— Бабки давай, сука! — крикнул Туман, наставляя пистолет на кассира бензозаправки.
Два работяги стояли в стороне, окаменев. Их держал на мушке Тюрьма.
— Быстро!
И деньги дали…
Потом была еще одна бензозаправка. Та охранялась лучше, и денег там было больше. И кассир скрывался за пуленепробиваемым щитком.
— У вас барахлит пистолет, — заявил Туман.
— Где? — Дверь будки открылась, и в лоб кассиру был направлен пистолет, только не заправочный, а самый обычный, «ТТ».
— Бабки…
Когда они с добычей усаживались в краденый «жигуль», Туман, улыбаясь, повел оружием в сторону бензоколонки.
— А если выстрелить, взорвется?
— Дурак! — ткнул его в бок Тюрьма. — В воздух взлетим.
— Чего, ссышь, да? — хохотнул Туман, но пистолет убрал…
Это было не хуже героинового кайфа. Шуршание денег, сыплющихся в целлофановый пакет. Ужас людей, в которых пялится зрачок пистолета. И Туман, решающий, жить им или сдохнуть с пулей в груди.
Все было по-серьезному. Все теперь было на самом деле. И Туман ощущал себя серьезным человеком, а не мелкой шпаной.
И деньги. Их было столько, сколько Туман не видел за всю свою жизнь. Это был сладостный момент. Стало традицией, возвращаясь на съемную хату, вытряхивать сумку прямо на пол и смотреть, как купюры усеивают старый выцветший ковер.
Деньги. Их надо тратить. Туман прибарахлился. Купил яркую рубашку, кожанку, настоящие американские джинсы, кроссовки «Рибок», очки — темные, такие, как в американских боевиках. Это круто — черные очки, кожанка, джинсы и пистолет за поясом.
Делили добычу по-честному. Так договорились с самого начала.
— За крысятничество на зонах сразу пику в бок, — заявил Тюрьма. — Так что будет по-честному.
Денег было столько, что Туману было не жалко делиться. Он смеялся, сминая в кулаке деньги и запихивая их в карманы. Шварц брал угрюмо, пересчитывал сосредоточенно, разглаживал купюры на столе и обвязывал резинками.
— Пригодятся, — говорил он, облизывая губы. Он стал еще жаднее, чем был.
Кикиморе тоже что-то перепадало, меньше, чем другим. Вид у нее, когда она брала деньги, был какой-то чумной.
— Дела серьезные начались, — нервничал Тюрьма. — Проболтается Кикимора. У нее язык, как жало, длинный.
— А мы ее замочим, — хмыкнул Туман.
Но Кикимора, кажется, понимала отлично, чем занимается вся компания, и вовремя завязала на своем длинном языке узел. Она радовалась как малое дите. Приоделась в кожу, нацепила очки «хамелеон», сделала прическу, выкрасив волосы в розовый, с синими и зелеными оттенками цвет, наложила на лицо яркую косметику, так что стала похожа на нечистую силу. И стала говорить отрывисто, с вызовом, по-крутому. И еще приобрела дорогой, с наворотами плейер для лазерных дисков и теперь с утра до ночи слушала «Муммий Тролль», «Иванушек» и особенно Земфиру, припевая:
— Хочешь, я убью соседей…
Переполненный новыми ощущениями Туман даже меньше стал колоться. Зависимость от героина у него была еще не очень плотная, поэтому интерес к окружающему миру не был утерян. И появилось много возможностей весело провести время.
Они исследовали несколько московских дискотек, на которые раньше их на пушечный выстрел не подпустили бы, вход в них стоил по двадцать долларов, а то и по пятьдесят. Кикимора вообще бы годами оттуда не вылезала, она готова была балдеть там не переставая, дергаясь в ритм музыки и иногда пожевывая экстази, который там можно было прикупить без труда. Ее едва кондрашка не хватила, когда на одну из дискотек прикатили «Иванушки Интернэшнл». Приятели ее такой никогда не видели — она, дико визжа, все пыталась прорваться к сцене, сорвать лифчик и кинуть в кумиров, пока Тюрьма не сбил ей дыхалку чувствительным ударом локтем по ребрам.
— Башню клинит? — прошипел он, но глаза у нее все равно остались чумными.
Туман московские дискотеки не жаловал. Там была охрана, металлодетекторы, поэтому пушку не протащишь, а без нее он ощущал себя человеком только наполовину. Зато он пристрастился к постоянным визитам в «Морозко» — местный кабак с баром. Раньше на визиты сюда не было денег. Теперь кореша могли спокойно с утра до вечера кутить там. Обычно он ходил в бар в компании с Тюрьмой и Кикиморой, Шварц жилился, экономил деньги, похоже, мечтал прикупить иномарку или сильный компьютер, о котором прожужжал все уши.
