Что ты для него сделал?
– Спас ему жизнь. И его жене тоже.
– Как мне к нему обращаться?
– Никак. Я тебя не представлю.
Витторио припарковал машину в трех кварталах на запад от Виа Санта-Роза. Они пересекли мощеный двор, вошли в вестибюль дома и поднялись на третий этаж в лифте, сверкающем начищенной медью. Витторио трижды постучал в дверь квартиры 4Б, и они стали ждать.
Джьянни услышал медленные, запинающиеся шаги, потом звук отпираемого засова. Дверь открыл очень немолодой седовласый мужчина с видом и осанкой итальянского генерала.
– Заходите, заходите, окажите честь.
Мужчина говорил хриплым голосом привычного курильщика, в зубах была зажата сигарета. Он обнял Витторио, пожал руку Джьянни и проводил их в большую комнату с высоким потолком, обставленную тяжелой мебелью и увешанную потемневшими от времени картинами. Как и обещал Витторио, никаких взаимных представлений не было сделано и ничьи имена не упоминались.
Старик усадил их возле резного кофейного столика и наполнил три бокала красным вином. Он сделал из этого некую маленькую церемонию. Запахи недавнего ужина еще стояли в воздухе.
Все трое пригубили вино и поставили бокалы на столик. Только после этого Витторио заговорил.
– Друг мой, я нуждаюсь в вашей помощи, – сказал он. – У меня единственный ребенок. Маленький мальчик. С глубокой горечью я вынужден сообщить, что вчера его у меня похитили.
У старика был высокий лоб, испещренный венами. Джьянни увидел, как одна из них начала пульсировать.
– Его отняли у вас? – спросил хозяин.
– Похитили. Украли.
– А! Кто же?
– Не знаю. – Батталья сделал паузу, чтобы закурить сигарету. – Четверо мужчин, неизвестных, приехали в Позитано в двух машинах, которые следовали одна за другой. Двое из этих мужчин забрали моего мальчика, он в это время находился у моря. Еще двое явились в мой дом, чтобы покончить со мной и моей женой. Вместо этого они сами были убиты нами, мною и этим вот моим другом.
Старик медленно наклонил голову и произнес:
– И потом упали со скалы неподалеку от Равелло?
– Так значит их нашли?
– Об этом сообщили в сегодняшних вечерних новостях. Трупы пока что не опознаны. Мало что осталось опознавать после взрыва и пожара.
– У меня их бумажники, – продолжал Витторио. – Их имена Сол Ферризи и Фрэнк Бонотара.
Старик молчал.
– Вы их знаете? – спросил Витторио.
Старик посмотрел на двух мужчин напротив себя с таким видом, словно пришел в ужас оттого, что они здесь, у него в доме. Джьянни Гарецки понимал его страх и породившие его причины. Само их присутствие могло убить старика.
– Я никогда их не встречал, – ответил он.
– Но вы о них слышали? Знаете, кто они такие?
Старик кивнул, и пепел от сигареты упал ему на рубашку. Кажется, он этого не заметил.
– Это местные мафиози?
– Не совсем.
– Откуда же они?
Старик отпил немного вина. Глаза его блуждали где-то далеко, и он будто не слышал вопроса.
– Откуда они? – повторил Витторио.
– Сицилия.
– А откуда в Сицилии?
Лицо у старика обмякло. Он, съежившись, сидел в своем кресле и уже не выглядел по-военному. Он смотрел на Витторио умоляющими глазами, но у того лицо словно окаменело. Наблюдая за молчаливой борьбой этого человека, Джьянни почти жалел его.
– Из Палермо, – прозвучал хриплый шепот.
– На кого они работают? – спросил Витторио. – Кто их послал на такое дело?
– Вы понимаете, о чем вы спрашиваете меня?
Витторио не ответил.
Муха с жужжанием летала по комнате, и старик с беспомощным выражением следил за ней глазами. С каждой секундой он выглядел все более дряблым и опущенным. Но вот что-то произошло у него внутри, и Джьянни увидел, как человек восстанавливает себя усилием воли.
– Я ваш должник, – сказал старик. – Но то, что вы делаете, равносильно тому, чтобы я приставил к своей голове заряженный пистолет и спустил курок.
– Никто не видел, как мы входили сюда. И не увидит, как мы уйдем. И никто никогда не узнает, кто нам сказал.
– До тех пор, пока они не заполучат одного из вас живым. Тогда они это узнают достаточно быстро.
– Это не входит в наши планы.
– Человек предполагает, а Бог располагает, – возразил старик.
