А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Агенты Секретной службы кинулись к месту происшествия, подумав, что упавших солдат сразили пули, выпущенные неизвестным стрелком. Андреа Прайс встала перед Райаном, сунув руку под борт пальто и явно сжав рукоятку табельного пистолета, готовая выхватить его, в то время как другие агенты окружили семьи Райанов и Дарлингов, чтобы увести в безопасное место.
Солдаты уже поднимали гроб. Лицо упавшего солдата, побледнело от внезапной боли.
– Лед! – выдохнул он сквозь стиснутые зубы. – Поскользнулся на льду. – Солдату хватило самообладания удержаться от ругательства, готового сорваться с губ от стыда и смущения. Один из агентов увидел на ступенях бело-коричневую застывшую лужицу, поблескивавшую на солнце. Он тут же подал знак Прайс, что опасность миновала, и она мгновенно передала команду по радио:
– Он всего лишь поскользнулся, только поскользнулся. При виде нелепого происшествия Райан болезненно поморщился. Роджер Дарлинг ничего не почувствовал, пронеслось у него в голове, но каким унижением это явилось для его детей, которые съежились и отвернулись, увидев, как гроб с телом отца упал на ступени собора. Сын первым снова посмотрел на гроб, его детский ум еще не в силах был осознать, почему отец не проснулся от падения. Всего несколько часов назад он встал ночью и, подойдя к двери, подумал, что, может, стоит пересечь коридор и постучать в дверь родительской спальни – вдруг они вернулись обратно?
***
– Господи, – простонал комментатор. Телевизионные камеры показали крупным планом, как два солдата Третьего полка вытаскивают из-под гроба своего обезножившего напарника. Его место занял сержант, и в считанные секунды гроб снова подняли на плечи. Было отчетливо видно, как исцарапана его полированная поверхность.
***
– О'кей, солдаты, – скомандовал сержант со своего нового места. – С левой ноги – шагом марш!
– Папа, – всхлипнул девятилетний Марк Дарлинг. – Папочка.
В мертвой тишине, наступившей после происшествия, это услышали все, кто стояли вокруг. Солдаты сжали губы. Агенты Секретной службы, и без того расстроенные и пристыженные потерей президента, переглянулись. Джек инстинктивно прижал к себе мальчика, хотя и не знал, что ему сказать. Какие еще их ждут неприятности? – подумал новый президент, когда гроб с телом миссис Дарлинг подняли по ступеням и внесли в собор.
– О'кей, Марк. – Райан обнял мальчика за плечи и повел к двери, даже не осознав, что играет роль любящего дяди. Если бы только нашелся способ хотя бы ненадолго утешить детей. Но это было невозможно, и Джек почувствовал новый укол печали от того, что не в силах уменьшить испытываемое ими горе.
Внутри было теплее, и те, кого не захлестнула лавина чувств, заметили это. Сотрудники протокольного отдела направили их на отведенные места. Райан с семьей прошел к первому ряду справа, родственники Дарлингов разместились напротив. Гробы покойного президента и его жены были установлены на катафалках бок о бок, позади них стояли еще три гроба с телами сенатора и двух конгрессменов, представлявших свои конфессии. Раздались звуки органа. Мелодия была знакомой, но Райан не мог вспомнить, что это за вещь. Во всяком случае, это не был мрачный масонский реквием Моцарта с повторяющимся жестким напевом, способный так же поднять настроение, как фильм о Холокосте. Священнослужители выстроились впереди, сохраняя на лицах профессиональную маску скорби. Перед Райаном на кафедре, предназначенной для церковных проповедей, лежал еще один экземпляр его речи.
***
Будучи свидетелем того, что он видел сейчас на экране телевизора, всякий представитель его профессии почувствовал бы дурноту или, наоборот, возбуждение, близкое к половому. Для такого рода операции самое главное – подготовка. Нельзя сказать, что операция технически трудновыполнима, сложнее метод ее осуществления. Пожалуй, лучше всего подойдет миномет. Его можно установить в кузове обычного грузовика, какой можно найти в любом городе мира. Достаточно навести миномет на крышу здания, и цель будет накрыта. Можно успеть выпустить по меньшей мере десяток мин, а то и полтора или два, и хотя выбор будет произвольным, цель остается целью, террор есть террор, а это его профессия.
