Ларри Рэнда я не считаю лучшим кандидатом.
– Он будет визжать как резаная свинья, маленькая и поганая.
– Да пусть хоть надорвется от визга, – неожиданно взорвался Коннел. – Короче, ты отвечаешь за это дело.
– Спасибо, – ответил Нед без энтузиазма, откинулся на спинку кресла и подумал: «Из-за Коннела у меня появился враг».
Нед дочитал список, положил его на стол и некоторое время сидел молча. Он не знал, с чего начать. В сущности, разве плохо пригласить известных людей в посольство на такой сугубо американский праздник? Но кое-что во всей этой истории было напрочь лишено здравого смысла, а потому она казалась весьма неприятной. Недаром паранойя Неда проявлялась сверхурочно.
– Все эти знаменитости в одном месте... – пробормотал он.
– Все эти знаменитости в одном месте, – повторил Ройс и добавил: – Это все равно, что предложить свой лоб в качестве мишени первому попавшемуся террористу.
– Эта возможность может не представиться им больше никогда, – ответил Нед, стараясь говорить сдержанно.
Оба долго молчали. Наконец Нед сказал:
– Послушай, ее надо предупредить, чтобы не откалывала такие номера. Может, во времена королевы Виктории, когда жизнь была попроще, что-то подобное и сошло бы, но не сейчас.
Коннел долго и угрюмо глядел на него.
– Нед, – вздохнул он, честно говоря, я завидую способности военных пренебрегать политическими реалиями. Неужели от тебя ускользнуло, что политические несушки президента вернулись домой на насест? – Легкая презрительная гримаса пробежала по его лицу. – При этом президенте нация опустилась до того же уровня, что и перед приходом Герберта Гувера Герберт Гувер – президент США накануне Великой депрессии.
. Это нравится богатым, но не бедным, и не тем бедным, которых создал он.
Коннел медленно отпил кофе и продолжал:
– Он по-прежнему очень популярен, но его партию винят за то, что развела этот хлев.
Вот потому-то ей крайне необходимо подняться во весь рост и показать, на что она способна. От Четвертого июля до выборов всего четыре месяца. Это самый главный наш праздник, который поможет нам встать во весь рост. Две недели назад каждый посол США получил прямо из Овального офиса Овальный офис – название кабинета президента США.
Директиву-103. Президент отдал приказ: «Не прячьте флаг. Встаньте во весь рост и дайте понять миру, что Америка не боится ничего. Аминь!»
Коннел поставил чашку.
– Теперь эта директива будет активно поддержана печатью. В речах послов появятся воодушевление и решительность. Но мало кто примет это всерьез. Наша беда, Нед, в том, что Фулмеры на посту меньше месяца и крайне амбициозны и активны. Во всяком случае, именно такова миссис Фулмер. Прием, задуманный ею, отлично осуществляет директиву президента. А это значит, что меня прикончат, если я попытаюсь отменить его. Стоит ей только помахать перед моим носом сто третьей директивой или предоставить сделать это президенту.
В комнате воцарилась тишина, такая же глубокая, как в старой заброшенной и опасной для жизни шахте.
– И это еще не все, – сказал Нед. – Я чую это. Но даже политик не стал бы действовать так опрометчиво, чтобы установить добрые отношения с публикой.
Коннел словно прислушивался к чему-то неуловимому в словах Неда. Он снова вздохнул.
– Я уверен, что ты прав, – сказал Нед наконец. – Пущены в ход какие-то тайные, тщательно замаскированные силы. Мы найдем ответ, но боюсь, что слишком поздно.
– Неужели ты не видишь? – спросил Коннел Неда. Впервые в его голосе пробилось истинное чувство. – Она вместе с президентом загнала нас в угол. И кто знает, много ли посольств оказались в таком же положении?
Лицо Неда было мрачным. Поглаживая колено, он сказал:
– Конечно, ты считаешь, что для нас, вояк, как ты меня назвал, это достаточно просто. Командир приказывает: «Лаять!» – и мы тут же садимся на задние лапы и начинаем тявкать! На самом деле у нас нет ничего подобного. А вот у вас, гражданских, все это гораздо круче.
На красивом лице Коннела появилась презрительная гримаса.
– Нам платят за то, чтобы думать, а не действовать. – Словно извиняясь, он добавил: – Это не по делу, прости, Нед. Но я в самом деле боюсь дальнейших событий. Я был совершенно не в курсе дела. Она перехитрила нас, и очень искусно. Мы не можем отменить прием. Иначе мы покажемся дураками. Нам не остается ничего, кроме как обеспечить этот прием надежной охраной.