Витторио посмотрел на него долгим и твердым взглядом. Джьянни показалось, что целую минуту не было ни звука ни в комнате, ни в доме, ни во всем городе Неаполе.
– Вы приводите меня в замешательство, – произнес наконец Витторио.
Старик потянулся за своим вином. Но когда он поднял стакан, рука его так дрожала, что он вынужден был поставить вино обратно на столик.
– Но еще хуже то, – продолжал Витторио, – что вы позорите себя, и это не идет такому хорошему человеку.
Старик хотел проглотить слюну, но во рту у него явно пересохло.
– Сколько вам лет? – спросил Витторио.
– Мне семьдесят девять, – с удивленным выражением ответил старик.
– Моему сыну восемь.
– И это делает его жизнь более ценной, чем моя? Вы полагаете, что мой преклонный возраст – основание выбросить меня из жизни, как мусор?
Им всем было ясно, что Батталья произнес неверные слова. Они лежали в комнате, как большая дохлая крыса, отравляющая воздух, которым дышали трое мужчин.
– Я сожалею, – произнес Витторио с усталым жестом. – Приношу свои извинения. Я просто доведен до отчаяния, оно делает меня глупым и жестоким. Я вовсе не это имел в виду.
– Нет, именно это, – сказал хозяин. – Вы просто были честны. И кто мог бы осудить вас? Вы любите вашего сына и были бы счастливы продать десять таких старых пердунов, как я, чтобы спасти его. – Он вздохнул. – Такова одна из особенностей старости. Вместо того, чтобы делать вас умней, она превращает вас в трусов. Это род безумия. Чем меньше вам остается терять, тем больше вы боитесь потерь. И вы правы – я себя опозорил. Всего несколько лет назад я ни в коем случае не повел бы себя так недостойно. – Он склонил голову в коротком поклоне. – Это я должен извиниться перед вами.
На этот раз он смог выпить свое вино. Джьянни смотрел на его руку. Это была рука старого человека с высохшей, покрытой пятнами кожей, видна каждая косточка. Но теперь она казалась сильной.
– Босс, которого вы ищете, человек, пославший этих четверых, – Дон Пьетро Равенелли. Он живет в большом доме в десяти километрах на запад от Палермо, в стороне от прибрежной дороги на Пунта-Раизи. Я желаю счастья вам и вашему мальчику. Я рад, что мне семьдесят девять, а не восемь. Кому хотелось бы пройти сквозь все это еще раз?
Они снова были в машине и уезжали прочь от Неаполя.
– Я теперь уже не тот, что был раньше, – без выражения произнес Батталья. – Надеюсь, нам не придется расплачиваться за это.
– О чем это ты? – удивленно посмотрел на него Джьянни.
– Если бы я был умнее, то прострелил бы ему голову перед тем, как уйти.
– Зачем? Он сообщил тебе то, что ты хотел.
– Да-а. Но имеется более чем вероятная возможность, что он позвонит Равенелли, чтобы прикрыть свою задницу.
Глава 45
Генри Дарнинг пробудился при мягком свете утренней зари, посмотрел на лицо спящей Мэри Янг и улыбнулся. Значит, это не было еще одним несбыточным, невероятно эротическим сном.
Она спит, подумал он, с тем невинным выражением на лице, какое бывает только у юных, чистых и мертвых.
Здесь, в моей постели.
Рядом с ним на столике зазвонил телефон, ударив по нервам, и без того взбудораженным. Никто и никогда не позвонит в шесть утра, чтобы сообщить нечто приятное. Потом он вспомнил, что в Италии сейчас на шесть часов позже, и поднял трубку.
– Хэнк! – Это голос Брайана Уэйна.
– Что случилось?
– Включи телевизор. И побыстрее. Через минуту будет выступать Нил Хинки.
Дарнинг почувствовал, что Мэри Янг, просыпаясь, шевельнулась рядом с ним.
– Что это еще за чертов Нил Хинки?
– Сын Джона Хинки. Он, очевидно, действует по указаниям отца. Мне не нравится, чем все это пахнет, Хэнк. Я позвоню тебе, когда кончится передача.
Директор ФБР повесил трубку.
Дарнинг нажал кнопку дистанционного управления телевизором в спальне. Потом поцеловал Мэри в щеку.
– Доброе утро, – произнес он. – Вы даже спите красиво. А это одно из самых трудных дел.
Ожил экран встроенного в стенку телевизора, и Дарнинг увидел худого, нервического молодого человека рядом с комментатором Си-эн-эн.
