Едва те касались земли, русы с щитами за спиной быстро лезли по веревкам и лестницам к подножию стены и бросались к византийским осадным машинам. Иоанн моментально оценил грозившую опасность и, стуча сандалиями, прыгая сразу через несколько ступеней, стремглав помчался вниз, выскочил из башни тарана наружу. Почти у всех осадных машин уже кипели схватки, и Куркуас бросился к своему коню, дрожащей рукой схватился за поводья. Опоздал! С торчавшей в боку стрелой скакун упал на колени, а перед Иоанном вырос русский дружинник. В его правой руке сверкала секира, в левой шипел, разбрасывая по сторонам искры, горящий факел. Выхватив меч, Куркуас с ревом бросился на врага, но брошенное кем-то копье с силой ударило его в грудь…Пригнувшись к гривам коней, грозно потрясая оружием, мчались вдоль стен Доростола «бессмертные» Однако в поле не было уже ни одного руса, крепостные ворота наглухо закрыты, глубокий ров до половины засыпан телами мертвых легионеров. Смрадно пылали и рушились на землю осадные машины, а из башни городских ворот зловеще уставилась на всадников мертвыми глазами отрубленная и поднятая на копье голова Иоанна Куркуаса.
Заложив руки за спину, быстро ходил по шатру Цимисхий. Страшась поднять на императора глаза, замерли вдоль стен византийские полководцы.Круто развернувшись, Иоанн подскочил ко входу, распахнул полог, указал пальцем на видневшийся невдалеке Доростол.Перед открытыми во всю ширь городскими воротами стояли, прикрытые щитами, шеренги славян, надвигались на них боевые порядки пеших легионеров. Закипел рукопашный бой, часть крепостной стены у ворот и место схватки заволокла туча пыли. Через непродолжительное время она начала светлеть, постепенно осела, и снова можно было различить нерушимо высившиеся у ворот славянские шеренги, против которых выстраивались отступившие, заметно поредевшие когорты.Цимисхий опустил полог шатра, повернул к военачальниками побелевшее от негодования лицо.— Видели? Там опять русы! Они отбили сегодня третью нашу атаку! Так было вчера и три дня назад! Это же происходило месяц назад! Почему вы, мои прославленные полководцы и стратеги, не можете разбить, уничтожить их? Разве не вы постоянно хвалились мне, что сильнее вас нет никого в мире? Так отчего не можете избавить Империю от явившихся на Дунай северных варваров?Он остановился против магистра Петра, едва сдерживая ярость, впился в него глазами. Тот затаил дыхание, отвел взгляд куда-то поверх головы императора.— Магистр, ты принес Византии много славных побед. Почему не радуешь своего императора успехами сейчас? Ты несколько раз водил мои лучшие легионы под стены Доростола, и каждый раз возвращался обратно в лагерь ни с чем. Ответь, отчего русы князя Святослава сильнее моих солдат? Ты, старый и опытный воин, имел достаточно времени, чтобы понять это. Не криви душой и говори только правду. Слушаю тебя, магистр.Петр прекрасно понимал, что сказанная в глаза правда, особенно в присутствии многих людей, совсем не тот способ, которым можно завоевать благосклонность кого-либо из сильных мира сего. Однако вопрос был поставлен прямо и требовал такого же ответа. К тому же Цимисхий находился в том не поддающемся точной оценке состоянии духа, когда неизвестно, как поступить лучше. Высказать вслух то, что вряд ли могло являться тайной для далеко не глупого Иоанна? Уклониться от честного ответа и, перестраховав себя от неприятностей, предстать в глазах императора лицемерным, а может, и недалеким человеком? Магистр решил положиться на здравый смысл своего бывшего боевого товарища.— Мой император, наши солдаты не верят в победу. Они не знают, за что умирают на Дунае. У них еще никогда не было такого врага, как русы князя Святослава.По тому, как спокойно отнесся Цимисхий к его ответу, Петр понял, что вся подноготная сложившегося в византийской армии положения была известна Иоанну не хуже, чем самому магистру.— Не знают, за что умирают? — переспросил император. — Разве для них не достаточно, что они сражаются с врагами Византии? С моими врагами? Разве не ждет их в городе добыча?