Как говорится, ничего особенного.
— Здравствуйте! Как поживаете, мистер Моттингли? — глядя ему в лицо, спросила она, будто явилась со светским визитом.
— Чем могу быть полезен, мисс Лингборн? — в свою очередь спросил он довольно мрачно.
Кэти села на стул, стоящий у стола, и снова посмотрела на мистера Моттингли. Когда она заговорила, он отметил, что голос у нее приятный и спокойный.
— Я пришла поговорить о вашем сыне Джимми.
— Ах вот как… И что же вы имеете сказать, мисс Лингборн?
Кэти помедлила. Она не боялась мистера Моттингли, но знала, как сильно его боится Джимми.
— Я решила, что так будет лучше — поговорить с вами.
Мисс Силвер сказала, что мне не стоит добиваться свидания с Джимми. Она считает, что это может ему навредить. Но я подумала, что к вам-то я могу прийти, это Джимми повредить не сможет.
— Что у вас общего с моим сыном? — резко спросил мистер Моттингли.
Бледное лицо Кэти окрасил легкий румянец.
— Мы с ним друзья, — сказала она.
То ли эти безыскусные слова, то ли ее вид и спокойный мягкий голос вдруг подействовали на мистера Моттингли — в нем что-то надломилось. Он ей поверил и не только поверил, но даже как будто понял причину ее появления здесь, в этом кабинете.
— Да, он, бедняга, нуждается в хорошем друге, — произнес он тихо и грустно.
Кэти крепко стиснула пальцы.
— О мистер Моттингли! Вы ведь знаете, что он не причинил ей вреда. Вы это знаете, не правда ли?
— Да… знаю. Я знаю, что он не убил ее… Однако есть и другие возможности принести вред. И я не могу считать его абсолютно невиновным.
Кэти пристально посмотрела на него.
— Вы полагаете, это по его вине?
— Возможно, нет. Не нам судить, кто виновен, кто нет… Почему вы пришли? — снова спросил он.
— Мне хотелось увидеть вас, — просто ответила Кэти.
— Почему?
— Я чувствовала, что должна вас узнать.
— Зачем?
Кэти развела руками.
— Сама не знаю. Просто ощутила потребность прийти.
— И как я должен это понимать? — напрямик спросил мистер Моттингли. — Как признание в том, что вы влюблены в Джимми?
Он был готов к слезам, во всяком случае ожидал, что она смутится. Тем не менее ее лицо даже не дрогнуло, но мистер Моттингли почувствовал не разочарование, а скорее тайное блаженство.
— О нет, мистер Моттингли, — ответила Кэти. — Это совсем другое. Джимми был у нас дома как свой, как член семьи. У меня два брата и сестра. Джимми служит с Лэном — это мой старший брат. Поэтому он часто у нас бывал. Вот мне и хотелось на вас посмотреть. Знаете, в какой-то момент я поняла, что Джимми отчаянно вас боится.
Ну вот она и сказала. Кэти была совсем не уверена, что у нее хватит духу все это высказать.
Мистеру Моттингли показалось, что он попал под яркий холодный луч прожектора. Ощущение крайне неприятное.
— Вы хотите сказать, — мрачно спросил он, — что Джимми питает ко мне и к своей матери подобающее сыну уважение?
— О да! Конечно… но я не это имела в виду… О мистер Моттингли, я имела в виду, что он ужасно, ужасно боится вас! Просто панически!
Он пристально посмотрел на нее.
— Я не понимаю.
Кэти снова крепко сжала руки.
— Я знаю, как вам трудно это сделать. Но вы все-таки попытайтесь его понять. Пожалуйста, очень вас прошу!
Джимми настолько вас боится, что не смеет ничего вам рассказывать — ему и подумать об этом страшно. Стоило мне сказать ему: «Почему бы вам не рассказать обо всем отцу?», как он начинал ломать руки и повторять: «Я не могу это сделать… Просто не могу!..» И это правда. Он ужасно, ужасно вас боится.
— Джимми — единственный, кто выжил. У нас было трое детишек, но они все, один за другим, умерли. И когда появился Джимми, мы с женой дали обет: ни в коем случае не баловать сына, вырастить его в страхе божьем.
Кэти смело смотрела ему в глаза.
