— Разумеется, у нее были недоброжелатели, она ведь актриса, а актерский мир — это беспрестанное столкновение амбиций, творческие люди обидчивы, ранимы, тщеславны. И чем незаурядней, тем труднее характер. А моя дочь была незаурядным человеком, можете мне поверить, даже если не брать в расчет ее актерский талант. Так что желать ей зла могли многие. Но реально причинять зло, не считая обычных театральных и киношных интриг и подсиживания... Вряд ли кто-нибудь действительно способен на это. И потом, ведь у актеров есть прекрасная возможность избавиться от негативных переживаний — все уходит в игру. Главное, чтобы у актера были роли, тогда он может пережить все на свете, уверяю вас.Даниель вспомнил, что в материалах о министре, которые он изучал, прежде чем пойти на встречу с ним, промелькнула фраза о том, что министра финансов можно, не погрешив против истины, назвать не только самым образованным членом правительства, но и одним из самых умных людей современной России. Впрочем, даже самые умные люди могут заблуждаться относительно своих детей, ведь родительская любовь слепа.— А что вы можете сказать о ее личной жизни? — спросил Даниель. Министр нахмурился:— Практически ничего. Она не знакомила меня со своими мужчинами, видимо, среди них не было ни одного, к кому можно было отнестись серьезно.— И вы даже не знаете, как зовут того, с кем у нее последнее время были близкие отношения?— Нет, к сожалению. Я считал, что не должен контролировать ее жизнь, не должен ни во что вмешиваться. Теперь-то я понял, что ошибался. К сожалению, слишком поздно... А ведь мне нужно было начать тревожиться за нее еще после этой гнусной истории с ее бывшим мужем.— Что за история?На лакированную крышку стола легла пухлая красная папка.— Я приготовил для вас все материалы. Прочитайте, изучите. Если возникнут какие-то вопросы, звоните мне, буду рад объяснить.— А что это за слухи о вашем родовом проклятии? — внезапно спросил Даниель, когда красная папка перешла в его руки.— О чем вы? — изумился министр.— Я читал в какой-то газете рассказ о том, что в вашей семье за последнее столетие было несколько таинственных случаев насильственной смерти.— Чушь какая! — отрезал министр. — Что это была за газета?— Не помню. Очевидно, какой-то бульварный листок, раз это сообщение не соответствует истине.— Если вспомните, обязательно сообщите мне. Мой принцип — ложь, особенно в прессе, не должна оставаться безнаказанной. Люди слишком верят газетам и телевидению. Растиражированная клевета — это как жирное пятно на одежде...... Ложечка снова позвякивала в чашке Даниеля. Только чашка была старенькая, синяя с золотой каймой, с едва заметной трещиной возле ручки, а чай пах мятой и еще какими-то травками.— Нет, сынок, уж я и мальчикам из милиции-то говорила: никого не видела, ни единой души. Да и тихо было этой ночью, даром что с пятницы на субботу, почти никто не ходил, кроме самих-то жильцов.— Татьяна Тимофеевна, — вкрадчиво произнес Даниель, — а может, вы отходили куда-нибудь? Или отвлеклись, а? Дело-то житейское.Консьержка — сухонькая старушка неопределенного возраста, кутавшаяся, несмотря на летнюю жару, в серый шерстяной платок, замахала руками:— Что ты, что ты, сынок! Разве ж это можно! Разве ж я не знаю, что с меня спросится за это.— Татьяна Тимофеевна. Ведь, если мы не поймаем этого убийцу, погибнет еще кто-нибудь. И в этом будет и ваша вина. — Даниель смотрел на старушку пристально.Та вздохнула и отвела глаза. Помедлила и нерешительно сказала:— Только уж ты, сынок, не говори больше никому. Пенсия-то у меня маленькая, а работу сейчас молодые себе найти не могут, не то что старики.— Никому не скажу, — заверил ее Даниель.— Сразу после полуночи, как гроза-то началась, я телевизор у себя выключила, потому что, говорят, от грозы он испортиться может. Выключила и взяла вязание — шапку для племянниковой дочки. Стала вязать, и вдруг в сон меня потянуло, прямо ужас. Никогда со мной такого не было! Сплю-то я, как старая стала, плохо и мало — лягу, бывало, и ворочаюсь, и ворочаюсь, а сон не идет. А тут вдруг — глаза так сами и закрываются. Думаю, надо чайку вскипятить, может, дрему-то отгоню. Подумала и хотела встать, да и заснула! Проснулась через час только. Гляжу — дверь-то в подъезде раскрыта, да возле нее от дождя лужа целая натекла. Я заахала, да бегом вытирать.