жизни Леди, чувствовалось, что она, как редкий экзотический цветок, росла в любви и заботе. В ту пору считалось хорошим тоном бывать в доме у девушки, с которой встречаешься,-- старые, милые традиции их провинциального городка, и Рушан понимал, что настал и его час, ведь в особняк на улице 1905 года его никогда не приглашали, и этот фактор играл в ту ночь немаловажную роль. Все навалилось на него стремительно, неожиданно, поистине -- новогодний сюрприз. Не успел он осмотреться, обвыкнуться, как Светланка вдруг сказала с досадой:
-- Простор зала и этот огромный стол гнетут меня. Ты не возражаешь, если мы переберемся в мою комнату?..
Рушан, еще до сих пор не осознавая, что с ними творится, в прострации лишь кивнул головой и привстал с кресла. Ее комната, довольно большая, выходящая окном во двор, оказалась напротив зала, и в приоткрытую дверь хорошо виднелась в темноте высокой комнаты светящаяся мерцающими гирляндами наряженная елка. Между книжными шкафами, занимавшими стену напротив окна, располагался уютный уголок с двумя глубокими кожаными креслами и низким столиком, обтянутым зеленым сукном. К изголовью одного из старинных кресел склонился стеклянный абажур диковинного бронзового торшера. Рушан вмиг представил Светланку, забравшуюся с ногами в просторное кресло с книжкой в руках и даже укутанную тяжелым шотландским пледом, он как раз покрывал ее низкую деревянную кровать. Но что-то инстинктивно насторожило Рушана: подняв тревожный взгляд от ее ложа с двумя туго взбитыми подушками, он сразу увидел на стене приколотую кнопками большую фотографию улыбающегося Мещерякова. Он так растерялся, что не мог отвести он него взгляда, и Светланка, вошедшая в комнату со скатертью в руке, застала его в замешательстве.
-- Это маман, ее происки. Где-то откопала любимого Славика. Видимо, решила новогодний сюрприз мне устроить,-- прокомментировала она и, тут же сдернув фотографию, разорвала ее на клочки. Потом, взяв Рушана за плечи, озорно, в своей лукавой манере, сказала:-- Жаль, у тебя нет подходящего фотопортрета, а то я бы организовала ответный сюрприз...
Она умело разрядила грозовую атмосферу: Рушан ни на минуту не усомнился, что все так и есть,-- Леди отличалась искренностью и прямотой, и в этом было ее очарование. Они часто общались, хорошо знали друг друга, возможно, и сегодняшний выбор Светланки не был минутным капризом.
Высокие напольные часы известили глухим боем, что до Нового года осталось всего четверть часа, и Светланка попросила его помочь. Вдвоем они быстро перенесли закуски, фрукты с праздничного стола в зале в ее комнату, и без пяти она зажгла на столе свечи в тяжелом, под стать торшеру, бронзовом шандале. Показав глазами на шампанское, волнуясь, сказала:
-- Вот так я задумала неделю назад и рада, что моя мечта сбылась. С Новым годом, Рушан!
Они сдвинули бокалы, и звон хрусталя слился с боем старинных часов в темном зале.
Та новогодняя ночь, как и дорога к дому Резниковых, спустя многие годы воспринимается как огромная и важная часть его жизни, и в воспоминаниях ни разу ему не удалось пробыть со Светланкой целиком -- от порога до порога, хотя он знает, что провел там шесть часов. И все равно, чтобы описать эту встречу, понадобится целый роман, и ни в какой телесериал не уложиться, ибо год за годом всплывают в памяти вдруг забытые слова, их оттенки, краски, жесты, взгляды, шумы, шорохи, запахи, мелодии. Хотя заставь его однажды записать хронологию новогодней ночи в доме Резниковой, он бы не смог. Как же так, если пронес в сердце это волшебное свидание через всю жизнь -- вроде не вяжется? Но это и есть тайна, магия чувств, не всякому она открывается, не открылась и ему, хотя Рушан почувствовал, вкусил дыхание любви. Кто-то, более жесткий, наверное, сказал бы: вкусил и отравился. Пусть и так. Или не так. Или совсем иначе.
Как-то давно в одной компании зашел разговор о любви, в котором Рушан не принимал участия, но когда возвращались домой, товарищ, видимо, еще не остывший от горячего спора, полюбопытствовал:
-- А как выглядела твоя первая любовь?
Рушан, вмиг вспомнив девушку с улицы 1905 года, ответил без раздумий:
1 2 3 4 5 6