— Дети должны любить своих родителей, а не бояться их — сказала она. — Видите ли, когда дети боятся родителей, они никогда ни о чем им не расскажут, ни о каких своих бедах и оплошностях. И это взаимное непонимание будет накапливаться и накапливаться. И отношения будут становиться все хуже и хуже. Я умаю, что так случилось с Джимми. Сначала у него не было никаких дурных намерений, а потом он начал вам лгать, где был и что делал, от страха. Я узнала совершенно случайно, и у меня даже не было возможности с ним поговорить, потому что он перестал приходить к нам. Мириам… я не хочу говорить о ней ничего такого… но я должна… чтобы вы поняли: виноват был не только Джимми. Мириам была… не знаю, как это выразить… в общем, если уж она чего-либо хотела, то добивалась своего любой ценой. Не хочу показаться злой, но, по-моему, Мириам была именно из таких девушек. А Джимми… Как бы это точнее выразить? У него не было никакого выбора. Лэн говорил с ним, но все напрасно. Он был… — Кэти замолчала, подыскивая слова, — он был очарован.
Только он точно ее не убивал. Вы же это знаете, правда?
— Да, я знаю, — он вынул из кармана носовой платок. — Почему вы мне все это рассказали?
— Я подумала, что вы должны знать. А теперь я могу уйти, мистер Моттингли.
Глава 37
Спустившись утром к завтраку, Дженни нашла на столе у своего прибора довольно странное письмо. Собственно говоря, странным оно могло показаться лишь человеку не знакомому с тем, кто его прислал. Дженни же поняла сразу: письмо от Мэг. Она обожала писать письма — это была страсть! Но только писать ей было некому. Братья к ее письмам оставались совершенно равнодушными, хотя могли бы, конечно, притвориться, что им приятно получить от нее письмо, но они ни разу не потрудились этого сделать.
Мэк, тот вообще не обращал на них внимания, но Ален… уж он-то мог бы порадовать сестренку…
Вполне понятно, что за неимением никого другого Мэг решила, что самый подходящий объект для «всамделишного письма» — она, Дженни. Но до сих пор она никогда не посылала ей письма по почте. Письмо было адресовано мисс Дженни Форбс, и это настораживало. Адрес был правильный, написанный крупными кривоватыми буквами.
Дженни вскрыла конверт и начала читать.
Дорогая, миленькая Дженни!
Почему ты уехала? Мы очень без тебя скучаем. Во всяком случае, я очень скучаю, и если у Джойс есть хоть капля здравого смысла, она тоже скучает. Что у Джойс на уме — никогда не догадаешься. Но я ее и не спрашиваю, а то еще начнет реветь, а это ей вредно. Но без тебя ужасно плохо! Почему ты уехала? Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне! Я не хочу тебе надоедать и никому и словечка не скажу, если ты не позволишь, но, пожалуйста, напиши мне! Ты ведь не могла забыть нас всех за такое короткое время. Я тебя никогда не забуду. Честно-пречестно! Обещаю, что никогда-никогда тебя не забуду! И никому никогда не скажу, что получила от тебя письмо. Без тебя здесь ужасно. Правда, ужасно! Мэри говорит, что теперь тебя называют Дженни Форбс. Она не хотела мне говорить, но я ее заставила, так что ты, пожалуйста, ее не выдавай, ладно? Она сказала, что ты и правда наша кузина. Вот здорово!
Я так рада! Мэри говорит, что об этом болтает вся деревня, так что это больше не секрет. Она говорит, что твой отец тайком женился на твоей маме. И никто об этом так и не узнал, потому что он погиб, когда на войне разбился его самолет, а с твоей мамой произошло несчастье после воздушного налета, так что она не могла больше говорить. И твоя мама умерла в тот день, когда ты родилась, так что никто ничего не знал. До чего грустная история, правда? Я бы заплакала, если бы все это не было так интересно. А когда что-нибудь очень интересно, почему-то плакать даже не хочется… Но вот сейчас я запросто могла бы зареветь. Пожалуйста, Дженни, напиши и скажи, что ты меня не забыла и что ты вернешься к нам, и мы снова будем вместе, все-все.
Я просто не выдержу, если ты не вернешься.
Твоя любящая Мэг,
Пожалуйста, пошли ответ к Мэри домой. По-моему, будет лучше, если ты положишь письмо в два конверта. Один (внутри) для меня. А другой (снаружи) для Мэри. На случаи, если ты забыла адрес: Мисс Мэри Стеббинс, Элингфорд.
До свидания. Я очень-очень тебя люблю.
Пожалуйста, ну пожалуйста, напиши мне!
Войдя в комнату, Ричард увидел, что Дженни вся в слезах.
— Что случилось, дорогая?
Она дала ему письмо.
— Мэг такая славная, и она действительно меня любит. Что мне делать?
Ричард прочитал письмо и присвистнул.
— Как видно, все уже известно. Дженни, ты должна написать миссис Форбс.
— Я не хочу, — сказала она, взглянув на него блестящими от слез карими глазами.