— Вы кого-нибудь видели? — быстро спросил Даниель.— Никогошеньки. Закрыла дверь, вытерла лужу эту проклятую — и обратно к себе, в будку. А сон как рукой сняло.— Значит, кто в подъезде был, вы не видели.— Нет, сынок. И собака как забегала, не видела.— Какая собака? — Даниель со звоном выронил ложку.— Да с улицы забегала, от дождя, поди, пряталась. Да я ее-то саму не видела, только следы грязные. Я их заодно с лужей вытерла.— А может, еще какие следы там были? От ботинок, от туфель?Консьержка покачала головой:— Нет, не было. Только собачьи. Да здоровенные такие. А что ты так взволновался-то, сынок?Не отвечая, Даниель с отсутствующим видом взял из вазочки круглое печенье, сунул его за щеку и, сделав большой глоток чаю, задумчиво пробормотал вполголоса:— Никогда бы не подумал, что работа сыщика может оказаться таким испытанием для мочевого пузыря. Бедные люди! Глава 14ЧУДЕСНЫЙ МИР ИСКУССТВА Дверь мне открыла Надя. И, как всегда, без лишних предисловий и приветствий ляпнула:— Ты откуда такая? Дома не ночевала, что ли?.. Проходи, проходи!— С чего ты взяла, что я не ночевала дома7 — Потому что представить тебя при свете белого дня на каблуках и в коротком платье у меня лично фантазии недостает. Вечером, на какое-нибудь увеселительное мероприятие, ты это, так уж и быть, наденешь. Но в первой половине дня?! Как там говорил Станиславский, узнав про свадьбу Чехова и Книппер? «Не верю!» Если только ты не решила соблазнить Себастьяна.— А может, я охочусь на Даниеля, об этом ты не подумала? — хихикнула я.— Еще не подумала, так что у тебя есть примерно три минуты, чтобы спастись бегством, — утешила меня Надя.— Вообще-то мне действительно нужен Даниель, — призналась я и в общих чертах поведала ей о событиях прошлой ночи, умолчав, правда, о том, что моя приятельница и мой новый знакомый оба знали убитую актрису и, возможно, могут пролить свет на ее смерть. При упоминании о Себастьяне и шатенке Надя почему-то прошептала себе под нос: «Неужели я была не права?» — а на мой вопросительный взгляд только махнула рукой.— Одним словом, если Даниель не откроет мне дверь, ее придется ломать, а для этого обращаться к слесарю, а без подтверждения прописки дверь вскрывать не будут — паспорт я забыла дома, — закончила я и тревожно спросила:— А Даниель скоро придет?— Ну, чтобы взломать замок, нам в принципе можно было бы обойтись и без Даниеля. У меня есть один знакомый — бывший домушник, ему любой замок открыть — как семечко разгрызть. Он дает объявления в газете — для тех граждан, у которых проблемы, как у тебя, и от клиентов отбоя нет! А Даниель уже успел спозаранку слетать по делам, а теперь его понесло в гараж. Так что ты иди туда.— А ты?— А я, если ты случайно забыла, сижу на телефоне, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия Советского Союза. Дорогу до гаража сама найдешь?— Разумеется, — ответила я.В согнувшейся над капотом черной «Победы» фигуре в натянутом на голое тело комбинезоне, перепачканной с ног до головы в масле и прочей горюче-смазочной дряни, узнать Даниеля было непросто, тем более что лицо его закрывала маска для сварочных работ. Результатом этих работ была украшавшая закругленный нос «Победы» крылатая фигурка.— Вообще-то эту штучку надо крепить на решетку радиатора, — снимая маску и любовно протирая фигурку тряпочкой, смоченной какой-то вонючей жидкостью, сказал Даниель. — Но у «Победы» конструкция не та.— Послушай, — поинтересовалась я, — ведь ты же можешь плавить металл одним взглядом, зачем тебе возиться с автогеном?В дно металлической мойки со звоном ударила струя воды, и ладони Даниеля, энергично вращавшие кусок мыла, покрылись хлопьями черной пены.— Ну, во-первых, мало ли, что я могу. Нам здесь, среди людей, рекомендуется поменьше искрить пальцами, размахивать крыльями и увлекаться спецэффектами в таком же духе. Если, конечно, спецэффекты не являются изначально частью поручения. А во-вторых, если бы ты вдруг научилась летать и у тебя была бы альтернатива: поехать на машине или полететь, что бы ты выбрала?— Конечно, полететь!— А почему?