Короче говоря, дед категорически отказывался отложить на вожделенную квартиру первоначальные две тысячи долларов и требовал немедленного обмена всех полученных от Халамайзера денег на бумаги “Форума”. На тех же условиях.
– Я в милицию пойду! – орал дед. – В ОБХСС! В райком партии! Я сразу почуял, что здесь что-то не так. Если вчера все было по закону, требую продать мне. Как ветерану партии и труда! Иначе сей же час иду в милицию. Пусть разберутся. Что это за бумаги за такие да откуда они у вас. Пусть, пусть разберутся.
Видя, что деда понесло и что морщинистая шея его уже становится малиновой, Юра не стал напоминать ему, что райкомов партии больше нету, а снова набрал Тищенко.
Тот выругался в трубку, но общаться с дедом отказался.
– Какая разница, – рассудил он. – Сколько там у него? Четыре? Продай ему на четыре. Пусть подавится. Быстрее закончим.
– А он ко мне завтра с восемью не припрется? – шепотом спросил Юра, отворачиваясь от клокочущего деда.
– Может, – задумчиво согласился Тищенко. – Эдакая сволочь. Он и послезавтра может заявиться.
– С шестнадцатью?
– С шестнадцатью.
– Ну и что мне делать? Он меня за неделю по миру пустит. Мне людям зарплату через три дня выдавать.
– Подъезжай вечером в “Прощание славянки”, – пригласил Тищенко. – Часиков в восемь. Скажешь, что ко мне. И деда возьми с собой. Обсудим.
Роскошная обстановка ресторана не усмирила взбунтовавшегося старика, а всего лишь заставила орать злодейским шепотом, от которого собравшаяся публика вздрагивала и оборачивалась. Пришлось перебираться в кабинет. Там дед разошелся не на шутку. Объяснения Юры и Тищенко, что запас бумаг не бесконечен и что продавать их ему в постоянно удваивающихся количествах нет никакой возможности, дед отметал с порога.
– Ничего себе – рыночная экономика! – вопил он. – Ничего себе – спрос и предложение! Это что же получается такое? Как что хорошее появляется, так сразу опять дефицит? Так раньше хоть в райкомах для ветеранов льготы были. А теперь что? За что советскую власть угробили? Чтобы опять дефицит был?
Произнося слово “дефицит”, дед ожесточенно брызгал слюной, и видно было, что оно ему жутко не нравится.
– Мало бумаг. Мало! – втолковывал ему мрачный и злой Тищенко. – На всех не хватит. Понял, отец? Мы специально их собрали – малую толику – чтобы тебе с квартирой помочь. Понял?
Но верить, что такая замечательная штука, как ежедневное удвоение первоначального капитала, была придумана специально для него, дед отказывался категорически. В его сбивчивом бреде все настойчивее начинала проскакивать идея о том, что вся затея с бумагами была устроена не иначе как властями и исключительно чтобы помочь обнищавшему за годы реформ трудовому народу. А всякие там – и он бросал на Юру и Тищенко недобрые взгляды – скрыли от народа правду и хотят хапнуть куш.
– Сами-то, – ехидно вопрошал дед, – сами-то? По сто тыщ небось в день зашибаете? Долларов? А как мне – то восемь тысяч в зубы – и гуляй. Нет уж! Вот попробуй, только попробуй, – и он грозил Юре корявым пальцем, – мне завтра отказать. Я общественность привлеку. Я – в милицию, – вспомнил он давешнюю угрозу.
Услышав про милицию, Тищенко рассвирепел и так грохнул по столу начальственным кулаком, что столовые приборы взлетели в воздух и жалобно брякнули, собравшись при приземлении в кучу.
– Ты кому милицией грозишь! – взревел он. – Ты с кем говоришь, вошь вохровская? Ты забыл, кто я такой? Сгною, твою мать!
От неожиданного отпора дед присмирел и съежился на стуле, жалобно заскулив. Но боевой блеск в его блеклых голубых глазках не погас.
Начались переговоры.
Когда Юре стало понятно, о чем идет речь, он попытался было возникнуть, но получил от Тищенко толчок в бок и заткнулся. Двадцать тысяч на квартиру дед уже не хотел. Однокомнатная конура – это оскорбление для ветерана. Опять же сестра. Вдвоем в комнате… Или ему на старости лет предлагают спать в коридоре на сундуке? Ха-ха! И это когда по столам гуляют такие деньги. Он что, мальчик? Не понимает, что на зарплату в такие кабаки не ходят? Короче. Квартира должна быть двухкомнатная, не меньше. Сорок метров. И деньги на обстановку. Чтобы холодильник был импортный. И цветной телевизор. И на карманные расходы. Тысяч пять, чтобы приодеться. И чтобы сестра порадовалась, увидев, что брат ее живет не подаянием.