За этим последовала долгая пауза. Нед чувствовал: Ройс уже знал, что он скажет, но так или иначе надо было произнести это вслух.
– Она подняла ставки так высоко, что у нас, несомненно, возникнут проблемы. Неважно, кто это будет – ирландцы, французские группы типа «Аксьон-Директ», испанские типа «Грапо» или ЭТА, «Роте армее факцьон» или любая из дюжины групп, которые выступают под флагом ислама... Ройс, неважно даже, будем ли мы иметь дело с одним из наших противников из КГБ... Это настолько заманчивая возможность, что ею нельзя пренебречь.
Красивое лицо Ройса Коннела посерело. Он глубоко вздохнул, потом, после паузы, вздохнул еще раз, словно ему не хватало воздуха. Его сильная челюсть выдвинулась, и лицо приняло жесткое выражение. Оттуда, где сидел Нед, был хорошо виден подбородок человека, с которым, казалось, лучше не связываться. Но, когда Ройс повернул голову, выражение жестокости исчезло – может быть, это была игра света.
– А вот чего я не понимаю, – сказал Френч, не заботясь о том, как будут приняты его слова, и говоря резко из-за охватившего его гнева, – так это того, как она сделала это, обойдя нас. Почему мы не узнали об этом задолго до того, как она разослала приглашения?
– Джейн Вейл наблюдала за ней по моему поручению. Она скрыла это и от Джейн. Нам повезло, что чертовка Джейн смогла раздобыть копию списка, иначе мы прочитали бы обо всем этом в лондонской «Таймс».
Нед откинулся в кресле: комнату заполнила тишина. Он медленно растирал свои разбитые колени. Интересно, много ли знает Ройс об их отношениях. Он не думал о смертельной опасности, таящейся в приеме, подготовленном этой сумасбродной женщиной, но изучал лицо Коннела, пытаясь угадать, известно ли ему об отношениях между ним, Недом Френчем, и Джейн Вейл.
Чепуха. Никто не знает. Лаверн, как и всякая жена, могла что-то подозревать, сказал себе Нед, но никто во всем посольстве не мог бы даже предположить, что у них с Джейн...
– Говори! – резко сказал Коннел. – Скажи, что мы не запутались в каком-то нелепом кошмаре.
Нед слабо усмехнулся.
– Ройс, зачем я стал бы тебе врать?
* * *
Прошло уже много времени после того, как Нед скрылся в утренней мгле, окутавшей Риджент-парк, а Лаверн Френч все еще стояла у окна спальни, глядя на занимавшийся день.
Она была молода – одного с Недом возраста, – и хорошо помнила ту пору, когда утро предвещало радость. Теперь этого не было, думала она, стоя в ночной сорочке, похожей на кукольное платье и точно такой же, какую она купила двадцать лет назад в Форт-Брегге во время их медового месяца.
Это была коротенькая разлетающаяся сорочка с рукавами «фонариком» и эластичным лифом, который поддерживал и подчеркивал ее пышную грудь. Прозрачный батист был очарователен в сочетании с еще более прозрачной кружевной вставкой, вышитой сердечками.
Хотя Нед ушел уже давно, глазам Лаверн все еще представлялась его удаляющаяся фигура. Последнее время ей всегда казалось, что он удаляется... от нее. Брак был уже не тот, что прежде. Уже несколько лет Неда не соблазняла эта кукольная ночная сорочка. А прежде...
– Куда же это ушло? – спросила себя Лаверн. Она вдруг испугалась, поняв, что говорит вслух. А если кто-то слышал?
Но ее девочки еще с прошлой недели были в шести тысячах миль отсюда, в Калифорнии, в полной безопасности. Женщина, которая убирала в доме, приходила не раньше полудня. Лаверн была одна со своим чувством одиночества, с мыслью о том, что Нед оставил ее не только сегодня, а оставлял уже много раз за последние годы. Пожалуй, начиная с Бонна?
Отойдя от окна, она посмотрела в зеркало. Какой нелепый костюм! Мать четырех почти взрослых девочек, сказала она себе, дочь Де Карта Криковского, генерал-лейтенанта ВВС США в отставке, сама капитан запаса и жена офицера военной разведки, занимающего высокий пост, слоняется, хандря, по своей спальне и мучается от недостатка внимания.
Лаверн сняла с себя рубашку и стала разглядывать свои стройные ноги и полную, упругую грудь. Верхняя часть массивнее нижней, призналась она себе. И не замаскировать этого никакой одеждой – неисправимо, как зоб у голубя!