— Мой император, твои легионы прошли с боями всю Миссию. Она за их спиной, лишь в этом проклятом Богом Доростоле находится князь Святослав со своими страшными русами и мятежными болгарами. Твои солдаты не понимают, зачем Империи этот ничтожный клочок земли, когда вся Миссия с ее городами и крепостями уже твоя?— Здесь князь Святослав, а покуда он на Дунае — Болгария ничья. Неужели ты этого не понимаешь, магистр? Пока на этой земле будет находиться хоть один рус, Империя не может считать Болгарию своей и почивать на лаврах.— Император, это понимаю я, но не твои солдаты. Они хотят в города, мечтают о вине и женщинах, их разговоры только о добыче. Они пролили много крови и считают, что вполне это заслужили.— Скажи легионерам, что всю добычу в Доростоле я отдаю им. Даже часть, принадлежащую по праву нашей святой церкви, я уплачу патриарху из собственной казны.— Император, многие твои солдаты не первый раз сражаются с русами. Они знают, что те равнодушны к богатству и ничего с собой не имеют, кроме крепких щитов и острых мечей. Поэтому наши солдаты не хотят напрасно погибать под крепостными стенами.— Однако я не могу уйти из-под Доростола, — тихо произнес Иоанн. — Стоит мне снять осаду и отступить, как к князю Святославу придут через Дунай свежие многочисленные дружины. А, увидев силу русов, под их знамя вновь встанет вся Болгария. — Цимисхий разгладил бороду, недобро усмехнулся. — Что ж, если против русов бессильны мои легионы, посмотрим, так ли они будут храбры против голода. 5 Взоры всех находившихся в личной опочивальне комита были вопрошающе обращены на Николая Шишмана, спешно собравшего их, несмотря на глубокую ночь, у себя. Подобное могло быть вызвано лишь крайней необходимостью, что случалось довольно редко. Поэтому несколько охридских бояр и воевод, а также придворный священник комита, составлявшие его ближайшее окружение и постоянных советчиков, с плохо скрываемым нетерпением ждали объяснений.— Час назад я получил грамоту от великого киевского князя, — начал Николай Шишман. — Князь Святослав предлагает Охриде союз и помощь в борьбе с Византией. Оттого собрал я вас в неурочный час, верные мои советчики, — глянул Николай на бояр и воевод, — и тебя, мудрейший святой отец, — склонил он голову в сторону священника. — Хочу немедля обсудить с вами предложение великого киевского князя и решить, какой ответ ему дать.Едва он смолк, с места поднялся высокий, с густой черной бородой воевода Огнен.— Князь Святослав прав, — громко сказал он. — Восточно-Римская Империя — злейший недруг славян, особенно балканских. Если болгары и русичи желают остаться свободными, они должны стоять рядом. Киевский князь предлагает нам боевой союз — примем его. Покуда ромеи сражаются с русичами на Дунае и в Македонии, мы можем без помех ударить императору Иоанну в спину.Огнена поддержал другой охридский воевода, Гадж.— Дружины русского воеводы Владимира находятся недалеко от нас в Македонии, с ним тысячи балканских славян, не желающих признавать власти Византии. Нам не составит особого труда напасть с тыла на ромеев, что перекрыли для них перевалы. Соединившись с войсками воеводы Владимира, мы сообща можем выступить на подмогу великому князю Святославу.— Многие болгары поднялись против Византии, — вступил в разговор один из бояр. — Хватит и нам в Охриде сидеть без настоящего дела, пора перейти от проклятий Империи к вооруженной борьбе с ней. Если мы соединимся с дружинами воеводы Владимира, что сейчас сражаются на перевалах, то сможем зажать ромейские войска на Дунае с двух сторон и разгромить их. Я за союз с Русью и ее князем.Негромкий дребезжащий, словно надтреснутый колокольчик, смешок заглушил последние слова боярина — это смеялся придворный священник комита Николая. Его маленькое, круглощекое, румяное личико могло бы казаться лицом ребенка, однако узкие, остро смотревшие из-под густых клочковатых бровей глазки были настолько неприятны, что сразу отталкивали от их обладателя.