Катерина Уэлби не спала. Как и Мейхью, она сидела на кровати, но в отличие от него, приняла меры чтоб не за мерзнуть: включила электрокамин, закрыла окно, надела стеганый жакет того же голубого цвета, что и пуховое одеяло. Лицо без макияжа было бледно, белокурые волосы спрятаны под кружевной чепчик. Она подложила под себя три подушки и сидела с книгой, поглощая строчку за строчкой, страницу за страницей, главу за главой. Ее вела сила воли, но если бы ее спросили, что она читает, едва ли она смогла бы ответить.
Подходила к концу длиннейшая из ночей, как проходит самая последняя ночь, даже если мы не знаем, что она последняя. Для одного из этих людей ночь была последней.
Неохотно занялся хмурый день, все они встали и приступили к делам.
Катерина Уэлби собиралась успеть к девяти сорока на автобус в Лентон. Она оделась, сварила кофе, приготовила пару тостов. Она уже не была бледна — надо избегать всего, что не привычно для окружающих, — и выглядела как всегда, разве что добавила к костюму шляпку, тоже серую, с пером сойки за лентой.
Она вышла, заперла дверь и увидела, что от дома к ней спешит миссис Фаллоу, по-видимому, со свежими новостями. Катерина поздоровалась, и на нее потоком полились слова.
— Сегодня я должна быть у мисс Крей, и вы, наверное, удивляетесь, что я тут делаю, но я сказала мисс Рете, что у меня не идет из головы, как там бедняжка миссис Мейхью. Просто ужас, как она это переживает. Мистер Мейхью не может заставить ее поесть. Она только сидит, пьет чай и плачет. И я так сказала мисс Рете: «Вот у меня тут курица, я прихватила еще два яичка. Как насчет того, чтобы я сбегала и посмотрела, чтобы она подкрепилась?» — И мисс Рета сказала: «Ладно» — и я ушла.
Катерина взглянула на часы. Автобусная остановка у самых ворот, у нее есть еще пять минут.
— Я полагаю, вы уже навестили ее.
Голос Катерины был ровный и спокойный. Все же она считала, что миссис Фаллоу не для того так спешила к ней, чтобы сообщить, съела ли миссис Мейхью яичко.
Худое, темное лицо миссис Фаллоу перекосилось от нетерпения. Она хотела продолжать свой рассказ, а не сбиваться на болтовню.
— Сходила, — сказала она. — Что там делается! Я аж забыла, зачем пришла. Такие дела! Похоже, вчера шеф полиции вернулся, а с ним дама, которая гостит у миссис Войзи, и они пошли в кабинет. И после этого опять приехал инспектор Дрейк, и фотограф, и еще двое, и они фотографировали и заливали форму. Но эта мисс Силвер — она сразу ушла. Наверное, путалась под ногами, и шеф полиции ее прогнал.
Катерина натягивала перчатки, тщательно разглаживая пальчики.
— И что же они фотографировали, с чего снимали форму?
Миссис Фаллоу подошла поближе и сказала жарким шепотом:
— Следы.
— Следы? — Катерина на шаг отступила. .
Миссис Фаллоу придвинулась к ней.
— Следы, — сказала она. — Прямо под окнами кабинета в кустах сирени. Там кто-то стоял в то время, когда убили мистера Лесситера. Они все сфотографировали, измерили и теперь могут сказать, кто это сделал. Слава богу, они не навесят это на мисс Рету, потому что, говорят, следы маленькой ножки, а про нее так не скажешь. У нее нога узкая, но не маленькая, тут уж никуда не денешься. И Сирил отпадает. Мы все знаем, что он за птица, но в дамских туфлях четвертого размера он бы и шагу не сделал. И мне не пришлось беспокоиться о яичках — миссис Мейхью преобразилась, такая радостная, прямо не узнать, и на завтрак съела копченую селедку и три тоста с мармеладом. Вот я и подумала — пойду скажу новость вам, если вы еще никуда не ушли. Но я не могу задерживаться, мисс Рета на меня рассчитывает.
Они быстро вышли из ворот, и Катерина села в автобус.
Глава 36

— Конечно, дорогая, можете посидеть в гостиной. Бесси заранее разожжет камин.
— Очень мило с твоей стороны, Сесилия.
Это и вправду было очень мило, потому что Сесилия умирала от любопытства, и ей было невероятно трудно убедить себя, что нельзя, просто запрещено задавать кому-либо вопросы о его личных делах. Моральные принципы — отвратительная вещь, как с ними можно жить?! От этих усилий у нее раскраснелось лицо. Но когда машина шефа полиции подкатила к воротам, она в третий раз повторила, что и не подумает, к ним врываться, и закрылась в столовой, вспомнив, что еще в школе Мод раздражала ее своей сдержанностью.
