А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

А прятал наш главный. Можете спросить у любого.
– Радиомаяк включился, – доложил на мостик радист.
– Уточните курс по радиомаяку и идите с той же скоростью, – сказал неизвестный капитану.
И тот сделал соответствующие распоряжения.
Кульбай оглядел пленников.
– Ну, кто был главным?
– Его здесь нет, – неуверенно начали говорить все сразу.
– Как его звали?
– Мы не знаем, он представлялся нам Петей.
– Что это за Петя? – спросил Кульбай у Кузнецова.
– Он не Петя, он Патрик. Американец. Мы выполняли его заказ. С самого начала. Я вам могу все про него рассказать. Спрашивайте.
Кульбай задумался. Все это резко меняло дело. А вдруг это не правда? И этот умник просто умело тянет время. А что, он тонко рассчитал, что такие сведения заинтересуют Кульбая.
Пауза затягивалась.
– Сколько до цели?
– Пять миль.
– Они могут видеть наши огни?
– Уже да.
– Мы их видим?
– Да.
– Курс на них. Скорость та же.
И тут Кульбай снова неожиданно молча ударил Кузнецова.
Тот согнулся. Но это была ловкая имитация. Он внимательно следил за Кульбаем и заметил этот удар. Успел максимально напрячь пресс. И сохранил дыхание. Спасло его и то, что на этот раз Кульбай ударил неожиданно, но не холодно, а с видимым раздражением. Просто со злости врезал поддых.
Кузнецов имитировал глубокий нокдаун. И тут услышал.
– Генерал, по правому борту судно! Идет на нас полным ходом.
– До цели три с половиной мили. Они пытаются развернуться и уйти.
– Продолжать сближение.
– Я же говорил, что он американец, а вы не верили! – закричал Кузнецов, как будто только что отдышавшись.
– Развернуться и уходить полным ходом. Капитан, где капитан?!
– Вот он, – вытолкнул капитана спецназовец.
– Каков ваш максимальный ход?
– Двадцать узлов.
– Механик, где механик?!
Корабль между тем разворачивался к востоку и прибавлял ход.
– Вот он!
В середину зала вытолкнули механика.
– Или ваша посудина разовьет достаточный ход, или тебя пристрелят немедленно! В машинное отделение. Быстро!
Механик в сопровождении одного из спецназовцев вышел за дверь. И тут машина вдруг стала.
– Я же говорил, что он где-то спрятался! – заорал Кузнецов.
– Молчи, скотина!
Он получил оглушительный удар от стоявшего сбоку командира спецназа. Удар тоже явно не рассчитанный на то, чтобы послать его в нокаут. Если бы это было так, то он бы сейчас валялся на полу. Спецназовец ударил его, чтобы просто согнать злость. Хотя в ушах все равно зашумело. Спецназовец ведь только и занимался тем, что оттачивал свои удары. Ничего другого в жизни он делать не умел.
– Они стали. Потушили огни. До цели полторы мили.
– Продолжать сближение. Включить прожектор. Включить сирену. Штурмовые группы на выход.
На фрегат помимо таинственного представителя НАТО погрузилась перед выходом и группа неизвестного спецназа.
Яркий свет мощного прожектора залил помещение. Этот свет был везде. И в этом освещении лица всех присутствующих казались бледно-голубыми.
Завыла сирена.
И одновременно в баре как будто хлопнула открываемая бутылка шампанского. Звука никто на фоне внезапно начавшегося рева сирены не услышал.
Но Кузнецов увидел вдруг, как Кульбай медленно оседает на пол.
– Генерал! – крикнул спецназовец сбоку от Кузнецова. И ствол автомата перестал упираться ему в бок. Конвоир сделал шаг в направлении Кульбая.
Кузнецов отчетливо увидел их взаимное расположение, ствол автомата, торчащий в сторону от себя. Движение спецназовца и его ближайшее продолжение. Было ясно, что несколько секунд он не будет у того под прицелом.
И тогда он изо всех сил с разворота ударил спецназовца снизу в подбородок слева.
Этот удар их тренер, человек, погибший, защищая незнакомую женщину от насильников, называл «ударом Королева». Вот так с разворота распрямляя спину, вкладывая в удар всю силу корпуса, одновременно распрямляемого и разворачиваемого.
Спасибо тебе, Александр Иванович! Тебя этот удар не спас, но может он спасет меня. Казалось, небо услышало Кузнецова, и к месту помянутый тренер ободряюще улыбнулся ему с высоты. Как улыбался он, ободряя его в перерывах между раундами в самых трудных боях.