– Вы всегда начинаете свой день с “ящика”? – спросила Мэри Янг.
– Нет. Я его терпеть не могу. Но сейчас передадут то, что я должен увидеть.
Министр юстиции включил звук, так как интервью уже началось. Впрочем, скоро выяснилось, что это не обычное интервью по форме “вопрос-ответ”, а сообщение важной новости по заранее подготовленному тексту.
Комментатор только и сделал, что представил гостя передачи Нила Хинки, сына и коллегу известного всей стране адвоката Джона Хинки. Он должен сделать весьма важное заявление с далеко идущими последствиями.
Еще ничего не услышав, кроме этих слов комментатора, Дарнинг уже понял, как скверно все оборачивается. А поняв, принял как данность. Собственно говоря, что он еще мог в данный момент?
Хинки заговорил юношеским голосом, высоким от накала чувств. Он присутствует сегодня утром в студии и обращается к миллионам телезрителей, потому что его отец и женщина, которая была не только его клиенткой, но и близким другом, исчезли примерно три дня назад и, как можно предположить, уже мертвы.
Голос молодого человека сорвался на слове “мертвы”; ему понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки.
Заговорив снова, он объяснил, что отец оставил ему инструкции, как поступать в том случае, если с ним самим что-то произойдет. Теперь он просто следует этим инструкциям. Выступая сегодня утром по национальному телевидению, он надеется сделать общеизвестными факты по делу, прежде чем эти факты будут похоронены теми порочными силовыми структурами, которые погубили отца и его клиентку.
После этого Хинки обратился к деталям.
Загадочное исчезновение пяти агентов ФБР, обнаружение трех трупов, безуспешные попытки миссис Бикман узнать, что произошло с ее мужем, стена, которой отгородилось ФБР, – все это укладывалось камень за камнем, пока в конце концов не была возведена стена их собственного обвинительного акта. А когда выяснилось, что все пропавшие агенты получили предписание выполнить личное задание директора ФБР, стало невозможно отрицать, что все это крепко пахнет гнилью.
Дарнинг взглянул на Мэри Янг и обнаружил, что она наблюдает за его лицом. Глаза их встретились, задержались, и обоим внезапно показалось, что им мало что неизвестно друг о друге.
Хинки все продолжал свой перечень беззаконий, но они уже не слушали его.
– Мне кажется, что эта история оборачивается слегка неприятно для вас, верно? – сказала Мэри.
Дарнинг взял ее за руку и почти физически ощутил, как перетекает в него ее безмятежная ясность. Но скольких же из трех агентов, посланных допросить ее, она прикончила собственноручно? Не имеет значения. Если бы не она их убила, то они убили бы ее. Больше всего ему было по сердцу, что она не выказывала никаких явных признаков радости по поводу того, что обстоятельства обернулись против него. Скорее даже она сделалась как-то теплее и мягче. Господи, да уже одно это – великое благо. Несмотря на ее заряженный пистолет.
– Даже очень неприятно.
– Но вы с этим справитесь?
– Во всяком случае, попытаюсь.
– Вам есть что терять.
– Не больше, чем любому другому. – Он пожал плечами. – Все мы оставляем этот мир одинаково. Уходим из него нагими и одинокими.
Дарнинг набросил на себя халат и извинился. Он хотел позвонить по безопасному проводу из своего кабинета внизу Брайану Уэйну прежде, чем тот позвонит ему сам.
Марси подняла трубку после третьего гудка. Она явно плакала.
– Я не могу понять, – всхлипывая, говорила она. – Ведь он твой самый старый и близкий друг. Как ты смел поступить с ним подобным образом?
Итак, она в курсе дела. Это был второй шок, испытанный Дарнингом за утро.
– Каким же это образом я поступил с ним? – спросил он.
– То, что он сделал, он делал для тебя. Ты уничтожил его во имя собственных шкурных интересов. Ты его уничтожил! – Она разразилась рыданиями.
– Никто пока не уничтожен. Есть возможность все уладить. Возьми себя в руки, Марси. Брайан нуждается в поддержке, а не в истерике. Прошу тебя, дай мне поговорить с ним.
Прошло несколько секунд, прежде чем директор ФБР взял трубку.
– Приношу тебе извинения за Марси, – начал он. – Она…
Дарнинг его прервал:
– Когда ты рассказал ей о моей причастности ко всему этому?
– Не припомню, – глухо отозвался Уэйн. – Но она никому ничего не скажет. За нее ты можешь быть спокоен.