В гостиной мисс Силвер пересказала Марчу беседу с Катериной Уэлби и поведала откровения Алана Гроувера. По поводу последнего Марч сразу отмахнулся, позволив себе заметить, что сказанное клерком нотариуса — это не доказательство. С чем мисс Силвер согласилась, добавив покашливая, что на нее произвела впечатление откровенность юноши, и она просто не хочет, чтобы в полиции считали, что она утаивает информацию.
Шеф полиции был в заметно лучшем настроении, чем вчера. Он засмеялся и сказал:
— Этого вы никогда бы не сделали!
Он говорил улыбаясь, она — вполне серьезно.
— Только по очень веским причинам, Рэнди. А теперь я хотела бы тебе кое-что предложить. Возможно, это уже сделано, но если нет…
— Что?
— Это касается телефонных разговоров в среду вечером.
— Телефонных разговоров?
— Да. Мы знаем, что Катерина Уэлби имела десятиминутный разговор с мисс Крей, от восьми двадцати до восьми тридцати…
— Позвонила Катерина?
— Да. Мисс Крей отказывается сообщить, о чем они говорили. Когда я высказала предположение, что о бизнесе, она согласилась: «Можно и так это назвать», а когда я спросила, не связано ли это с мистером Лесситером, она испуганно воскликнула: «О!» Миссис Уэлби рассердилась и по-моему была потрясена, когда я упомянула об этом звонке. А при упоминании пропавшего документа, я уверена, ее на миг охватил страх. Сложив все мелочи, которые я увидела или узнала из местных толков, я пришла к заключению, что после возвращения мистера Лесситера миссис Уэлби оказалась в ужасном положении. Миссис Лесситер меблировала Гейт-хаус. Время от времени туда добавлялись некоторые предметы, иногда очень ценные. Миссис Уэлби давала всем понять, что все это ей подарено. И вот возвращается мистер Лесситер. Естественно, он потребовал доказательств, что его мать сделала миссис Уэлби так много ценных подарков. Уже достоверно известно, что он обыскал весь дом в поисках некой бумаги, и я уверена, что речь шла о перечне или описи, который он упомянул в разговоре с мисс Крей. Миссис Фаллоу, которая работает в Меллинг-хаусе, рассказала домработнице миссис Войзи, что он «перерыл весь дом» из-за бумаги, которую ему оставила миссис Лесситер. Мы знаем, что эта бумага была найдена, потому что мисс Крей видела ее на его столе. Но там ее так и не нашли. Я думаю, из этого неизбежно следует вывод, что документ касался некого человека, который и предпринял шаги, чтобы его унести. Я не захожу так далеко, чтобы предполагать, что он и есть убийца, но это не исключено. По-моему, документ касался миссис Уэлби. Мне кажется, в нем было доказательство, что содержимое Гейт-хауса ей всего лишь дано взаймы. Если она что-то продала, а я в этом уверена, то…
— Моя дорогая мисс Силвер!
Она вскинула голову.
— Я в этом уверена. Ее доходы чрезвычайно малы, а одежда слишком дорогая. Она очень встревожена. Она не предвидела возвращения мистера Лесситера.
— При всем моем уважении к вашей убежденности…
Она одарила его чарующей улыбкой.
— Если хочешь, можешь считать, что я разбираю гипотетический случай. Но вот что произошло. Мистер Лесситер находит бумагу в среду — где-то, скажем, между половиной седьмого и восемью. Он звонит миссис Уэлби, дает ей знать, что она нарушила закон. Когда разговор заканчивается, она звонит мисс Рете Крей. Я могу сделать заключение о связи этих двух звонков. Про один из них мы точно знаем, что он был. Нужно свидетельство, что был и второй, и свидетельство о том, что было сказано в обоих случаях. Вы опрашивали телефонистку на коммутаторе?
— Думаю, нет, иначе Дрейк доложил бы. До сих пор ничто не давало повода думать, что разговор Реты Крей имел какое-то отношение к убийству.
— Тогда, Рэнди, проследи, чтобы эту девушку допросили, причем сейчас же. Мы должны знать, какие звонки исходили из Меллинг-хауса в тот вечер, и если она слушала, то о чем они говорили. И не подслушала ли она часть разговора мисс Крей с миссис Уэлби.
— Считается, что они не подслушивают.
Мисс Силвер улыбнулась.
— Все мы делаем многое из того, что не принято делать. Мистер Лесситер вызывал большой интерес в деревне. Мне кажется, мы узнаем, что Глэдис Лукер была настолько любопытна, что подслушала.