— Дженни, но ты должна это сделать. Кэролайн скажет тебе то же самое.
— Я не хочу…
— Послушай, Дженни!..
Она повернулась к нему и схватила за руку.
— О Ричард, нет, нет! Я не хочу сообщать им, где я…
Не хочу, чтобы они об этом знали. Мне… мне страшно.
— Милая моя девочка… — он обнял ее, и она, всхлипывая, прильнула к нему.
— Можно я еще раз прочту? — спросил Ричард, когда Дженни немного успокоилась.
— Да-да! Разумеется!
Ричард снова прочитал безыскусное письмо Мэг, но так и не понял, почему оно ее так расстроило.
— Она славная девчушка и очень тебя любит, — сказал он, — и я не понимаю, почему ты так разволновалась?
— Сама не знаю.
— И все-таки странно.
Дженни взяла у него из рук письмо и снова его прочла.
— Ричард… — она вопросительно посмотрела на него.
— Что, дорогая?
— Я правда не знаю, почему оно меня так расстроило.
— Если оно больше тебя не тревожит…
— Нет… не тревожит… Теперь нет. Просто на меня что-то нашло… Я открыла письмо и сначала обрадовалась, что Мэг мне написала. А потом вдруг очень испугалась.
Как будто в письме было что-то скрыто, и, открыв конверт, я будто открыла дверь, чтобы оно оттуда вышло.
Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. И это чувство было ужасно сильным. И… очень страшным.
Он внимательно смотрел на нее.
— Сейчас ты уже не боишься?
— Уже не так сильно. Нет, я больше совсем не боюсь, но все-таки писать миссис Форбс я не хочу.
— Ты должна, Дженни! — продолжал настаивать Ричард.
В это время вошла Кэролайн. Они спокойно, без всяких обсуждений позавтракали. После завтрака Ричард сообщил тете:
— Дженни получила письмо от одной из девочек. От Мэг. Она знает, что Дженни здесь.
Кэролайн слегка нахмурилась.
— Тут, конечно, не обошлось без миссис Мерридью.
Все всегда вызнает и тут же садится писать своей кузине в Элингфорд. Все ей докладывает. Вы говорите, письмо от кого-то из девочек?
— Да, — ответила Дженни. — От Мэг.
— Дженни, по-моему, вы обязаны написать миссис Форбс. Разумеется, это нелегко, но на самом деле все сложилось не совсем ловко… — Она замолкла, не закончив фразу.
Дженни посмотрела на нее.
— Да, — сказала она. — Скорее совсем неловко. Так не делают, да?
Дженни отправилась писать письмо. Она долго сидела неподвижно, держа перо наготове, потом все-таки решилась.
Дорогая миссис Форбс!
Я слышала, что сказал вам Мэк в тот вечер, и я той же ночью ушла. После всего услышанного, я конечно не могла оставаться. Я не собиралась слушать. Я сидела на подоконнике за занавеской и думала, что вы только заглянули в классную комнату и сразу же уйдете. Но вы не ушли. После того как я услышала, что вы сказали, я не могла выйти из-за занавески. Полагаю, я должна была так сделать, но мне было стыдно. И в результате я слышала все. Теперь вы понимаете, почему я уехала. Я не могла остаться. Не думаю, что вы захотите теперь меня видеть. Я сейчас у тети Ричарда, мисс Дэйнсворт. Я встретила Ричарда совершенно случайно — остановила его машину, когда вышла из дома, и он привез меня сюда. Это Ричард Элингтон Форбс, он мой дальний родственник. Ричард был в Сомерсет-хаусе в Лондоне. Там он сделал для меня копию брачного свидетельства моих родителей.
Дженни Форбс.
Кончив писать, она вложила письмо в конверт, написала адрес и приклеила марку. Прежде чем его запечатать, Дженни пошла на кухню показать письмо Кэролайн и Ричарду.
— Так ли я написала? — спросила она. — Но снова я не смогу написать… правда не смогу.
Кэролайн прочитала письмо, молча поцеловала Дженни и вышла. Дженни осталась с Ричардом и внимательно следила за тем, как он читал.
— Вроде, все, что нужно, написала. Да?
— Да, писать больше нечего, — подтвердил он.