— Значит, союз с Русью? — вкрадчивым голосом спросил он. — Против кого? Против наших братьев-христиан, исповедующих истинную веру. Поднять меч против веры Христа заодно с язычником киевским князем? К этому нас призываете, воеводы Огнен и Гадж?— Империя — наш извечный враг, святой отец, — твердо произнес Огнен. — Она хочет отнять у нас, славян, в первую очередь у болгар, землю и свободу. Я зову к союзу с киевским князем не против Христа, а супротив кровожадного ромейского императора недруга Охриды.— Византийский император такой же христианин, как ты, воевода, — с шипящим присвистом выталкивал из себя слова священник — Вы с ним оба братья по вере. Если император Иоанн был вынужден, явно помимо собственного желания, явиться в Болгарию с мечом, то только для ее спасения от поганых язычников.— Для спасения? — повысил голос воевода. — Святой отец, разве тебе неизвестно, что ромеи жгут наши города и села, грабят и насилуют, гонят болгар в рабство. После этого ты называешь их нашими братьями-христианами? Так ли себя ведут русы князя Святослава? Им не нужны наши богатства, они не осквернили ни единого нашего храма, не обидели ни одного болгарина, будь он знатный боярин или нищий пастух. Они пришли защитить собственную свободу от наступающей на славян Империи и хотят помочь в этом нам, братьям по крови. Болгары на Дунае давно это поняли и вместе с русичами уже защищают Родину.Священник с силой ударил богато украшенным посохом в пол, его глаза метнули в Огнена молнии.— Будь они прокляты, вероотступники! — тонким голосом прокричал он. — Их души покинул свет истинной веры и страх перед судом Божьим, в них вселился дьявол! Да падет проклятие на их головы! Гнев Божий, низвергнись на них!— Пусть он лучше низвергнется на голову христианина Цимисхия, который явился грабить и убивать своих братьев по вере, — с неприязнью глядя на священника, сказал Огнен. — Но, может, святой отец, тебе жаль его — ты ведь и сам ромей. Что тебе до Болгарии? Она для тебя чужая, отчего тебе, возможно, ближе захватчики-ромеи, нежели поднявшиеся на защиту своей земли болгары? И вовсе не о вере Христовой печешься ты сейчас? Почему молчишь, святой отец?Священник опустил глаза в пол, раздул ноздри большого хрящеватого носа.— В тебя вселился бес, воевода Огнен, — едва сдерживая себя, ответил он. — Поэтому я не стану больше говорить с тобой. — Священник поднял посох, указал на одного из не принимавших участия в разговоре приближенных комита. — Боярин Радул, ты много раз встречался с русами князя Святослава и хорошо знаешь их. Расскажи воеводе Огнену об этих язычниках и их нравах.Все находившиеся в комнате повернулись к боярину Радулу. Тот степенно поднялся с места, кашлянул, разгладил бороду— Да, я знаю русичей, — неторопливо проговорил он. — В минувшем году вместе с великим князем Святославом я ходил на ромеев. Мы наголову разбили их под Адрианополем и, если бы император не обманул нас, взяли бы на копье Константинополь.Священник нахмурил брови, ударил концом посоха в пол.— Не о том молвишь, боярин, — перебил он Радула. — Расскажи нам о самих русах. Кто эти язычники, как живут?— Я был с русичами все время похода, я сражался вместе с ними, — спокойно продолжал Радул, не обращая на священника внимания. Я беседовал со многими из них — как простыми воинами, так и прославленными воеводами. У русичей нет рабов, они все равны, каждый смерд имеет собственную землю, каждый их мужчина — воин, поэтому может носить или держать дома оружие, с которым идет в дружину великого князя, когда тот призовет подданных в поход. Русичи не знают слова «неволя», они свободны сами и не отнимают свободу у других. Они не жадны до золота и иного богатства. Самое дорогое для них — Русь, и в бою за нее они страшны.Священник часто застучал посохом в пол. Его глазки зло блестели, губы были искривлены.— Хватит, боярин, хватит, — прохрипел он. — Ты уже все сказал.Священник поднялся со скамьи, опираясь на посох и семеня ногами, приблизился к воеводе Огнену. Остановившись против него, вскинул подбородок, снизу вверх посмотрел на воеводу-великана.— Все слышал, воевода Огнен? Что все русы свободны и у каждого, будь он князь или обычный смерд, своя земля? А имеется ли она у твоих париков Парик — раб.
