А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Разговор оборвал минометный налет. Из соседнего окопа замахали бескозырками. Блиндаж опустел. Наступила подозрительная тишина, и вдруг кто-то издалека крикнул:
– Танки справа-а…
Борода, высунувшись из блиндажа, присматривался к изрытому воронками полю. День клонился к вечеру. От холмов на восток потянулись расплывчатые тени. Рокот танковых моторов, сначала смутно доносившийся сквозь грохот пальбы, быстро нарастал.
– Товарищи! – раздался звонкий твердый голос моряка, командира роты. – Отступать нам некуда. Нас поставила здесь Родина, и мы будем стоять насмерть. Враги не пройдут. Моряки не пропустят.
Эти волнующие слова прозвучали, как клятва.
«Да, нас поставила здесь Родина. Мы будем стоять насмерть. Враги не пройдут», – отозвалось в сознании Бороды, и он невольно залюбовался статной осанкой моряка в черной запыленной шинели с блестящими пуговицами. Перед глазами летчика, как в мареве, блеснули крылья самолетов, сверкнули ледяные вершины гор, чьи-то искристые зрачки и еще что-то светлое, хорошее, отчего на сердце сразу стало тепло.
К рокоту моторов стал примешиваться лязг металла. Летчик инстинктивно сжал в руке пистолет и расправил бороду. Рогачев уперся спиной в кольцо турели и впился глазами в стекло прицела.
– Рогач, что видно на экране? – спросил Борода.
– Поле, товарищ лейтенант, – услышал он в ответ, и в то же время почувствовал, как чья-то рука опустилась на его плечо. Он оглянулся. Политрук роты моряков с пропитанным кровью бинтом на голове протягивал ему противотанковую гранату.
– Возьми, лейтенант. Это наш самый главный калибр… Бей только наверняка. Больше не дам. Нету.
Гул моторов нарастал. Стреляя на ходу, на гребень высоты с грохотом и скрежетом выползли немецкие танки. Грязно-пегие коробки, грузно покачиваясь с боку на бок, устремились на окопы десанта. Из стволов пушек хлестали огненные языки. Борода, как наэлектризованный, не отрываясь смотрел на танки. Над головой зловеще свистел раскаленный металл. Танки приближались. Но десантники молчали.
«Чего ждут моряки?» – с тревогой подумал летчик, глядя вдоль окопов.
Сжав в руке единственную гранату, он выбрался из блиндажа в траншею и встал рядом с. политруком. Вдоль стены траншей стояли бойцы с напряженными, суровыми лицами. Глаза политрука горели лихорадочным блеском. Правая рука его с засученным по локоть рукавом сжимала связку гранат.
А танки подходили. все ближе, и тут Борода увидел, как политрук, словно на пружинах, подпрыгнул и выскочил из окопа. Танки были рядом. Теперь Борода не замечал уже ни развороченного поля, ни запыленного неба. Он видел только одни серые коробки, двигающиеся на него да мелькающий впереди пятнистый плащ политрука, слившийся с землей. Летчика поразила необычайная храбрость этого человека, бросившегося в поединок с железным чудовищем. «Какой человек!» – успел только подумать он, и тут же у переднего танка грохнуло. Это произошло так неожиданно, что машина на секунду клюнула пушкой почти в землю и, приткнувшись, застыла на месте. Борода увидел, как еще несколько человек, низко пригибаясь к земле, перебежали вперед. Справа застрочил турельный пулемет Рогачева. Вдоль окопов захлопали бронебойки, но танки неудержимой лавиной катились на окопы. Наскочив на мину, подорвалась еще одна машина, но остальные, не снижая хода, продолжали нестись. Внезапно один из танков с нарастающей скоростью змейкой рванулся вперед и резко развернулся у самого. окопа. Командир роты бросил связку гранат, но танк, словно предугадав его движение, сделал рывок в сторону и со скрежетом проутюжил соседний окоп.
Борода не успел ничего сообразить, как рядом с его головой лязгнула и сверкнула гусеница, вдавливая землю. Он упал на дно окопа, чувствуя, как на него обрушивается глинистая земля. Танк прополз через окоп и помчался на Эльтиген. Борода, синий от натуги, освободился от земли, выпрямился. В глазах его сверкнула злость, мышцы вздулись. Размахнувшись, он изо всей силы швырнул гранату вслед удаляющейся машине. Граната ударилась в заднюю часть стальной коробки. Грохнул взрыв. Танк застопорил, завертелся на месте. Летчик оглянулся. Серый от пыли командир роты стоял рядом, держа в руке другую связку гранат. Борода вырвал ее у него и саженными шагами побежал к подбитому танку. Громовой «удар потряс машину. Танк пылал. Оглушенный летчик, тяжело дыша, вскочил обратно в окоп. В этот момент до его слуха, как сквозь вату, донеслись радостные крики десантников:
– Ура, ребята! «Ильюшки» летят… «Горбатые»! Десятки зеленых ракет яркими звездами полетели в сторону врага.