– Сладкозадая куколка, – произнесла она вслух. Голова ее в коротких белых кудряшках напоминала фарфоровую чашечку. Круглое лицо, большие, широко расставленные глаза – маленький глупый ребенок с рекламы супов фирмы «Кэмпбелл».
Она помнила, что прежде ее внешность очень нравилась Неду. Да и теперь мужчины часто провожали ее глазами. И на приемах всегда были люди, которые настойчиво ухаживали за ней. Но Неда она больше не волновала. Сейчас, когда девочки уехали, она почувствовала это более ясно.
Ей пришло в голову, что это связано с сексом. Большая часть семейных проблем связана с сексом, как утверждают журналы для женщин. У нее было четыре рослых брата, воспитывали ее пуритански: даже мысль о сексе была под запретом. Ее измученная мать была светлым лучом в эти мучительные для девушки годы.
«Берн, – говорила она, – по Божьей воле ты живешь в доме, где много мужчин, и в военном городке, где тоже полно мужчин. Мы с твоим отцом сможем чувствовать себя спокойно, если будем знать, что наша дорогая девочка чиста и невинна, несмотря на все искушения. Ведь ты знаешь, Берн, что тело – благословенный сосуд Господен, создано для священной цели – рожать и умножать число детей Бога нашего здесь, на земле».
Вот потому-то секс казался юной Лаверн на редкость непривлекательным. Но в офицерской школе она встретила девушек, которых в детстве не подавляли. Болтая с ней, они убедили ее в том, что близость с мужчиной полезна, если в этом есть потребность.
Секс перестал казаться Лаверн нудным занятием, она приняла его как дань влечениям тела. Выйдя замуж за Неда, Лаверн вскоре поняла, что это доставляет удовольствие.
Почувствовав, как румянец залил ее щеки, она вдруг отвернулась от зеркала и бросилась на прохладные простыни. Порой Лаверн хотелось стать одной из тех женщин, которые, согрешив, тут же забывают об этом, как мужчина, добившийся своей цели. Но это было невозможно. Бог соединил ее с Недом, который стал отцом ее детей и дарил ей радость. Кто вытеснил ее из сердца Неда? Чем она провинилась, чем заслужила такое наказание? Пытаясь понять это, она сходила с ума.
Не то чтобы она срывалась. Единственная дочь генерала Криковского унаследовала его стойкость. Она получала меньше, чем ей хотелось? Ну что ж! Так тому и быть, но она останется верна себе. Нет, ей не нужна ни поддержка мужа, ни его откровенность: она не станет никому предлагать себя, как рекомендуют женские журналы.
Она знала, что все это было отчасти вызвано ее скрытностью, нежеланием делиться с мужем своими переживаниями. С другой стороны, Лаверн не хотелось, чтобы дочери заметили ее постоянное напряжение. Быть может, поэтому она и отправила их домой. У ее четырех девочек была маленькая разница в возрасте. Лу Энн было сейчас восемнадцать, а младшей – Салли – почти пятнадцать. Плодовитость, связанная, по ее мнению, с сексуальностью, возбуждала в Лаверн чувство вины. Впрочем, от нее не зависело ни то, ни другое. Когда-то Неду достаточно было прикоснуться к ней, и она беременела.
Лаверн удивляло, что Нед ни разу не поинтересовался, почему она перестала беременеть после рождения Салли. Лаверн никогда не призналась бы, что ей перевязали трубы; этот грех, совершенный ею, был тайной от мужа.
Мужчины.
К счастью, девочек жестко контролировали бабушка и дедушка в Кэмп-Либерти, где они находились среди друзей генерала Криковского. Лаверн понимала, что там вокруг девочек всегда будут виться мужчины, как продолжали они виться вокруг нее. Но, слава Богу, в Кэмп-Либерти окружение было известным; именно ее отец следил за этим.
Лаверн перевернулась на спину и уставилась в потолок. Внезапно она представила себе, как мускулистое, упругое тело Неда прижимает ее к кровати, когда они занимаются любовью. Только это давало ей удовлетворение. Он предлагал ей и другое, но она не хотела. В этом мужчины знают толк – типично для них, не правда ли, осквернить то, что установлено Богом? – но она не хотела в этом участвовать.
Мужчины.
Внизу у входной двери зазвенел звонок. Она накинула светло-серый шелковый халат Неда, мягко ступая босыми ногами, спустилась вниз, включила скрытую камеру, позволявшую наблюдать за входом, и сказала в микрофон:
– Кто там?