? Или хочешь, чтобы они, по примеру русичей, потребовали ее у тебя? Или чтобы твои повинники Повинник — закуп, крепостной.
стали свободными, во всем равными тебе, их хозяину?Огнен, опустив Глаза, не промолвил ни слова, и священник, язвительно усмехнувшись, направился к воеводе Гаджу. Встал напротив, сложил руки на посохе.— Тоже слышал Радула, воевода? О том, что все русы, смерды и бояре, воины великого князя и горожане вправе иметь оружие? Может, и в Болгарии ты желаешь такого? Тогда зачем ждать появления русов в Охриде, раздай сам оружие рабам, а мы посмотрим, что из этого получится. Возможно, кто-то из твоих закупов сам захочет стать боярином вместо тебя, а другой, возомнив себя равным во всем тебе, возжелает твою красавицу-жену? Скажи, ты этого ждешь от союза с язычниками?Гадж, отвернувшись, промолчал тоже, и священник, торжествуя, огляделся по сторонам.— Что затихли, бояре и воеводы? Отчего не говорите больше о братьях-русичах? Потому что они — друзья вашим повинникам и простым воинам, а не вам, кметам и боярам. Поэтому в Доростоле у князя Святослава нет ни одного знатного боярина, даже кмет доростольский Ганко покинул город. Зато у киевского князя тысячи болгарских дружинников и толпы черни, которым язычник киевский князь ближе и дороже вас, их бояр-христиан. Сегодня ваши смерды идут против Христа, держателя небесной власти, а против кого они взбунтуются завтра? Против земной власти, против вас, их бояр, воевод, кметов. Рассадник сей заразы на нашей земле — русы. Неужто вы хотите вырыть себе могилу собственными руками? Ответствуйте, бояре и воеводы?Присутствовавшие безмолвствовали, и священник переместился на середину комнаты, вперил взгляд в самого комита.— Что молвишь ты, комит Николай? Мы ждем твоего слова, слова нашего комита и доброго христианина. Ответь, что мыслишь о князе Святославе и его русах-язычниках?Комит недобро прищурил глаза. Сейчас он не думал ни о чем, поскольку все важное и необходимое было передумано не раз прежде и окончательное решение принято задолго до сегодняшнего разговора. Будь его воля, он сию минуту вскочил бы на верного коня, рванул из ножен острый меч и очутился на Дунае под стягом великого князя Святослава рядом с его русичами, перед которыми дрожала хищная Империя и которые несли свободу его Болгарии. Однако что толку от него одного, даже если он прибудет со всеми сыновьями и личной дружиной? Ведь сила комита — в его боярах с их многочисленными дружинами. Именно поэтому не может он сказать сейчас вслух того, о чем так болит душа, что так хочется свершить. Но он никогда не пойдет на поводу у тех, кто начисто забыл о чести Болгарии, а, возможно, никогда о ней и не думал.Комит поднялся над столом, за которым сидел, оперся ладонями о крышку. Взгляд Николая был неприветлив и тяжел, лоб перерезала глубокая складка.— Я слышал вас, воеводы Огнен и Гадж. Не пропустил ни слова и из того, что поведали нам боярин Радул и святой отец. Отвечу всем так. Я — славянин, и потому русичи князя Святослава мои браться по крови. Однако я — христианин, и оттого ромеи императора Иоанна Цимисхия мои братья по вере. Те и другие уверяют, что пришли защитить Болгарию и желают ей только добра и счастья, и я не знаю, кому из них больше верить. Посему ответ князю Святославу на его послание пусть даст тот, кто хорошо знает русичей и ромеев, для кого одинаково дороги интересы родной земли и нашей святой христианской веры. Пусть этот человек решит судьбу Охриды.— О ком говоришь, комит? — сразу насторожился священник. — Кто этот человек, которому ты намерен доверить наши судьбы?— Он — первосвященник всей Болгарии, се патриарх Дамиан.— Но он проклят Константинопольским патриархом! — в ужасе воскликнул священник. — Сейчас он, христианин, нашел защиту в Доростоле у язычника киевского князя.