А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Том кивнул.
– Я готов.
– Тогда вперед.
Они разделись, завернули в одежду свои пожитки, привязали узелки на спину и вошли в воду. Она оказалась прохладнее, чем ночной воздух, но начали они энергично и спустя короткое время согрелись. Теперь они размеренно плыли к материку, и Хью вспоминал месяцы пиратства. Он давно хотел бежать, но его удерживал страх. Теперь он жалел, что не сделал этого раньше. Воровать, убивать, ежедневно напиваться и вместе с тем чувствовать себя пленником – все это наводило его на мысли о подлости этого мира. Она была всюду, куда ни кинь взгляд. Ему хотелось остаться одному, подальше от ненадежных друзей, хотелось стать свободным. Он задумался, была ли у убитого матроса семья. Сам он не был уверен, хочет ли жениться. Пожалуй, это тоже своего рода плен.
Скользя в воде, он потерял ощущение времени. Осталась только монотонность волн, равномерные взмахи рук Тома, да ночная темнота, в которой сливалось все окружающее. Оба берега давно стали мечтой, реальность свелась к мерному движению в воде.
Ему отчетливо запомнилось, как они добрались до берега. Теперь воды залива Гальвестона казались сном, а реальностью была земля, завоеванная с таким трудом. До сих пор в ушах стоял его смех и смех Тома. Они растянулись на берегу, тяжело дыша, кожу покалывало от переутомления, и не заметили, как уснули.
…Теперь, лежа на утесе, он разглядывал сквозь дымку тумана и пыли хвост уходящей процессии – хромые и старые шли, опираясь на палки или плечи родных, скво тащили ребятишек и мешки с припасами. Они заботятся друг о друге, отметил он, и в душе шевельнулось что-то, похожее на сочувствие к ним, бегущим от сиу, хотя на эту тропу их привела собственная жестокость. Как-то, скитаясь по Техасу, они с Томом попали в лапы ри, но тогда им удалось сбежать. Индейцы замучили их до полусмерти. Но никакие страдания не сравнятся с тем ужасом, который они испытали, когда отряд всадников вновь заприметил их на равнине.
Они попытались спрятаться в кустах, но воины знали, что они там и быстро выкурили их оттуда. Хью попытался произнести несколько слов на диалекте ри, которые запомнил во время недолгого плена, и индейцы, похоже, поняли их, так же, как и миролюбивые жесты. Однако недвусмысленно дали понять, что Хью и Том являются пленниками, отобрали у них ножи и отвели в лагерь.
Их связали и охраняли всю ночь и, хотя и дали воды, но не покормили, разрешив тем не менее закусить собственными припасами из фруктов и корешков, которые они раздобыли во время бегства. На следующий день их оставили в покое, хотя свободно перемещаться не разрешили, а ночью опять приставили охрану. Каждый вечер из соседней палатки допоздна раздавались звуки жаркого спора на незнакомом языке.
На следующий день им принесли поесть и стали относиться более дружелюбно: дали чистую одежду и показали лагерь. К концу дня Хью попытался наладить контакт с охранниками в надежде на некоторые послабления, но ему только намекнули, что им будет разрешено поучаствовать в празднике этим вечером.
На закате их отвели туда, где собралось все племя. Повсюду пылали костры и разносился запах жареного мяса бизонов, оленей и птицы. Им пришлось попробовать каждое блюдо, как на том настаивали хозяева, ибо на главном празднике племени каждый должен был наесться до отвала.
Постепенно царившее в племени хорошее настроение передалось друзьям, они расслабились и начали отпускать шутки. Наконец, сытые и немного сонные, Том и Хью стали ожидать окончания праздника, когда можно будет устроиться на ночлег. Но вдруг несколько воинов крепко схватили их и связали по рукам и ногам ремнями из сыромятной кожи.
– Эй! – завопил Хью и добавил слово, которое, как он запомнил, означало «друг».
Никто ему не ответил. Вместо этого Тома привязали к высокому столбу. Скво обнажили его, срезав одежду, и сложили у ног хворост.
– Отпустите парня! – закричал Хью. – Друг! Друг! На него не обратили никакого внимания, и женщины принялись работать над Томом ножами, срезая полоски кожи.
– Остановитесь! Остановитесь ради Бога! – кричал Хью, и крики его наполовину тонули в воплях Тома.