– Ты только посмотри на них… – выдохнул он. Камера прошлась по рядам людей на скамьях. Главным образом это мужчины, хотя есть и женщины, сидят в непонятном для него порядке, некоторые переговариваются, но большинство сидят молча, с непроницаемыми лицами. Порой взгляды их скользят по убранству церкви. Вот и дети погибшего президента, мальчик и девочка, подавленные – перед ними открылась суровая реальность жизни. Дети на удивление стойко переносят несчастье, правда? Они останутся в живых главным образом потому, что больше не играют никакой политической роли, потому-то и его интерес к ним был холодно клиническим и безжалостным. Затем камера снова переместилась на Райана, показав крупным планом его лицо.
***
Он еще не попрощался с Роджером Дарлингом. У него не было времени, чтобы собраться с мыслями и подумать об этом, неделя была слишком загруженной, но теперь Джек понял, что невольно смотрит только на его гроб. Он почти не знал Анну, а остальных троих не знал совсем. Их выбрали наугад из-за их религиозной принадлежности. А Роджер был другом. Он вернул его из забвения личной жизни, поручил важную работу, верил, что он справится с нею, полагался на него, почти всегда следовал его советам, доверял, иногда критиковал и ставил на место, но всегда по-дружески. Это была трудная работа, она усложнилась еще больше, после того как произошел конфликт с Японией – даже для Джека теперь, когда все кончилось, он не был больше «войной», война осталась где-то в прошлом. Не было это и частью реального мира, который продвигался вперед, оставляя позади такие проявления варварства. Дарлинг и Райан сумели добиться своего, и хотя Роджер хотел продолжать работу и довести ее до конца иным способом, он признавал, что для Райана гонка закончилась. Поэтому он, будучи истинным другом, предоставил Джеку золотой мост, чтобы он мог снова вернуться в частную жизнь, назначил его на должность, которая должна была стать венцом его карьеры, посвященной государственной службе, – должность, превратившуюся в ловушку.
Но если бы Роджер предложил должность вице-президента кому-то другому, где был бы тем вечером я? – спросил себя Джек. Ответ был однозначен. Он сидел бы в первом ряду зала заседаний Конгресса и сейчас был бы мертв. Райан только сейчас понял это. Роджер спас ему жизнь. И не только ему. Кэти – и скорее всего вместе с детьми – находилась бы на балконе рядом с Анной Дарлинг… Неужели жизнь так хрупка, что зависит от столь незначительных обстоятельств? В данный момент по всему городу на других церемониях лежат в гробах другие тела – главным образом взрослых, но есть среди жертв и дети, которых родители взяли с собой в тот вечер, чтобы посмотреть на совместное заседание обеих палат Конгресса.
Марк Дарлинг плакал. Его старшая сестра Эми прижала голову брата к себе. Джек уголком глаза заметил это. Боже милостивый, почему детям даны такие испытания? Джек сжал губы и посмотрел в пол. Ему не на кого было направить свою ярость. Виновник преступления мертв, гроб с его телом находится в морге Вашингтона, а за несколько тысяч миль от американской столицы оставленная этим человеком семья несет на себе бремя стыда и позора. Вот почему называют бессмысленными все формы насилия. Оно ничего не доказывает, оставляя после себя лишь скорбь о загубленных жизнях и разрушенных семьях. А такое насилие, подобно раку, наносит удар без всякого расчета, наугад, против него нет надежной защиты – и все из-за того, что один человек решил отправиться в мир иной – если он верил в него, – прихватив с собой сотни других людей. Какой урок можно из этого извлечь, черт побери? Райан, долгие годы изучавший поведение людей, не мог ответить себе на этот вопрос и продолжал смотреть в пол, слыша рыдания осиротевшего ребенка, эхом отдававшиеся под сводами церкви.
