Он отковыривал пальчиками куски глины и ел ее. У него было хрипло
е дыхание, бледное личико, слабые ножки, вздутый живот. Он ничего не говори
л и не отвечал на вопросы. Он умер. А умирать его принесли в больницу Некер,
где я его и видел. Я проходил там как интерн врачебную практику. Так вот, ес
ли есть среди вас отцы, которые любят гулять по воскресеньям, держа ручку
ребенка в своей большой сильной руке, пусть каждый отец представит себе,
что это его ребенок. Я помню этого несчастного малыша, я как сейчас вижу ег
о голое тельце на анатомическом столе; ребра выступали под кожей, словно
могилки под кладбищенской травой. В желудке у него нашли какую-то грязь, в
зубах застряла зола. Давайте же заглянем к себе в сердце, спросим совета у
совести. Как установлено статистикой, смертность среди осиротевших дет
ей достигает пятидесяти пяти процентов. Повторяю: речь идет о женщинах, о
матерях, о девушках, речь идет о малышах. Кто говорит о вас самих? Мы знаем, к
то вы такие, знаем, что все вы храбрецы, черт возьми! Прекрасно знаем, что вы
с радостью, с гордостью готовы отдать жизнь за великое дело, что вы чувств
уете себя призванными умереть с пользой и славой, что всякий из вас дорож
ит своей долей в общем торжестве. В добрый час! Но вы же не одни на свете. Ест
ь другие существа, о которых вы должны подумать. Не будьте эгоистами!
Все насупились.
Какие удивительные противоречия вскрываются в человеческом сердце в т
акие мгновения! Комбефер, произносивший эти слова, вовсе не был сиротой. О
н помнил о чужих матерях и забыл о своей. Он шел на смерть. Он-то и был «эгои
стом».
Изнуренный голодом и лихорадкой, Мариус, потеряв одну за другой все свои
надежды, пережив самое страшное из крушений Ч упадок духа, истерзанный
бурными волнениями и чувствуя близость конца, все больше впадал в странн
ое оцепенение, которое предшествует роковому часу добровольной смерти.

Физиолог мог бы изучать на нем нарастающие симптомы того болезненного с
амоуглубления, изученного и классифицированного наукой, которое так же
относится к страданию, как страсть Ч к наслаждению. У отчаянья также ест
ь свои минуты экстаза. Мариус переживал такую минуту. Ему казалось, что он
вне всякого происходящего; как мы уже говорили, он видел все как бы издале
ка, воспринимал целое, но не различал подробностей. Люди двигались словн
о за огненной завесой, голоса доносились откуда-то из бездны.
Однако речь Комбефера растрогала всех. Было в этой сцене что-то острое и м
учительное, что пронзило его и пробудило из забытья. Им владела одна мысл
ь Ч умереть, и он не желал ничем отвлекаться, однако в своем зловещем полу
сне подумал, что, губя себя, не запрещается спасать других.
Он возвысил голос.
Ч Анжольрас и Комбефер правы, Ч сказал он, Ч не нужно бесцельных жертв.
Я согласен с ними; но надо спешить. То что сказал Комбефер, неопровержимо.
У кого из вас есть семьи, матери, сестры, жены, дети, пусть выйдут вперед.
Никто не тронулся с места.
Ч Кто женат, кто опора семьи, выходите вперед! Ч повторил Мариус.
Его влияние было велико. Вождем баррикады, правда, считался Анжольрас, но
Мариус был ее спасителем.
Ч Я приказываю! Ч крикнул Анжольрас.
Ч Я вас прошу, Ч сказал Мариус.
Тогда храбрецы, потрясенные речью Комбефера, поколебленные приказом Ан
жольраса, тронутые просьбой Мариуса, начали указывать друг на друга.
Ч Это верно, Ч говорил молодой пожилому, Ч ты отец семейства, уходи.
Ч Уж лучше ты, Ч отвечал тот, Ч у тебя две сестры на руках.
Разгорелся неслыханный спор. Каждый противился тому, чтобы его вытащили
из могилы.
Ч Торопитесь, Ч сказал Комбефер, Ч через четверть часа будет поздно.
Ч Граждане! Ч настаивал Анжольрас. Ч У нас здесь республика, все решае
тся голосованием. Выбирайте сами, кто должен уйти.
Ему повиновались. Несколько минут спустя пять человек были выбраны един
огласно и вышли из рядов.
Ч Их пятеро! Ч воскликнул Мариус.
Мундиров было только четыре.