— Вы даже выяснили, кто тогда дежурил?
— О да, племянница миссис Гроувер. Очень милая девочка. Она никому ничего не пересказывала, но домработница миссис Войзи дружна с ее теткой, и она полагает, что Глэдис что-то известно.
Рэндал засмеялся.
— Мне придется ее допросить, но я не удивлюсь, если мы получим сведения только про какую-нибудь перебранку из-за пропущенного свидания с бойфрендом. Кстати, Дрейк скрежещет зубами из-за следов ног, найденных вами. Мой долг благодарности к вам все растет.
— Мой дорогой Рэнди!
— Моя дорогая мисс Силвер, вы понятия не имеете, как я не люблю этого достойного человека, и я не могу об этом сказать никому, кроме вас. Рвение, рвение и еще раз рвение! Возможно, вам будет интересно узнать, что, по его заключению, дама, оставившая эти следы, носит четвертый номер.
— У меня четвертый, Рэнди. — Мисс Силвер покашляла. — И у миссис Уэлби тоже.
Глава 37

Катерина Уэлби выбралась из автобуса на рыночной площади и прошла переулком в Фриар-роу. Фриар жил так давно, что от него осталось только имя, но среди витрин сегодняшних магазинов Мейн-стрит мелькали старинные дома. В одном из них находился офис мистера Хоулдернесса. Книжный магазин на первом этаже не раз переходил из рук в руки, но фирма «Стануэй, Стануэй, Фулперс и Хоулдернесс» занимала верхние этажи в течение уже полутора столетий. Стануэй остался только один — инвалид, который все реже и реже показывался в офисе. В свое время его племянник получит доступ в фирму, а сейчас он заканчивал службу в армии. Темные портреты родословной Стануэев изображали их как господ выдающейся респектабельности, каждый имел твердый рот и пронзительный взгляд. Этот тип с годами не изменился. Фулперс был только один, он умер почти сто лет назад, и тогда же появился первый Хоулдернесс — его мать была Амелия Фулперс, отец по женской линии из рода Стануэев. Такие старинные семейные концерны еще встречаются кое-где в провинциальных городах.
Катерина вошла в открытую дверь рядом со входом в магазин. Выстланный каменными плитами пол вел к сумрачной лестнице, поднимающейся на второй этаж, к двери, за которой сидели сотрудники Хоулдернесса. На соседней двери висела табличка с именем последнего Стануэя, но прочесть ее можно было только в яркий солнечный день.
После минутного колебания Катерина вошла в пустую комнату, предоставленную под картотеку, и открыла дверь в следующую. Стук пишущей машинки прекратился, девушка подняла на нее глаза и тут же опустила. Ей навстречу поднялся Алан Гроувер.
Позже он будет много раз вспоминать этот день. Единственное окно комнаты выходило на Фриар-роу. Здесь почти всегда был включен свет, кроме особенно светлых дней. Горел он и сейчас, отчего ее волосы блестели золотом и сверкала бриллиантовая брошь на груди. Свет подчеркивал синеву ее глаз. Она принесла с собой дыхание красоты и романтическое чувство — в двадцать один год его так нетрудно пробудить. Юность сама хочет быть очарованной. Он услышал ее «Доброе утро» и заикаясь поздоровался.
Мисс Джанет Лодден бросила на Алана презрительный взгляд и ткнула не в ту клавишу. Она была на год старше его и в последнюю неделю презирала всех мужчин, потому что поссорилась с бойфрендом, который из упрямства отказывался простить ее, чем доставил ей много огорчений. Ее чувство собственного достоинства восстановилось, когда она увидала, как мистер Гроувер краснеет и заикается. К миссис Уэлби она не испытывала теплых чувств — она ведь такая старая, должна бы это понимать! Она слышала, как Алан вышел, потом вернулся, потом они оба покинули комнату. Он повел ее в кабинет мистера Хоулдернесса и долго не возвращался.
Для Алана появление Катерины было вспышкой света, за ней последовала темнота, когда он ходил к Хоулдернессу, и снова до ужаса короткая вспышка, когда он шел с ней по коридору к последней двери, открыл ее, объявил: «Миссис Уэлби, сэр», — и отступил в сторону. Он вернулся к своему столу и презрительной мисс Лодден. Она слышала шуршание бумаг, скрип пера. Вдруг он резко отодвинул стул, встал и пошел к двери.
— Если меня спросят, я в комнате мистера Стануэя. Мистер Хоулдернесс хочет посмотреть бумаги по Джардину.