***
Слабый человек. Это ясно всякому, кто видит его лицо. Что же он за мужчина, этот президент, если с трудом удерживает слезы. Разве он не знает, что смерть – часть жизни? Разве он сам не заставлял умирать других? Неужели тогда он не знал, что такое смерть, и только теперь начинает понимать это? Другие собравшиеся в церкви знали это лучше его. Видно по лицам. Они были торжественно-хмурыми, на похоронах так принято, но ведь жизнь же не бесконечна. Райан не может не знать этого, ведь он сам смотрел в лицо смерти, правда, с тех пор прошло много лет, напомнил себе мужчина, а со временем люди склонны забывать о таких вещах. У Райана были все основания забыть о хрупкости человеческой жизни – его надежно защищала правительственная охрана. Удивительно, как много можно узнать за несколько секунд, внимательно глядя на человеческое лицо, подумал мужчина. Но это упрощает положение, не правда ли?
***
Она сидела в пятом ряду, но возле прохода и видела лишь затылок Райана. Премьер-министр Индии тоже считала себя знатоком человеческой натуры. Главе государства негоже так себя вести. В конце концов, глава государства – актер, выступающий на мировой сцене, и он обязан держать себя в руках, не давать волю чувствам. За свою долгую жизнь ей пришлось присутствовать на многих похоронах – ведь у политических деятелей немало партнеров, молодых и старых; хотя не всегда это друзья, – от политика требуется продемонстрировать уважение своим присутствием на этих печальных церемониях, даже если хоронят того, кого ты презираешь. В последнем случае это бывает забавным. В ее стране тела умерших обычно сжигают, и тогда она мысленно говорила себе, что охваченное пламенем тело все еще живо. Особенно это касалось тех, кого она ненавидела. Это такая хорошая тренировка. Наблюдаешь за происходящим с печальным и торжественным видом. Годами практикуясь таким образом, добиваешься того, что окружающие начинают верить тебе – отчасти оттого, что хотят этого. Ты учишься улыбаться в нужную минуту, и демонстрировать печаль, и высказывать серьезные мысли. Тебе приходится поступать так. Политический деятель редко может позволить себе обнаруживать истинные чувства. Такое поведение говорит окружающим о твоих слабостях, и всегда найдутся те, кто стремятся использовать их против тебя, так что за многие годы ты учишься скрывать их все глубже и глубже, пока у тебя почти не остается истинных человеческих чувств. К этому следует стремиться, потому что в политике нет места человеческим чувствам.
Ясно, что этот Райан понятия о том не имеет, подумала премьер-министр «самой большой демократической страны в мире». В результате он демонстрирует всем, кем является в действительности, и, что того хуже, поступает так перед третью важнейших мировых политиков, перед людьми, которые заметят и запомнят это, чтобы использовать его слабость в будущем. Как и она. Прекрасно, заключила премьер-министр, скрывая свои мысли за маской печали и горечи в знак уважения к человеку, которого она так ненавидела при жизни.
***
Первым говорил раввин. Каждому священнослужителю отводилось десять минут, и каждый из них до тонкостей знал свой религиозный ритуал. Раввин Бенджамин Флейшман цитировал отрывки из Талмуда и Торы, он говорил о чести, долге и преданности, и о благостном Боге. За ним пришла очередь его преподобия Фредерика Рэлстона, капеллана Сената, – в тот роковой вечер он был в отъезде и потому остался в живых. Принадлежащий к южной баптистской церкви, видный теолог и эксперт по Новому завету, Рэлстон говорил о страданиях Христа, о своем друге сенаторе Ричарде Истмэне из Орегона, лежащем сейчас здесь. Воздав должное всеми уважаемому члену Конгресса, он перешел к погибшему президенту, великому государственному деятелю и преданному семьянину, о чем было известно всем…
Не существует жестких законов в проведении подобной процедуры, думал Райан. Может быть, было бы лучше, если бы пастор, или священник, или раввин просто какое-то время молча посидел бы с теми, кто прощаются с покинувшими их, но они решили иначе, и ему пришла мысль…
Нет, это никуда не годится! – оборвал себя Джек. Происходящее – всего лишь театр. Только вот для детей, которые сидят в нескольких футах за проходом, это не театр, совсем не театр. Для них все гораздо проще. Перед ними лежат мама и папа, вырванные из их жизни чьим-то бессмысленным поступком, который лишил их будущего, гарантированного им жизнью, лишил их любви и родительского слова, лишил возможности нормально расти и превратиться в нормальных людей. Самыми важными на этой церемонии были Марк и Эми, однако уроки церковной службы, ее наставления, которые должны были помочь им, были направлены на других. Все происходящее представляло собой политическое действо, целью которого было ободрить страну, укрепить веру людей в Бога, в мировое братство и несгибаемую волю народа. Вполне возможно, что те, кто смотрели на экраны, куда поступало изображение от двадцати трех телевизионных камер, расположенных в церкви, действительно хотели это услышать, но были и другие, нуждающиеся в словах ободрения и утешения намного больше – дети Роджера и Анны Дарлинг, взрослые сыновья Дика Истмэна, вдова Дэвида Кона из Род-Айленда и оставшиеся в живых члены семьи Мариссы Хенрик из Техаса. Вот они были живыми людьми, а их личное горе подчиняли теперь нуждам страны. Черт побери такую страну! – подумал Джек. Внезапно его охватила ярость от происходящего и гнев на себя самого за то, что он не заметил этого раньше и не изменил. У страны есть нужды, но эти нужды недостаточно велики, чтобы заглушить горе детей, которых постигла такая ужасная судьба. Кто придет им на помощь? Кто скажет о них?
