О: Судно затонуло в течение 12 минут».
Выражение «ночь длинных ножей», использованное Лютом для описания событий 14 октября 1940 года, берёт начало в 1934 году, после кровавого путча Рема. В военно-морской истории его чаще используют для описания событий 18 – 20 октября 1940 года. В этот период два конвоя – быстроходный НХ-79 из Галифакса и тихоходный SC-7 из Сиднея – были атакованы в районе Западных Подходов волчьими стаями и разнесены в клочья.[Конвой SC-7 из 35 судов покинул Сидней (остров Кейп Бретон, Канада) в начале октября. Вечером 16 октября его заметила U-48 Розинга, когда конвой проходил севернее Рокелла. 6 лодок получили приказ присоединиться к U-48, в том числе U-38 Генриха Либе, U-99 Отто Кречмера и U-100 Иоахима Шепке. Начиная с этого момента и до утра 19 октября SC-7 потерял половину судов. Ночью Кречмер провёл особенно жестокую атаку. Бортжурнал U-99 часто приводят как пример его неукротимого порыва и иллюстрацию смертельных испытаний, через которые пришлось пройти конвою этой ночью.
Конвой НХ-49 состоял из 49 судов в сопровождении 10 военных кораблей. Прин заметил его на следующий вечер. Тем не менее, 12 судов были потоплены в ходе атак, которые продолжались с 21.00 до рассвета на следующий день. В них участвовали 5 лодок, в том числе Прин, Шепке и Либе.
Всего за эти 48 часов из состава 2 конвоев было потоплено 31 судно и ещё 3 были повреждены. Не погибла ни одна подводная лодка. Тактика волчьих стай блестяще оправдала себя. МакИнтайр писал: «Эти два катастрофических столкновения, вероятно, стали самым тяжёлым ударом для англичан за всё время Битвы за Атлантику. (Naval War) Прим. авт.]
Идея использования «волчьих стай», или, как это называли сами немцы Rudeltaktik (тактика стаи), была разработана Карлом Деницем ещё до войны. В состав волчьей стаи обычно входило от 5 до 10 подводных лодок, которые действовали совместно. Первая лодка стаи, которая замечала вражеский конвой, не атаковала его. Она только передавала по радио его координаты и ждала, пока соберутся остальные лодки. Потом вся стая наносила удар, и результаты были гораздо лучше, чем при разрозненных, не скоординированных атаках. В первый год войны Дениц ещё не имел достаточно лодок, чтобы применять эту тактику. Лишь позднее они добились в Северной Атлантике потрясающих успехов.
Когда 19 октября U-138 вернулась в Лориан, её встретили цветами и оркестром. Люта ждал на пирсе командир флотилии, который сообщил, что командование переводит его на новую, более крупную лодку. Естественно, Лют был ошарашен. После нескольких месяцев тренировок и учений, упорной работы с командой и всего 26 дней в море, он должен покинуть свою новую лодку.
На церемонии передачи командования, и без того грустной, Лют был вынужден сообщить своему экипажу, что 2 человека погибли на вокзале Лориана во время воздушного налёта. Один из них был смертельно ранен осколками бомбы и битым стеклом в уборной отходящего поезда. Кое-то из экипажа плакал, как пишет Лют в «Boot Greift Wieder An». Он сам сожалел лишь о том, что люди погибли на берегу. «Смерть постоянно ходит рядом с нами, лучше бы это произошло при выполнении воинского долга в море. Именно это отличает братство подводников: ощущение единства, которое рождается из осознания того, что либо мы все добьёмся успеха, либо все вместе погибнем».
Глава 5
Прибалт и его люди
Когда в октябре 1940 года Вольфганг Лют сдал командование U-138, на его счёту числились потопленные суда общим водоизмещением 55000 тонн. Однако в своих рапортах он указал цифру 80000 тонн, и потому 24 октября он был награждён Das Ritterkreuz des Eisernen Kreuzes – Рыцарским Крестом Железного Креста. На фотографии, сделанной вскоре после награждения, Лют в синем морском мундире с орденом на шее улыбается характерной щербатой улыбкой и выглядит более чем довольным жизнью.