Глава 38
Мисс Силвер приехала в Хэйзлдон. На дознании у нее возникло несколько вопросов, и она почувствовала, что только побывав в Хэйзлдоне, сможет прояснить непонятные ей детали. Она верила тому, что рассказал сам Джимми Моттингли, и остальные версии считала надуманными. Если предположить, что Мириам Ричардсон поднялась, чтобы уйти в семь часов, то уже через несколько минут она должна была появиться на Хэйзддон-Хиис. Джимми Моттингли в это время все еще сидел в гостиной своей матери, вынужденный выслушивать ее беседу со старой миссис Марсден. Он покинул их то ли в шесть десять, то ли в шесть тридцать. Одолеть расстояние до Хэйзлдон-Хииса за три четверти часа было совершенно невозможно. Даже за час туда едва ли доберешься. Согласно свидетельству миссис Марсден, а это человек посторонний, когда Джимми вышел из дома было примерно десять минут седьмого. Мать Джимми называла половину седьмого, то есть на двадцать минут позднее. Учитывая заявление Джимми, что их часы часто барахлят, свидетельству миссис Моттингли вряд ли можно всецело доверять. Итак, если Джимми действительно уехал в десять минут седьмого и ехал очень быстро, на месте убийства он мог оказаться, скажем, в семь десять, то есть спустя десять минут после того, как Мириам вышла из дома мисс Дэйнсворт. Мисс Силвер решила, что надо бы выяснить, не обратил ли внимание кто-нибудь в Хэйзлдоне на появление машины Джимми. Может быть, кто-то даже заметил время. Все это, конечно, очень бы пригодилось для расследования.
Мисс Силвер зашла в лавку миссис Дин и с радостью отметила, что там много посетителей, а значит, удастся что-то разузнать. Уже первые слова, которые удалось уловить, касались интересующей ее темы. Она тихонько стояла в уголке, придирчиво разглядывая несколько помятые лакричные леденцы, надеясь, что ее интерес к леденцам никому не покажется неестественным. , — Этот Джимми Моттингли, — говорила белокурая молодая женщина, — вроде, чем-то похож на моего брата Билла, а Билл и мухи пальцем не тронет!
— Ну, этого я не знаю, — перебила ее женщина постарше.
— Чего это вы не знаете, миссис Уилсон? — молодая женщина так и зарделась румянцем. У нее был прекрасный цвет лица. — Уж не хотите ли вы сказать, что наш Билл способен на такое?! Потому что, если вы…
— Да ничего я не хочу сказать, дорогуша. Успокойтесь. И нечего вам краснеть… И я вообще прежде всего хочу получить четверть фунта чаю и баночку желе из смородины. В этом году моя черная смородина никуда не годится. Видно, придется вырезать все кусты. Хотя может, пока не стоит. Я с самого детства их помню, и никогда с ними ничего не случалось. А теперь они дают какие-то не правильные крупные почки, про которые все говорят.
— Что творится?! Куда мы идем и что нас ждет — непонятно!.. Каждые пять минут открывают какие-то новые болезни… И я вам скажу: эти ученые и сами не знают, что они собой представляют! Вот хотя бы этот самый «микси», из-за которого в округе не осталось кроликов. — Женщина немного помолчала, а потом нервно добавила:
— Право, не знаю! Одни одно твердят, другие — совсем иное.
Миссис Дин, перегнувшись через прилавок, обратилась к мисс Силвер:
— Доброе утро.
— О! Доброе утро! — и, заглянув в свою сумку, мисс Силвер вынула кошелек. — У вас случайно не найдется мятных конфет?
К тому моменту, когда конфеты были упакованы, мисс Силвер установила с миссис Дин самые сердечные отношения. Покупатели почти все разошлись, и мисс Силвер рискнула перевести разговор на Джимми Моттингли.
— Странный тут у вас случай произошел. Кажется, на прошлой неделе…
— Ужасный! — воскликнула миссис Дин. — О таких вещах обычно читаешь в газетах, но невозможно представить, что подобный кошмар может случиться чуть ли не у вашего собственного порога…
— И не говорите, — в голосе мисс Силвер звучало сочувствие.
— Хотя если честно, я даже не очень удивилась, когда про нее услышала… Пожалуй, грешно так говорить о мертвом человек, но только она была из таковских, которые не так, так эдак попадают в газету… Разве я не права? Тогда, значит, уже ничего в этой жизни не понимаю! — Она гордо откинула голову, показывая всем своим видом, что очень хорошо знает, о чем говорит.
Мисс Силвер сделала вид, что она шокирована подобным отзывом.
— Эта девушка… Вы се знали? — спросила она.
— Я ее видела, — мрачно ответила миссис Дин. — Конечно, такие вещи о мертвых говорить не положено, но у меня свое мнение. Если уж ты уродилась взбалмошной эгоисткой и вертихвосткой — ничего другого тут не скажешь, будь ты хоть живой, хоть мертвой! Но я что думаю, то и говорю, и никому ничего не навязываю.
