Инструмент, пожалованный человеку Богом для вранья и измены.
Тому, кого предали, стыдно говорить с предателем. Предатель только усмехнётся в ответ на упрёки: он победил. Он успел предать раньше.
Малыш стоял перед ним спокойный, расслабленный, мягкий. На устах его даже блуждал призрак улыбки.
Матадор нагнул голову, словно бык, и посмотрел на свои сжатые кулаки. Они налились страшным свекольным цветом.
Малыш нахмурился и отступил назад:
— Что с тобой?
Матадор сглотнул ответ, кадык его дёрнулся.
По лицу Малыша пробежала тень, он отступил ещё дальше. Теперь они были в другой, меньших размеров, но столь же глухой и пустой кирпичной коробке.
— Ты что-то не понял… — начал говорить Малыш, — Я хотел тебя предупредить, что тебе не надо заниматься этим делом. Я послал тебе факс, думал, что ты всё поймёшь, вспомнишь о своём обещании…
Ах, вот оно что!
Африканское обещание, данное под маской казни, которая была только спектаклем…
Кровь отлила от кулаков Матадора. Он держал их перед собой и заторможенно наблюдал, как из свекольных кулаки превращаются в тёмно-кирпичные, в мокровные, как возвращается обычный телесный цвет…
Кровь отлила от кулаков и прилила к лицу. Матадор чувствовал, как по щекам разливается тропический жар.
Вся усталость этих дней. Весь мрачный гнёт героинового отходняка. Вся ярость самца, у которого отобрали самку. Всё унижение обманутой дружбы. Весь кошмар с африканской маской… Всё отразилось в жуткой гримасе.
— Брось пистолет, — сказал Малыш со всем другим тоном.
Матадор с удивлением заметил, что уже сжимает ТТ в согнутой правой руке. Что уже сшиб большим пальцем защёлку предохранителя. Матадор бросил пистолет в кирпичную стену.
Пистолет полетел к кирпичной стене. Из кирпичной стены торчал какой-то костыль. ТТ повис, раскачиваясь, на костыле.
Малыш вытащил из кармана свою пушку и, не глядя, швырнул её через плечо.
— Брось нож, — сказал Малыш.
Широкий клинок с затейливой вязью отразил солнечный луч, с трудом выпутавшийся из чёрных облаков. Анти Пууккер, старый мастер из Лахти, сделал ему этот нож: с массивной белой рукояткой из моржовой кости. Матадор повернул лезвие так, чтобы солнечный зайчик прыгнул в лицо Малышу.
— Брось нож, — повторил Малыш.
ТТ сорвался со стены, грохнулся на бетонный пол.
Раздался выстрел, пуля мышью прошуршала к противоположной стене, вздыбилась оранжевая кирпичная пыль.
— Не стрелять! — закричал Малыш так, что затмил солнечный свет.
Матадор прыгнул на Малыша по высокой траектории. Нож: снёс бы Малышу голову, если бы на пути стали не встала сталь.
Путь стали преградила другая сталь: два клинка сошлись в зубовном скрежете. Нож Малыша сорвался, отскочил в сторону.
Малыш сделал шаг назад, упал на спину.
— Не стрелять! — крикнул Малыш. Или он крикнул это мгновением раньше?
Матадор поднял голову. Кирпичную стену облепили, как вороны, чёрные люди в чёрных масках. В руках они держали короткие автоматы. Стволы автоматов смотрели в небо.
Матадор медленно наклонился, положил на пол нож, медленно разогнулся и молнией бросился на Малыша. Он упал на Малыша плашмя всеми своими пятью с половиной пудами хорошо тренированных мышц.
Малыш глухо ойкнул. Матадор рывком перевернул Малыша на себя, чтобы закрыться от автоматчиков, с ходу вбил два мизинца ему в ноздри, запустил большие пальцы под кадык…
Малыш и не думал сопротивляться. Состроил недовольную физиономию. Матадор вытащил из ноздрей окровавленные мизинцы, отпустил кадык.
— Дурак, — сказал Малыш и добавил, — Успокоился?
— Где она? — прохрипел Матадор.
— Кто?
— Арина.
— Не знаю. С ней что-то случилось?
Матадор снова рванулся ладонями к лицу Малыша, но Малыш уже контролировал ситуацию. Малыш крутанул ему кисть руки, Матадор взвыл от боли. Малыш резко вскочил на ноги.
Матадор, бросив оценивающий взгляд на людей-воронов, остался лежать.
— Ты её увёз, — процедил сквозь зубы Матадор. Ему не хотелось, чтобы его слышали автоматчики. — Что ты пиздишь. Ты увёз её на зелёном БМВ.
Малыш медленно, словно с перерывами на приём информации, покачал головой.