Женщины сосредоточенно занимались своим делом, не спеша отрывая кожу клочок за клочком, время от времени втыкая в него кончики ножей. Хью прекрасно понял, что последует дальше. Он закрыл глаза, чтобы не видеть этого кошмара, стиснул зубы и попытался не слышать крики Тома. Это не помогало. Не видеть было еще хуже, воображение рисовало картины Ада.
Пытка продолжалась еще некоторое время, в конце концов Том стал умолять убить его. Но они только разожгли костер у его ног и подбросили еще хвороста. Хью кричал, но на него не обращали внимания. Потом он заплакал. Перестал и теперь молча смотрел, как поджаривают друга. Он пытался не смотреть, но взгляд сам собой возвращался к кошмарному зрелищу. Скоро все кончится. И тогда наступит его очередь.
Вдруг он вспомнил про маленькую коробочку с киноварью, которую захватил с острова Гальвестона. Поскольку она имела некоторую коммерческую ценность, он рассчитывал продать ее. Жалко, если она сгорит впустую; из нее получится отличная боевая раскраска, вещь, которую индейцы очень ценили. Чем черт не шутит, решил он. Может, она сослужит мне службу.
Он нащупал связанными руками мешочек, привязанный к поясу. Морщась от боли, развязал узелок. Когда мешочек упал, Хью крепко схватил его и встал.
Бросив сверток вождю, он крикнул: «Вот тебе подарок! Не хочу, чтобы это пропало даром!»
Вождь внимательно осмотрел мешочек, потом протянул руку и поднял его. Вынув из кожаного футляра жестяную коробочку, он долго изучал ее, пока не разобрался, как она открывается. Глаза его вдруг округлились. Он осторожно потрогал вещество пальцем, понюхал его, провел на лбу жирную черту.
Два воина были готовы наброситься на Хью, но вождь поднял руку и что-то сказал. Воины остановились.
Вождь подошел к Хью и обратился к нему с речью, но тот лишь покачал головой и сказал: «Подарок. Я не понимаю, что ты говоришь».
Вождь, однако, продолжил свою речь, а потом сделал кому-то знак через плечо. К Хью приблизился воин с ножом. Тот стиснул зубы, ибо лезвие чуть не скользнуло по животу, но индеец всего лишь разрезал ремни.
Воин помог ему встать, вождь подошел и подхватил Хью с другой стороны. Они вместе отвели его в палатку и уложили на шкуры. Вождь еще что-то сказал, улыбнулся, и ушел. Человек, который разрезал ремни, остался снаружи на страже.
Хью думал, что не сможет уснуть в ту ночь, но все же уснул. События прошедшего вечера возвращались в снах, и утром он вспомнил, что несколько раз просыпался от звука собственного голоса, звавшего Тома. Немного погодя женщина принесла ему завтрак, и он сам подивился своему аппетиту. Он съел все, а когда она принесла еще, съел и это.
Время шло, но ничего не происходило. В полдень его покормили еще раз. Кроме женщины, приносившей еду, никто к нему не приближался. Хью не делал попытки выйти за пределы отведенного ему места. Он просто сидел и думал о Томе, Лафитте, Карибском море, кораблях, о солнечном дне в открытом море и пенсильванском лете.
Наконец за ним пришли и отвели на то место, где вчера состоялся праздник. Он опасливо огляделся, но на этот раз торчащих столбов нигде не было видно. Хью собрался было сесть туда, где сидел вчера, но его остановили и подтолкнули вперед, пригласив занять место подле вождя.
Ужин отличался от вчерашнего тем, что на сей раз его предварила краткая речь вождя и своеобразный ритуал: вождь несколько раз положил руки на плечи и голову Хью, слегка ударил его связкой прутиков, повязал голову расшитой бисером лентой и наконец накинул на плечи небольшой кусок дубленой шкуры. После чего праздник продолжился в атмосфере всеобщей радости; индейцы племени подходили, чтобы обнять Хью или возложить на него руки. Постепенно до него дошло, что вождь совершил обряд посвящения, и теперь он стал членом племени, теперь он – пауни.
Затем в течение месяца он изучал их язык, обычаи, обнаружил в себе способности к выслеживанию зверей, научился без промаха стрелять из лука, взял в жены женщину-пауни и сделался одним из лучших охотников племени. Понял он также и то, что охотничьи тропы привлекают его больше, чем морские суда с их тесными каютами. В равнинах была та же свобода, что и в бескрайнем, изменчивом море, но они не грозили поглотить тебя в своей пучине. Он и сам точно не знал, когда решил остаться в пограничье. Это решение вызревало постепенно. Однако к исходу первой зимы Хью не сомневался, что с морем покончено.
