— Это невозможно, — сказал Соли.Я набрал побольше воздуха, исполненный ужаса и надежды, взволнованный до предела.— Соли, я думаю, что он происходит из рода Томаса Рана, мнемоника. Он бессмертен — был бессмертен. И звали его Келькемеш. — Я выпрямился и крикнул почти в голос: — Вы что, не понимаете? Поиск, наша экспедиция — все это было напрасно. Хранитель Времени, Келькемеш — вот кто самый старый из людей. Мы прочесали полгалактики с нашими вопросами, а ответ был у нас под боком.Но оказалось, что ответ — секрет жизни, который я искал так долго — находится не совсем под боком. В последующие кошмарные дни, когда из-под развалин выкапывали тысячи трупов, готовя их к погребению, Главный Генетик Нассар ви Джонс занимался телом Хранителя. Нассар в прошлом страдал такой тяжелой формой лучевой болезни, что резчикам и расщепителям пришлось пустить в ход все свое мастерство, чтобы сохранить ему жизнь, превратив его при этом в скрюченного — но очень талантливого — уродца.— Ищите в его ДНК печать Эльдрии, — сказал я ему, — как раньше искали в алалойской плазме.На одиннадцатый день он выступил со своим ошеломляющим заявлением:— ДНК Хранителя Времени ничем не отличается от моей — как и от ДНК любого человека. — (Он подразумевал человека, не болевшего лучевой болезнью.) — И этот Хранитель — не настоящий Хранитель.— Он был клоном, — объяснил Нассар Коллегии Главных Специалистов, когда мы собрались на внеочередную сессию. Он посмотрел на меня своими разными глазами — голубой был больше полузакрытого карего — и покачал бесформенной головой. — Двойник, подделка… робот, если хотите. Его каналы — извините, Главный Пилот, нейроканалы — носят отпечаток новых, искусственных программ.Еще один клон! Двойник, чьи слишком мирные глаза не могли быть глазами Хранителя — как я сразу не сообразил?. Он, конечно, довел этот клон до нужного возраста и вложил в него достаточно своих привычек, манеры говорить и памяти, чтобы нас провести. Запрограммировал его на убийство. Выходит, не все роботы Хранителя были уничтожены. Этот последний — эта хмурая, дышащая пародия на человека — прожил достаточно долго, чтобы убить мою мать, и почти что осуществил задуманное Хранителем мщение.— Где же тогда настоящий?— Кто знает!Я стукнул кулаком по столу.— Если это клон, его ДНК должна быть идентична ДНК Хранителя.— Нет, Главный Пилот, — сказал Нассар, подтверждая мои опасения, — если послание Эльдрии действительно отпечатано в его хромосомах и если он знал об этом и хотел сохранить секрет, он мог обратиться к мастер-расщепителю и убрать из ДНК клона всякое упоминание об Эдде.— Будь он проклят!— Вам следует знать еще кое-что — и кому, как не Главному Генетику, сообщить вам об этом. Я не верю в вашу Старшую Эдду. Мало кто верит. Хранитель сделал этот клон, чтобы скрыть несуществующий секрет. Забудьте о Хранителе, лорд Рингесс, Вы никогда больше его не увидите.Но я не мог забыть о Хранителе. Пока Коллегия решала вопрос о строительстве новых Пещер для новых кораблей (взрыв уничтожил все легкие корабли, челноки и ветрорезы Города), я думал о нем. Не может быть, чтобы Твердь солгала мне. Зачем ей было лгать? Послание Эльдрии скрыто внутри Хранителя, где был он ни был. Если он бежал в космос на легком корабле, секрет отправился к звездам вместе с ним. Если он прячется в Городе, в каком-нибудь приюте для хибакуся, секрет прячется там же.В тот же день мы похоронили шесть тысяч двести шесть человек на Холме Скорби у подножия Уркеля. Казалось, почти весь Город, не убоявшись мороза, пришел на церемонию. С южной стороны могилы теснились хариджаны, инопланетяне и пришельцы, пришедшие почтить своих мертвых. (Но большинство погибших, конечно, составляли горологи, цефики, технари и кадеты разных профессий, обслуживавшие легкие корабли. Было и несколько пилотов.) Наискосок от них, на узкой платформе, сооруженной роботами на склоне Холма, стояли мужчины и женщины Ордена. Мы выстроились по профессиям, ряд за рядом, на мерзлой черной земле. Немногочисленные пилоты стояли ближе всех к могиле. Мы — Зонцерваль, Сальмалин, Ли Тош и другие, пережившие битву при Пердидо Люс — представляли собой тонкую черную линию, к которой примыкали сзади эсхатологи в своих голубых мехах, а за ними шли ряды механиков. Я, как Главный Пилот, и Соли, как бывший Главный, стояли у самого края. Именно там, когда ледяная вода хлынула в яму, заливая плотно уложенные тела, я узнал о судьбе Хранителя Времени.