У него было несколько поводов улыбаться. Прежде всего, сам Рыцарский Крест. Эта награда считалась действительно высокой даже в военную пору общей девальвации наград. Это была первая награда гитлеровского Рейха, сменившая старый императорский орден Pour le Merite. Несколько старших офицеров Вермахта, например, Эрвин Роммель, имели обе эти награды. Рыцарский Крест почти никогда не вручался рядовым и унтер-офицерам и очень редко – офицерам, не занимавшим должность командира корабля или какую-нибудь другую, столь же заметную. Имелись ещё более высокие степени Железного Креста: Дубовые Листья, Дубовые Листья с Мечами, Дубовые Листья с Мечами и Бриллиантами. Но даже обычный чёрный с серебром крест на полосатой ленте выглядел достаточно эффектно. Ты либо его имел, либо нет. Железный Крест первого класса даже близко не стоит рядом с Рыцарским Крестом, а Железный Крест второго класса вообще считался дежурной наградой и практически ничего не стоил.
Обычно командир подводной лодки получал Рыцарский Крест после потопления 100000 тонн, а Дубовые Листья – после 200000 тонн. Но этот стандарт был довольно относительным и существовали различные исключения. Например, Гюнтер Прин получил Рыцарский Крест за потопление линкора «Ройял Оук». Сам Лют тоже не достиг требуемой отметки, однако в мае 1940 года он потопил вражескую подводную лодку, а кроме того, ему приписывали (хотя совершенно ошибочно) потопление эсминца «Гром».
Рыцарские Кресты вручались командиром флотилии или лично Деницем. В нескольких случаях награды вручал сам Гитлер. Если приказ о награждении приходил, когда офицер находился в море, экипаж изготавливал самодельный крест, чтобы командир мог вернуться в порт при полном параде. Петер Кремер, который получил эту награду в 1942 году, писал, что «командир с Рыцарским Крестом особенно ценился экипажами лодок. Он гарантировал определённую безопасность, так как молодой неопытный командир, желая во что бы то ни стало заработать орден, слишком часто действовал поспешно и опрометчиво, подвергая свою команду ненужному риску. По крайней мере, рядовые матросы смотрели на это именно так. Хотя все они были готовы сражаться, разумеется, любой из них хотел остаться в живых».
У Люта имелись и другие причины для веселья. Он успешно командовал двумя лодками и теперь получил третью, гораздо более крупную и мощную. Он уже заработал себе определённую репутацию и считался одним из «владык моря», подводным асом. Лют побывал на войне и попал на фронт до того, как завершились бои.
Личная жизнь Люта тоже складывалась вполне удачно. 25 сентября 1939 года во время отпуска он женился на Ильзе Лерх, которая жила в Засснице на острове Рюген. Ей исполнилось 24 года, и её отцом был Отто Лерх, капитан парома на линии Зассниц – Треллеборг. Вольфганг и Ильзе переехали в жилой комплекс для моряков в Нойштадте, где жили офицеры-подводники и их семьи. Через 11 месяцев в Киле 30 августа 1940 года у них родился первый ребёнок – дочь Геза.
Можно смело сказать, что женитьба и дети, которых у Люта было четверо, стали для него самой значительной, просто священной частью его жизни. Даже более значительной, чем получение офицерского звания, чем все награды и потопленные суда, более священной, чем должность командира и даже сама присяга. Лют с пылом истинного миссионера читал проповеди о ценностях семьи и брака буквально всем и каждому, в любое время и в любом месте, в море и на суше, в шутку и с убийственной серьёзностью. Брак для него был единственным нормальным состоянием мужчины. Теодор Петерсен рассказывал: «Иногда ночью он поднимался на мостик, закуривал сигару и начинал говорить о преимуществах брака». А в это время лодка могла, сломя голову, нестись за североатлантическим конвоем или медленно идти Мадагаскарским проливом в 6000 миль от родных берегов.
Его пыл не мог не наложить отпечаток на взаимоотношения с экипажем. Среди матросов имелись мужья и отцы, именно они и становились мишенью. Им советовали хранить супружескую верность, чаще писать домой, покупать подарки жёнам и держаться подальше от женщин во время стоянок в порту. Женатым офицерам было ещё хуже. Лют буквально ходил за ними по пятам во время увольнения на берег, чтобы удостовериться в благонравном поведении. Один из офицеров вспоминал: «Мы всегда ходили вместе, и в некоторых местах, которые мы посещали, можно было встретить хорошеньких женщин. Но Лют всегда смотрел, чтобы мы ограничивались выпивкой и не давали воли рукам».