На это мисс Лодден заметила, что мир уж как-нибудь обойдется без него некоторое время, и он вышел, хлопнув дверью сильнее, чем одобрил бы мистер Хоулдернесс.
Катерина Уэлби села туда, где сидел Джеймс Лесситер в свой последний визит к нотариусу. Окна выходили на Мейн-стрит. Они были закрыты, с улицы доносился приглушенный шум. Свет, бьющий слева, падал на портрет одного из Стануэев — Уильяма. Ничего нельзя было разглядеть кроме того, что это — портрет. Прошлое поглотило его. От портрета исходило ощущение респектабельности и мрачности.
Мистер Хоулдернесс представлял собой живой контраст Уильяму — яркие щеки, красивые густые волосы, темные дуги бровей над карими глазами. Зная Катерину с детства, он обращался к ней по имени. Эхо его раскатистого голоса донеслось до Алана, идущего по коридору.
Разговор продолжался минут двадцать. Катерина, обычно не склонная к откровенности, на этот раз не сдерживала себя. Под смущенным взглядом Хоулдернесса она изложила ему детали своих затруднений, вверяясь его влиятельному вмешательству.
— Видите ли, некоторые вещи я продала.
— Моя дорогая Катерина!
— Человеку же нужны деньги. И вообще, почему бы и нет! Тетя Милдред мне их отдала.
Мистер Хоулдернесс был шокирован.
— Что именно вы продали?
— Ну, всякие мелочи — миниатюру Козуэя…
Он в ужасе всплеснул руками.
— Ее так легко отследить!
— Говорю же вам, тетя Милдред мне ее отдала. Почему я не могла ее продать?! Конечно, мне хотелось бы оставить этот этюдик у себя, он был просто прелесть. Романский период — кудри, газовый шарф, — как портреты леди Гамильтон. Ее звали Джейн Лилли, она какой-то их предок. Но мне нужны были деньги, вещи сейчас так дорого стоят. — Это она повторила несколько раз: — Я должна иметь приличествующую сумму денег, вы меня понимаете?
Цвет лица мистера Хоулдернесса приобрел темный оттенок. Он сказал, отступив от своей обычной учтивости:
— По одежке протягивай ножки.
На это Катерина покаянно улыбнулась.
— Моя беда в том, что я люблю дорогие вещи.
Он резко сказал, что она поставила себя в двусмысленное положение.
— Как же вы могли продать не принадлежащие вам вещи! И Джеймс Лесситер это подозревал. Он сидел на том самом стуле, где вы сейчас сидите, и сказал, что уверен в том, что вы выманивали имущество у его матери.
Катерина продолжала улыбаться.
— У него всегда была в характере эта карательная черта. Хорошо, что Рета за него не вышла. Я всегда ей об этом говорила.
Мистер Хоулдернесс зашипел:
— Чш-ш! Он сказал мне, что готов возбудить судебное преследование.
— Мне он тоже это сказал. — Она помолчала и добавила. — Так что мне пришлось к нему пойти.
— Вы ходили к нему? Когда?
— В ту самую среду. Но у него была Рета, и я ушла.
— Моя дорогая Катерина!
— Но я вернулась — позже.
— Что вы говорите?!
— То же, что вы — что я в очень двусмысленном положении. Или окажусь в нем, если все это выплывет.
— Я не вижу причин, почему это должно выплыть. Вы можете держать язык за зубами, не так ли?
— О да… придется держать… держу. Буду и дальше помалкивать, если удастся.
— Не улавливаю.
— Видите ли, там есть одна назойливая старая дева из гувернанток, она сунулась в это дело. Она гостит у миссис Войзи.
— Дорогая Катерина, как она могла вмешаться?
— Ее притащила Рета. Кажется, она воображает себя детективом.
Мистер Хоулдернесс с облегчением откинулся в кресле.
— Я думаю, полиция ее укоротит. Они не любят, когда лезут в их дела.
— Она была гувернанткой Рэндала Марча, — сказала Катерина. — Рета говорит, он ее превозносит до небес. Вчера она ко мне приходила, и должна сказать, она отлично сложила из кусков целое.
— Что вы имеете в виду, Катерина?
— Не думаю, что Рета проболталась, это на нее не похоже. Но эта мисс Силвер знала или догадалась про вещи из Меллинга и про намерения Джеймса. Она догадалась, что я поэтому и звонила Рете в ту среду, и если эта девчонка Лукер подслушивала на коммутаторе, я влипла. Конечно, глупо было говорить об этом по телефону, но мне только перед этим звонил Джеймс, так что если кто подслушивал, они и так все знали, а я была в отчаянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23