Но больше всего разочаровал Райана католик кардинал Майкл О'Лири, архиепископ Вашингтонский.
– Да будут благословенны миротворцы, потому что их призовут…
Для Марка и Эми, разрывался от ярости мозг Джека, их отец не был миротворцем. Он был просто папой, и вот теперь папа умер, а это совсем не абстракция. Трое видных, образованных и очень порядочных священнослужителей обращались в своих молитвах к нации, а прямо перед ними стояли дети, удостоенные всего лишь нескольких пустых слов. Кто-то должен обратиться к ним, выразить вслух их горе, сказать об их родителях. Кто-то должен хотя бы попытаться, черт побери! Да, он был президентом Соединенных Штатов Америки. Да, он исполнял свой долг, свою клятву, принесенную перед миллионами американцев, которые смотрят сейчас на экраны телевизоров, но он помнил, как его жена и дочь лежали в шоковом центре Балтимора на пороге смерти, и это тоже не было абстракцией. Это была проблема. Из-за нее напали на его семью. Из-за нее погибли и эти люди – потому что какой-то обезумевший фанатик смотрел на всех их как на абстракцию, а не как на людей с их жизнями и надеждами, их мечтами и…, детьми. Его долг в том, чтобы защищать свою страну. Он поклялся соблюдать, ограждать и защищать Конституцию Соединенных Штатов, и он приложит все усилия, чтобы сделать это. Однако целью Конституции было обеспечить людей благами свободы, а это относилось и к детям. Страна, которой он служил, и правительство, которым он пытался руководить, были ни чем иным, как механизмом, целью которого была защита прав каждой отдельной личности. Этот долг не был абстракцией. Реальное воплощение этого долга находилось в десяти футах слева от него. Дети всеми силами пытались сдержать слезы и, наверно, не могли сделать этого, потому что нет более страшного чувства одиночества, чем то, что испытывали они, а Майк О'Лири тем временем обращался к нации, а не к ним. Этому театральному представлению пора положить конец. Прозвучал еще один псалом, и теперь пришла очередь Райана. Он встал и направился к амвону.
Агенты Секретной службы еще раз окинули зоркими взглядами церковный неф – «Фехтовальщик» был сейчас идеальной целью. Подойдя к кафедре, Райан увидел, что кардинал О'Лири выполнил то, что ему поручили, и положил папку с президентской речью на деревянный пюпитр. Нет, решил Райан. Нет. Он схватил руками края кафедры, чтобы сохранить равновесие, окинул взглядом собравшихся и посмотрел на детей Роджера и Анны Дарлинг. Боль в их глазах пронзила его сердце. Им пришлось нести бремя, возложенное на них долгом, почему-то выпавшим на их долю. Неизвестные «друзья» советовали им проявить больше мужества, чем требовалось в такой момент от любого морского пехотинца, потому, наверно, что их «мама и папа хотели бы этого». Однако не детское дело молча и с достоинством выносить такую острую боль. Этим в силу своих возможностей должны заниматься взрослые. Все, хватит, сказал себе Джек, здесь начинается мой долг. Первейшая обязанность сильных – в защите слабых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191