— Он бежал из Города, — сказал Соли, откинув капюшон своей черной шубы, чтобы я лучше мог его слышать — дул сильный ветер. Ястребиный нос, массивные брови и горящие глаза придавали ему крайне грозный, гневный и мстительный вид. — В ночь перед взрывом он украл собачью упряжку и нарты — об этом мне рассказал владелец. И умчался по морю, словно вор. Зачем, пилот? Смерти он ищет, что ли? Или надеется, что будет жить у деваки или другого племени?Или просто хочет одиночества и забвения? Пока не пройдет сто или тысяча лет — тогда он вернется и снова станет Главным Горологом.Я, потупив голову, смотрел в кубическую яму, ища мать — мне сказали, что она находится где-то в верхнем слое тел. Но вода замерзала быстро, и я не мог ее найти.— Если он вернется через сто лет, — сказал я, — то Город, вполне вероятно, будет мертв. — Я указал на небо в направлении Абелианского звездного скопления, где недавно взорвалась Меррипен. — Сверхновая скоро завершит то, что не сумела сделать бомба Хранителя.Соли, кивнув, промолвил:— Твою мать следовало бы похоронить в канторском мавзолее. Ведь она была кантором.— Нет, она была хибакуся, неспособная помочь сама себе. Пусть покоится среди таких же, как и она, жертв.— Но ведь ее убил Хранитель? Ты, должно быть, хочешь его смерти.— Надеюсь, что он жив, — сказал я, впервые в жизни проявив сострадание. — Пока он живет, живет и секрет.Соли склонил голову и неожиданно сказал:— Это Хранитель убил наше радио. Теперь это ясно. Он ведь хотел, чтобы наша экспедиция провалилась, так? И поэтому убил Катарину. Если бы мы связались с Городом до того, как… Но мы лишились радио, и Катарина погибла.— Я любил ее, Соли. Бог мой, как я ее любил!— Умершие, — прошептал он. Я никогда еще не видел такой горечи на лице человека. — Как их много.Тогда я заплакал по матери открыто, прикрывая лицо рукой из стыда перед Соли.— В Городе меня больше ничто не держит, — сказал он, — и потому я слагаю с себя присягу. Настала для меня пора покинуть Орден.— Куда же ты направишься? — Мне, помимо воли, было любопытно узнать его планы.— Звезды мне надоели, а Город этот стал ненавистен. На набережной меня ждет собачья упряжка. Поеду по льду куда-нибудь за Квейткель. Выслежу Хранителя — думаю, это будет нетрудно. А когда найду его, проткну копьем, как рыбу, за то, то он сделал с Орденом. — Комок мерзлой земли упал из-под его ног в могилу, ударился об лед и рассыпался. — Больше я сюда не вернусь.— Но тело Хранителя должно вернуться.— Нет. Я уйду к деваки. Может быть, Юрий сдержит свое слово и примет меня.— У деваки не будет резчиков и цефиков, чтобы вернуть тебе молодость. В конце концов ты умрешь.— Да.Все его тело напряглось, он пошевелил губами и наконец выговорил:— Ты мог бы поехать со мной. — Ни одни слова, должно быть, еще не давались ему так тяжело. — Мы возьмем двое нарт, и ты привезешь тело назад Главному Генетику. Ты получишь свой секрет, а я… я получу свое.Я увидел, что он смотрит на запад, за пределы Города. На его длинном лице, темном в тени Холма Скорби, я безошибочно прочел тайное благоговение. Он не питал ненависти к Городу, он любил его. Злая судьба гнала его из Города и Ордена, но, уходя — я прочел это в его глазах, а после он сам мне сказал, — он хотел послать Городу свой дар. Возможно, Главный Генетик все-таки прочтет секрет жизни в замороженном трупе Хранителя Времени. Возможно, этот секрет спасет человека от Экстра и других напастей. Он любил Орден, да и его любовь к жизни перевешивала ненависть ко мне — поэтому он обуздал свои злые чувства и сказал:— Хранитель нас опережает, зато мы сохранили свои алалойские тела. Притом двое едут быстрее, чем один, как говорят деваки. Мы догоним его, ведь верно? Вон там… — Он указал на запад, где под ледниками Аттакеля сверкал край замерзшего моря.Мне потребовалось всего несколько мгновений, чтобы принять решение. Когда пилоты и специалисты склонили головы в заупокойной молитве, я поднял свою. На западе под бескрайним небом тянулись безбрежные льды.— Я поеду с тобой, — сказал я в наполненное ветром пространство между нами. — И мы найдем Хранителя.Воспоминание о последнем и самом священном из пилотских обетов леденило меня сильнее, чем ветер, уже сковавший тело моей матери матовым, голубовато-белым саркофагом. Я слушал, как он несется по Городу и через пустынные просторы моря. Когда-то давно я присягнул искать мудрость и истину, даже если это приведет меня к смерти и будет стоить мне самого дорогого. Где-то там в море затерялся старец, в чьем теле заключена мудрость — и там я наконец обрету истину. 28АНАНКЕ Рок (древнегреч.).