— Да, святой отец, патриарх Дамиан сегодня действительно в Доростоле, — согласился Шишман. — Так заставили его поступить император Иоанн и патриарх Константинопольский, которые смотрят на всех славян как на врагов Империи и хотят уничтожить независимо от того, кто они — христиане или язычники. Оттого патриарх Дамиан призвал честных болгар, свою паству, встать на защиту родных очагов против ромеев, этих подлых убийц и насильников.Священник открыл рот, чтобы ответить, однако Николай Шишман шагнул к нему из-за стола. Могучими руками оторвал от пола, поднял, отставил, словно вещь, в сторону, к стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Заложив руки за спину, быстро ходил по шатру Цимисхий. Страшась поднять на императора глаза, замерли вдоль стен византийские полководцы.Круто развернувшись, Иоанн подскочил ко входу, распахнул полог, указал пальцем на видневшийся невдалеке Доростол.Перед открытыми во всю ширь городскими воротами стояли, прикрытые щитами, шеренги славян, надвигались на них боевые порядки пеших легионеров. Закипел рукопашный бой, часть крепостной стены у ворот и место схватки заволокла туча пыли. Через непродолжительное время она начала светлеть, постепенно осела, и снова можно было различить нерушимо высившиеся у ворот славянские шеренги, против которых выстраивались отступившие, заметно поредевшие когорты.Цимисхий опустил полог шатра, повернул к военачальниками побелевшее от негодования лицо.— Видели? Там опять русы! Они отбили сегодня третью нашу атаку! Так было вчера и три дня назад! Это же происходило месяц назад! Почему вы, мои прославленные полководцы и стратеги, не можете разбить, уничтожить их? Разве не вы постоянно хвалились мне, что сильнее вас нет никого в мире? Так отчего не можете избавить Империю от явившихся на Дунай северных варваров?Он остановился против магистра Петра, едва сдерживая ярость, впился в него глазами. Тот затаил дыхание, отвел взгляд куда-то поверх головы императора.— Магистр, ты принес Византии много славных побед. Почему не радуешь своего императора успехами сейчас? Ты несколько раз водил мои лучшие легионы под стены Доростола, и каждый раз возвращался обратно в лагерь ни с чем. Ответь, отчего русы князя Святослава сильнее моих солдат? Ты, старый и опытный воин, имел достаточно времени, чтобы понять это. Не криви душой и говори только правду. Слушаю тебя, магистр.Петр прекрасно понимал, что сказанная в глаза правда, особенно в присутствии многих людей, совсем не тот способ, которым можно завоевать благосклонность кого-либо из сильных мира сего. Однако вопрос был поставлен прямо и требовал такого же ответа. К тому же Цимисхий находился в том не поддающемся точной оценке состоянии духа, когда неизвестно, как поступить лучше. Высказать вслух то, что вряд ли могло являться тайной для далеко не глупого Иоанна? Уклониться от честного ответа и, перестраховав себя от неприятностей, предстать в глазах императора лицемерным, а может, и недалеким человеком? Магистр решил положиться на здравый смысл своего бывшего боевого товарища.— Мой император, наши солдаты не верят в победу. Они не знают, за что умирают на Дунае. У них еще никогда не было такого врага, как русы князя Святослава.По тому, как спокойно отнесся Цимисхий к его ответу, Петр понял, что вся подноготная сложившегося в византийской армии положения была известна Иоанну не хуже, чем самому магистру.— Не знают, за что умирают? — переспросил император. — Разве для них не достаточно, что они сражаются с врагами Византии? С моими врагами? Разве не ждет их в городе добыча?— Мой император, твои легионы прошли с боями всю Миссию. Она за их спиной, лишь в этом проклятом Богом Доростоле находится князь Святослав со своими страшными русами и мятежными болгарами. Твои солдаты не понимают, зачем Империи этот ничтожный клочок земли, когда вся Миссия с ее городами и крепостями уже твоя?— Здесь князь Святослав, а покуда он на Дунае — Болгария ничья. Неужели ты этого не понимаешь, магистр? Пока на этой земле будет находиться хоть один рус, Империя не может считать Болгарию своей и почивать на лаврах.