– Бей фашистов!.. – орал в исступлении матрос с красным лицом, потрясая пустым автоматом.
Через десять минут на сером, помятом поле виднелись только черные остовы догорающих машин. Их было шесть из пятнадцати наступавших на правый фланг батальона Величко. Передовая десанта опять погрузилась в тишину. Патроны берегли – их было мало. Потные, запыленные бойцы собирались кучками, обсуждали подробности прошедшего боя, выбрасывали из траншей песок от разрушенного бруствера.
– Было б у нас побольше гранат да бронебоек! Не видать бы им окопов наших, как ушей своих, – говорили они. – На Мысхаке не то еще бывало. В атаку по полсотни сразу выходило, а взяли что?
– Вот что взяли! – показал здоровенный кукиш пожилой усатый боец.
– У нас сейчас главное не то, что было, а то, что будет, – сказал политрук, зашивая разорванную полу плащ-палатки. – Сейчас надо думать о том, как вымотать фашистов, а самим выстоять, продержаться здесь во что бы то ни стало. У нас один только путь – к победе. В этом весь смысл нашего здесь нахождения. Понятно?
– Понятно, – раздались дружные голоса.
– Будем стоять здесь, – продолжал политрук, – до последнего человека или до тех пор, пока не отзовут нас.
Из-за поворота траншеи показался командир роты. Шинель на нем была уже вычищена. Белый целлулоидный подворотничок резко выделялся на коричневой от загара шее. От него пахло одеколоном.
«Кажется, „Чайка“, – подумал Борода. – Вот что значит морской порядочек… Традиции… Лопни, но держи фасон!»
– Товарищ сержант Самошкин! – позвал командир роты.
– Слушаю! – вытянулся усатый боец.
– За уничтожение двух вражеских танков в сегодняшнем бою от лица командования объявляю вам благодарность. Буду ходатайствовать о представлении вас к правительственной награде.
Сержант крепче сжал в руке бронебойку, грозно шевельнул усами:
– Служу Советскому Союзу!
Откуда ни возьмись, словно с перепугу, снова посыпались трескучие мины.
– Очумел фриц! – поеживаясь пробормотал Борода, стряхивая с плеча комок сухой земли.
– А летчики наши, оказывается, настоящие… Доложу сегодня комбату… – доброжелательно улыбнулся командир роты, с уважением ощупывая бицепсы Бороды. – Экая ручища! Вы, лейтенант, случайно, не боксер?
Борода смутился.
– Не-е-ет… так… Болельщик, – отшутился он.
– Хорош болельщик! Гранату метров на сорок махнул… – почти с завистью заметил командир роты.
От догоравших танков стелился зловонный дым. Свободные от вахты моряки расползались по своим норам. В блиндаже командира роты, куда Борода зашел по его приглашению, поражал исключительный порядок. Блиндаж напоминал каюту военного корабля. Воздух и здесь был насыщен запахом «Чайки». Возле аккуратно застланных деревянных нар на стене висела полочка. На ней фотокарточка молодой женщины, бритвенный прибор, щетка. Вместо ковра во всю стену развешан морской, в шахматную голубую клетку флаг. На нем, на гвоздике – щегольская фуражка-мичманка с золотым крабом, а возле нее трофейный кортик в ножнах. Создавалось впечатление, что хозяин, обживший это помещение, никогда и не мыслил оставлять его. У стола сидел усталый красноармеец с трубкой телефона, привязанной платком к уху. Время от времени взрывы сотрясали землянку, и было слышно, как глухо звякал на полке алюминиевый стаканчик.
– Вот и пещера моя. Садитесь, – пригласил командир роты, показывая на земляной выступ, заменяющий диван. – Вы, летуны, конечно, не привыкли жить в таких погребах?
– И у нас всякое бывает… От этого и мы не застрахованы. Сегодняшний день – лучшее доказательство, – возразил летчик.
– Ну как, с непривычки страшновато было? – спросил командир роты с хитрецой.
– Страшно… – ответил Борода. – Впрочем, не могу точно сказать. Я привык больше огонь видеть, чем слышать его. Когда политрук бросился из окопа навстречу танкам, я волновался, как будто сваливаю самолет в пике. Умереть в бою не боюсь… Страшно умереть в позоре…
На столе зазуммерил телефон.