– А я и не беспокоюсь. Мы успеем потушить этот пожар, прежде чем он разгорится. Я совершенно точно знаю, как с этим справиться. – Дарнинг помолчал. – Как ты себя чувствуешь?
– Было несколько неприятных минут, но теперь я в порядке.
– Хорошо. Слушай меня внимательно. Мы съедемся в твоем имении на побережье. И Марси тоже. Я хочу, чтобы мы ни с кем не общались до тех пор, пока не обсудим все и не выработаем решение. Позвони только своему секретарю. Скажи ей, что уезжаешь на весь день в Коув-Пойнт и попроси отменить все встречи. Убедись, что она никому не скажет, где ты, запрети ей это. Мы меньше всего нуждаемся в том, чтобы вся пресс-служба Вашингтона ринулась следом за нами. И ради всего святого, не подпускай Марси к телефону. Ты согласен со мной?
– Да.
– Тогда встретимся в имении часа через два. Все уладится, Брайан, все будет хорошо. Правь осторожно.
Министр юстиции повесил трубку, потом сделал два коротких звонка. Один – своей секретарше, чтобы отменить все деловые свидания. Второй – Томми, чтобы сообщить, что лимузин не понадобится.
Наверху Мэри Янг принимала душ. Дарнинг сбросил халат, потихоньку отворил дверь и присоединился к Мэри.
Существовала ли плоть более многообещающая?
Но не только в этом дело. Он пришел в возбуждение еще до того, как вошел в душ и дотронулся до нее. Напряжение, страх, взвинченность, испытанные за последние полчаса, подготовили почву. А завершение было здесь, с ней, в тепле водяных струй, в мягких, легких, скользящих прикосновениях ее губ и рук и в его прикосновении к ее округлым, совершенным по форме ягодицам, и в том, как он вошел в нее, глядя ей прямо в зрачки, обведенные желтой каемкой, и видя в них свое отражение.
Он обнимал ее и двигался вместе с ней в окружении трупов пяти убитых агентов, умерщвленной вдовы одного из них, ее исчезнувшего и, очевидно, тоже мертвого юриста и внезапно появившегося сына этого юриста, который готов смести всех к чертям в ад.
Дарнинг ощущал ритм ее чувственных проявлений. Но этот ритм возникал не в связи с ним, а как результат побуждений, о которых он не мог даже догадываться; его самого она лишь использовала. Как и он использовал ее. Как они оба использовали друг друга.
Широко раскрыв глаза, явно удивленная, она потрогала его щеки.
– Почему ты плачешь?
– А ты почему?
– Потому что люди ужасны. И мы двое – одни из худших.
– Возможно, мы станем лучше, – сказал он.
– Это было бы прекрасно. – Она посмотрела на него. – Почему бы нам не начать со спасения маленького мальчика?
Генри Дарнинг выбрал самую короткую дорогу. Он ехал быстро, но не настолько, чтобы его остановили за превышение дозволенной скорости. В этой поездке он не хотел ни малейшего соприкосновения с полицией.
Но большую часть пути вместо того, чтобы размышлять о предстоящем деле, он думал о Мэри Янг.
Перед отъездом он отдал ей ключ от дома.
– Он твой, – сказал он при этом. – Так же, как самый дом и все, что в нем находится.
– И надолго?
– Так надолго, как ты пожелаешь.
– Ты очень щедрый человек.
– Нет. Я очень эгоистичен. И о тебе я думаю только в связи с моими собственными желаниями, с тем, чего я больше всего хочу.
– Как и большинство из нас.
Дарнинг прибыл в дом Уэйнов на берегу Чесапикского залива через час семнадцать минут. Он так часто приезжал сюда много лет, что чувствовал себя как в собственных владениях.
Марси и Брайана еще не было, да он этого и не ждал. Марси вообще славилась своей способностью опаздывать, а сегодня у нее были основательные причины для опоздания.
Дарнинг поставил машину на гравиевой подъездной дорожке и осмотрелся. Дом сам по себе выглядел скромно, однако семья Брайана владела им уже в течение четырех поколений, и сотня акров, на которых он был выстроен, стоила теперь миллионы. К тому же подобную частную собственность было невозможно найти на побережье: никаких жилых домов в ближних пределах и вид на залив, за который застройщики душу бы прозакладывали.
Министр юстиции нашел ключ на обычном месте под камнем у фонарного столба. Отпер дверь и вошел.
Шкаф с оружием стоял в маленьком кабинете. Ключ висел на гвозде за шкафом. Дарнинг достал охотничью двустволку двенадцатого калибра. Ружье было отлично вычищено и хорошо смазано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Спас ему жизнь. И его жене тоже.