— Не уважает нас качок, — задумчиво говаривал, устроившись на крутящемся барном стуле и уговаривая третий коктейль, Туман.
— Куркуль долбаный, — Тюрьма хлопал джин. — Каждую копейку считает. Если на халяву — тут как тут.
— Не, я за него башлять по кабакториям не собираюсь. Выяснилось, что праздное времяпровождение требует достаточно много времени. Для Тумана это было нечто новое. Он, привыкший бесцельно шататься по улицам, сидеть в подвале, бесцельно и тягуче убивая часы и дни, вдруг оказался загруженным самыми разными делами. Сегодня — дискач, завтра — кабак. Послезавтра — проехать, присмотреть новый объект, который можно гробануть без затей.
— Надо брать обменник, — все нудил Тюрьма, зациклившийся на этой идее. — Там баксы.
Он был прав. Но обменник брать трудно. Там охрана вооружена. И щитки пуленепробиваемые.
— Найдем, который легко взять… Туман оторвался от чистки оружия, когда послышались четыре условных звонка. Кто-то из своих.
— Открой, — сказал Туман.
— Сам открой.
— Я занят! — заорал Туман.
— Чего глотку драть? — Тюрьма нехотя поднялся и направился к дверям.
В комнату влетела взъерошенная, злая Кикимора, бросила новую кожаную сумку с размаху на стол и плюхнулась в кресло, закинув ногу на ногу.
— Гад, падла, — всхлипнула она.
— Ты чего? — спросил Тюрьма.
— Теперь здесь буду жить, — сообщила она.
— Чего?
— Папашка, мудак, — она потрогала оттопырившееся красное ухо. — Убью его…
— Да ладно шуршать, — отмахнулся Тюрьма.
— А чего? — по-хулигански вызывающе протянула Кикимора. — Думаешь, не смогу, да? Да я лучше вас всех стреляю! Мне его замочить — раз плюнуть! На спор! — растопырила она пальцы, как братва из анекдотов.
— Ха, Кикимора уже пальцы загибает, — восхитился Тюрьма.
— Я ей попальцую, — возмутился Туман.
— А чего, возьму пистолет и завалю! — зло крикнула Кикимора.
— У, бля, — удивился Туман. — Ты, соска, место свое забыла? — Он резко вскочил и рванулся к ней. — Забыла, да?! — Он встряхнул ее за руку, бросил в угол кожаную сумку, ударил кулаком по лицу. — Чего, сука? Рот научилась разевать? Да?!
— Ты чего? — всхлипнула она.
— Пистолет она возьмет, — сердце у Тумана стучало. Его пистолет! Его оружие. Самое дорогое, что у него есть!
Кикимора плакала, и тушь черными потоками струилась по ее щекам.
— Тварь мелкая! — Туман залепил ей еще одну затрещину, потом рявкнул:
— Иди в ванную, сопли вытри!
Кикимора зло зыркнула на него и пошла в ванную, размазывая рукой слезы, что-то нашептывая и хлюпая носом.
Если бы Туман слышал, что она шепчет… А шептала она:
— И тебя убью, гад… И тебя…
Теперь Туман знал, что их главный городской кабакторий «Морозко», казавшийся ему совсем недавно покруче «Астории», — самая что ни на есть заштатная забегаловка по сравнению с московскими кабаками. Но других в их глуши не было, а потому приходилось довольствоваться имеющимся.
Когда-нибудь Туман купит себе черную, блестящую черным лаком машину, лучше «Крузер», как у покойного Плотника, и швейцары московских кабаков будут подобострастно открывать дверцу его машины. Так и будет. Но пока он сидел и смотрел на опостылевшие морды, такие знакомые и унылые, своих земляков. Одни и те же морды. Одни и те же разговоры. В углу бара притулилось двое москвичей — здоровяки с бритыми массивными затылками, в костюмчиках-тройках, скорее всего, бизнесмены, из бывших бандитов, приехали какие-то договора заключать. Заодно выпить и найти подстилку на ночь. Они думают, что крутые. Интересно, а если подойти и сунуть им в морду ствол? Сохранится ли на их лицах это брезгливое выражение превосходства?
Кикимора молотила ладонью по столику в такт льющейся из динамиков музыке.
— Па-па-па, — подпевала она.
— Заглохни, — лениво бросил Туман.
— Чего?
— Заглохни, говорю.
Она поморщилась, хотела что-то сказать, но только присосалась к бокалу с коктейлем.
Голова у Тумана была какая-то ватная. Он слез с иглы, ломки вроде уже не было, но внутри образовалась пустота. Он знал, что вскоре опять вколет себе в вену «герыч». Даже не из-за наркотической зависимости, а потому что пусто и скучно без этого. Но это будет потом. Пока у него еще много дел.