– «Якорь» слушает. Есть, – ответил телефонист и передал трубку командиру.
– Старший лейтенант Ясенский слушает. У меня пока все спокойно, товарищ капитан. Нет… Ночью немцы не рискнут. За день весь заряд истратили… Да! Трофеи хорошие – шесть штук. Что? А-а-а… Точно. Политрук первый бросился навстречу… Еще двух бронебойщик Самошкин подбил. Пару летчики прикончили… Да. Летчики действуют по-нашему. Лейтенант здесь, в моей землянке…
Ясенский, прикрыв ладонью трубку телефона, подмигнул Бороде и спросил:
– Что передать комбату?
– Попросите, пусть сообщат на Большую землю в мой полк радиограммой, что я жив и здоров, чтоб не хоронили меня и по возможности прилетели и забрали вместе со стрелком.
Ясенский снова заговорил:
– Да, да, товарищ капитан. Все в порядке, прекрасно себя чувствует и вообще не собирается умирать в ближайшие сто лет… Нет. Говорит, отделался шишкой на лбу.
Он повернулся к Бороде и улыбнулся, но тут же лицо его приняло строгий вид.
– Капитан сказал, – произнес он, задумчиво потирая щеку и передавая телефонисту трубку, – что о вашем местонахождении будет сообщено в штаб армии.
Борода поблагодарил и поднялся уходить.
– Приходите к ужину. Поедим вместе, что найдется, – пригласил моряк.
– Приду и захвачу с собой кое-какую снедь. Из НЗ еще осталось…
Летчик вышел. Солнце садилось за горы. Багровые отблески его трепетали в вышине. Дым над закопченными скелетами танков таял. Сквозь мглу наступающего вечера смутно виднелись серые черточки трупов немецких солдат, раскиданных по вспаханному минами полю. В одном из боковых ответвлений окопов собрались бойцы. Усатый бронебойщик Самошкин, покуривая, сидел на каске.
– Брехня все о непобедимости германских «тигров», – услышал Борода его голос. – Не так страшен черт, как его малюют!.. Агитация Геббельса… «Тигр», если за него взяться да пощупать как следует, горит не хуже других.
Краснолицый матрос, набивая диск автомата новыми патронами, улыбнулся:
– А ты, папаша, небось всех перещупал?
– «Тигров»-то? Щупал. И «фердинандов» и «пантеру» поджег однажды…
Матрос покачал головой.
– Что? Скажешь, мало? Так какого ж тебе рожна еще надо?
Окружающие дружно захохотали. Самошкин покрутил кончики усов, достал из кармана клетчатый платок, вынул из него ордена и с важным видом принялся натирать их до блеска.
Нарастающие свистящие звуки заставили людей втянуть головы в плечи, но снаряды, пролетев над траншеей, разорвались где-то поблизости. Осколки, фыркая, пронеслись над головами. Немцы начинали свой ночной методический обстрел. Из блиндажа первого взвода послышались звуки баяна. Пели песню. Подойдя ближе, Борода узнал голос Рогачева.
– Гм… – удивился летчик, заглядывая в блиндаж, – и здесь баян нашел…
В землянке, за дверью, занавешенной плащ-палаткой, полулежа расположился политрук. Склонив на плечо перевязанную голову, он что-то быстро писал. Рогачев, подняв глаза к потолку, смотрел в одну точку, и из-под его пальцев лились мягкие, задушевные звуки вариаций на русские темы. Несколько матросов в расстегнутых бушлатах сидели и задумчиво слушали.
Рогачев внезапно оборвал мелодию и, аккомпанируя себе, запел песню воздушных стрелков:
Крутится, вертится «ил» над горой,
Крутится, вертится летчик-герой,
В задней кабине сидит паренек.
Должность у парня – воздушный стрелок.
Последние слова песни потонули в грохоте взрывов. Между бревен потолка посыпалась земля.
– Ишь, сволочь, бесится как! – злобно процедил кто-то сквозь зубы.
– Самодеятельность на время свертывается, – объявил Рогачев, передавая баян матросу, и встал.
Землянка вздрагивала от взрывов.
* * *
Перед Хазаровым по команде «смирно» стояли Оленин и Зандаров. Лица обоих выражали смущение и крайнюю растерянность.