Когда мисс Силвер наконец покинула лавку, у нее было над чем подумать. Мириам явно не произвела в деревне хорошего впечатления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Здравствуйте! Как поживаете, мистер Моттингли? — глядя ему в лицо, спросила она, будто явилась со светским визитом.
— Чем могу быть полезен, мисс Лингборн? — в свою очередь спросил он довольно мрачно.
Кэти села на стул, стоящий у стола, и снова посмотрела на мистера Моттингли. Когда она заговорила, он отметил, что голос у нее приятный и спокойный.
— Я пришла поговорить о вашем сыне Джимми.
— Ах вот как… И что же вы имеете сказать, мисс Лингборн?
Кэти помедлила. Она не боялась мистера Моттингли, но знала, как сильно его боится Джимми.
— Я решила, что так будет лучше — поговорить с вами.
Мисс Силвер сказала, что мне не стоит добиваться свидания с Джимми. Она считает, что это может ему навредить. Но я подумала, что к вам-то я могу прийти, это Джимми повредить не сможет.
— Что у вас общего с моим сыном? — резко спросил мистер Моттингли.
Бледное лицо Кэти окрасил легкий румянец.
— Мы с ним друзья, — сказала она.
То ли эти безыскусные слова, то ли ее вид и спокойный мягкий голос вдруг подействовали на мистера Моттингли — в нем что-то надломилось. Он ей поверил и не только поверил, но даже как будто понял причину ее появления здесь, в этом кабинете.
— Да, он, бедняга, нуждается в хорошем друге, — произнес он тихо и грустно.
Кэти крепко стиснула пальцы.
— О мистер Моттингли! Вы ведь знаете, что он не причинил ей вреда. Вы это знаете, не правда ли?
— Да… знаю. Я знаю, что он не убил ее… Однако есть и другие возможности принести вред. И я не могу считать его абсолютно невиновным.
Кэти пристально посмотрела на него.
— Вы полагаете, это по его вине?
— Возможно, нет. Не нам судить, кто виновен, кто нет… Почему вы пришли? — снова спросил он.
— Мне хотелось увидеть вас, — просто ответила Кэти.
— Почему?
— Я чувствовала, что должна вас узнать.
— Зачем?
Кэти развела руками.
— Сама не знаю. Просто ощутила потребность прийти.
— И как я должен это понимать? — напрямик спросил мистер Моттингли. — Как признание в том, что вы влюблены в Джимми?
Он был готов к слезам, во всяком случае ожидал, что она смутится. Тем не менее ее лицо даже не дрогнуло, но мистер Моттингли почувствовал не разочарование, а скорее тайное блаженство.
— О нет, мистер Моттингли, — ответила Кэти. — Это совсем другое. Джимми был у нас дома как свой, как член семьи. У меня два брата и сестра. Джимми служит с Лэном — это мой старший брат. Поэтому он часто у нас бывал. Вот мне и хотелось на вас посмотреть. Знаете, в какой-то момент я поняла, что Джимми отчаянно вас боится.
Ну вот она и сказала. Кэти была совсем не уверена, что у нее хватит духу все это высказать.
Мистеру Моттингли показалось, что он попал под яркий холодный луч прожектора. Ощущение крайне неприятное.
— Вы хотите сказать, — мрачно спросил он, — что Джимми питает ко мне и к своей матери подобающее сыну уважение?
— О да! Конечно… но я не это имела в виду… О мистер Моттингли, я имела в виду, что он ужасно, ужасно боится вас! Просто панически!
Он пристально посмотрел на нее.
— Я не понимаю.
Кэти снова крепко сжала руки.
— Я знаю, как вам трудно это сделать. Но вы все-таки попытайтесь его понять. Пожалуйста, очень вас прошу!
Джимми настолько вас боится, что не смеет ничего вам рассказывать — ему и подумать об этом страшно. Стоило мне сказать ему: «Почему бы вам не рассказать обо всем отцу?», как он начинал ломать руки и повторять: «Я не могу это сделать… Просто не могу!..» И это правда. Он ужасно, ужасно вас боится.
— Джимми — единственный, кто выжил. У нас было трое детишек, но они все, один за другим, умерли. И когда появился Джимми, мы с женой дали обет: ни в коем случае не баловать сына, вырастить его в страхе божьем.
Кэти смело смотрела ему в глаза.