Мужчина отвернулся от объектива телекамеры, но Лаверн успела заметить, что он моложе и немного выше человека, обычно доставлявшего почту, а волосы у него светлее.
– Почта, – ответил мужчина, лица которого так и не было видно. – Пакет не пролезает в прорезь для писем.
Она внимательно наблюдала за ним, думая о том, как он сказал «не пролезает».
– Ничего. Оставьте на ступеньках.
Он колебался.
– Хорошо.
Потом скрылся из виду, а когда снова показался в объективе, уже шел от дома, неся маленький пакет с собой. Лица его по-прежнему не было видно. Сумки, которую обычно носят английские почтальоны, при нем не было.
Открыв надежно запертую входную дверь и не обнаружив ничего на ступеньках, она не удивилась.
Лаверн заперла дверь и быстро подошла к телефону в прихожей. Частые двойные гудки донеслись из трубки. После восьмого гудка ответил Мо Шамун, помощник Неда:
– Офис военного атташе.
– Мо, это Лаверн Френч. Нед на месте?
– Сейчас нет.
– Попроси срочно позвонить, когда появится.
– Я могу чем-нибудь помочь?
Она уже собиралась положить трубку, когда услышала голос Мо.
– Что ты говоришь, Мо?
– Я говорю, что не надо храбриться, Лаверн. Я могу помочь?
– А что ты вообразил?
– У тебя такой голос... Он как-то странно срывается.
– Это от твоей близости, – сказала Лаверн и оборвала разговор.
Хитрый ливанский прохвост. К чему придет американская армия, пополняя кадры разведки этими арабами? Лаверн запахнула халат Неда и не спеша спустилась в подвал. Предыдущий жилец, тоже шпион из посольства, оборудовал пятидесятифутовый тир, хорошо звукоизолировав его, чтобы не тревожить соседей. Лаверн покрутила диски на стенном сейфе и достала полицейский шестизарядный кольт тридцать восьмого калибра. Надев специальные наушники, она зарядила его, включила свет у мишеней.
Она взяла рукоятку в правую руку и, поддерживая ее снизу левой, тщательно прицелилась и плавно надавила курок. Ее босые ноги зарылись в ковер.
Пуля попала в десятку. Лаверн сделала паузу, мрачно усмехнулась и выпустила еще пять пуль в одну точку.
Дело сделано, подумал Берт, уходя прочь от дома Френча. Он повернул за угол и, поняв, что его уже не видят, бросился бежать. Он пробежал две улицы в восточном направлении. Потом остановился, сорвал адрес с пакета и бросил уже ненужный пакет в ближайший мусорный бак. Это был единственный, хотя и рискованный, способ выяснить систему защиты дома полковника. Берт вошел в вестибюль узкого дома с террасой, поделенного на крохотные квартирки. Хефте снимал квартиру на верхнем этаже с выходом на крышу.
Хотя Берт презирал технику, установленную в доме Френча, он должен был проявлять осторожность по отношению к этому человеку, главному своему противнику. Поднимаясь по крутой лестнице, он слышал, как постепенно нарастает шум утреннего движения, доносящийся с Веллингтон-роуд. Он становился все отчетливее и громче. Уже явственно различим был приглушенный вой тяжелых грузовиков и больших красных автобусов.
Берт услышал вдалеке едва пробивающийся сквозь крик муэдзина с Большой мечети первый из пяти дневных призывов к молитве. Между тем рабочая неделя великого Сатаны началась, как всегда, в дикой спешке, устремляясь к бесплодному разрушению, хаосу и смерти.
Он улыбнулся. Увидев свое отражение в зеркале, он, вероятно, смутился бы. Его маленькое лицо, загоревшее под лучами солнца пустыни, стало того же цвета, что у его арабских товарищей по оружию. Оно казалось добродушным, и многие из его собратьев по исламу принимали это за признак слабости. Берт был профессионалом, то есть человеком без нервов, выносливым и жестким, как рифленые подошвы его ботинок. Он поднимался по лестнице, размышляя о полковнике Френче. Берту и Хефте, такому же, как и он, руководителю группы, Френч продемонстрировал огромную изобретательность по части выходов и входов, отъездов и приездов, костюмов и машин. Это было забавно и походило на пьесу под названием «Сто способов заставить террористов угадывать».
Утренний шум все нарастал, будто шел из чрева левиафана Левиафан – в мифах разных народов огромное морское чудовище, противостоящее Богу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Он будет визжать как резаная свинья, маленькая и поганая.