Кузнецову казалось, что распрямляясь, он вообще переломится назад, столько не просто силы, но какой-то затаенной страсти, было в этом движении.
Его кулак взмыл вверх мощно и быстро, как тяжелая ракета после старта.
Голова спецназовца резко дернулась вверх. Он не ожидал такого. Но нокаутирующим может быть только удар, который противник не ожидает. А он и был таковым.
Тренированный громила без звука рухнул на пол.
Между тем хлопки пробок от шампанского не прекращались. И если бы находящиеся в баре могли слышать, что творится на палубе, то услышали бы их и там.
В баре повалился еще один из захватчиков. Остальные на мгновение растерялись, благо было от чего. Командовать было некому. Генерал и их непосредственный командир лежали на полу. Чужой, гораздо больший корабль, заливал их светом и глушил сиреной. И очевидно готов был взять на абордаж.
Тем не менее, они бы, разумеется, блокировали Кузнецова, а то и пристрелили бы его, если бы не дальнейшие события.
Ибо их растерянностью первым воспользовался Виталий. Он резко и неожиданно сбил с ног ближайшего к себе конвоира.
А Кузнецов довольно быстро поднял автомат нокаутированного им.
Но главную угрозу для захватчиков представляла Тамара. Она еще раньше, сразу подняла автомат первого из срезанных неизвестным стрелком конвоира, упавшего рядом с ней, и дала очередь по цепочке стерегущих пленников спецназовцев.
Эта очередь как будто разбудила остальных захватчиков. Они вскинули оружие готовые стрелять. Причем все поворачивались в сторону Тамары.
Дальше Кузнецов видел все как замедленной съемке. Вот Тамара водит автоматом и еще один из захватчиков падает. Но видно, что она не успеет положить их всех. И хотя бы один оставшийся в живых расстреляет ее в упор. А Кузнецов хочет спасти ее и тоже пытается начать стрелять. То же делает и Виталий. Но они все равно не успевают. Захватчики быстрее их. И сейчас еще один падает не от пуль Виталия и Кузнецова, а от пуль того, кто палит в них откуда-то из-за барной стойки из оружия с глушителем. А действия Тамары, Виталия и Кузнецова просто отвлекли их от этого стрелка. Да и то, на время.
Но Тамара! Именно она привлекает их сейчас больше всего.
В порыве какой-то фанатичной ненависти, а может быть и скрытого, подсознательно садизма, спецназовцы поворачивают уже стреляющие автоматы в ее сторону.
И тут следует очередь из широкого окна танцзала. Появившийся там Патрик успевает срезать тех, кого не успевают достать Виталий и Святослав.
– Уходим! – раздается резкий крик с палубы. Десантные моторки отваливают от их корабля, быстро, но почти бесшумно, однако прожектор фрегата не дает им уйти в ночь. Раздается рокот скорострелки. И Кузнецов не видит, но воочию представляет, как разлетается в клочья упругая резина лодок и упругая плоть сидящих в них.
Что-то зашевелилось внизу у его ног. Нокаутированный командир спецназа мотал головой и пытался встать на четвереньки. Святослав увидел вдруг его кисти. Огромные, сильные, страшные. И что есть силы не ударил, а как бы даже вдавил каблук в пол. Раздался хруст костей. Эта горилла больше никого не ударит.
Никому не упрет в бок свой дурацкий автомат. И нога опускается вновь.
Никогда ни за грязные деньги, ни по преступному приказу не согласиться убивать людей, которых не знает. И снова каблук в пол.
Продажные тупые скоты! Это вам за Белый дом. Это вам за наши разогнанные демонстрации. За Женю Гребнева, за Леву Нечипуренко, за Юру Половцева!
Кто-то хватает его и пытается оттащить.
– Хватит! – орет над ухом Патрик. – Опомнись!
Кузнецов вдруг как бы очнулся. Обвел глазами танцзал и как сомнамбула пошел к бару. Где и когда он бросил так и не успевший выстрелить автомат, он не помнил. Но это его сейчас не интересовало. Прямо из горла он засосал половину первой попавшейся бутылки.
Корабль дрейфовал. Все сидели в баре.
– Капитан, выставь кого-нибудь на руль и в машину, – сказал Кузнецов. – Хватит приходить в себя.
Капитан отдал соответствующие распоряжения. Зарокотала машина и корабль пошел прежним курсом на юг.
Милях в трех к западу параллельно им шел фрегат.
– Патрик, объясни же, наконец, как мы так умудрились!
– Все просто Святослав. Это корабль контрабандистов. Мы уже давно дружим с ними и помогли его дооборудовать. Здесь масса тайных помещений и фальшивых переборок.