— Дети должны любить своих родителей, а не бояться их — сказала она. — Видите ли, когда дети боятся родителей, они никогда ни о чем им не расскажут, ни о каких своих бедах и оплошностях. И это взаимное непонимание будет накапливаться и накапливаться. И отношения будут становиться все хуже и хуже. Я умаю, что так случилось с Джимми. Сначала у него не было никаких дурных намерений, а потом он начал вам лгать, где был и что делал, от страха. Я узнала совершенно случайно, и у меня даже не было возможности с ним поговорить, потому что он перестал приходить к нам. Мириам… я не хочу говорить о ней ничего такого… но я должна… чтобы вы поняли: виноват был не только Джимми. Мириам была… не знаю, как это выразить… в общем, если уж она чего-либо хотела, то добивалась своего любой ценой. Не хочу показаться злой, но, по-моему, Мириам была именно из таких девушек. А Джимми… Как бы это точнее выразить? У него не было никакого выбора. Лэн говорил с ним, но все напрасно. Он был… — Кэти замолчала, подыскивая слова, — он был очарован.
Только он точно ее не убивал. Вы же это знаете, правда?
— Да, я знаю, — он вынул из кармана носовой платок. — Почему вы мне все это рассказали?
— Я подумала, что вы должны знать. А теперь я могу уйти, мистер Моттингли.
Глава 37
Спустившись утром к завтраку, Дженни нашла на столе у своего прибора довольно странное письмо. Собственно говоря, странным оно могло показаться лишь человеку не знакомому с тем, кто его прислал. Дженни же поняла сразу: письмо от Мэг. Она обожала писать письма — это была страсть! Но только писать ей было некому. Братья к ее письмам оставались совершенно равнодушными, хотя могли бы, конечно, притвориться, что им приятно получить от нее письмо, но они ни разу не потрудились этого сделать.
Мэк, тот вообще не обращал на них внимания, но Ален… уж он-то мог бы порадовать сестренку…
Вполне понятно, что за неимением никого другого Мэг решила, что самый подходящий объект для «всамделишного письма» — она, Дженни. Но до сих пор она никогда не посылала ей письма по почте. Письмо было адресовано мисс Дженни Форбс, и это настораживало. Адрес был правильный, написанный крупными кривоватыми буквами.
Дженни вскрыла конверт и начала читать.
Дорогая, миленькая Дженни!
Почему ты уехала? Мы очень без тебя скучаем. Во всяком случае, я очень скучаю, и если у Джойс есть хоть капля здравого смысла, она тоже скучает. Что у Джойс на уме — никогда не догадаешься. Но я ее и не спрашиваю, а то еще начнет реветь, а это ей вредно. Но без тебя ужасно плохо! Почему ты уехала? Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне! Я не хочу тебе надоедать и никому и словечка не скажу, если ты не позволишь, но, пожалуйста, напиши мне! Ты ведь не могла забыть нас всех за такое короткое время. Я тебя никогда не забуду. Честно-пречестно! Обещаю, что никогда-никогда тебя не забуду! И никому никогда не скажу, что получила от тебя письмо. Без тебя здесь ужасно. Правда, ужасно! Мэри говорит, что теперь тебя называют Дженни Форбс. Она не хотела мне говорить, но я ее заставила, так что ты, пожалуйста, ее не выдавай, ладно? Она сказала, что ты и правда наша кузина. Вот здорово!
Я так рада! Мэри говорит, что об этом болтает вся деревня, так что это больше не секрет. Она говорит, что твой отец тайком женился на твоей маме. И никто об этом так и не узнал, потому что он погиб, когда на войне разбился его самолет, а с твоей мамой произошло несчастье после воздушного налета, так что она не могла больше говорить. И твоя мама умерла в тот день, когда ты родилась, так что никто ничего не знал. До чего грустная история, правда? Я бы заплакала, если бы все это не было так интересно. А когда что-нибудь очень интересно, почему-то плакать даже не хочется… Но вот сейчас я запросто могла бы зареветь. Пожалуйста, Дженни, напиши и скажи, что ты меня не забыла и что ты вернешься к нам, и мы снова будем вместе, все-все.
Я просто не выдержу, если ты не вернешься.
Твоя любящая Мэг,
Пожалуйста, пошли ответ к Мэри домой. По-моему, будет лучше, если ты положишь письмо в два конверта. Один (внутри) для меня. А другой (снаружи) для Мэри. На случаи, если ты забыла адрес: Мисс Мэри Стеббинс, Элингфорд.
До свидания. Я очень-очень тебя люблю.
Пожалуйста, ну пожалуйста, напиши мне!
Войдя в комнату, Ричард увидел, что Дженни вся в слезах.
— Что случилось, дорогая?
Она дала ему письмо.
— Мэг такая славная, и она действительно меня любит. Что мне делать?
Ричард прочитал письмо и присвистнул.
— Как видно, все уже известно. Дженни, ты должна написать миссис Форбс.
— Я не хочу, — сказала она, взглянув на него блестящими от слез карими глазами.
— Дженни, но ты должна это сделать. Кэролайн скажет тебе то же самое.