Москвичи-бизнесмены стали клеиться к девахам, которых Туман знал как дешевых шлюх. Одна из них хохотала и передергивала плечиками. Москвич что-то вливал с патокой в уши, а она неумело делала вид, что стесняется. Вечная игра, когда самец прорубает дорогу к телу самки. Почему-то Туману стало противно. Ему сегодня все было противно.
Он проглотил коктейль. Это пойло совершенно не действовало. Пустота захватывала внутри него все больше места.
Тут и принесла нелегкая Брокера. На нем был серый костюм, облегающий накачанную массивную фигуру, на пальце светился массивный золотой перстень. Ботиночки тоже были ничего себе. Выглядел он как с картинки У Брокера настроение было тоже какое-то странное, тянущее, тоскливое — то ли бури магнитные действовали, то ли перемена погоды. Ему было страшно скучно. И хотелось развлечений.
Он заказал «Мартини» с тоником, взял бокал, приземлился за свободный столик.
Туман, насупившись, окинул его взором. Брокер заметил это и хмыкнул. А через пару минут поднялся и направился к их столику.
— Здорово, Надюха, — кивнул он Кикиморе. — Пошли, потанцуем.
— Не хочется.
— Да ладно ломаться, — Брокер взял ее за запястье и дернул. — Пошли… Договоримся…
Тумана он игнорировал нарочито, и в том закипала ярость.
Брокер окончил их школу три года назад, с первого класса числился в неизменных отличниках и считался бы маменькиным сынком со всеми вытекающими отсюда последствиями, если бы не природное здоровье и целеустремленное увлечение вольной борьбой. Он прожужжал всем уши, как станет после школы финансистом, и за это получил кликуху Брокер. Так получилось, что его тренер по борьбе был одним из ближайших помощников Плотника, и пехоту братаны набирали именно в борцовской секции И год назад Брокеру, в то время уже учившемуся на вечернем экономическом факультете одного из московских вузов, предложили войти в бригаду. Сначала на роль «принеси-подай». Потом — охранником на рынке, следить за порядком на торговых точках и собирать навар. Но он рассчитывал на большее, потому что был дисциплинированным, неглупым и вообще подавал надежды. Брокер был горд до жути, что стал бандитом.
Они знали друг друга достаточно хорошо. Тумана невозможно было не заметить — разговоров в школе было только о нем да о Тюрьме, как о людях конченых, уже собирающих чемоданы в колонию. На них в среднем два раза в месяц приходили кляузные бумаги из инспекции по делам несовершеннолетних. Брокера же всегда ставили в пример — вежливый, учится хорошо, думает о будущем, надежда родителей. Туман его ненавидел.
Да, Туман ненавидел Брокера по целому ряду причин. У этого чистюли были нормальные родители. Он трескал всю жизнь за обе щеки деликатесы, икру и карбонаты, тогда как Туман побирался объедками, которые оставались после мамашиных собутыльников, а потому маменькин сыночек нажрал морду и накачал мышцы, о которых единственному сыну стареющей шалавы-алкоголички нечего было и мечтать. Вокруг Брокера всегда крутились самые красивые девчонки, и он шутил, балагурил с ними раскованно, уверенно. И у Брокера было будущее. К Туману же он относился с презрением, а чаще с безразличием, как к бездомной псине. Внимание уделял лишь затем, чтобы дать пацану подзатыльник.
Вот и сейчас говорил Брокер только с Кикиморой, которая, надо отдать ей должное, в новом прикиде выглядела вполне сносно.
— Не пойду, — томно проворковала она, опасливо косясь на Тумана. В другой ситуации она, конечно, согласилась бы на все, но сейчас боялась своего бешеного кавалера, и для того это не было секретом.
— Да не ломайся. У меня бабки сегодня есть. Не обижу.
— Слышь, Брокер, тебе чего надо? — подал голос Туман, к неудовольствию своему ощущая, как его сковывает слабость, как всегда, при близости этой горы мышц.
Брокер даже не ответил, лишь крепче сжал локоть Кикиморы, так, что та поморщилась:
— Больно.
— Слышь, Брокер, шел бы ты! — воскликнул Туман. Брокер посмотрел на него недоуменно.
— Утухни, шкет.
— Слышь, ты…
— Слышу, — кивнул Брокер, не отпуская Кикимору.
— Ты — пидор гнутый… Брокер уставился на него:
— Что?
— Я твою маму… козлота!.. Греби отсюда! — Голос был тонкий и предательски дрожал, Туман понимал, что выглядит жалко и неубедительно.