Холостяков подталкивали жениться как можно быстрее, и не только потому, что брак являлся идеальным состоянием мужчины, но и потому, что Лют полагал, что женатые моряки служат лучше. Однако дружеские убеждения командира моряки воспринимали как давление, и вполне естественно, что некоторые начинали сопротивляться. Однажды в Штеттине на вечеринке, которую Лют устроил для экипажа своей последней лодки, он обошёл все столики, опрашивая парочки, женаты ли они, а если нет – то почему. Один из моряков храбро ответил: «А какая здесь разница? Разве что мы получим брачный договор». По словам Петерсена, это повергло Люта в шок.
Если брак был делом хорошим, то отцовство было ещё лучше. Те члены команды, которые успели стать отцами, всячески поощрялись командиром. Во время специальных праздников, вроде Дня Отца, их чествовали. Лют делал всё возможное, чтобы помочь моряку, имеющему семью, вне зависимости от того, служит он в его экипаже или уже переведён на другую лодку. После того как в конце 1943 года Лют был окончательно переведён на берег, один из его бывших матросов написал ему, что его жена ждёт второго ребёнка, и они не могут найти подходящее жилье. Лют лично проследил, чтобы жена матроса перебралась в более обширную квартиру. Муж даже не подозревал об этом, пока в 1948 году не был освобождён из лагеря для интернированных и впервые увидел своего трёхлетнего сына.
Совсем не случайным совпадением является то, что идеология национал-социализма делала упор на брак и детей. Один из его моряков говорил: «Лют всегда настаивал, чтобы мы заводили детей для того, чтобы выполнить наш долг перед Рейхом». Но было бы ошибкой думать, что Лют был примерным мужем и отцом только потому, что являлся убеждённым фашистом. Более вероятно другое объяснение. Привязанность, которую он выказывал, никогда не была вынужденной. Хотя Рейх говорил мужчине, что он должен иметь детей, никто не заставлял мужчину любить их. От офицера ожидали соблюдения внешних приличий, но никто не обязывал его быть действительно порядочным человеком. И уже совершенно точно – никто не заставлял офицеров громогласно заявлять о своих привязанностях, как это делал Лют.
Если ненависть к разврату заставляла Люта следить за своими моряками в порту, она же заводила его ещё дальше во время морских походов. Трудно объяснить это пуританство в его характере. Лют не являлся глубоко религиозным человеком. Он был окрещён в евангелистской лютеранской церкви, верил в бога, но не более того. Церковь Лют посещал редко. Однако его крайне заботило нравственное здоровье команды. Лют объявил войну порнографическим открыткам на переборках жилых отсеков. «Если ты голоден, не следует наклеивать изображения булок на стену», – говорил он. Он проверял книги, которые читали моряки, на предмет наличия в них грязных сцен и развратных картинок. Всё, что не соответствовало его стандартам, летело за борт. Перед выходом в море он на 3 дня запрещал все увольнения, чтобы матросы не занесли на лодку венерические болезни из борделей.
Офицерам жилось не лучше, чем матросам, а скорее, даже и хуже. «Вы не должны позволять им вешать портрет фюрера на левой переборке кают-компании, а на провой – девушку с коробки французских конфет. Это признак дурного вкуса». Он не позволял ругаться в кают-компании, «но не по моральным соображениям, а потому, что подобное трудно остановить, если оно начнётся. Люди очень быстро приобретают дурные привычки». Однако Лют был вынужден признать, что «офицеров следует почаще оставлять одних, чтобы дать им возможность поворчать на своего капитана».
Правильно это или нет, но подобное поведение было крайне рискованным на подводных лодках. Люта можно было считать неисправимо наивным человеком, либо наоборот – хитрейшим интриганом. Если бы он был первым, моряки быстро возненавидели бы его, начали пользоваться его слабостями, давали бы отпор попыткам вмешаться в их жизнь, игнорировали бы его внимание. Этого не происходило. Может быть, в некоторых отношениях Лют и оставался наивным, но в своих подводниках он не ошибался. Он прекрасно знал, что не офицеры научили матросов ругаться, что многие частенько посещают бордели. Поведение моряков могло его шокировать, но не удивить.