— Я тут ни при чём.
— Я тебе не верю, — сказал Матадор, — Где она?
— Не знаю, — сказал Малыш, — Клянусь.
Малыш говорит правду. Малыш должен говорить правду. Малыш всегда говорил ему правду.
— Сегодня ночью в меня стреляли, — сказал Матадор.
— Я знаю, — кивнул Малыш. — Это люди, с которыми я работаю. Они заблуждались. Они больше не будут так делать. Я помогу тебе найти Арину.
Матадор одним движением оказался на ногах. Автоматчики на стенах дружно опустились на одно колено и направили вниз воронёные стволы.
— Что это за фокусы? — спросил успокоившийся Матадор, — Прямо балет телевидения ГДР…
Малыш улыбнулся.
— А маска, — вспомнил Матадор, — Ты знаешь, что это за маска? Ты знаешь, что меня не казнили бы там, в Портсване…
Малыш удивлённо тряхнул головой. Не знает.
Или врёт?
Автоматчики в это время спустились со стен и оцепили Малыша с Матадором почтительным, но грозным кружком.
За стенами кирпичной коробки вдруг словно включился звук: голоса, команды, собачий лай, какая-то перепалка.
Матадор ошеломлённо вращал головой. В проём втаскивали телевизионную камеру. Девица в короткой юбке и с широченными бёдрами, совершенно неуместная на поле брани, прошла, не обращая внимания на вооружённых людей, с сигаретой в зубах и какими-то бумагами в руках.
Малыш призывно чмокнул губами, имитируя звук пробки, вытащенной из бутылки. Девица смерила его безразличным взглядом. Появились люди в синих комбинезонах с целым выводком разноцветных пластмассовых стульчиков.
— Нет, нет, стулья не сюда… Вот под эту стеночку. Камеру левее… Валёк, засними пока Максима, у него рожа в крови. Скорее, ребятки, скорее, сейчас приедет министр…
Импозантный мужчина в дорогом костюме уверенно раздавал указания. Матадор узнал в нём Самсона Гаева.
Глава десятая

Киллер погиб, не узнав, кто его отец — Государственный переворот в прямом эфире — Конец подпольной лаборатории — Пусязаговорил, и не только — Дубичев готовит Матадору смерть в газовой камере — К трупу говноне липнет. Трупу на говно насрать — Клятва Матадора — Девушка с бутылкой — Конецзелёного БМВ
Антон Погорельский дождался тринадцатого гудка. Телефон у Игоря не отвечал.
Вчера Игорь ускакал с работы, как горный козёл. Налетел в коридоре на мусорную корзину. Забыл на столе свой пропуск в институт. Архивистка Ира шепнула Антону, что Кузнецов вёл себя «как чеканутый».
Погорельскому срочно нужно было поговорить с Кузнецовым. О бородатом незнакомце, который читал в архиве их старые материалы.
Что за тип такой? Недавно Погорельский послал — через дядю, давно живущего в Штатах — свою научную автобиографию в один из пентагоновских институтов. А вдруг пентагоновцы передали сведения о нём, Погорельском, на родную Лубянку?
Ещё у метро Антон почувствовал мандраж. Выпил бутылку «Старого Мельника», но мандраж: перешёл в нытьё под ложечкой. К дому Кузнецова Антон шёл, беспокойно оглядываясь по сторонам. Траурный портрет принцессы Дианы в витрине книжного магазина — недобрый знак…
Дверь в квартиру Игоря оказалась приоткрытой. Антон испугался. Он хотел сразу дёрнуть назад, вниз по ступенькам. Но дверь уже скрипнула, и в проёме показалась голова в ментовской фуражке.
— Заходите! — приветливо сказала голова. — Мы вас ждём.
Антон шагнул вперёд, одновременно выхватывая из кармана, словно оружие, институтский пропуск Игоря Кузнецова. Если что, вот, зашёл случайно, отдать сослуживцу пропуск, знать ничего не знаю.
Антон вдруг испугался, что если он откроет рот, менты почувствуют запах пива.
В прихожей Антона встретил ещё один улыбающийся мент. Сразу принял из рук Антона пропуск. Большое зеркало отразило, что происходит в комнате: люди в сером снимали с полок книги и так энергично трясли ими, будто хотели вытрясти буквы. Бросали на пол вещи из шкафов.
— Кузнецов Игорь Брониславович… — раскрыл милиционер синие корочки и улыбнулся такой радостной открытой улыбкой, словно встретил друга детства, вместе с которым ловил головастиков в прудах у Калужской заставы.
«Я не Игорь. Я с ним работаю. Это не мой пропуск. Игорь забыл его вчера в институте. А сам я не Игорь. Я даже на него не похож. Лицо — посмотрите, совсем другое лицо», — хотел только сказать Антон Погорельский, но слова снова забуксовали в сухом нёбе.