Дедовские притязания тянули примерно на шестьдесят тысяч.
– Выйдем, – мрачно сказал Тищенко Юре, когда позиция деда стала более или менее определенной. – Посоветуемся.
Они оставили осипшего от препирательств старика мрачно сверкать глазами в тиши кабинета и вышли в общий зал.
– Даже не знаю, как теперь быть, – признался Тищенко и выругался, оглянувшись. – Вот ведь скотина. Втравил я тебя… Главное дело, понимаешь ли, что по закону у нас все в порядке. Но он же сейчас такой вой поднимет, что мало не покажется. Писать начнет. На приемы бегать. Крови попьет… И послать я его не могу. Обещал первой жене. Так мы с ней договорились, в общем. Что будем делать?
Юра прокручивал в уме идею, которая возникла у него еще за столом. На отношения Тищенко со стариком ему было, по большому счету, наплевать. С его стороны сделка выглядела очень просто. Он вынимает из фирмы бумаг примерно на двадцать тысяч и дарит их деду. За это Тищенко, в свою очередь, продает ему, Юре, за ничего не стоящие бумажки пятого выпуска роскошную квартиру. Реальная стоимость квартиры не меньше семисот тысяч. Доход от сделки – тридцать пять к одному. Теперь Пискунов заартачился и требует шестьдесят штук. Это значит, что доход составит одиннадцать к одному. На этом и надо немедленно останавливаться, пока дед не передумал. Конечно, вынимая из фирмы бумаг еще на сорок с лишним тысяч, он практически обнулит оборотку. Но это означает всего лишь, что придется положить обратно сорок тысяч своих и закрыть вопрос. Такого количества свободных денег у Юры не было, но недели за две добыть их вполне можно.
Но тут Тищенко преподнес Юре сюрприз. По-видимому, он не совсем верно оценил Юрино молчание.
– Я вот что думаю, – сказал Тищенко. – Надо ему бабки отдать, пусть подавится. Давай прикинем. Однокомнатная обошлась бы в двадцать тысяч. Считай, что ты их уже отдал. Значит, остается еще сорок. С одной стороны, ты это вроде бы не совсем бесплатно делаешь. Правильно? – И Тищенко подмигнул Юре. – А с другой – если бы не я, то у тебя бы проблем не было. Поэтому давай так. Я тебе завтра двадцать штук пришлю. Прямо утром. А с остальным сам разберешься. Ну как?
От таких предложений не отказываются. И Юра понял, что после нескольких лет в бизнесе ему наконец-то посчастливилось встретить истинно порядочного и благородного человека. Конечно же, он согласился.
Окончательное решение деду объявлял сам Тищенко. Общее количество бумаг ограничено, на всех не хватит, и дефицит, что бы дед ни орал, реально существует. Но учитывая его престарелый возраст и заслуги военных лет, удалось изыскать возможность продать ему бумаг еще на двадцать тысяч долларов. И ни на цент больше. В известном деду месте за эти бумаги он выручит искомые шестьдесят тысяч. Но если он после этого еще раз сунется к Кислицыну, пусть пеняет на себя.
По– видимому, старик не ждал такой уступчивости и явно пожалел, что не запросил больше. Но делать было нечего, и он исчез, пообещав Юре на прощание, что завтра с утра забежит, и извинившись за резкость при переговорах. Легко объяснимую, если вспомнить про плохое здоровье и тяжелые годы войны.
– А он разве воевал? – спросил Юра у Тищенко, когда за дедом закрылась дверь. – Он мне что-то говорил, что был комиссован перед войной.
– Да ни дня он не воевал, сволочь старая, – ответил Тищенко. – Всю войну за Уралом проболтался. В лагерной охране. Награды, правда, есть. И на все ветеранские сборища, как на работу, ходит.
Прошло месяца три. Может, даже больше. Халамайзер, как и ожидалось, выбросил в продажу акции пятого выпуска, Юра полностью рассчитался с Тищенко за квартиру и начал закупать и завозить мебель. Занятый квартирой, он напрочь забыл про настырного деда. Но тот вдруг напомнил о себе, появившись у Юры в кабинете промозглым ноябрьским утром.