Поэтому, когда Лют пытался исправить их поведение, он делал это без злобы и надеялся хотя бы на уважение, если не на понимание. Он создал со своими моряками такие отношения, которые существуют между отцом и сыновьями. Лют ворчал, придирался, волновался, хвалил и наказывал. Он поощрял моряков не терять контакта с ним, даже если они переставали служить под его командованием. Если кому-то была нужна помощь, даже после того как он ушёл с его лодки, Лют считал себя обязанным протянуть человеку руку. Поведение Люта было подлинным воплощением отцовства.
Одновременно нити помощи протягивались и из дома Люта на Тойфельберг-штрассе в Нойштадте. Центром этой сети являлась Ильзе, которая старалась поддерживать жён офицеров Люта. Те, в свою очередь, старались помочь семьям каждого члена экипажа. «Одна большая семья», – отозвался кто-то из офицеров о Лютах. Эта характеристика, услышь её Лют, доставила бы ему большую радость.
21 октября 1940 года Лют сменил капитан-лейтенанта Вильгельма Амброзиуса в качестве командира подводной лодки U-43. Хотя Амброзиус и не был слишком известен, он всё-таки добился определённых успехов. В отличие от других лодок Люта, U-43 под руководством другого командира открыла свой боевой счёт. За 14 месяцев под командованием Амброзиуса были потоплены 9 судов водоизмещением 50000 тонн.
U-43 была одной из 8 океанских лодок серии IXА, введённых в строй в августе 1939 года на верфи «АГ Везер» в Бремене. U-38, на которой Лют служил под командованием Генриха Либе, принадлежала к этому же типу. U-43 имела длину 77 метров и водоизмещение 1153 тонны (в 3 раза больше, чем U-9). Её радиус действия составлял 8000 миль, то есть вдвое больше, чем для U-138. Лодка несла 22 торпеды и была вооружена 3 орудиями, одно из которых имело калибр 105 мм.
Как писал новый командир в своей книге «Boot Greift Wieder An», внутри она напомнила ему госпиталь. Экипаж из 48 человек располагался в 4 отсеках, а не в одном; сам командир имел отдельную каюту. «Разумеется, не настоящая каюта, а просто койка в маленьком закутке, отделённом от прохода занавеской. Писать мне приходилось на крошечном столе, а чтобы умыться, нужно было убрать стол и открыть раковину умывальника». В результате U-43 значительно отличалась от U-9 или U-138. «Ничего похожего на маленьких лодках не было. Там мы все спали в одном отсеке, капитан – как можно ближе к центральному посту, чтобы в случае необходимости оказаться там как можно быстрее. Запасные торпеды находились между нашими койками, и мы все были вынуждены сидеть скрестив ноги, как арабы».
Лодка была построена всего год назад, и это уже начало сказываться. Лют вышел из Лориана в свой первый поход 10 ноября 1940 года, но вскоре обнаружилась течь в одной из топливных цистерн. За лодкой волочился длинный радужный хвост солярки. Лют немедленно вернулся в порт, и на ремонт потребовалась целая неделя.
17 ноября он снова вышел в море и полным ходом пошёл на запад, чтобы как можно быстрее удалиться от берега, так как вражеские самолёты начали атаки лодок, идущих в надводном положении. Это был первый поход Люта на U-43, и многие матросы тоже впервые попали на лодку этого типа. Поэтому Лют часто проводил аварийные погружения, маневрировал в подводном положении, заставлял перезаряжать торпедные аппараты. Времени для учений у него оказалось достаточно, так как почти месяц U-43 должна была вести метеорологические наблюдения. Её единственной обязанностью была передача рапортов о состоянии погоды в штаб подводных сил. Эту роль ненавидели все подводники. И ещё раз добавим, что подводная лодка эффективна, лишь когда используется активно, для уничтожения вражеских судов.
Только через 2 недели, уже в декабре, Лют вернулся на поле боя. 1 декабря в 18.43 он перехватил сообщение командира U-101 Эрнста Мергенсона о находящемся неподалёку конвое. Вероятно, это был идущий на запад ОВ-251, который до долготы 17?5' W сопровождали старые эсминцы «Виконт» и «Вэнкуишер» и корвет «Дженшиэн», либо идущий на восток быстроходный конвой НХ-90, который встретили те же самые корабли, и который атаковал сам Мергенсон.
Лют направился в точку, указанную Мергенсоном, и всю ночь лодка шла полным ходом. Корабли конвоя ОВ-251 были замечены 2 декабря в 6.20. Встреча произошла на долготе 18?30' W, немного западнее точки поворота эскорта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23