— А ты хорошо подумал, что сказал, дегенерат? — задумчиво почесал щеку Брокер и сжал кулак, которым мог разом своротить скулу.
— Пошли, выйдем, — с щенячьей задиристостью воскликнул Туман. — Чего, зассал, да?
— Минут через пять вызови «Скорую», — сказал Кикиморе Брокер и поднялся.
Они прошли мимо охранника, дежурившего у входа в бар, и вышли в заплеванный безлюдный двор.
— Ну ты и вляпался, — хмыкнул Брокер, готовясь броситься вперед. Главное, схватить змееныша, чтобы не убежал. Борец закрывал своим массивным телом выход со двора, и Туману было не проскочить.
— Да пшел ты, козел!
— Убивать не буду Ты просто у меня сейчас кучу дерьма сожрешь, — хмыкнул Брокер. Единственно, чем мог быть опасен этот щенок — если у него нож. Но на нож он зря надеется. Не успеет и дернуться…
— Это ты вляпался… Я тебя сейчас прикончу! — Туман выдернул пистолет из-за пояса, передернул затвор и направил ствол прямо в лоб Брокеру. — Кабздец котенку.
Брокер шагнул навстречу, протягивая руку, чтобы отнять железяку… И тут как напоролся на преграду. Он вдруг совершенно ясно осознал, что следующий шаг его будет последним. В руке у отморозка был не пугач, не газовик, которым только тараканов травить, а настоящий «ТТ». И еще он понял, что Туман готов выстрелить. И не будет думать ни секунды.
— Ну что, пидор, молись, — Туман захохотал. — Отличничек… Не быть тебе финансистом…
— Ты понимаешь, на кого прешь? — сглотнув комок, протянул Брокер, отступая. Он быстро терял решимость. Вид черного зрачка, смотрящего ему в лоб, гипнотизировал и будто насосом высасывал все силы.
А Туман ликовал. Он, как пустынник воду, пил животный страх, исходивший от его противника.
— Ax да, ты же крутой. Ты в бригаде. Я уже обкакался! — Туман захихикал. — Семь патронов здесь. Тебе одного хватит… Ты понял, что я тебя не прощу? Что я тебя завалю сейчас!
— Тебя найдут.
— Моя забота…
— Слышь, Туман, не надо… — Брокер отступил. Все его надежды на будущее, все мечты о светлой жизни, теплом месте в солидном банке, иномарках и западных счетах, все это обрушится в один миг, если этот дегенерат нажмет на спусковой крючок. — Я… Разойдемся… Извини…
— Да?.. На колени, сука.
— Нет.
— На колени! — взвизгнул Туман. — Я псих!!! Брокер знал это… Сглотнул еще раз тугой комок в горле… Это казалось невозможным. Но еще более невозможной была ждавшая рядом смерть. Брокер вдруг представил, что в его жизни не будет больше ничего. Что этот двор — конец его пути. А эта мерзкая косоглазая морда перед ним — последнее, что он видит.
И, застонав, тихо, сдавленно, как отболи. Брокер опустился на колени.
— Хорошая поза, — оценил Туман, подскочил и саданул ногой в лоб врагу. Но тот не рухнул, удержался на коленях, на лбу отпечатался башмак. — А теперь говори: прости щенка, больше не буду.
Брокер молчал.
— Слышь, я повторять не буду.
— Прости щенка.
— Громче!
— Прости щенка.
— Ладно, щенок. Прощаю… Не боись. Никому не скажу. Я доволен.
Брокер с трудом поднялся, он будто лишился всех сил. Пошатываясь, побрел прочь. Его трясло. Он знал, что все это останется между ними. Никогда и никому он не скажет об этом. Язык не повернется. Конечно, после этого он должен убить отморозка. Раздавить его… Но этот холодный черный зрачок ствола и черта, подводимая Под всей жизнью… Нет, Брокеру хотелось только одного — побыстрее забыть, вырвать из памяти этот кусок. Только это невозможно. Эта рана будет затягиваться долго…
Мечта все-таки сбылась. Обменный пункт они взяли. Пасли его долго. И средь бела дня завалились туда вдвоем — Тюрьма и Туман.
Охранник пытался что-то возразить, но тут же получил пулю в ногу. Туман хотел выстрелить ему в грудь, но в последний момент передумал.
— Бабки!
Пожилая кассирша скрылась за пуленепробиваемым стеклом и уже тянулась к тревожной кнопке. Но Туман заорал:
— Бабки! Убью тут всех!
И выстрелил в сторону одного из посетителей, прижавшегося к стене.
Пуля увязла в мягкой обшивке стены.
Дрожащими руками кассирша впихивала пачки денег в «кормушку», через которую они передавались.
1 2 3 4 5 6 7 8