– Как поживаете? – любезно осведомился старик, опускаясь в кресло и пристраивая на полу брякнувший полиэтиленовый пакет. – Я вам помидорчики принес. Урожая этого года.
Юра с подозрением покосился на пухлый сверток, который дед держал в правой руке.
– Спасибо, – ответил он. – Нормально поживаю. Как у вас? Квартиру получили?
– Однокомнатную, – сказал дед, и взгляд его затуманился от горя. – За восемнадцать с чем-то. Петр Иванович помогли.
– А чего ж так? – удивился Юра. – У вас же шестьдесят тысяч было.
Дед пригорюнился еще сильнее, и по покрасневшему носу его потекла скупая старческая слеза.
– Господь покарал, – признался он, всхлипнув. – За жадность. Сестрица моя… Скончалась, царствие ей небесное. От сердца. В одночасье. Заснула ночью и не проснулась уже. А одному-то мне куда такие хоромы? Сколько мне осталось? Да и операция у меня была тяжелая. Я вам рассказывал? Мне же все порезали внутри, трубки всякие наружу повыводили. Почти полгода так и ходил. Пять метров пройду – отдыхать надо. Сейчас опять вот покалывать начало.
Несмотря ни на что, жалости дедушка Пискунов у Юры уже не вызывал. Юра слишком хорошо помнил, как дед орал и грозил, обвиняя его и Тищенко во всех смертных грехах. И открытое ему Петром Ивановичем лагерное прошлое старика тоже не добавляло симпатий к нему.
– Я попрощаться пришел, – продолжал дед дребезжащим от слез голосом. – Чтобы зла на меня не держали. И попросить хочу. Напоследок.
– О чем?
Дед аккуратно положил на стол сверток.
– Тут сорок тысяч, – сказал он. – Как выдали их мне, так и сохранил. Еще бумажек не продадите?
– Не продам, – решительно заявил Юра, с ненавистью наблюдая, как в еще мокрых от слез глазах старика появляется знакомый ему боевой задор. – Нету больше. Вам же объясняли. Ни одной бумажки первого выпуска больше нет.
– А второго?
– И второго нету. И третьего.
– А какого есть?
– Только пятого. Последнего. Но по нему выплаты начнутся через месяц. Не раньше.
Дед призадумался.
– А сколько будут выплачивать?
– По номиналу плюс тридцать процентов, – сказал Юра, решив не сообщать деду, что “Форум” уже сворачивается, и через месяц его бумагами можно будет оклеивать стены в новой квартире.
– А через два месяца – плюс пятьдесят? – спросил дед, проявив осведомленность в механизмах финансового рынка.
Юра кивнул.
Дед призадумался и зашевелил губами.
– Я куплю, – объявил он, закончив вычисления. – На все.
Юра пожал плечами. В конце концов, он вовсе не нанимался водить деда за ручку. Проблема с квартирой решена. И если теперь дед хочет выбросить деньги в печку, это его личное дело. Обидно, правда, потому что эти деньги изначально принадлежали ему и Тищенко. Но что было, то было. Хотя и обидно.
Но тут дед сделал неожиданный ход конем.
– Я, Юрий Тимофеевич, – сказал дед, поерзав в кресле, – хотел бы… как это… искупить… В общем, вы меня простите, дурака старого, за давешнее. Искупить хочу. Давайте я их опять у вас лично куплю. Как у физического лица. На все сорок тысяч.
Предложение было настолько внезапным, что сперва Юра не поверил своим ушам. Первая же пришедшая ему в голову мысль состояла в том, чтобы послать соскочившего с катушек старика к чертовой матери. В кассу. Пусть делает со своими деньгами что хочет. Но потом он сообразил, что дедовские сорок тысяч все равно можно считать погибшими. Потому что, если он правильно понимает политику Халамайзера, ни процентов на эти деньги, ни самих денег дед уже никогда не увидит. А значит, чем отдавать сорок тысяч в халамайзеровскую прорву, лучше забрать их себе. И честно вернуть половину Тищенко.
Он отправил деда обождать в приемную и позвонил Петру Ивановичу. Тот воспринял информацию с энтузиазмом.
– А как ты с Халамайзером разберешься? – спросил Петр Иванович. – Ты разве ему за бумаги денег не должен будешь?
– Разберусь, – отмахнулся Юра. По мере того, как “Форум” все увереннее двигался к своему неотвратимому крушению, заведенный когда-то Халамайзером железный контроль за деньгами хирел на глазах, и спрятать сорок тысяч до следующей сверки расчетов, которая вполне может и не наступить, ничего не стоило.