Улыбающийся мент достал откуда-то нож странной формы. Заточенный кусок стали, вместо рукоятки — плотно намотанная синяя изолента. Короткое широкое лезвие, сантиметров семь-восемь, не больше.
«В руке милиционера появился нож странной формы», — подумал Антон.
Милиционер, не переставая улыбаться, резко воткнул нож Антону в горло.
Лезвие вышло у него во рту, за зубами, подрезав основание языка.
Генерал Дубичев осторожно взял в руки останки Библии.
От переплёта осталось несколько выгоревших лужаек. Первая и последняя сотни страниц истлели практически полностью. Остальные были сильно обожжены по полям.
Библию нашли в десяти метрах от взорванного джипа.
Рядом с ней обнаружили кисть правой руки Дениски. Словно и после смерти Дениска хотел сжимать в руке священную книгу…
Библию Дениске подарил генерал Дубичев.
Родители Дениски, полковник Мурзин и его жена Анна, умерли, когда Дениска ещё был курсантом Силового Училища. Генерал Дубичев, друг семьи, взял на себя заботы о судьбе парня. Хотел пристроить его на хорошее чистое место, но Дениска желал подвигов. Дубичеву с трудом удавалось удерживать его в должности киллера: работа чистая, спокойная. Дежурство, как у пожарников, через двое суток на третьи. Остальное время соси лапу, лапай девок.
Вот тебе и спокойная должность: цинковый гроб с кашей внутри.
Генерал Дубичев выложил на поверхность стола обугленную денискину руку. Пожал — крепко, насколько можно было, чтобы не развалились прогоревшие ткани.
Капитан, майор, подполковник Мурзин, которому его непосредственный начальник Дубичев щедро выписывал в своё время хорошие командировки, так и не узнал, какие страсти начинались в его квартире, когда от самолёта убирали трап. После смерти Анны остался только один человек, знающий, что генерал Дубичев — настоящий отец Дениса Мурзина. Только один человек — сам генерал Дубичев.
Генерал Дубичев собирался когда-нибудь рассказать об этом Дениске… Не успел… Скупая силовая слеза скатилась на денискину руку…
Отношения у них, впрочем, и так были как у отца с сыном. Однажды Дениска даже раскрыл Дубичеву страшную тайну: несколько лет назад он предлагал свои услуги конкурирующей фирме — Лубянке.
Дениску проверяли два знаменитых лубянских агента — Матадор и Малыш. Били его в четыре руки и четыре ноги. Заставляли нырять с Крымского моста в Москва-реку. Устроили ему бой до первой крови с кавказской овчаркой.
Было у эфэсбэшников такое развлечение: делать ставки, сколько минут продержится человек против оперативной собаки. При первой крови жучку оттаскивают. Дениска продержался три минуты и даже едва не задушил собаку. Но его всё равно на Лубянку не взяли.
Обгорелая Библия и обгорелая чёрная рука лежали на сером сукне генеральского стола.
Этой рукой Дениска стрелял и обнимал девушек, подцеплял на вилку скользкий маслёнок и поднимал рюмку, расписывался в ведомости и дрочил.
Нет больше Дениски!
Дубичев очень разозлился тогда на Дениса. Как можно было предать родное ведомство! Он бросил тогда в лицо Дениске много горьких слов о чести и об отце. И не сказал главного: его смертельно оскорбило, что лубянские пижоны не сочли Дениску достойным своей говенной формы. Тогда он и запомнил эти собачьи клички: Малыш и Матадор.
Акварельная история дала ему шанс отомстить. Сначала Малыш оказался в одной упряжке с генералом Анисимовым. Предполагалось, что Малыш будет руководить производством Акварели. Но вокруг препарата поднялся шухер, появился шанс свалить Акварель на выскочку Барышева, подмять под себя ФСБ, и Анисимов со своим главным партнёром Гаевым сменили тактику. Акварель пока решили попридержать, распространять её совсем по другим каналам и больше даже поначалу в Европе, чем в России. Малыша было решено убрать.
Лубянка двинула на акварельное дело того самого Матадора, и у Дубичева появился шанс оптом расправиться с двумя дружками. И он послал Дениску отомстить Матадору…
Он убеждал Анисимова:
— Дело сворачивается. Изобретатель уничтожен, формулы и ускоритель из лаборатории вывезены… Теперь Малыш может быть нам только опасен…
Но Силовому Министру вдруг втемяшилось сохранить жизнь Малышу и перевербовать Матадора. Ценные, дескать, кадры.
Только в гробу он хотел видать эти ценные кадры.
Дубичев постыдно шмыгнул носом.
Встал, налил, тяпнул.