Ч Ну что же, одному придется остаться, Ч ответили пятеро.
И снова каждый стремился остаться и убеждал других уйти. Борьба великоду
шия возобновилась.
Ч У тебя любящая жена.
Ч У тебя старая мать.
Ч А у тебя ни отца, ни матери. Что станется с твоими тремя братишками?
Ч У тебя пятеро детей.
Ч Ты должен жить, в семнадцать лет слишком рано умирать.
На великих революционных баррикадах соревновались в героизме. Невероя
тное здесь становилось обычным. Никто из этих людей не удивлялся друг др
угу.
Ч Скорее, скорее! Ч твердил Курфейрак.
Из толпы закричали Мариусу:
Ч Назначьте вы, кому остаться!
Ч Верно, Ч сказали все пятеро, Ч выбирайте. Мы подчинимся.
Мариус не думал, что еще способен испытать подобное волнение. Однако при
мысли, что он должен выбрать и послать человека на смерть, вся кровь прили
ла ему к сердцу. Он бы побледнел еще больше, если бы это было возможно.
Он подошел к пятерым; они улыбались ему, глаза их горели тем же священным п
ламенем, каким светились в глубокой древности глаза защитников Фермопи
л, и каждый кричал:
Ч Меня, меня, меня!
Мариус растерянно пересчитал их; по-прежнему их было пятеро. Затем перев
ел глаза на четыре мундира.
В этот миг на четыре мундира, как будто с неба, упал пятый.
Пятый человек был спасен.
Мариус поднял глаза и узнал Фошлевана.
Жан Вальжан только что появился на баррикаде.
Не то разведав об этом пути, не то по внутреннему чутью, не то просто случа
йно, но он проник туда со стороны улицы Мондетур. Благодаря форме национа
льной гвардии он прошел благополучно.
Дозор, выставленный мятежниками на улице Мондетур, не стал поднимать тре
вогу из-за одного национального гвардейца. Решив, что это, вероятно, кто-н
ибудь из пополнения или, в худшем случае, пленный, его пропустили. Момент б
ыл слишком опасен, караульные не могли отвлечься от своих обязанностей и
покинуть наблюдательный пост.
Появления Жана Вальжана на редуте никто не заметил, так как все глаза был
и устремлены на пятерых избранников и на четыре мундира. Но Жан Вальжан в
идел и слышал все: он молча снял с себя мундир н бросил его поверх прочих.
Трудно описать всеобщее волнение.
Ч Кто этот человек? Ч спросил Боссюэ.
Ч Тот, кто спасает других, Ч ответил Комбефер.
Ч Я знаю его, Ч многозначительно прибавил Мариус.
Его поручительства было достаточно.
Анжольрас обратился к Жану Вальжану:
Ч Добро пожаловать, гражданин!
И добавил:
Ч Вы знаете, что нам придется умереть?
Вместо ответа Жан Вальжан стал помогать спасенному им повстанцу надеть
мундир.

Глава пятая.
Какой горизонт открывается с высоты баррикады

Душевное состояние всех в роковой этот час, в этом месте, откуда не было ис
хода, нашло свое высшее выражение в глубокой печали Анжольраса.
Анжольрас казался воплощением революции, но была в нем некоторая узость
, насколько это возможно для абсолютного, он слишком походил на Сен-Жюста
и недостаточно на Анахарсиса Клотца. Однако в обществе Друзей азбуки его
ум в конце концов воспринял идеи Комбефера, с некоторых пор, высвобождая
сь мало-помалу из тесных рамок догматичности и поддаваясь расширяющему
кругозор влиянию прогресса, он пришел к мысли, что великолепным завершен
ием эволюции явится преобразование Великой французской республики в о
громную всемирную республику. Если же говорить о методах действия, то в д
анных обстоятельствах он стоял за насилие против насилия. В этом он не из
менился и остался верен той грозной эпической школе, которая определяет
ся словами: Девяносто третий год.
Анжольрас стоял на каменных ступенях, опершись на ствол своего карабина
. Он был погружен в раздумье, он вздрагивал, словно на него налетали порывы
ветра; там, где веет смерть, порою веет и пророческий дух. Глаза его, выража
вшие глубокую сосредоточенность, излучали мерцающий свет. Вдруг он подн
ял голову, и его светлые кудри откинулись назад, окружая ее сияющим ореол
ом, словно волосы ангела, летящего на звездной колеснице ночи, словно раз
метавшаяся львиная грива.