— Я не хочу…
— Послушай, Дженни!..
Она повернулась к нему и схватила за руку.
— О Ричард, нет, нет! Я не хочу сообщать им, где я…
Не хочу, чтобы они об этом знали. Мне… мне страшно.
— Милая моя девочка… — он обнял ее, и она, всхлипывая, прильнула к нему.
— Можно я еще раз прочту? — спросил Ричард, когда Дженни немного успокоилась.
— Да-да! Разумеется!
Ричард снова прочитал безыскусное письмо Мэг, но так и не понял, почему оно ее так расстроило.
— Она славная девчушка и очень тебя любит, — сказал он, — и я не понимаю, почему ты так разволновалась?
— Сама не знаю.
— И все-таки странно.
Дженни взяла у него из рук письмо и снова его прочла.
— Ричард… — она вопросительно посмотрела на него.
— Что, дорогая?
— Я правда не знаю, почему оно меня так расстроило.
— Если оно больше тебя не тревожит…
— Нет… не тревожит… Теперь нет. Просто на меня что-то нашло… Я открыла письмо и сначала обрадовалась, что Мэг мне написала. А потом вдруг очень испугалась.
Как будто в письме было что-то скрыто, и, открыв конверт, я будто открыла дверь, чтобы оно оттуда вышло.
Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. И это чувство было ужасно сильным. И… очень страшным.
Он внимательно смотрел на нее.
— Сейчас ты уже не боишься?
— Уже не так сильно. Нет, я больше совсем не боюсь, но все-таки писать миссис Форбс я не хочу.
— Ты должна, Дженни! — продолжал настаивать Ричард.
В это время вошла Кэролайн. Они спокойно, без всяких обсуждений позавтракали. После завтрака Ричард сообщил тете:
— Дженни получила письмо от одной из девочек. От Мэг. Она знает, что Дженни здесь.
Кэролайн слегка нахмурилась.
— Тут, конечно, не обошлось без миссис Мерридью.
Все всегда вызнает и тут же садится писать своей кузине в Элингфорд. Все ей докладывает. Вы говорите, письмо от кого-то из девочек?
— Да, — ответила Дженни. — От Мэг.
— Дженни, по-моему, вы обязаны написать миссис Форбс. Разумеется, это нелегко, но на самом деле все сложилось не совсем ловко… — Она замолкла, не закончив фразу.
Дженни посмотрела на нее.
— Да, — сказала она. — Скорее совсем неловко. Так не делают, да?
Дженни отправилась писать письмо. Она долго сидела неподвижно, держа перо наготове, потом все-таки решилась.
Дорогая миссис Форбс!
Я слышала, что сказал вам Мэк в тот вечер, и я той же ночью ушла. После всего услышанного, я конечно не могла оставаться. Я не собиралась слушать. Я сидела на подоконнике за занавеской и думала, что вы только заглянули в классную комнату и сразу же уйдете. Но вы не ушли. После того как я услышала, что вы сказали, я не могла выйти из-за занавески. Полагаю, я должна была так сделать, но мне было стыдно. И в результате я слышала все. Теперь вы понимаете, почему я уехала. Я не могла остаться. Не думаю, что вы захотите теперь меня видеть. Я сейчас у тети Ричарда, мисс Дэйнсворт. Я встретила Ричарда совершенно случайно — остановила его машину, когда вышла из дома, и он привез меня сюда. Это Ричард Элингтон Форбс, он мой дальний родственник. Ричард был в Сомерсет-хаусе в Лондоне. Там он сделал для меня копию брачного свидетельства моих родителей.
Дженни Форбс.
Кончив писать, она вложила письмо в конверт, написала адрес и приклеила марку. Прежде чем его запечатать, Дженни пошла на кухню показать письмо Кэролайн и Ричарду.
— Так ли я написала? — спросила она. — Но снова я не смогу написать… правда не смогу.
Кэролайн прочитала письмо, молча поцеловала Дженни и вышла. Дженни осталась с Ричардом и внимательно следила за тем, как он читал.
— Вроде, все, что нужно, написала. Да?
— Да, писать больше нечего, — подтвердил он.