До тех пор, пока Оленин, передвигая карандаш по карте, докладывал командиру полка о произведенной ими разведке дороги из Керчи на Владиславовку, все шло хорошо. Хазаров одобрительно кивал головой, изредка уточнял сведения коротким вопросом, довольный выполнением задания. Сведения, добытые летчиками, были очень ценны для командования. Но как только Оленин стал рассказывать о том, как они, возвращаясь обратно, встретили противника и с ходу атаковали его, подполковник удивленно вскинул брови и нахмурился.
– Самолет сбит, – доложил Оленин, обводя всех присутствующих торжествующим взглядом.
Хазаров нахмурился еще больше.
– Давая задание, я предупреждал вас, чтобы никаких катавасий во время разведки не затевать, – сказал он недовольным тоном. – Тоже «ассы»… Хорошо, что так кончилось! А если бы самих сбили. Командованию нужны разведданные, а не ваши турниры. – Времени у них другого нет самолеты сбивать! – продолжал подполковник и, помолчав немного, более миролюбиво добавил: – Ну, добро, сбили – туда ему и дорога. Победителей, как говорят, не судят. За отличное выполнение задания представлю к награде. Товарищ Рогозин! – позвал он капитана. – Подготовьте наградной материал на обоих.
– Есть подготовить!
– Но!.. – повернулся Хазаров к летчикам и многозначительно поднял палец. – Предупреждаю, чтоб впредь никто не смел во время разведки отвлекаться от основной задачи. На вашу долю фашистов хватает в любом вылете…
– Так мы же, товарищ подполковник, не отвлекались. Все получилось как-то мимоходом, – оправдывался Оленин. – Наскочили на него совершенно случайно. Ну как было не сбить? Пальцы сами нажали гашетки…
– Ну, добро… Какой же это самолет вы сбили? Летчики переглянулись, словно говоря друг другу: «Ну, держись! Начинается!»
– Оленин, я вас спрашиваю, – повторил Хазаров уже громче.
– Видите ли, товарищ подполковник… – смущенно начал Оленин и замолчал.
– Тут такое дело, – спеша ему на выручку, заикнулся было Зандаров, но Оленин незаметно дернул его за рукав, и он прикусил язык.
– Ну? Что вы мямлите, как школьники на экзаменах? Сбили и сами не знаете кого? – с раздражением спросил Хазаров.
Летчики потупили глаза.
Хазаров пристально посмотрел на них и спросил уже с иронией:
– А может быть, вам это приснилось? А?
– Нет. Самолет сбит натурально, – уверенно пробасил покрасневший Зандаров.
– Какой тип?
– Неизвестный, товарищ подполковник! – выпалили оба в один голос.
На командном пункте послышался смех.
– Вам, которые сбили его, неизвестен? Так откуда же он будет известен нам, когда мы в глаза его не видели?
– Я сделал серию фотоснимков. Прошу дать приказ лаборатории проявить пленку, – поспешно доложил Оленин.
– Не лезьте поперед батьки в пекло. Сам знаю. А пока фотоснимки будут расшифровывать, вам придется заняться более доскональным изучением силуэтов вражеских самолетов. А то вы скоро «юнкерса» с воробьем путать начнете.
И он приказал капитану Рогозину выдать лейтенантам альбом силуэтов самолетов, а начальнику штаба Гудову – включить в расписание теоретических занятий летного состава на следующую неделю и эту тему. Отдав приказание, он, недовольный, вышел из командного пункта.
Оленин нехотя взял альбом и полез за стол вслед за Зандаровым.
– Вот сбили идола на свою голову… Сдохнуть бы ему еще до этого… – гудел Зандаров, подозрительно осматривая табурет, заскрипевший под ним.
Оленин небрежно перелистывал страницы альбома. Он прекрасно знал все силуэты на память. И не только силуэты, но и технические данные всех вражеских машин, которые были на фронте. Однако такого самолета, какой они вогнали в землю, в альбоме не находил.
– Тьфу! – плюнул Зандаров. – Уж лучше было б совсем не говорить. Теперь полк на смех поднимет.
Летчики обступили их. Сомнительные советы сыпались вперемешку с остротами и вопросами.
Возможно, вам какой-нибудь «фарман» или «ньюпор» попался?
– Нет, товарищи. На этот раз Леониду Оленину посчастливилось сбить самого графа «цеппелина»…
– Слышишь, Леня, а ты напиши письмо в музей. Пусть вышлют тебе альбом силуэтов самолетов образца тысяча девятьсот четырнадцатого года. Там-то ты наверняка его найдешь… – предложил Аверин.
Оленин решительно поднялся.
– Пойду в лабораторию, – сказал он, – потороплю, чтоб быстрее проявили пленку. Не то мы дождемся, что эти друзья припишут нам победу над каким-нибудь допотопным ящером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37