– Как мне к нему обращаться?
– Никак. Я тебя не представлю.
Витторио припарковал машину в трех кварталах на запад от Виа Санта-Роза. Они пересекли мощеный двор, вошли в вестибюль дома и поднялись на третий этаж в лифте, сверкающем начищенной медью. Витторио трижды постучал в дверь квартиры 4Б, и они стали ждать.
Джьянни услышал медленные, запинающиеся шаги, потом звук отпираемого засова. Дверь открыл очень немолодой седовласый мужчина с видом и осанкой итальянского генерала.
– Заходите, заходите, окажите честь.
Мужчина говорил хриплым голосом привычного курильщика, в зубах была зажата сигарета. Он обнял Витторио, пожал руку Джьянни и проводил их в большую комнату с высоким потолком, обставленную тяжелой мебелью и увешанную потемневшими от времени картинами. Как и обещал Витторио, никаких взаимных представлений не было сделано и ничьи имена не упоминались.
Старик усадил их возле резного кофейного столика и наполнил три бокала красным вином. Он сделал из этого некую маленькую церемонию. Запахи недавнего ужина еще стояли в воздухе.
Все трое пригубили вино и поставили бокалы на столик. Только после этого Витторио заговорил.
– Друг мой, я нуждаюсь в вашей помощи, – сказал он. – У меня единственный ребенок. Маленький мальчик. С глубокой горечью я вынужден сообщить, что вчера его у меня похитили.
У старика был высокий лоб, испещренный венами. Джьянни увидел, как одна из них начала пульсировать.
– Его отняли у вас? – спросил хозяин.
– Похитили. Украли.
– А! Кто же?
– Не знаю. – Батталья сделал паузу, чтобы закурить сигарету. – Четверо мужчин, неизвестных, приехали в Позитано в двух машинах, которые следовали одна за другой. Двое из этих мужчин забрали моего мальчика, он в это время находился у моря. Еще двое явились в мой дом, чтобы покончить со мной и моей женой. Вместо этого они сами были убиты нами, мною и этим вот моим другом.
Старик медленно наклонил голову и произнес:
– И потом упали со скалы неподалеку от Равелло?
– Так значит их нашли?
– Об этом сообщили в сегодняшних вечерних новостях. Трупы пока что не опознаны. Мало что осталось опознавать после взрыва и пожара.
– У меня их бумажники, – продолжал Витторио. – Их имена Сол Ферризи и Фрэнк Бонотара.
Старик молчал.
– Вы их знаете? – спросил Витторио.
Старик посмотрел на двух мужчин напротив себя с таким видом, словно пришел в ужас оттого, что они здесь, у него в доме. Джьянни Гарецки понимал его страх и породившие его причины. Само их присутствие могло убить старика.
– Я никогда их не встречал, – ответил он.
– Но вы о них слышали? Знаете, кто они такие?
Старик кивнул, и пепел от сигареты упал ему на рубашку. Кажется, он этого не заметил.
– Это местные мафиози?
– Не совсем.
– Откуда же они?
Старик отпил немного вина. Глаза его блуждали где-то далеко, и он будто не слышал вопроса.
– Откуда они? – повторил Витторио.
– Сицилия.
– А откуда в Сицилии?
Лицо у старика обмякло. Он, съежившись, сидел в своем кресле и уже не выглядел по-военному. Он смотрел на Витторио умоляющими глазами, но у того лицо словно окаменело. Наблюдая за молчаливой борьбой этого человека, Джьянни почти жалел его.
– Из Палермо, – прозвучал хриплый шепот.
– На кого они работают? – спросил Витторио. – Кто их послал на такое дело?
– Вы понимаете, о чем вы спрашиваете меня?
Витторио не ответил.
Муха с жужжанием летала по комнате, и старик с беспомощным выражением следил за ней глазами. С каждой секундой он выглядел все более дряблым и опущенным. Но вот что-то произошло у него внутри, и Джьянни увидел, как человек восстанавливает себя усилием воли.
– Я ваш должник, – сказал старик. – Но то, что вы делаете, равносильно тому, чтобы я приставил к своей голове заряженный пистолет и спустил курок.
– Никто не видел, как мы входили сюда. И не увидит, как мы уйдем. И никто никогда не узнает, кто нам сказал.
– До тех пор, пока они не заполучат одного из вас живым. Тогда они это узнают достаточно быстро.
– Это не входит в наши планы.
– Человек предполагает, а Бог располагает, – возразил старик.