Ч Граждане, вы представляете себе будущее? Ч воскликнул Анжольрас Ч У
лицы городов, затопленные светом, зеленые ветви у порога домов, братство
народов! Люди справедливы, старики благословляют детей, прошедшее в согл
асии с настоящим; мыслителям Ч полная свобода, верующим Ч полное равен
ство, вместо религии Ч небеса. Первосвященник Ч сам бог, вместо алтаря
Ч совесть человека; нет больше ненависти на свете, в школах и мастерских
Ч братство, наградой и наказанием служит гласность; труд для всех, право
для всех, мир надо всеми; нет больше кровопролития, нет больше войн, матери
счастливы! Покорить материю Ч первый шаг; осуществить идеал Ч шаг втор
ой. Подумайте, сколь многого уже достиг прогресс! Некогда первобытные пл
емена взирали в ужасе на гидру, вздымающую океанские воды, на дракона, изр
ыгающего огонь, на страшного владыку воздуха грифона с крыльями орла и к
огтями тигра, Ч на чудовищных тварей, которые превосходили человека мо
гуществом. Однако человек расставил западни, священные западни мысли, и
в конце концов изловил чудовищ. Мы укротили гидру, и она зовется пароходо
м; мы приручили дракона, и он зовется локомотивом; мы вот-вот укротим гриф
она, мы уже поймали его, и он называется воздушным шаром. В тот день, когда з
авершится этот Прометеев подвиг, когда воля человека окончательно обуз
дает трехликую Химеру древности Ч гидру, дракона и грифона, человек ста
нет властелином воды, огня и воздуха, он будет тем же для остальных одушев
ленных существ, чем древние боги были некогда для него. Итак, смелее впере
д! Граждане, куда мы идем? К государству, которым руководит наука, к силе ре
альности, которая станет единственной общественной силой, к естественн
ому закону, содержащему в себе самом право признания и осуждения и утвер
ждающему себя своей очевидностью, к восходу истины, подобному восходу за
ри. Мы идем к единению народов, мы идем к единению человечества. Не будет л
ожных истин, не останется паразитов. Реальность, управляемая истиной, Ч
вот наша цель. Цивилизация будет заседать в сердце Европы, а позднее Ч в ц
ентре материка, в великом парламенте разума. Нечто подобное бывало и пре
жде. Собрания амфиктионов происходили дважды в год: первый раз в Дельфах,
обиталище богов, другой раз в Фермопилах, усыпальнице героев. Будут амфи
ктионы Европы, будут амфиктионы земного шара. Франция носит в своем чрев
е это величественное будущее. Вот чем беременно девятнадцатое столетие;
Франция достойна завершить то, что зачато Грецией. Слушай меня, Фейи, чест
ный рабочий, сын народа, сын народов. Я уважаю тебя! Ты прозреваешь грядуще
е, ты прав. У тебя нет ни отца, ни матери, Фейи, и ты избрал вместо матери чело
вечество, вместо отца Ч право. Тебе суждено здесь умереть, то есть востор
жествовать. Граждане, что бы с нами ни случилось, ждет ли нас поражение или
победа, Ч все равно, мы творим революцию. Подобно тому как пожары озаряю
т весь город, революции озаряют все человечество. Во имя чего мы творим ре
волюцию, спросите вы? Я только что сказал: во имя Истины. С точки зрения пол
итической, существует один лишь принцип: верховная власть человека над с
амим собой. Моя власть над моим «я» называется Свободой. Там, где объединя
ются две такие верховные власти или более, возникает государство. Однако
в этом союзе нет самоотречения Тут верховная» власть, добровольно уступ
ает известную долю самой себя, чтобы образовать общественное право. Доля
эта одинакова для всех. Равноценность уступок, которые каждый делает об
ществу, называется Равенством. Общественное право Ч не что иное, как защ
ита всеми прав каждого в отдельности. Такая защита всеми прав каждого на
зывается Братством. Точка пересечения всех этих видов верховной власти,
собранных вместе, называется Обществом. Так как пересечение есть соедин
ение, то такая точка есть узел. Отсюда возникает то, что называют социальн
ыми связями. Иные именуют это общественным договором, что, собственно, то
же самое: этимологически слово «договор». Контракт, восходит к понятию
contrato Ч связывать. Условимся, как понимать равенство. Если свобода Ч верши
на, то равенство-основание. Но равенство, граждане, вовсе не стрижка под о
дну гребенку всего, что способно расти и развиваться, не сборище высоких
трав и низкорослых дубов, не соседство зависти и недоброжелательства, ко
торые взаимно обеспложивают друг друга; в социальном отношении Ч это от
крытая дорога для всех способностей, в политическом Ч равноправие всех
голосов при голосовании, в религиозном Ч свобода совести для каждого. У
равенства есть могучее орудие Ч бесплатное обязательное обучение. Пра
во на грамоту Ч вот с чего надо начать. Начальная школа обязательна для в
сех, средняя школа доступна всем Ч вот основной закон. Следствием одина
кового образования будет общественное равенство. Да, просвещение! Свет!