— Император, это понимаю я, но не твои солдаты. Они хотят в города, мечтают о вине и женщинах, их разговоры только о добыче. Они пролили много крови и считают, что вполне это заслужили.— Скажи легионерам, что всю добычу в Доростоле я отдаю им. Даже часть, принадлежащую по праву нашей святой церкви, я уплачу патриарху из собственной казны.— Император, многие твои солдаты не первый раз сражаются с русами. Они знают, что те равнодушны к богатству и ничего с собой не имеют, кроме крепких щитов и острых мечей. Поэтому наши солдаты не хотят напрасно погибать под крепостными стенами.— Однако я не могу уйти из-под Доростола, — тихо произнес Иоанн. — Стоит мне снять осаду и отступить, как к князю Святославу придут через Дунай свежие многочисленные дружины. А, увидев силу русов, под их знамя вновь встанет вся Болгария. — Цимисхий разгладил бороду, недобро усмехнулся. — Что ж, если против русов бессильны мои легионы, посмотрим, так ли они будут храбры против голода. 5 Взоры всех находившихся в личной опочивальне комита были вопрошающе обращены на Николая Шишмана, спешно собравшего их, несмотря на глубокую ночь, у себя. Подобное могло быть вызвано лишь крайней необходимостью, что случалось довольно редко. Поэтому несколько охридских бояр и воевод, а также придворный священник комита, составлявшие его ближайшее окружение и постоянных советчиков, с плохо скрываемым нетерпением ждали объяснений.— Час назад я получил грамоту от великого киевского князя, — начал Николай Шишман. — Князь Святослав предлагает Охриде союз и помощь в борьбе с Византией. Оттого собрал я вас в неурочный час, верные мои советчики, — глянул Николай на бояр и воевод, — и тебя, мудрейший святой отец, — склонил он голову в сторону священника. — Хочу немедля обсудить с вами предложение великого киевского князя и решить, какой ответ ему дать.Едва он смолк, с места поднялся высокий, с густой черной бородой воевода Огнен.— Князь Святослав прав, — громко сказал он. — Восточно-Римская Империя — злейший недруг славян, особенно балканских. Если болгары и русичи желают остаться свободными, они должны стоять рядом. Киевский князь предлагает нам боевой союз — примем его. Покуда ромеи сражаются с русичами на Дунае и в Македонии, мы можем без помех ударить императору Иоанну в спину.Огнена поддержал другой охридский воевода, Гадж.— Дружины русского воеводы Владимира находятся недалеко от нас в Македонии, с ним тысячи балканских славян, не желающих признавать власти Византии. Нам не составит особого труда напасть с тыла на ромеев, что перекрыли для них перевалы. Соединившись с войсками воеводы Владимира, мы сообща можем выступить на подмогу великому князю Святославу.— Многие болгары поднялись против Византии, — вступил в разговор один из бояр. — Хватит и нам в Охриде сидеть без настоящего дела, пора перейти от проклятий Империи к вооруженной борьбе с ней. Если мы соединимся с дружинами воеводы Владимира, что сейчас сражаются на перевалах, то сможем зажать ромейские войска на Дунае с двух сторон и разгромить их. Я за союз с Русью и ее князем.Негромкий дребезжащий, словно надтреснутый колокольчик, смешок заглушил последние слова боярина — это смеялся придворный священник комита Николая. Его маленькое, круглощекое, румяное личико могло бы казаться лицом ребенка, однако узкие, остро смотревшие из-под густых клочковатых бровей глазки были настолько неприятны, что сразу отталкивали от их обладателя.— Значит, союз с Русью? — вкрадчивым голосом спросил он. — Против кого? Против наших братьев-христиан, исповедующих истинную веру. Поднять меч против веры Христа заодно с язычником киевским князем? К этому нас призываете, воеводы Огнен и Гадж?— Империя — наш извечный враг, святой отец, — твердо произнес Огнен. — Она хочет отнять у нас, славян, в первую очередь у болгар, землю и свободу. Я зову к союзу с киевским князем не против Христа, а супротив кровожадного ромейского императора недруга Охриды.