Витторио посмотрел на него долгим и твердым взглядом. Джьянни показалось, что целую минуту не было ни звука ни в комнате, ни в доме, ни во всем городе Неаполе.
– Вы приводите меня в замешательство, – произнес наконец Витторио.
Старик потянулся за своим вином. Но когда он поднял стакан, рука его так дрожала, что он вынужден был поставить вино обратно на столик.
– Но еще хуже то, – продолжал Витторио, – что вы позорите себя, и это не идет такому хорошему человеку.
Старик хотел проглотить слюну, но во рту у него явно пересохло.
– Сколько вам лет? – спросил Витторио.
– Мне семьдесят девять, – с удивленным выражением ответил старик.
– Моему сыну восемь.
– И это делает его жизнь более ценной, чем моя? Вы полагаете, что мой преклонный возраст – основание выбросить меня из жизни, как мусор?
Им всем было ясно, что Батталья произнес неверные слова. Они лежали в комнате, как большая дохлая крыса, отравляющая воздух, которым дышали трое мужчин.
– Я сожалею, – произнес Витторио с усталым жестом. – Приношу свои извинения. Я просто доведен до отчаяния, оно делает меня глупым и жестоким. Я вовсе не это имел в виду.
– Нет, именно это, – сказал хозяин. – Вы просто были честны. И кто мог бы осудить вас? Вы любите вашего сына и были бы счастливы продать десять таких старых пердунов, как я, чтобы спасти его. – Он вздохнул. – Такова одна из особенностей старости. Вместо того, чтобы делать вас умней, она превращает вас в трусов. Это род безумия. Чем меньше вам остается терять, тем больше вы боитесь потерь. И вы правы – я себя опозорил. Всего несколько лет назад я ни в коем случае не повел бы себя так недостойно. – Он склонил голову в коротком поклоне. – Это я должен извиниться перед вами.
На этот раз он смог выпить свое вино. Джьянни смотрел на его руку. Это была рука старого человека с высохшей, покрытой пятнами кожей, видна каждая косточка. Но теперь она казалась сильной.
– Босс, которого вы ищете, человек, пославший этих четверых, – Дон Пьетро Равенелли. Он живет в большом доме в десяти километрах на запад от Палермо, в стороне от прибрежной дороги на Пунта-Раизи. Я желаю счастья вам и вашему мальчику. Я рад, что мне семьдесят девять, а не восемь. Кому хотелось бы пройти сквозь все это еще раз?
Они снова были в машине и уезжали прочь от Неаполя.
– Я теперь уже не тот, что был раньше, – без выражения произнес Батталья. – Надеюсь, нам не придется расплачиваться за это.
– О чем это ты? – удивленно посмотрел на него Джьянни.
– Если бы я был умнее, то прострелил бы ему голову перед тем, как уйти.
– Зачем? Он сообщил тебе то, что ты хотел.
– Да-а. Но имеется более чем вероятная возможность, что он позвонит Равенелли, чтобы прикрыть свою задницу.
Глава 45
Генри Дарнинг пробудился при мягком свете утренней зари, посмотрел на лицо спящей Мэри Янг и улыбнулся. Значит, это не было еще одним несбыточным, невероятно эротическим сном.
Она спит, подумал он, с тем невинным выражением на лице, какое бывает только у юных, чистых и мертвых.
Здесь, в моей постели.
Рядом с ним на столике зазвонил телефон, ударив по нервам, и без того взбудораженным. Никто и никогда не позвонит в шесть утра, чтобы сообщить нечто приятное. Потом он вспомнил, что в Италии сейчас на шесть часов позже, и поднял трубку.
– Хэнк! – Это голос Брайана Уэйна.
– Что случилось?
– Включи телевизор. И побыстрее. Через минуту будет выступать Нил Хинки.
Дарнинг почувствовал, что Мэри Янг, просыпаясь, шевельнулась рядом с ним.
– Что это еще за чертов Нил Хинки?
– Сын Джона Хинки. Он, очевидно, действует по указаниям отца. Мне не нравится, чем все это пахнет, Хэнк. Я позвоню тебе, когда кончится передача.
Директор ФБР повесил трубку.
Дарнинг нажал кнопку дистанционного управления телевизором в спальне. Потом поцеловал Мэри в щеку.
– Доброе утро, – произнес он. – Вы даже спите красиво. А это одно из самых трудных дел.
Ожил экран встроенного в стенку телевизора, и Дарнинг увидел худого, нервического молодого человека рядом с комментатором Си-эн-эн.