— Никаких пробок на дорогах, никаких гаишников, никто не мешает.— И только-то? — В перерывах между словами Даниель плескал воду на лицо и шею. — Вот не думал, что писатели такие приземленные.— Ну и потому, что летать гораздо интереснее, что ли.— Вот! А мне интереснее пользоваться автогеном.— И в детективов вы с Себастьяном играете по той же причине? — дерзко спросила я.Даниель фыркнул, тряхнул головой, сдернул с гвоздика синее махровое полотенце и уткнул в него лицо, а когда вынырнул из его складок на поверхность, спросил:— А с чего ты взяла, что мы играем?— Разве вы не можете узнать все, что вам нужно, не затрачивая на это никаких усилий? Разве вам нужно ходить куда-то, разузнавать, искать, допрашивать? Извини, но, по-моему, вы просто развлекаетесь от нечего делать.Даниель повесил мокрое насквозь полотенце обратно на гвоздик и, накручивая прядь волос на указательный палец, сказал:— Ты слишком все упрощаешь. Вот тебе пример: дельфины, которые, кажется, творят чудеса в воде, на суше совершенно беспомощны.— Ну, не сравнивай ангелов с дельфинами.— Не забывай, что между нами, ангелами, а также людьми и дельфинами есть одно существенное сходство, о котором все почему-то забывают. Мы — живые существа. А значит, не всемогущи, не всевидящи, не всезнающи. Понятно?Я перевела дух и задала один из вопросов, давно терзавших мое любопытство:— А бог? Он что, не живое существо? Какой он вообще?— Я закончил, — сказал Даниель, и я как-то сразу поняла, что краткий курс богословия из его уст мне услышать не судьба. — Пойдем домой, перекусим что-нибудь. Надя, артистка, только зря тебя туда-сюда гоняла. А потом мы поедем к тебе и откроем твою дверь.— Ну вот! — взвизгнула я. — Про дверь же ты знаешь, а я ни слова не сказала!— Не превращайся в идиотку в духе доктора Ватсона! — хмыкнул Даниель.— Это же элементарно! Пока ты шла, Надя успела позвонить мне на мобильный.Поглощая приготовленные Надей креветки с чесноком, Даниель поделился со мной новостями. Я в это время мучилась по разнообразным причинам: во-первых, оттого, что я своим параллельным расследованием наказываю не только Себастьяна, но и его ни в чем не повинного друга, который к тому же очень хорошо ко мне относится, во-вторых, оттого, что совершенно не умею готовить, а в-третьих, оттого, что размеры моего желудка явно не были рассчитаны на предложенную мне порцию.— Вот что мы имеем на сегодня, — закончив рассказ о встречах с отцом Прошиной и консьержкой из ее дома, Даниель потянулся за пепельницей. — Да, вот еще — Захаров полазил по картотеке, и выяснилось, что эпизодов, похожих на наш, в их практике, к сожалению, не было.— Почему «к сожалению»? — спросила я.— Потому что нет ничего неприятнее, чем начинать расследовать серийные убийства с первого эпизода. Потому что серийные убийства на то и серийные, что жертв всегда больше, чем одна. А с первого раза поймать маньяка никому еще не удавалось. Значит, мы будем долгое время жить с предчувствием чьей-то гибели, и это предчувствие будет периодически сбываться. А главное — мы будем ждать эту смерть с ужасом и нетерпением, потому что чем больше жертв, тем больше улик и зацепок, тем больше вероятность поймать гада, который все это делает. Если только...— Что?— Если только не выяснится, что убийство Прошиной совершил не маньяк. И я уже знаю одного человека, который является весьма подходящим кандидатом на роль убийцы.— Кто?— Ее бывший муж. Лев Крымов.— Не тот Крымов? Не писатель? — спросила Надя.— Он самый.— Подожди-ка, — сказала я. — Была какая-то неприятная история, я что-то помню. Но ведь это было очень давно.— Смотря что называть словом «давно», — откликнулся Даниель. — Два года назад — не такой уж большой срок, по-моему.— Что за история? — спросила Надя. — Вы же знаете, сплетни о знаменитостях — не мой жанр.— История печальная и в каком-то смысле поучительная, — сказал Даниель.