— Византийский император такой же христианин, как ты, воевода, — с шипящим присвистом выталкивал из себя слова священник — Вы с ним оба братья по вере. Если император Иоанн был вынужден, явно помимо собственного желания, явиться в Болгарию с мечом, то только для ее спасения от поганых язычников.— Для спасения? — повысил голос воевода. — Святой отец, разве тебе неизвестно, что ромеи жгут наши города и села, грабят и насилуют, гонят болгар в рабство. После этого ты называешь их нашими братьями-христианами? Так ли себя ведут русы князя Святослава? Им не нужны наши богатства, они не осквернили ни единого нашего храма, не обидели ни одного болгарина, будь он знатный боярин или нищий пастух. Они пришли защитить собственную свободу от наступающей на славян Империи и хотят помочь в этом нам, братьям по крови. Болгары на Дунае давно это поняли и вместе с русичами уже защищают Родину.Священник с силой ударил богато украшенным посохом в пол, его глаза метнули в Огнена молнии.— Будь они прокляты, вероотступники! — тонким голосом прокричал он. — Их души покинул свет истинной веры и страх перед судом Божьим, в них вселился дьявол! Да падет проклятие на их головы! Гнев Божий, низвергнись на них!— Пусть он лучше низвергнется на голову христианина Цимисхия, который явился грабить и убивать своих братьев по вере, — с неприязнью глядя на священника, сказал Огнен. — Но, может, святой отец, тебе жаль его — ты ведь и сам ромей. Что тебе до Болгарии? Она для тебя чужая, отчего тебе, возможно, ближе захватчики-ромеи, нежели поднявшиеся на защиту своей земли болгары? И вовсе не о вере Христовой печешься ты сейчас? Почему молчишь, святой отец?Священник опустил глаза в пол, раздул ноздри большого хрящеватого носа.— В тебя вселился бес, воевода Огнен, — едва сдерживая себя, ответил он. — Поэтому я не стану больше говорить с тобой. — Священник поднял посох, указал на одного из не принимавших участия в разговоре приближенных комита. — Боярин Радул, ты много раз встречался с русами князя Святослава и хорошо знаешь их. Расскажи воеводе Огнену об этих язычниках и их нравах.Все находившиеся в комнате повернулись к боярину Радулу. Тот степенно поднялся с места, кашлянул, разгладил бороду— Да, я знаю русичей, — неторопливо проговорил он. — В минувшем году вместе с великим князем Святославом я ходил на ромеев. Мы наголову разбили их под Адрианополем и, если бы император не обманул нас, взяли бы на копье Константинополь.Священник нахмурил брови, ударил концом посоха в пол.— Не о том молвишь, боярин, — перебил он Радула. — Расскажи нам о самих русах. Кто эти язычники, как живут?— Я был с русичами все время похода, я сражался вместе с ними, — спокойно продолжал Радул, не обращая на священника внимания. Я беседовал со многими из них — как простыми воинами, так и прославленными воеводами. У русичей нет рабов, они все равны, каждый смерд имеет собственную землю, каждый их мужчина — воин, поэтому может носить или держать дома оружие, с которым идет в дружину великого князя, когда тот призовет подданных в поход. Русичи не знают слова «неволя», они свободны сами и не отнимают свободу у других. Они не жадны до золота и иного богатства. Самое дорогое для них — Русь, и в бою за нее они страшны.Священник часто застучал посохом в пол. Его глазки зло блестели, губы были искривлены.— Хватит, боярин, хватит, — прохрипел он. — Ты уже все сказал.Священник поднялся со скамьи, опираясь на посох и семеня ногами, приблизился к воеводе Огнену. Остановившись против него, вскинул подбородок, снизу вверх посмотрел на воеводу-великана.— Все слышал, воевода Огнен? Что все русы свободны и у каждого, будь он князь или обычный смерд, своя земля? А имеется ли она у твоих париков Парик — раб.
? Или хочешь, чтобы они, по примеру русичей, потребовали ее у тебя? Или чтобы твои повинники Повинник — закуп, крепостной.