В Ялте в ночь перед отплытием к нам тайно пробрались пятеро моих людей. И спрятались. А сегодня в ночь, они заняли исходные позиции. Один в тайнике под барной стойкой. Все, разумеется, вооруженные автоматами с глушителями.
А румынский фрегат все равно должен был плавать где-то здесь. Но румыны народ весьма прагматичный, мягко скажем. Наши люди, кстати, действительно служащие в аппарате НАТО, с помощь денег инициировали такие вот «натурные учения» по освобождению корабля от захвативших его пиратов.
– Но как они вычислили нас?
– Время нашего выхода, скорость и курс были согласованы. А подтверждения по маршруту я давал импульсными радиограммами.
– Но на борту, насколько я понял, нет аппаратуры для сжатия сигнала.
– А я и не давал текущих координат. Просто посылал заранее созданные подтверждения, что все идет по плану.
– И все же, они так точно на нас вышли.
– Сами они передавали по радио свои оценки нашего взаимного положения. И когда до нас оставалось миль десять, я включил радиомаяк.
– А раньше почему не включал?
– Наши захватчики могли быть умнее, чем оказались, и могли отследить наличие радиомаяка на борту. Но, увы, а вернее, к нашему счастью, они давно уже не военные. Они бандиты, забывшие, что современная война, это не война стреляющих горилл, а война умов, война техсредств.
– Но, машина, почему она стала?!
– В том убежище, что я прятался, был прерыватель электропитания. А движок у нас хитрый. Дизель электро. Так что дизель крутится, ток дает. А ток до электромотора, крутящего винт, если вырубить один рубильник, не доходит.
– Прямо-таки, рубильник?
– Боже, но до чего же ты технарская зануда! Конечно же, нет, но смысл-то ты понял?
– Да. Но, слушай, и все равно, это невероятно. Ну, вас шесть. Ну, неожиданно. Ну, княжна сгеройствовала. Ну, я этой горилле врезал. Но так вот перестрелять столько профессионалов?
– Это эффект кинжального огня. С близкого расстояния, неожиданно, один автоматчик может положить целое отделение. А их было не так уж много.
– Кстати, сколько?
– Восемнадцать с этим азиатом.
– Да-а-а. А фрегат будет нас сопровождать и дальше?
– До Босфора.
– А потом?
– А потом сами доберемся. Твои противники до нас не дотянутся. Да и потом, многое мы надеемся узнать от этого, покалеченного тобой их командира. И он поможет нам определиться. Кстати, зря ты его так. Ему сейчас в таком состоянии сыворотку правды нельзя колоть. Остаются только словесные методы убеждения.
– Правда, словесные?
– Да, мы же не звери византийские.
Остальные молча слушали их диалог. Только тут Кузнецов осознал, что они с Патриком не одни.
Он обвел всех довольно-таки растерянным взглядом.
– Командуйте, шеф, – весьма кстати сказала Тамара.
– Всем спать.
– Всем?
– Всем, за исключением счастливцев, имеющих возможность заниматься психосексотерапией.
Все дружно рассмеялись. Напряжение как бы разом спало. Начался шум и гам. Бар быстро опорожнялся. Наконец, через полчаса, Кузнецов прерывая общий шум, заорал:
– Почему команду не выполняете?! Все, всем спать!
Глава 8. «Куда теперь?»
Был небольшой перерыв. Вика пила кофе в баре, пытаясь справиться с усталостью Рядом пил кофе ее коллега Руслан. Небольшой щуплый паренек. Он зарабатывал на жизнь, как и Вика, работой крупье. Но на самом деле был аспирантом одного из респектабельных московских ВУЗов.
Он симпатизировал Вике. Даже, можно сказать, был в нее тайно влюблен. Но понимал, что эта девушка не для него. Не будет в его жизни возможностей бросить к ее ногам то, что он бы так хотел бросить, чего она, по его мнению, была достойна. Даже если он закончит аспирантуру, станет кандидатом, а то и доктором наук.
Нет, все в этой стране принадлежит, и будет принадлежать разным Кульбаям. А он и такие как он будут смотреть на таких, как Вика с тайным обожанием, и довольствоваться возможностью перекинуться парой слов за чашкой кофе в перерыв.
– Чего-то Кульбая давно не было, – сказала Вика.
– Наверное, слишком много питался живой кровью. – Он помолчал, а потом с неожиданной жесткостью добавил. – И стал падалью.
Он даже не догадывался, насколько же он был прав.