Молодой, но уже довольно широко известный в узких кругах московской и питерской богемы писатель Лев Крымов написал роман, замечательный не столько сюжетом — очередной перепевкой архитипического сюжета о разлученных возлюбленных, соединяемых в финале счастливой смертью, сколько самой тканью повествования, затейливо сотканной из современных реалий и отсылок к прошлому, уголовной хроники и религиозных трактатов, матерных частушек и белых стихов, подлинных цитат и ловких стилизаций, насмешливых реверансов классикам и пронзительных лирических отступлений, словом, из того, что, за неимением лучшего, подается современной читающей публике (из-за полного отсутствия вкуса принимающей за культурное явление любой суррогат) в яркой упаковке под названием «постмодернизм».Роман ждал успех у критики и публики, Букеровская премия и — экранизация. Французский режиссер, загоревшийся желанием снять историю о современных русских Ромео и Джульетте, приехал в Россию. И первое, что он сделал по приезде, — пригласил на роль Ромео самого Крымова. Крымов, не без колебаний принявший это предложение, был явлен широкой публике и оказался красивым голубоглазым блондином, смотрящимся гораздо моложе своих лет. Красота Крымова немедленно дала ему то, чего не мог дать талант, — популярность.Съемки длились полгода и сопровождались постоянными скандалами. Сначала Крымов расстался со своей женой — Евгенией Прошиной, и пресса без обиняков говорила о причине развода: роль Джульетты, персонажа, явно написанного с Прошиной, досталась не ей, а французской актрисе, жене продюсера фильма. Потом рушились и горели декорации, получали увечья актеры и сотрудники съемочной группы, кончались средства и начинались крупные разногласия. Словом, никто уже не верил, что фильм выйдет на экраны, когда об этом выходе наконец объявили.Успех фильма превзошел не только успех романа, но и все возможные ожидания. Французская актриса осталась почти не замеченной публикой, несмотря даже на несколько премий на тех конкурсах и фестивалях, в жюри которых сидели приятели ее мужа-продюсера. Зато Крымов мгновенно стал звездой. Замечательный актер, да к тому же еще и писатель! Не поместить его фотографию на обложку хотя бы один раз считалось для всего газетно-журнального братства глупостью, граничащей с дурным тоном, а редакторы толстых журналов, выходящих без фотографий, были явно раздосадованы тем, что не могут воспользоваться симпатичным лицом Крымова для поднятия тиражей. У новой знаменитости немедленно появилась целая орда несовершеннолетних поклонниц, истерично жаждущих любви и автографов. Редкие возгласы неодобрения тонули в грохоте похвал.Но так продолжалось недолго. Публика, всласть натешившись Крымовым, изучив в подробностях его биографию и внешность, стала охладевать к новому кумиру. Шум утих. Обширные хвалебные статьи и интервью съежились до редких равнодушных заметок и репортажей в пару строк.И тут-то в одной из популярных в народе желтых газет — «Метрополь-люкс» — на первой полосе появился снимок. В снимке не было ничего криминального — Режи Дюпон, французский режиссер, поставивший фильм по роману Крымова, и сам Крымов стоят в обнимку с бокалами шампанского, слегка нетрезвы и очень веселы. Но внизу была подпись: «Подруга французского режиссера — Крымов нашел свою любовь на съемочной площадке», — а разворот в середине газеты занимала статья, хамская по форме и грязная по содержанию, описывавшая любовные отношения между Дюпоном и Крымовым с таким смакованием деталей, что создавалось ощущение, будто ее автор — некий Олег Глебовский — присутствовал на всех свиданиях с непременной свечкой в руке. Все бульварные издания немедленно подхватили эстафету: кто-то пересказал статью близко к тексту, кто-то, в меру фантазии и знаний, добавил подробностей от себя. Не успело затихнуть эхо от первого залпа, как «Метрополь-люкс» дал второй — интервью актрисы Евгении Прошиной все тому же Глебовскому. Прошина с удовольствием сорвала со своего бывшего мужа все и всяческие маски. По ее словам, за время их совместной жизни она неоднократно замечала странности в поведении Льва, явное предпочтение, оказываемое мужскому обществу, любовь к цветам и подаркам. Женскую одежду он не носил, конечно, но глаза и губы красил и часто просил ее помочь. Вскоре Прошина повторила свое интервью для телевидения.Крымов подал на Глебовского в суд и выиграл. Но компенсация за моральный ущерб была смехотворной, а поведение Глебовского настолько вызывающим, что победа Крымова выглядела как поражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17