стали свободными, во всем равными тебе, их хозяину?Огнен, опустив Глаза, не промолвил ни слова, и священник, язвительно усмехнувшись, направился к воеводе Гаджу. Встал напротив, сложил руки на посохе.— Тоже слышал Радула, воевода? О том, что все русы, смерды и бояре, воины великого князя и горожане вправе иметь оружие? Может, и в Болгарии ты желаешь такого? Тогда зачем ждать появления русов в Охриде, раздай сам оружие рабам, а мы посмотрим, что из этого получится. Возможно, кто-то из твоих закупов сам захочет стать боярином вместо тебя, а другой, возомнив себя равным во всем тебе, возжелает твою красавицу-жену? Скажи, ты этого ждешь от союза с язычниками?Гадж, отвернувшись, промолчал тоже, и священник, торжествуя, огляделся по сторонам.— Что затихли, бояре и воеводы? Отчего не говорите больше о братьях-русичах? Потому что они — друзья вашим повинникам и простым воинам, а не вам, кметам и боярам. Поэтому в Доростоле у князя Святослава нет ни одного знатного боярина, даже кмет доростольский Ганко покинул город. Зато у киевского князя тысячи болгарских дружинников и толпы черни, которым язычник киевский князь ближе и дороже вас, их бояр-христиан. Сегодня ваши смерды идут против Христа, держателя небесной власти, а против кого они взбунтуются завтра? Против земной власти, против вас, их бояр, воевод, кметов. Рассадник сей заразы на нашей земле — русы. Неужто вы хотите вырыть себе могилу собственными руками? Ответствуйте, бояре и воеводы?Присутствовавшие безмолвствовали, и священник переместился на середину комнаты, вперил взгляд в самого комита.— Что молвишь ты, комит Николай? Мы ждем твоего слова, слова нашего комита и доброго христианина. Ответь, что мыслишь о князе Святославе и его русах-язычниках?Комит недобро прищурил глаза. Сейчас он не думал ни о чем, поскольку все важное и необходимое было передумано не раз прежде и окончательное решение принято задолго до сегодняшнего разговора. Будь его воля, он сию минуту вскочил бы на верного коня, рванул из ножен острый меч и очутился на Дунае под стягом великого князя Святослава рядом с его русичами, перед которыми дрожала хищная Империя и которые несли свободу его Болгарии. Однако что толку от него одного, даже если он прибудет со всеми сыновьями и личной дружиной? Ведь сила комита — в его боярах с их многочисленными дружинами. Именно поэтому не может он сказать сейчас вслух того, о чем так болит душа, что так хочется свершить. Но он никогда не пойдет на поводу у тех, кто начисто забыл о чести Болгарии, а, возможно, никогда о ней и не думал.Комит поднялся над столом, за которым сидел, оперся ладонями о крышку. Взгляд Николая был неприветлив и тяжел, лоб перерезала глубокая складка.— Я слышал вас, воеводы Огнен и Гадж. Не пропустил ни слова и из того, что поведали нам боярин Радул и святой отец. Отвечу всем так. Я — славянин, и потому русичи князя Святослава мои браться по крови. Однако я — христианин, и оттого ромеи императора Иоанна Цимисхия мои братья по вере. Те и другие уверяют, что пришли защитить Болгарию и желают ей только добра и счастья, и я не знаю, кому из них больше верить. Посему ответ князю Святославу на его послание пусть даст тот, кто хорошо знает русичей и ромеев, для кого одинаково дороги интересы родной земли и нашей святой христианской веры. Пусть этот человек решит судьбу Охриды.— О ком говоришь, комит? — сразу насторожился священник. — Кто этот человек, которому ты намерен доверить наши судьбы?— Он — первосвященник всей Болгарии, се патриарх Дамиан.— Но он проклят Константинопольским патриархом! — в ужасе воскликнул священник. — Сейчас он, христианин, нашел защиту в Доростоле у язычника киевского князя.— Да, святой отец, патриарх Дамиан сегодня действительно в Доростоле, — согласился Шишман. — Так заставили его поступить император Иоанн и патриарх Константинопольский, которые смотрят на всех славян как на врагов Империи и хотят уничтожить независимо от того, кто они — христиане или язычники. Оттого патриарх Дамиан призвал честных болгар, свою паству, встать на защиту родных очагов против ромеев, этих подлых убийц и насильников.Священник открыл рот, чтобы ответить, однако Николай Шишман шагнул к нему из-за стола. Могучими руками оторвал от пола, поднял, отставил, словно вещь, в сторону, к стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17