В конце концов, никто не отменял приказ готовить ликвидацию Малыша и Матадора. Анисимов ещё не принял окончательного решения.
По плану Дубичева, ликвидация должна была произойти в спецкамере секретного объекта Силового Министерства, куда определили Матадора.
Пуся укусил санитара. Санитар взвыл и бросил Пусю на пол.
Пуся метнулся под кровать, но второй санитар поймал его через штаны за яйца. Выволок визжащего Пусю на середину комнаты и несколько раз пнул его в каменный живот. Пуся захрипел, изо рта его вылез большой ядовитого вида пузырь.
— Мужики, — не выдержал Зайцев, — а иначе нельзя как-нибудь?
— Как? — спросил первый санитар, морщась от тампона, обильно политого йодом. — Сам видишь, мы его уже полчаса выгружаем…
Пуся, воспользовавшись паузой, непостижимым образом забрался на шкаф. Лежал там на животе, тяжело дышал, высунув толстый чёрный язык.
— Слезай, подонок, — сказал первый санитар. — Всё равно тебе хана.
Зайцеву стало жалко Пусю.
— Мужики, — сказал Зайцев, — Я имел продолжительную беседу с вашим милейшим шефом, который гарантировал хорошее обращение. Зачем пинать больного человека в живот? У него запор несколько месяцев, его надо клизмочкой…
— Ты чего, хозяин? — удивился первый санитар. — Ты глянь, он мне руку до кости прокусил. Давай, сам доставь его до палаты, а там его никто не тронет. Будет ему клизмочка. Нужен он кому…
Кто-то открыл ключом входную дверь. Зайцев выглянул в коридор и увидел Ёжи-кова. Мгновенно оценив ситуацию, Женька занял позицию между шкафом и санитарами и запричитал:
— Зайцев, не сдавай Пусю. Жора, они его изведут, ты посмотри на этих садюг. Жорка, кость на жопу, завтра слиняем. Я не виноват, я в Бутырке торчал, прикинь. Завтра уходим. Край — послезавтра, Жора.
— Женя, твоя резкость несколько неуместна. Пусе надо в клинику. Он очень серьёзно болен и если…
— Я найду клинику, Жора. Сними колпачок: они же его убьют. Смотри, какие рожи. Это крематорий, Жора. Два дня, а? Дистилировано. Оставь Пусю, Зайцев.
Пуся что-то промычал со шкафа.
Санитары смотрели то на Зайцева, то на Женьку, то на свои увесистые кулаки.
— Сестра моя овца, — Зайцев махнул рукой. Он, конечно, не доверял Ёжикову, но и поведение санитаров ему не нравилось. И впрямь ведь ухайдакают парня.
Зайцев махнул рукой. Ему было некогда спорить. Через два часа он улетал в Выборг. Надо было звонить — узнавать, доехал ли до аэродрома пятитонный телевизионный экран. Нужно ещё позвонить в Москонцерт… Кошмар. Зайцев махнул рукой, вручил санитарам по пятидесятидолларовой бумажке, быстро выпроводил их и злобно пошёл ставить чайник.
— Тебя как выпустили-то? — спросил Зайцев Ёжикова. — И что тебе вообще, так сказать, инкриминировали?
— Спасибо, Заяц. Я найду клинику, всё будет тип-топ. Два-три дня, предел — неделя… — с чувством сказал Ёжиков и, заметив, что Зайцев уже раскрывает рот для возражений, поспешно добавил, — Кислоту взял в «Арматуре», а там, клён, облава. Не успел проглотить. А выпустили — молочка пообещал. Там народ нищий. Заяц, дашь мне штуку баксов? На месяц, Жор…
Зайцев чертыхнулся, отвернулся и включил телик, давая понять, что ему неприятно продолжать разговор.
— Оба-на! — воскликнул Ёжиков. — Приключение!
По экрану расхаживал с микрофоном Самсон Гаев. Расхаживал не по студии, а среди каких-то кирпичных развалин. Тут же тусовались мрачные люди в масках. В углу экрана мигала блямбочка «Прямой эфир». Зайцев сунул себе под нос часы. Через два с половиной часа Гаев с Зайцевым улетают в Выборг.
— …давайте вместе пройдём в лабораторию, где преступники производили так называемую Акварель…
Гаев, нагнувшись, нырнул в какой-то проём, камера последовала за ним. И впрямь лаборатория. Змеевики, колбы, печи. У раскрытого железного шкафа возятся дядьки в штатском. В шкафу расставлены большие банки с ярко-красной жидкостью.
— Нам бы такую баночку сюда, — вздохнул Женька. — Год бы забот не знали.
— …посмотрите, это и есть Акварель, страшный наркотик, которым преступники потчуют наших детей… Смотрите и запоминайте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23