– Да пусть хоть надорвется от визга, – неожиданно взорвался Коннел. – Короче, ты отвечаешь за это дело.
– Спасибо, – ответил Нед без энтузиазма, откинулся на спинку кресла и подумал: «Из-за Коннела у меня появился враг».
Нед дочитал список, положил его на стол и некоторое время сидел молча. Он не знал, с чего начать. В сущности, разве плохо пригласить известных людей в посольство на такой сугубо американский праздник? Но кое-что во всей этой истории было напрочь лишено здравого смысла, а потому она казалась весьма неприятной. Недаром паранойя Неда проявлялась сверхурочно.
– Все эти знаменитости в одном месте... – пробормотал он.
– Все эти знаменитости в одном месте, – повторил Ройс и добавил: – Это все равно, что предложить свой лоб в качестве мишени первому попавшемуся террористу.
– Эта возможность может не представиться им больше никогда, – ответил Нед, стараясь говорить сдержанно.
Оба долго молчали. Наконец Нед сказал:
– Послушай, ее надо предупредить, чтобы не откалывала такие номера. Может, во времена королевы Виктории, когда жизнь была попроще, что-то подобное и сошло бы, но не сейчас.
Коннел долго и угрюмо глядел на него.
– Нед, – вздохнул он, честно говоря, я завидую способности военных пренебрегать политическими реалиями. Неужели от тебя ускользнуло, что политические несушки президента вернулись домой на насест? – Легкая презрительная гримаса пробежала по его лицу. – При этом президенте нация опустилась до того же уровня, что и перед приходом Герберта Гувера Герберт Гувер – президент США накануне Великой депрессии.
. Это нравится богатым, но не бедным, и не тем бедным, которых создал он.
Коннел медленно отпил кофе и продолжал:
– Он по-прежнему очень популярен, но его партию винят за то, что развела этот хлев.
Вот потому-то ей крайне необходимо подняться во весь рост и показать, на что она способна. От Четвертого июля до выборов всего четыре месяца. Это самый главный наш праздник, который поможет нам встать во весь рост. Две недели назад каждый посол США получил прямо из Овального офиса Овальный офис – название кабинета президента США.
Директиву-103. Президент отдал приказ: «Не прячьте флаг. Встаньте во весь рост и дайте понять миру, что Америка не боится ничего. Аминь!»
Коннел поставил чашку.
– Теперь эта директива будет активно поддержана печатью. В речах послов появятся воодушевление и решительность. Но мало кто примет это всерьез. Наша беда, Нед, в том, что Фулмеры на посту меньше месяца и крайне амбициозны и активны. Во всяком случае, именно такова миссис Фулмер. Прием, задуманный ею, отлично осуществляет директиву президента. А это значит, что меня прикончат, если я попытаюсь отменить его. Стоит ей только помахать перед моим носом сто третьей директивой или предоставить сделать это президенту.
В комнате воцарилась тишина, такая же глубокая, как в старой заброшенной и опасной для жизни шахте.
– И это еще не все, – сказал Нед. – Я чую это. Но даже политик не стал бы действовать так опрометчиво, чтобы установить добрые отношения с публикой.
Коннел словно прислушивался к чему-то неуловимому в словах Неда. Он снова вздохнул.
– Я уверен, что ты прав, – сказал Нед наконец. – Пущены в ход какие-то тайные, тщательно замаскированные силы. Мы найдем ответ, но боюсь, что слишком поздно.
– Неужели ты не видишь? – спросил Коннел Неда. Впервые в его голосе пробилось истинное чувство. – Она вместе с президентом загнала нас в угол. И кто знает, много ли посольств оказались в таком же положении?
Лицо Неда было мрачным. Поглаживая колено, он сказал:
– Конечно, ты считаешь, что для нас, вояк, как ты меня назвал, это достаточно просто. Командир приказывает: «Лаять!» – и мы тут же садимся на задние лапы и начинаем тявкать! На самом деле у нас нет ничего подобного. А вот у вас, гражданских, все это гораздо круче.
На красивом лице Коннела появилась презрительная гримаса.
– Нам платят за то, чтобы думать, а не действовать. – Словно извиняясь, он добавил: – Это не по делу, прости, Нед. Но я в самом деле боюсь дальнейших событий. Я был совершенно не в курсе дела. Она перехитрила нас, и очень искусно. Мы не можем отменить прием. Иначе мы покажемся дураками. Нам не остается ничего, кроме как обеспечить этот прием надежной охраной.