– Вы можете ко мне подъехать прямо сейчас? – спроси Владислав Борисович Василия Степановича. Он звонил ему по телефону сам. Что делал довольно редко.
– Смогу.
– Когда будете?
– Минут через двадцать пять, сорок. В зависимости от пробок на дорогах.
– Хорошо. Жду.
Когда Назаров вошел в кабинет на Старой площади, то был нимало удивлен. Он давно не видел своего кремлевского шефа таким подавленным.
– Вы знали Кульбая? – спросил он сразу, еще даже не пригласив присесть.
– Слышал немного об этом сибаритствующем головорезе. А что с ним?
– Официально исчез. А на самом деле, наверное, убит. Вместе с одной из своих команд. Уже много лет выполнявшей его деликатные задания.
– Наверное, опять какие-то убийцы-общественники?
– Нет, действующий морской спецназ.
– Надо сказать, уровень наших антихристов растет день ото дня.
– Чему вы радуетесь?
– Я? Да что вы? Впрочем, не буду скрывать, мне уже доставляет эстетическое удовольствие наблюдать за их похождениями. Ей Богу, начинаешь думать, их бы нам в команду.
– Не лукавьте. Гораздо вероятнее, что вы подумали несколько иное.
– Что же, если не секрет?
– Какие секреты. Вы подумали, мне бы в их команду. Ведь так?
– Честно скажу, так не думал. Но ваше предложение нахожу довольно интересным. Я его рассмотрю на досуге и на свежую голову.
– Издеваетесь, владыка?
– Ну что вы, ваше превосходительство.
– Не паясничайте! Лучше скажите, что делать. Вы хоть и не большой специалист в делах практических, но как креативный разработчик довольно результативны.
– Преувеличиваете, Владислав Борисович. Преувеличиваете. Далеко мне до Кузнецова и компании.
– Ну, это я знаю и без ваших скромных признаний. И все же.
– Знаете в этой ситуации можно припомнить старый анекдот, который заканчивается чем-то вроде, я не х…й, я мозг.
– В оригинале это звучит, я не член партии, я ее мозг.
– Да, да, именно так.
– И все же, не тяните, отвечайте.
– Извольте. Я припомнил этот анекдот не с проста. Ничего конкретного по текущим аспектам этой операции сказать не могу. Тем более, я уже не в теме. Но вот в долгосрочной перспективе есть одна идея.
– Валяйте.
– Она проста и сводится к предложению, которое вы высказали, вроде бы выдав за мои мысли.
– Нам бы в их команду? Я не ослышался?
– Ну, в свою команду они нас не возьмут. Но вот завоевать со временем статус хотя бы сочувствующих было бы полезно.
– И это говорит полковник ФСБ и православный епископ?
– Бывший полковник.
– Спецслужбистов бывших не бывает. И все же, прокомментируйте ваши предложения.
– Знаете, именно в церкви я понял, что во всей этой сверхъестественной бодяге, что-то есть. Совершенно не то, что говорят мои нынешние коллеги, но что-то есть. Я в этом понимаю очень мало. Но и того, что я понял, достаточно, чтобы не сомневаться. С ними Бог!
С ними, а не с нами.
– Больше вам нечего добавить?
– А вам этого мало?
– Что за еврейская манера отвечать вопросом на вопрос!
Владыка рассмеялся.
– Знаете, я частенько ловлю очень многих именно на этой манере. Злюсь, разумеется. Но сейчас вдруг подумал, а может мы все скрытые иудеи? Пишет же этот фанатик Кузнецов, что все служащие византийской государственной модели евреи в душе. Независимо от происхождения.
– Ваши парадоксы бывают интересны, но в последнее время вам все чаще отказывает чувство меры.
– Так время такое. Конец эпохи Рыб, начало Эры Водолея. Все идет в обратном порядке. Империи рушатся. Православные становятся гностиками и арианцами, арианцы язычниками.
– А язычники?
– Неоязычниками, технократическими и, я бы сказал, биологизированными. Язычниками, отбросившими большую часть архаичных обрядов и мифов.
– Ладно. Это интересно, но мы отвлеклись. Ваши предложения.
– Я их уже сказал.
– Не боитесь быть таким цинично откровенным?
– Да за это меня и ценили всегда. И вы, кстати, тоже. В вашей гнилой системе должны быть люди, умеющие видеть и говорить правду.
– В вашей? Я не ослышался?
Епископ тонко улыбнулся.
– В вашей, генерал, в вашей. Еще вопросы есть?
– Нет. Вы свободны.
Епископ встал и, повернувшись к вельможе, перекрестил его.
– Благословляю тебя, сын мой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43