Размышляя об этом теперь, когда менее удачливые родичи пауни скрылись в западном направлении за облаком золотистой пыли, он вновь пережил ужас той ночи, когда женщины пауни пытали Тома. Да, у них были основания для ненависти к белым, но пуля в голову или молниеносный удар ножом ничуть не хуже утоляет жажду мести. У Хью не было каких-то особых претензий к пауни, которые были очень добры к нему, когда он жил среди них. Скорее, думал он, жестокость была свойственна им, поскольку они принадлежали к тому же виду, что и все остальные племена и народности этой земли.
Он протер запорошенные пылью глаза и облизал сухие губы. Пора было сползти с утеса, попить из реки, поискать пропитание.
Хью медленно спустился, добрался до реки, попил, вымыл лицо, шею и руки. Местность впереди была слишком вытоптана, чтобы там сохранились корни или ягоды. Он подполз к туше, от которой поживился вчерашним вечером. Она была чисто-начисто обглодана, даже кости выломаны и разбросаны или унесены прочь.
И тут невдалеке от утеса, на котором провел ночь, Хью заметил какое-то движение. Он затаился и стал наблюдать. Это был кто-то из отставших ри.
Хью подполз поближе, пробираясь через заросли кустарника, чтобы оказаться там раньше, чем ковыляющая по дороге фигура.
Одинокая старуха, закутанная в оленью шкуру, осторожно ковыляла по дороге с маленьким узелком в руках. Хью облизнулся и внимательно посмотрел на дорогу вперед и назад. Сзади никого не было видно, да и хвост процессии давно скрылся. Наверняка в ее мешочке есть еда, а соплеменники едва ли скоро хватятся той, кого даже не удосужились подождать. Кремневый скребок, стальной нож… Даже в его состоянии не составит труда отнять у нее эти незамысловатые пожитки. За топотом арьергард не услышит криков.
Хью смотрел, как она идет. Старуха приближалась, и он задумался о ее жизни. Сколько детей она родила? Сколько из них осталось в живых? Простая старуха… Он смотрел, как она прошла мимо, и не шевелился до тех пор, пока она не скрылась за деревьями.
– Дурак! – промычал он, досадуя на самого себя за то, что дал ей уйти, этой старой матери ри. Это было совсем не то, как тогда, когда он отказался убить беззащитного моряка. Она была врагом. Он потряс головой. «Дурак!» – тихо повторил он. Порой он бывал таким дураком…
Рыча, он повернулся и пополз назад к реке. Хью направился вниз по течению, дорогой, которой прошли ри. Ползти было нетрудно, хотя пыль забивалась в нос, и ему то и дело приходилось останавливаться и ополаскивать лицо. Ягодные кустарники вдоль дороги были ободраны, так же, как и нижние ветви фруктовых деревьев. Возле реки он выкопал несколько корешков и заморил червячка.
Вскоре туман растаял, и пыль улеглась. За час он продвинулся довольно далеко. Солнце начало припекать сквозь желто-зеленые кроны деревьев, и Хью чувствовал прилив сил.
Поднявшись на небольшую возвышенность, он остановился и принюхался.
Дым. Ветерок донес до него запах дыма. Начало военных действий или, наоборот, их конец? А, может, просто кто-то невдалеке развел костер?
Ветер переменился, и запах исчез. Может быть, это ему почудилось?
Хью пополз дальше, то и дело принюхиваясь. Ничего. И все же…
Через несколько минут дымок долетел вновь. Запах был по-прежнему слабый и капризный, ветерок опять унес его, Но теперь Хью был уверен, что ему не чудится. Это запах древесного дыма. Определить направление пока было невозможно, и он пополз дальше по дороге.
Еще сотня ярдов, и запах дыма стал отчетливее. Дорога шла своим курсом. Интересно, чью весточку доносит до него ветер? Друга? Или врага?
Хью свернул с дороги и пополз среди деревьев, кустов, валунов. Двигаться стало гораздо труднее, но предосторожность была нелишней, ибо наивно было думать, что можно увидеть лагерь, не будучи замеченным самому.
Запах костра становился все сильнее. Почувствовав, что приближается, Хью замедлил ход. Наконец он остановился и долго лежал без движения, прислушиваясь. Но голосов слышно не было, хотя иной раз ему чудилось, что до него доносится лай одной-двух собак.