За этим последовала долгая пауза. Нед чувствовал: Ройс уже знал, что он скажет, но так или иначе надо было произнести это вслух.
– Она подняла ставки так высоко, что у нас, несомненно, возникнут проблемы. Неважно, кто это будет – ирландцы, французские группы типа «Аксьон-Директ», испанские типа «Грапо» или ЭТА, «Роте армее факцьон» или любая из дюжины групп, которые выступают под флагом ислама... Ройс, неважно даже, будем ли мы иметь дело с одним из наших противников из КГБ... Это настолько заманчивая возможность, что ею нельзя пренебречь.
Красивое лицо Ройса Коннела посерело. Он глубоко вздохнул, потом, после паузы, вздохнул еще раз, словно ему не хватало воздуха. Его сильная челюсть выдвинулась, и лицо приняло жесткое выражение. Оттуда, где сидел Нед, был хорошо виден подбородок человека, с которым, казалось, лучше не связываться. Но, когда Ройс повернул голову, выражение жестокости исчезло – может быть, это была игра света.
– А вот чего я не понимаю, – сказал Френч, не заботясь о том, как будут приняты его слова, и говоря резко из-за охватившего его гнева, – так это того, как она сделала это, обойдя нас. Почему мы не узнали об этом задолго до того, как она разослала приглашения?
– Джейн Вейл наблюдала за ней по моему поручению. Она скрыла это и от Джейн. Нам повезло, что чертовка Джейн смогла раздобыть копию списка, иначе мы прочитали бы обо всем этом в лондонской «Таймс».
Нед откинулся в кресле: комнату заполнила тишина. Он медленно растирал свои разбитые колени. Интересно, много ли знает Ройс об их отношениях. Он не думал о смертельной опасности, таящейся в приеме, подготовленном этой сумасбродной женщиной, но изучал лицо Коннела, пытаясь угадать, известно ли ему об отношениях между ним, Недом Френчем, и Джейн Вейл.
Чепуха. Никто не знает. Лаверн, как и всякая жена, могла что-то подозревать, сказал себе Нед, но никто во всем посольстве не мог бы даже предположить, что у них с Джейн...
– Говори! – резко сказал Коннел. – Скажи, что мы не запутались в каком-то нелепом кошмаре.
Нед слабо усмехнулся.
– Ройс, зачем я стал бы тебе врать?
* * *
Прошло уже много времени после того, как Нед скрылся в утренней мгле, окутавшей Риджент-парк, а Лаверн Френч все еще стояла у окна спальни, глядя на занимавшийся день.
Она была молода – одного с Недом возраста, – и хорошо помнила ту пору, когда утро предвещало радость. Теперь этого не было, думала она, стоя в ночной сорочке, похожей на кукольное платье и точно такой же, какую она купила двадцать лет назад в Форт-Брегге во время их медового месяца.
Это была коротенькая разлетающаяся сорочка с рукавами «фонариком» и эластичным лифом, который поддерживал и подчеркивал ее пышную грудь. Прозрачный батист был очарователен в сочетании с еще более прозрачной кружевной вставкой, вышитой сердечками.
Хотя Нед ушел уже давно, глазам Лаверн все еще представлялась его удаляющаяся фигура. Последнее время ей всегда казалось, что он удаляется... от нее. Брак был уже не тот, что прежде. Уже несколько лет Неда не соблазняла эта кукольная ночная сорочка. А прежде...
– Куда же это ушло? – спросила себя Лаверн. Она вдруг испугалась, поняв, что говорит вслух. А если кто-то слышал?
Но ее девочки еще с прошлой недели были в шести тысячах миль отсюда, в Калифорнии, в полной безопасности. Женщина, которая убирала в доме, приходила не раньше полудня. Лаверн была одна со своим чувством одиночества, с мыслью о том, что Нед оставил ее не только сегодня, а оставлял уже много раз за последние годы. Пожалуй, начиная с Бонна?
Отойдя от окна, она посмотрела в зеркало. Какой нелепый костюм! Мать четырех почти взрослых девочек, сказала она себе, дочь Де Карта Криковского, генерал-лейтенанта ВВС США в отставке, сама капитан запаса и жена офицера военной разведки, занимающего высокий пост, слоняется, хандря, по своей спальне и мучается от недостатка внимания.
Лаверн сняла с себя рубашку и стала разглядывать свои стройные ноги и полную, упругую грудь. Верхняя часть массивнее нижней, призналась она себе. И не замаскировать этого никакой одеждой – неисправимо, как зоб у голубя!