Не в нашей власти ненавидеть иль любить —Судьба сама решит, как должно быть. Кристофер Марло, поэт Века Мореплавателей
Итак, мы пустились в путь. Рано утром на следующий день я спустился вниз через Квартал Пришельцев и встретил Соли на набережной, где восточный край Города упирается в лед. Иным способом путешествовать мы не могли. Все городские ветрорезы, даже те, что принадлежали червячникам, погибли, лишив нас возможности преследовать Хранителя по воздуху. В темноте и тишине предрассветных часов мы нагрузили нарты. Мы работали быстро, укладывая мешки с орехами бальдо, спальные шкуры, пешни, гарпуны, медвежьи копья, скребки, горючие камни и прочее, необходимое нам для выживания на холоде, от которого дрожал даже воздух. Почти все снаряжение было нам знакомо, поскольку осталось от первой экспедиции. В своих старых сапогах из тюленьей кожи я сновал туда-сюда по проложенной в снегу деревянной дорожке. С Зунда дул холодный сухой соленый ветер. Я взял в руки свой старый гарпун, и это оживило мою память. Застывшая на морозе упряжь, поземка, летящая по темному льду — все это было знакомым, естественным, до боли реальным. Собаки, которых вывел на поводках из псарни хозяин упряжки, нетерпеливо поскуливали. Я запряг своих семерых псов в нарты, сам одержимый нетерпеливым желанием скорее уехать. Собачник, коренастый пришелец с Ярконы, вовсю работал бритой челюстью — жевал горячий корень, чтобы согреться. Сплевывая временами огненную жижу на снег, он проинструктировал нас, как обращаться с собаками.— Твой вожак — Кури, — сказал он мне, — второй — Арне, дальше идут Хису, Дела, Бела, Нена и Матсу. — Соли, поглаживавшему морду своего вожака, он тоже назвал имена его упряжки. — Будьте с ними помягче. Они не привыкли к долгим перегонам. И остерегайтесь буеров — собаки любят за ними гоняться.Я улыбнулся, глядя в темноте на причал, где гудели на ветру оголенные мачты буеров. Было слишком рано для того, чтобы кто-то поднял свой ярко раскрашенный парус и вышел на Зунд. (Да и кто позволил бы себе увеселительную прогулку, когда часть Города лежала в руинах.) Мои собаки покусывали постромки, обнюхивая друг друга, и я подумал, не лучше ли было бы нам с Соли отправиться в путь на буере. Впрочем, это не довело бы нас до добра. В открытом море лед испещрен трещинами и торосами. Собаки, даже такие кроткие и игривые, как эти, — наша единственная надежда. Жаль, конечно, что у нас не было времени натренировать их по-настоящему, как Лико и других наших старых собак — но Хранитель и так уже опередил нас на несколько дней.С первым светом мы выехали на море. Штарнбергерзее перед нами светилось оранжевым блеском. Мы стали искать следы Хранителя на плотном снегу и нашли их. Поземка уже частично замела отпечатки лап и желобки от полозьев, но снегопада последние десять дней не было, и следы просматривались легко. Мы доехали по ним до Аттакеля, где все, что открывается глазу, — это лед и небо над ним, а краски — та же льдистая белизна и отраженный ею свет, расширяющиеся пурпурные круги снежных сполохов, молочная бирюза пирамидальных айсбергов и желтоватый отсвет льдов в кобальтовом небе.Весь день мы ехали быстро. Во второй половине дня горы Невернеса позади превратились в голубовато-белую дымку, которая дрожала вдали, еще менее материальная, чем сам воздух. С каждой пройденной милей, когда я, дыша сквозь заиндевелые усы, вслушивался в скрип полозьев и частое дыхание собак, мои воспоминания о Городе тоже утрачивали материальность. Меня окружал иной мир и связанные с ним ощущения. Я любил шелковистый мускусный запах шегшеевого меха, соленый воздух, покалывающий мое смазанное жиром лицо, даже боль стынущих пальцев в холодных рукавицах. Тихий ровный западный ветер звучал музыкой в моих ушах, страх и судьба снова переполняли меня. Если быть честным, они мной управляли — так же, как я управлял своими