– Вы всегда начинаете свой день с “ящика”? – спросила Мэри Янг.
– Нет. Я его терпеть не могу. Но сейчас передадут то, что я должен увидеть.
Министр юстиции включил звук, так как интервью уже началось. Впрочем, скоро выяснилось, что это не обычное интервью по форме “вопрос-ответ”, а сообщение важной новости по заранее подготовленному тексту.
Комментатор только и сделал, что представил гостя передачи Нила Хинки, сына и коллегу известного всей стране адвоката Джона Хинки. Он должен сделать весьма важное заявление с далеко идущими последствиями.
Еще ничего не услышав, кроме этих слов комментатора, Дарнинг уже понял, как скверно все оборачивается. А поняв, принял как данность. Собственно говоря, что он еще мог в данный момент?
Хинки заговорил юношеским голосом, высоким от накала чувств. Он присутствует сегодня утром в студии и обращается к миллионам телезрителей, потому что его отец и женщина, которая была не только его клиенткой, но и близким другом, исчезли примерно три дня назад и, как можно предположить, уже мертвы.
Голос молодого человека сорвался на слове “мертвы”; ему понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки.
Заговорив снова, он объяснил, что отец оставил ему инструкции, как поступать в том случае, если с ним самим что-то произойдет. Теперь он просто следует этим инструкциям. Выступая сегодня утром по национальному телевидению, он надеется сделать общеизвестными факты по делу, прежде чем эти факты будут похоронены теми порочными силовыми структурами, которые погубили отца и его клиентку.
После этого Хинки обратился к деталям.
Загадочное исчезновение пяти агентов ФБР, обнаружение трех трупов, безуспешные попытки миссис Бикман узнать, что произошло с ее мужем, стена, которой отгородилось ФБР, – все это укладывалось камень за камнем, пока в конце концов не была возведена стена их собственного обвинительного акта. А когда выяснилось, что все пропавшие агенты получили предписание выполнить личное задание директора ФБР, стало невозможно отрицать, что все это крепко пахнет гнилью.
Дарнинг взглянул на Мэри Янг и обнаружил, что она наблюдает за его лицом. Глаза их встретились, задержались, и обоим внезапно показалось, что им мало что неизвестно друг о друге.
Хинки все продолжал свой перечень беззаконий, но они уже не слушали его.
– Мне кажется, что эта история оборачивается слегка неприятно для вас, верно? – сказала Мэри.
Дарнинг взял ее за руку и почти физически ощутил, как перетекает в него ее безмятежная ясность. Но скольких же из трех агентов, посланных допросить ее, она прикончила собственноручно? Не имеет значения. Если бы не она их убила, то они убили бы ее. Больше всего ему было по сердцу, что она не выказывала никаких явных признаков радости по поводу того, что обстоятельства обернулись против него. Скорее даже она сделалась как-то теплее и мягче. Господи, да уже одно это – великое благо. Несмотря на ее заряженный пистолет.
– Даже очень неприятно.
– Но вы с этим справитесь?
– Во всяком случае, попытаюсь.
– Вам есть что терять.
– Не больше, чем любому другому. – Он пожал плечами. – Все мы оставляем этот мир одинаково. Уходим из него нагими и одинокими.
Дарнинг набросил на себя халат и извинился. Он хотел позвонить по безопасному проводу из своего кабинета внизу Брайану Уэйну прежде, чем тот позвонит ему сам.
Марси подняла трубку после третьего гудка. Она явно плакала.
– Я не могу понять, – всхлипывая, говорила она. – Ведь он твой самый старый и близкий друг. Как ты смел поступить с ним подобным образом?
Итак, она в курсе дела. Это был второй шок, испытанный Дарнингом за утро.
– Каким же это образом я поступил с ним? – спросил он.
– То, что он сделал, он делал для тебя. Ты уничтожил его во имя собственных шкурных интересов. Ты его уничтожил! – Она разразилась рыданиями.
– Никто пока не уничтожен. Есть возможность все уладить. Возьми себя в руки, Марси. Брайан нуждается в поддержке, а не в истерике. Прошу тебя, дай мне поговорить с ним.
Прошло несколько секунд, прежде чем директор ФБР взял трубку.
– Приношу тебе извинения за Марси, – начал он. – Она…
Дарнинг его прервал:
– Когда ты рассказал ей о моей причастности ко всему этому?
– Не припомню, – глухо отозвался Уэйн. – Но она никому ничего не скажет. За нее ты можешь быть спокоен.