– Сладкозадая куколка, – произнесла она вслух. Голова ее в коротких белых кудряшках напоминала фарфоровую чашечку. Круглое лицо, большие, широко расставленные глаза – маленький глупый ребенок с рекламы супов фирмы «Кэмпбелл».
Она помнила, что прежде ее внешность очень нравилась Неду. Да и теперь мужчины часто провожали ее глазами. И на приемах всегда были люди, которые настойчиво ухаживали за ней. Но Неда она больше не волновала. Сейчас, когда девочки уехали, она почувствовала это более ясно.
Ей пришло в голову, что это связано с сексом. Большая часть семейных проблем связана с сексом, как утверждают журналы для женщин. У нее было четыре рослых брата, воспитывали ее пуритански: даже мысль о сексе была под запретом. Ее измученная мать была светлым лучом в эти мучительные для девушки годы.
«Берн, – говорила она, – по Божьей воле ты живешь в доме, где много мужчин, и в военном городке, где тоже полно мужчин. Мы с твоим отцом сможем чувствовать себя спокойно, если будем знать, что наша дорогая девочка чиста и невинна, несмотря на все искушения. Ведь ты знаешь, Берн, что тело – благословенный сосуд Господен, создано для священной цели – рожать и умножать число детей Бога нашего здесь, на земле».
Вот потому-то секс казался юной Лаверн на редкость непривлекательным. Но в офицерской школе она встретила девушек, которых в детстве не подавляли. Болтая с ней, они убедили ее в том, что близость с мужчиной полезна, если в этом есть потребность.
Секс перестал казаться Лаверн нудным занятием, она приняла его как дань влечениям тела. Выйдя замуж за Неда, Лаверн вскоре поняла, что это доставляет удовольствие.
Почувствовав, как румянец залил ее щеки, она вдруг отвернулась от зеркала и бросилась на прохладные простыни. Порой Лаверн хотелось стать одной из тех женщин, которые, согрешив, тут же забывают об этом, как мужчина, добившийся своей цели. Но это было невозможно. Бог соединил ее с Недом, который стал отцом ее детей и дарил ей радость. Кто вытеснил ее из сердца Неда? Чем она провинилась, чем заслужила такое наказание? Пытаясь понять это, она сходила с ума.
Не то чтобы она срывалась. Единственная дочь генерала Криковского унаследовала его стойкость. Она получала меньше, чем ей хотелось? Ну что ж! Так тому и быть, но она останется верна себе. Нет, ей не нужна ни поддержка мужа, ни его откровенность: она не станет никому предлагать себя, как рекомендуют женские журналы.
Она знала, что все это было отчасти вызвано ее скрытностью, нежеланием делиться с мужем своими переживаниями. С другой стороны, Лаверн не хотелось, чтобы дочери заметили ее постоянное напряжение. Быть может, поэтому она и отправила их домой. У ее четырех девочек была маленькая разница в возрасте. Лу Энн было сейчас восемнадцать, а младшей – Салли – почти пятнадцать. Плодовитость, связанная, по ее мнению, с сексуальностью, возбуждала в Лаверн чувство вины. Впрочем, от нее не зависело ни то, ни другое. Когда-то Неду достаточно было прикоснуться к ней, и она беременела.
Лаверн удивляло, что Нед ни разу не поинтересовался, почему она перестала беременеть после рождения Салли. Лаверн никогда не призналась бы, что ей перевязали трубы; этот грех, совершенный ею, был тайной от мужа.
Мужчины.
К счастью, девочек жестко контролировали бабушка и дедушка в Кэмп-Либерти, где они находились среди друзей генерала Криковского. Лаверн понимала, что там вокруг девочек всегда будут виться мужчины, как продолжали они виться вокруг нее. Но, слава Богу, в Кэмп-Либерти окружение было известным; именно ее отец следил за этим.
Лаверн перевернулась на спину и уставилась в потолок. Внезапно она представила себе, как мускулистое, упругое тело Неда прижимает ее к кровати, когда они занимаются любовью. Только это давало ей удовлетворение. Он предлагал ей и другое, но она не хотела. В этом мужчины знают толк – типично для них, не правда ли, осквернить то, что установлено Богом? – но она не хотела в этом участвовать.
Мужчины.
Внизу у входной двери зазвенел звонок. Она накинула светло-серый шелковый халат Неда, мягко ступая босыми ногами, спустилась вниз, включила скрытую камеру, позволявшую наблюдать за входом, и сказала в микрофон:
– Кто там?