Глава 38
Мисс Силвер приехала в Хэйзлдон. На дознании у нее возникло несколько вопросов, и она почувствовала, что только побывав в Хэйзлдоне, сможет прояснить непонятные ей детали. Она верила тому, что рассказал сам Джимми Моттингли, и остальные версии считала надуманными. Если предположить, что Мириам Ричардсон поднялась, чтобы уйти в семь часов, то уже через несколько минут она должна была появиться на Хэйзддон-Хиис. Джимми Моттингли в это время все еще сидел в гостиной своей матери, вынужденный выслушивать ее беседу со старой миссис Марсден. Он покинул их то ли в шесть десять, то ли в шесть тридцать. Одолеть расстояние до Хэйзлдон-Хииса за три четверти часа было совершенно невозможно. Даже за час туда едва ли доберешься. Согласно свидетельству миссис Марсден, а это человек посторонний, когда Джимми вышел из дома было примерно десять минут седьмого. Мать Джимми называла половину седьмого, то есть на двадцать минут позднее. Учитывая заявление Джимми, что их часы часто барахлят, свидетельству миссис Моттингли вряд ли можно всецело доверять. Итак, если Джимми действительно уехал в десять минут седьмого и ехал очень быстро, на месте убийства он мог оказаться, скажем, в семь десять, то есть спустя десять минут после того, как Мириам вышла из дома мисс Дэйнсворт. Мисс Силвер решила, что надо бы выяснить, не обратил ли внимание кто-нибудь в Хэйзлдоне на появление машины Джимми. Может быть, кто-то даже заметил время. Все это, конечно, очень бы пригодилось для расследования.
Мисс Силвер зашла в лавку миссис Дин и с радостью отметила, что там много посетителей, а значит, удастся что-то разузнать. Уже первые слова, которые удалось уловить, касались интересующей ее темы. Она тихонько стояла в уголке, придирчиво разглядывая несколько помятые лакричные леденцы, надеясь, что ее интерес к леденцам никому не покажется неестественным. , — Этот Джимми Моттингли, — говорила белокурая молодая женщина, — вроде, чем-то похож на моего брата Билла, а Билл и мухи пальцем не тронет!
— Ну, этого я не знаю, — перебила ее женщина постарше.
— Чего это вы не знаете, миссис Уилсон? — молодая женщина так и зарделась румянцем. У нее был прекрасный цвет лица. — Уж не хотите ли вы сказать, что наш Билл способен на такое?! Потому что, если вы…
— Да ничего я не хочу сказать, дорогуша. Успокойтесь. И нечего вам краснеть… И я вообще прежде всего хочу получить четверть фунта чаю и баночку желе из смородины. В этом году моя черная смородина никуда не годится. Видно, придется вырезать все кусты. Хотя может, пока не стоит. Я с самого детства их помню, и никогда с ними ничего не случалось. А теперь они дают какие-то не правильные крупные почки, про которые все говорят.
— Что творится?! Куда мы идем и что нас ждет — непонятно!.. Каждые пять минут открывают какие-то новые болезни… И я вам скажу: эти ученые и сами не знают, что они собой представляют! Вот хотя бы этот самый «микси», из-за которого в округе не осталось кроликов. — Женщина немного помолчала, а потом нервно добавила:
— Право, не знаю! Одни одно твердят, другие — совсем иное.
Миссис Дин, перегнувшись через прилавок, обратилась к мисс Силвер:
— Доброе утро.
— О! Доброе утро! — и, заглянув в свою сумку, мисс Силвер вынула кошелек. — У вас случайно не найдется мятных конфет?
К тому моменту, когда конфеты были упакованы, мисс Силвер установила с миссис Дин самые сердечные отношения. Покупатели почти все разошлись, и мисс Силвер рискнула перевести разговор на Джимми Моттингли.
— Странный тут у вас случай произошел. Кажется, на прошлой неделе…
— Ужасный! — воскликнула миссис Дин. — О таких вещах обычно читаешь в газетах, но невозможно представить, что подобный кошмар может случиться чуть ли не у вашего собственного порога…
— И не говорите, — в голосе мисс Силвер звучало сочувствие.
— Хотя если честно, я даже не очень удивилась, когда про нее услышала… Пожалуй, грешно так говорить о мертвом человек, но только она была из таковских, которые не так, так эдак попадают в газету… Разве я не права? Тогда, значит, уже ничего в этой жизни не понимаю! — Она гордо откинула голову, показывая всем своим видом, что очень хорошо знает, о чем говорит.
Мисс Силвер сделала вид, что она шокирована подобным отзывом.
— Эта девушка… Вы се знали? — спросила она.
— Я ее видела, — мрачно ответила миссис Дин. — Конечно, такие вещи о мертвых говорить не положено, но у меня свое мнение. Если уж ты уродилась взбалмошной эгоисткой и вертихвосткой — ничего другого тут не скажешь, будь ты хоть живой, хоть мертвой! Но я что думаю, то и говорю, и никому ничего не навязываю.
Когда мисс Силвер наконец покинула лавку, у нее было над чем подумать. Мириам явно не произвела в деревне хорошего впечатления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26