Немного погодя он подполз к краю зарослей. Раздвинул ветки кустов, выглянул. Совершенно очевидно, что здесь совсем недавно был лагерь. Людей видно не было, лишь несколько собак рыскали кругом, копаясь в мусоре.
Осмотрев землю, по которой ночью прошло огромное количество людей, он понял, что это должно быть была последняя стоянка ри. Они вышли отсюда и прошествовали мимо его утеса. Хью еще некоторое время присматривался, пока окончательно не убедился в том, что лагерь пуст.
Тогда он выбрался из кустов и пополз в лагерь. Убегающее племя могло что-нибудь оставить или забыть. Костры полностью прогорели, но, помня о наступающих на пятки сиу, ри, видимо, снимались довольно поспешно. Лагерь явно заслуживал беглого осмотра. Хью прикрикнул на собак на наречии пауни, и те отбежали подальше от него.
Хью подполз к одному костру, который еще дымился, помедлил и лег возле него. Как же давно он не видел костра, этого признака цивилизации! Сколько времени прошло с тех пор, как он имел возможность разжечь его сам! Он думал о великом множестве огней, возле которых сиживал за свою жизнь – лагерных кострах, домашних очагах, – и понял вдруг, что действительно преодолел огромное расстояние и куда-то вернулся. Хью усмехнулся, поймав себя на мысли, что лежит перед костром, как перед святилищем. Его жизнь прошла на природе, но все же было нечто, отличавшее его от зверей. Ни один медведь не мог чувствовать то, что чувствовал он сейчас при одном лишь намеке на возвращение к прежнему существованию. Хью погладил землю перед костром и двинулся дальше.
Глазом опытного следопыта он отмечал все признаки лагеря – вот место, где его обитатели ели, здесь они спали, а вот тропинки к воде и в отхожее место. Даже если бы он не видел, как племя проходило мимо, ему было бы нетрудно определить их численность, причем тропинки стариков и детей отличались от тропинок взрослых. Собаки посматривали на него издалека, но опасались приближаться к существу, издающему человеческий запах, но с повадками зверя.
Хью палкой разгребал пепел костров, где осталось немало мусора: куски одежды, кожи, дерева, все обгоревшее, но не заслуживающее внимания. Наконец он добрался до пятого костра…
Копаясь в мягкой серой горке, обрамленной кругом из камней, он чуть не пропустил мгновенный проблеск. Хью начал активно орудовать палкой, очищая поверхность неизвестного предмета. Среди пепла лежал истонченный стальной клинок с обломанным кончиком и обуглившейся рукояткой.
Он отбросил палку и схватил его. Сталь, Боже, настоящая сталь…
Хью вытер клинок о штаны и поднес его к глазам, рассматривая лезвие. Туповатое, но заточить будет нетрудно. Рукоятку можно обернуть куском ткани, оторванным от рубашки. Если найти кусочек кремня, он сумеет разжечь огонь, когда захочет. Хью улыбнулся.
Можно будет вырезать костыль. Бедро теперь болело не так сильно. Возможно, если будет на что опереться, он сможет двигаться в вертикальной позиции.
Хью осмотрел камни, окружавшие остывший костер, и выбрал один небольшой и плоский, который мог сойти за оселок. Да. Теперь вперед и вправо…
Хью закрепил камень и начал точить клинок. Он поймал себя на мысли, что чуть не засвистел за работой, и сдержался.
Через некоторое время, заточив лезвие и затупив зазубренный обломанный кончик, он принялся осматривать деревья, отыскивая подходящую ветку для костыля.
Почти час он провел, ползая между деревьями, прежде чем наметил хороший сук, до которого мог дотянуться, сначала ухватившись за ствол, а затем держась за нижние ветви и сжимая клинок зубами. Сделав зарубку у основания и наконец отломив ветку, он не меньше часа провозился, сидя у подножия дерева и прислонившись спиной к стволу, – зачищал от сучков, подгонял под свой рост, то и дело проверяя длину, вырезал удобную ручку.
Наконец он положил палку на колени и полюбовался на нее. Нож и костыль за одно утро… Если второе окажется столь же полезным, как и первое, это будет поистине знаменательный день.
Держась за ствол, он подтянулся, встал во весь рост, распрямив левую ногу, и укрепил костыль под мышкой. Все еще держась за ствол левой рукой, он перенес вес тела на костыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23