Свет! Все исходит из света и к нему возвращается. Граждане! Девятнадцатый
век велик, но двадцатый будет счастливым веком. Не будет ничего общего с п
рошлым. Не придется опасаться, как теперь, завоеваний, захватов, вторжени
й, соперничества вооруженных наций, перерыва в развитии цивилизации, зав
исящего от брака в королевской семье, от рождения наследника в династии
тиранов; не будет раздела народов конгрессом, расчленения, вызванного кр
ушением династии, борьбы двух религий, столкнувшихся лбами, будто два ад
ских козла на мостике бесконечности. Не будет больше голода, угнетения, п
роституции от нужды, нищеты от безработицы, ни эшафота, ни кинжала, ни войн
, ни случайного разбоя в чаще происшествий. Я мог бы сказать, пожалуй: не бу
дет и самих происшествий. Настанет всеобщее счастье. Человечество выпол
нит свое назначение, как земной шар выполняет свое; между душой и небесны
ми светилами установится гармония; дух будет тяготеть к истине, как план
еты, вращаясь, тяготеют к солнцу. Друзья! Мы живем в мрачную годину, и я гово
рю с вами в мрачный час, но этой страшной ценой мы платим за будущее. Револ
юция-это наш выкуп. Человечество будет освобождено, возвеличено и утеше
но! Мы заверяем его в том с нашей баррикады. Откуда может раздаться голос л
юбви, если не с высот самопожертвования? Братья! Вот здесь, на этом месте, о
бъединяются те, кто мыслит, с теми, кто страдает. Не из камней, не из балок, н
е из железного лома построена наша баррикада; она воздвигнута из великих
иней и великих страданий. Здесь несчастье соединяется с идеалом. День сл
ивается с ночью и говорит ей: «Я умру с тобой, а ты возродишься со мною». Из с
лияния всех скорбей рождается вера. Страдания несут сюда свои предсмерт
ные муки, а идеи Ч свое бессмертие. Эта агония и это бессмертие, соединивш
ись, станут нашей смертью. Братья! Кто умрет здесь, умрет в сиянии будущего
, и мы сойдем в могилу, всю пронизанную лучами зари.
Анжольрас закончил свою речь Ч вернее, прервал ее; его губы беззвучно ше
велились, как будто он продолжал говорить сам с собой. Все смотрели на нег
о, затаив дыхание, словно стараясь расслышать его слова. Рукоплесканий н
е было, но долго еще переговаривались шепотом. Слово подобно дуновению в
етра; вызываемое им волнение умов похоже на волнение листвы под ветром.

Глава шестая.
Мариус угрюм, Жавер лаконичен

Поговорим о том, что происходило в душе Мариуса.
Припомним его состояние. Как мы недавно отметили, все представлялось ему
неясным видением. Он смутно воспринимал окружающее. Над Мариусом словно
нависла тень громадных зловещих крыльев, распростертых над умирающими.
Ему чудилось, будто он сошел в могилу, он чувствовал себя как бы по ту стор
ону бытия и видел лица живых глазами мертвеца.
Как очутился здесь Фошлеван? Зачем он пришел? Что ему здесь делать? Мариус
не задавался такими вопросами. К тому же отчаянию свойственно вселять в
нас уверенность, что другие также им охвачены, поэтому Мариусу казалось
естественным, что все идут на смерть.
Сердце его сжималось только при мысли о Козетте.
Впрочем, Фошлеван не говорил с ним, не смотрел па него и даже как будто не с
лышал слов Мариуса: «Я знаю его».
Такое поведение Фошлевана успокаивало Мариуса, мы сказали бы даже Ч рад
овало, если бы это слово подходило к его состоянию. Ему всегда представля
лось немыслимым заговорить с этим загадочным человеком, подозрительны
м и вместе с тем внушающим уважение. Кроме того, он очень давно не встречал
ся с ним, что еще больше осложняло дело для такой робкой и скрытной натуры
, как Мариус.
1 2 3 4 5 6