– А я и не беспокоюсь. Мы успеем потушить этот пожар, прежде чем он разгорится. Я совершенно точно знаю, как с этим справиться. – Дарнинг помолчал. – Как ты себя чувствуешь?
– Было несколько неприятных минут, но теперь я в порядке.
– Хорошо. Слушай меня внимательно. Мы съедемся в твоем имении на побережье. И Марси тоже. Я хочу, чтобы мы ни с кем не общались до тех пор, пока не обсудим все и не выработаем решение. Позвони только своему секретарю. Скажи ей, что уезжаешь на весь день в Коув-Пойнт и попроси отменить все встречи. Убедись, что она никому не скажет, где ты, запрети ей это. Мы меньше всего нуждаемся в том, чтобы вся пресс-служба Вашингтона ринулась следом за нами. И ради всего святого, не подпускай Марси к телефону. Ты согласен со мной?
– Да.
– Тогда встретимся в имении часа через два. Все уладится, Брайан, все будет хорошо. Правь осторожно.
Министр юстиции повесил трубку, потом сделал два коротких звонка. Один – своей секретарше, чтобы отменить все деловые свидания. Второй – Томми, чтобы сообщить, что лимузин не понадобится.
Наверху Мэри Янг принимала душ. Дарнинг сбросил халат, потихоньку отворил дверь и присоединился к Мэри.
Существовала ли плоть более многообещающая?
Но не только в этом дело. Он пришел в возбуждение еще до того, как вошел в душ и дотронулся до нее. Напряжение, страх, взвинченность, испытанные за последние полчаса, подготовили почву. А завершение было здесь, с ней, в тепле водяных струй, в мягких, легких, скользящих прикосновениях ее губ и рук и в его прикосновении к ее округлым, совершенным по форме ягодицам, и в том, как он вошел в нее, глядя ей прямо в зрачки, обведенные желтой каемкой, и видя в них свое отражение.
Он обнимал ее и двигался вместе с ней в окружении трупов пяти убитых агентов, умерщвленной вдовы одного из них, ее исчезнувшего и, очевидно, тоже мертвого юриста и внезапно появившегося сына этого юриста, который готов смести всех к чертям в ад.
Дарнинг ощущал ритм ее чувственных проявлений. Но этот ритм возникал не в связи с ним, а как результат побуждений, о которых он не мог даже догадываться; его самого она лишь использовала. Как и он использовал ее. Как они оба использовали друг друга.
Широко раскрыв глаза, явно удивленная, она потрогала его щеки.
– Почему ты плачешь?
– А ты почему?
– Потому что люди ужасны. И мы двое – одни из худших.
– Возможно, мы станем лучше, – сказал он.
– Это было бы прекрасно. – Она посмотрела на него. – Почему бы нам не начать со спасения маленького мальчика?
Генри Дарнинг выбрал самую короткую дорогу. Он ехал быстро, но не настолько, чтобы его остановили за превышение дозволенной скорости. В этой поездке он не хотел ни малейшего соприкосновения с полицией.
Но большую часть пути вместо того, чтобы размышлять о предстоящем деле, он думал о Мэри Янг.
Перед отъездом он отдал ей ключ от дома.
– Он твой, – сказал он при этом. – Так же, как самый дом и все, что в нем находится.
– И надолго?
– Так надолго, как ты пожелаешь.
– Ты очень щедрый человек.
– Нет. Я очень эгоистичен. И о тебе я думаю только в связи с моими собственными желаниями, с тем, чего я больше всего хочу.
– Как и большинство из нас.
Дарнинг прибыл в дом Уэйнов на берегу Чесапикского залива через час семнадцать минут. Он так часто приезжал сюда много лет, что чувствовал себя как в собственных владениях.
Марси и Брайана еще не было, да он этого и не ждал. Марси вообще славилась своей способностью опаздывать, а сегодня у нее были основательные причины для опоздания.
Дарнинг поставил машину на гравиевой подъездной дорожке и осмотрелся. Дом сам по себе выглядел скромно, однако семья Брайана владела им уже в течение четырех поколений, и сотня акров, на которых он был выстроен, стоила теперь миллионы. К тому же подобную частную собственность было невозможно найти на побережье: никаких жилых домов в ближних пределах и вид на залив, за который застройщики душу бы прозакладывали.
Министр юстиции нашел ключ на обычном месте под камнем у фонарного столба. Отпер дверь и вошел.
Шкаф с оружием стоял в маленьком кабинете. Ключ висел на гвозде за шкафом. Дарнинг достал охотничью двустволку двенадцатого калибра. Ружье было отлично вычищено и хорошо смазано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52