собаками, визжавшими, когда я щелкал кнутом. Мной правило нечто, столь же отдельное от меня, как звездный свет. Об этом нечто я думал как о судьбе, не моей личной судьбе, но судьбе в высшем смысле, которой подчиняется все во вселенной. Я чувствовал эту судьбу, которая была также судьбой Соли, и Хранителя, и моего Города, и кремневого наконечника копья Соли — чувствовал настойчивый зов ананке, гудевший в моей крови. Мой взгляд был прикован к дрожащей линии западного горизонта. Мне хотелось продолжать путь, даже когда стемнело. Первый день нашего путешествия наполнил меня ликованием. Я мог ехать и ночью, все дальше и дальше, читая следы Хранителя при свете звезд, но собаки устали и проголодались, а их стертые лапы покрылись льдом. Вдали от Города и все еще вдали от своей судьбы мы остановились, чтобы построить снежную хижину. В сумерках мы нарезали кирпичей из снега и воздвигли себе убежище, внеся туда еду, горючие камни и постели. Покормили собак жирным искусственным мясом, поели сами, выпили кофе и залезли в свои шкуры, чтобы думать и грезить каждый о своем.Всю эту ночь я не спал. Режим моего сна и бодрствования давно уже менялся вместе со мной. Я лежал и слушал, как дышат собаки во входном туннеле и свищет ветер в щелях между снежными блоками. Хижину освещали горючие камни, в которых я поддерживал огонь до утра. Соли рядом со мной смотрел на пляшущие на потолке тени. Он лежал тихо, и можно было подумать, что он спит с открытыми глазами. Но он не спал. Не глядя на меня, он заговорил о мелких проблемах сегодняшнего перегона.— Этот человек ничего не понимает в собаках. Впрочем, он ведь ярконец, что с него взять? Поставь завтра Арне на место Нены, между двумя суками — тогда он оставит Кури в покое, и Хису не будет на него огрызаться. — Он помолчал и добавил: — Надо сшить сапожки для Белы и Матсу. Ты видел их лапы? Придется нам сшить сапоги для обеих упряжек — пригодится, когда мы доберемся до Внешних Островов. Червячники говорят, что лед там рваный, как лохмотья аутиста.Как ни печально, мы с Соли понимали друг друга только тогда, когда совместно решали какую-нибудь задачу: либо математическую, либо куда более неотложную задачу выживания на холоде, который мог заморозить даже углекислоту в нашем дыхании. Мы поговорили об охоте на тюленя, которой неизбежно должны будем заняться, когда у нас кончится провизия, и обсудили отменное качество саффеля, крепкого снега. К утру наш разговор перешел на математические темы. Ему хотелось услышать мое доказательство Великой Теоремы, но он был слишком горд, чтобы просить об этом. Его горькая обида стояла между нами, как морозная пелена.— Вся моя жизнь была посвящена математике, а что это мне дало? — произнес он, непонятно к кому обращаясь. И тогда я открыл ему свое доказательство. Мы были лишены визуального пространства наших кораблей, где можно было выстраивать идеопласты, и поэтому я затратил довольно много времени, чтобы представить ему все наглядно. Когда я начал объяснять ход моих рассуждений, показывающих, что подмножество Джустерини входит в простое множество Лави, он рывком сел, чуть не стукнувшись головой о снежный потолок, и крикнул:— Стой! Теперь я вижу! Не знаю, как это я раньше не понял. Ловко! Теперь схема соответствия Лави рушится, не так ли? Красивое, изящное доказательство. — И он добавил так тихо, что я едва расслышал: — Я был так близко!— Главное, оно конструктивно. — Я подрезал ножом фитиль горючего камня. Да, конструктивно: благодаря ему стало возможно не только попасть от одной звезды к любой другой, но и составить соответствующий маршрут.— Красивое доказательство, — повторил Соли. — Теперь перед тобой стоит дилемма. Твоими стараниями любой пилот — даже торговый — сможет путешествовать где угодно.— Возможно.— И между пилотами может вспыхнуть война — настоящая война.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64