Мужчина отвернулся от объектива телекамеры, но Лаверн успела заметить, что он моложе и немного выше человека, обычно доставлявшего почту, а волосы у него светлее.
– Почта, – ответил мужчина, лица которого так и не было видно. – Пакет не пролезает в прорезь для писем.
Она внимательно наблюдала за ним, думая о том, как он сказал «не пролезает».
– Ничего. Оставьте на ступеньках.
Он колебался.
– Хорошо.
Потом скрылся из виду, а когда снова показался в объективе, уже шел от дома, неся маленький пакет с собой. Лица его по-прежнему не было видно. Сумки, которую обычно носят английские почтальоны, при нем не было.
Открыв надежно запертую входную дверь и не обнаружив ничего на ступеньках, она не удивилась.
Лаверн заперла дверь и быстро подошла к телефону в прихожей. Частые двойные гудки донеслись из трубки. После восьмого гудка ответил Мо Шамун, помощник Неда:
– Офис военного атташе.
– Мо, это Лаверн Френч. Нед на месте?
– Сейчас нет.
– Попроси срочно позвонить, когда появится.
– Я могу чем-нибудь помочь?
Она уже собиралась положить трубку, когда услышала голос Мо.
– Что ты говоришь, Мо?
– Я говорю, что не надо храбриться, Лаверн. Я могу помочь?
– А что ты вообразил?
– У тебя такой голос... Он как-то странно срывается.
– Это от твоей близости, – сказала Лаверн и оборвала разговор.
Хитрый ливанский прохвост. К чему придет американская армия, пополняя кадры разведки этими арабами? Лаверн запахнула халат Неда и не спеша спустилась в подвал. Предыдущий жилец, тоже шпион из посольства, оборудовал пятидесятифутовый тир, хорошо звукоизолировав его, чтобы не тревожить соседей. Лаверн покрутила диски на стенном сейфе и достала полицейский шестизарядный кольт тридцать восьмого калибра. Надев специальные наушники, она зарядила его, включила свет у мишеней.
Она взяла рукоятку в правую руку и, поддерживая ее снизу левой, тщательно прицелилась и плавно надавила курок. Ее босые ноги зарылись в ковер.
Пуля попала в десятку. Лаверн сделала паузу, мрачно усмехнулась и выпустила еще пять пуль в одну точку.
Дело сделано, подумал Берт, уходя прочь от дома Френча. Он повернул за угол и, поняв, что его уже не видят, бросился бежать. Он пробежал две улицы в восточном направлении. Потом остановился, сорвал адрес с пакета и бросил уже ненужный пакет в ближайший мусорный бак. Это был единственный, хотя и рискованный, способ выяснить систему защиты дома полковника. Берт вошел в вестибюль узкого дома с террасой, поделенного на крохотные квартирки. Хефте снимал квартиру на верхнем этаже с выходом на крышу.
Хотя Берт презирал технику, установленную в доме Френча, он должен был проявлять осторожность по отношению к этому человеку, главному своему противнику. Поднимаясь по крутой лестнице, он слышал, как постепенно нарастает шум утреннего движения, доносящийся с Веллингтон-роуд. Он становился все отчетливее и громче. Уже явственно различим был приглушенный вой тяжелых грузовиков и больших красных автобусов.
Берт услышал вдалеке едва пробивающийся сквозь крик муэдзина с Большой мечети первый из пяти дневных призывов к молитве. Между тем рабочая неделя великого Сатаны началась, как всегда, в дикой спешке, устремляясь к бесплодному разрушению, хаосу и смерти.
Он улыбнулся. Увидев свое отражение в зеркале, он, вероятно, смутился бы. Его маленькое лицо, загоревшее под лучами солнца пустыни, стало того же цвета, что у его арабских товарищей по оружию. Оно казалось добродушным, и многие из его собратьев по исламу принимали это за признак слабости. Берт был профессионалом, то есть человеком без нервов, выносливым и жестким, как рифленые подошвы его ботинок. Он поднимался по лестнице, размышляя о полковнике Френче. Берту и Хефте, такому же, как и он, руководителю группы, Френч продемонстрировал огромную изобретательность по части выходов и входов, отъездов и приездов, костюмов и машин. Это было забавно и походило на пьесу под названием «Сто способов заставить террористов угадывать».
Утренний шум все нарастал, будто шел из чрева левиафана Левиафан – в мифах разных народов огромное морское чудовище, противостоящее Богу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51