– Ну тогда действуй, – разрешил Тищенко. – Мне бы сейчас лишняя двадцаточка тоже не помешала.
Далее последовала традиционная процедура с изучением и подписанием договора, после чего дед бережно перевязал принесенной с собой веревочкой огромный тюк бумаг пятого выпуска, водрузил банки с помидорами на Юрин стол и пропал, широко ухмыльнувшись на прощание и снова загадочно провозгласив:
– Зайгезунд!
И потекло неспешно время. В установленный природой срок развалилась пирамида “Форума”, разразилась громом публикаций вся демократическая и недемократическая печать, важные чины из Министерства финансов в очередной раз объявили общественности, что никакой ответственности за сотворенное безобразие нести не могут и что они давно всех предупреждали, отгорели костры, у которых грелись ночами обманутые вкладчики, тщетно дожидаясь обещанных выплат, поступили в суды первые тысячи исковых заявлений и были тут же возвращены обратно, ибо установить надлежащего ответчика в придуманной Халамайзером хитроумной схеме не представлялось возможным. Потому что сам “Форум” никаких бумаг не продавал, а всего лишь выкупал их у населения по договорной цене. А брокеры бумагами торговали, но никакой ответственности за их обратный выкуп не несли. Да и принадлежали эти бумаги не им, а “Форуму”. Если бы им, тогда, конечно, другое дело. Но ведь не им же, правда? Да еще Халамайзер откликнулся из синей зарубежной дали, сказал, что собранные “Форумом” деньги очень успешно проинвестированы и скоро принесут всем вкладчикам небывалые дивиденды. И никуда он вовсе и не сбежал, а просто отъехал проследить, чтобы все было в порядке. Проследит и тут же вернется. Так что зря прокуратура суетится. И вообще вся шумиха вокруг “Форума” есть не что иное, как политическая акция, направленная на удушение передового российского предпринимательства силами коммунистической реакции, глубоко окопавшейся во властных структурах. За это ли мы проливали кровь на баррикадах девяносто первого!
Юра Кислицын окончательно освоил новую квартиру, перезнакомился со всеми соседями, отметил новоселье, куда почетным гостем был приглашен Тищенко, подаривший Юре ошеломляющей красоты саксонский сервиз. Сам же Петр Иванович получил повышение по службе и стал префектом своего округа.
И можно было бы считать, что жизнь наладилась, но тут в небе что-то полыхнуло и медвежьим ревом прозвучали первые грозовые раскаты.
Чудным весенним утром Юра Кислицын, на выходе из подъезда, вытащил из почтового ящика казенную бумажку. На бумажке написано было противным бюрократическим почерком, что его такого-то числа приглашают посетить районный суд по указанному адресу, куда он вызывается в качестве ответчика по делу номер… В четырнадцать тридцать. Зал номер два.
Юра пожал плечами и, не испытав особой тревоги, передал повестку своему юристу, как только доехал до офиса.
– Сходи, – приказал Юра. – Узнай, что им нужно.
Когда он вернулся с обеда, юрист уже ждал его в приемной, и по его лицу Юра понял, что случилась беда. В руках юрист держал страниц десять убористого машинописного текста.
– Вы почитайте, – сказал юрист. – Мне это очень не нравится.
На десяти страницах излагалось исковое заявление гражданина Пискунова И.М. к гражданину Кислицыну Ю.Т. Суть его состояла в следующем. Гражданин Кислицын Ю.Т., являясь единоличным владельцем фирмы, оперирующей на рынке ценных бумаг, участвовал в мошеннических операциях с так называемыми бумагами инвестиционного фонда “Форум”. Мошеннический характер этих операций подтверждается документами, приведенными в приложении. Гражданин Кислицын Ю.Т. не мог этого не понимать, поскольку является обладателем всех необходимых дипломов и лицензий. Копии приведены в приложении. Тем не менее, гражданин Кислицын Ю.Т., приобретя неустановленным путем в личную собственность определенное количество вышеуказанных бумаг, продал их истцу, гражданину Пискунову И.М., заведомо введя его в заблуждение относительно ценности этих бумаг и возможности получения дивидендов по ним. Копия договора купли-продажи находится в приложении. Истец, обманутый гражданином Кислицыным Ю.Т., потратил на приобретение данных бумаг все свои личные сбережения в сумме сорока тысяч долларов США. Далее он, истец, неоднократно пытался вернуть свои деньги, много ночей провел в очередях и подорвал свое здоровье, и так загубленное войной с фашизмом и тяготами послевоенного строительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9