Мои коллеги (и я, признаюсь, не исключение) больше всего мечтали хоть раз увидеть совместную пресс-конференцию с участием этих двух специалистов, которые, как, наверное, и положено людям с независимым характером, друг друга переваривали с трудом. И когда Анатолий Федорович вдруг в середине сезона-2005 довольно неожиданно стал тренером «Томи» аккурат перед питерским матчем с «Зенитом», любители качественного эпатажа затаили дыхание. Два тренера с непревзойденными ораторскими качествами должны были встретиться лицом к лицу не только на поле, но и в ходе третьего тайма, как принято называть послематчевые пресс-конференции! Бышовцу, впрочем, не слишком хотелось дебютировать в качестве главного тренера именно на «Петровском». Слишком мала была вероятность того, что удастся остаться «со щитом». Не хотелось бы, чтобы кто-то в данном случае пользовался формулировкой «струсил» – просто любому главному тренеру лучше всего начинать максимально успешно, что, впрочем, в меньшей степени касается специалистов, успевших себе сделать имя. Вот и Бышовец попытался было заявить, что, мол, выведет команду на битву с «Зенитом» помощник, а он побудет пока консультантом. Не знаю точно, что повлияло в итоге на противоположное решение Анатолия Федоровича (может даже и недоумение, с которой его затея была встречена руководством «Томи»), но на лавке «Петровского» он появился и провел поединок с пылом и жаром, словно это был один из последних и важнейших матчей в его карьере.
Томск бился изо всех сил. Толком не играл сам, но и не давал играть «Зениту». Это была одна из тех войн, которые ведут между собой тренеры, держащие камни за пазухой – бой даже не за очки, а за честь, престиж и кровь соперника, с которым ты на ножах. Кто-то может улыбаться, но по-моему сражение характеров свойственно любой сфере деятельности. Точно так же, как один журналист «поливает» другого, втайне того уважает, но никогда не даст этого понять окружающим и старается всегда и во всем опережать коллегу. Это – жизнь со всеми красками, искренность порывов, которая в любом случае, лучше, чем безразличие.
Тот матч Бышовец, как, видимо, и предчувствовал, проиграл. «Зенит» нашел брешь в фирменных редутах Бышовца – Спивак поистине нанес удар Ван Бастена, а-ля 88-й год. С угла, с силой, в дальнюю «девятку». Противостояние тренеров зажгло и игроков, а оттого матч заканчивался под постоянные свистки арбитра, фиксировавшего фолы. С финальным свистком зенитовцы как-то зло отпраздновали три очка, а томские игроки были вне себя от досады. И это было еще не все.
Представители СМИ после матча стонали от восторга. Для начала кто-то, захлебываясь словами, рассказал, как только что видел, что Бышовец и Петржела, которых телевизионщики поставили рядышком для флэш-интервью, подали друг другу руки, при этом синхронно отвернувшись в разные стороны. Затем пришел Анатолий Федорович с поистине черным от гнева лицом. Его голос клокотал. Вечно аристократически подтянутый Бышовец вдруг утратил привычные пасторские нравоучительные интонации в голосе, хотя и сумел процедить дежурные поздравления «Зениту». Затем произнес свою великую фразу, которая, кажется, на веки вечные прицепила к нему прозвище, во всяком случае среди фанатов сине-бело-голубых.
– Знаете, мне почему-то пришел на ум Гете, – вкрадчиво, но с прежними злыми нотками произнес Бышовец и все замерли так, что было слышно, как крутятся пленки в телекамерах – Десять дней не выходил на улицу, потом вышел и… сразу в дерьмо! Спасибо…
Последние слова тренер договаривал уже, хрипя от сдавливаемой злобы. Пока народ переваривал фразу, Бышовец покинул зал. Петржела сидел с напряженным лицом, силясь понять, что сказал его оппонент. Наконец, не выдержал, подозвал меня и спросил, что все это означает. Я перевел. Петржела снова замолчал, словно размышляя над ответом. Наконец, когда снова стало слышно пленки, выдал ответ:
– Я знаю, почему он ушел. Ему стало стыдно, что он в свое время наплевал на «Зенит» и ушел в сборную. Что же, теперь я знаю, кто пишет о нас в газетах всякую грязь! – и тут раздались овации.
Тем временем Анатолий Федорович, впервые на моей памяти потеряв всякий лоск, шипел в ухо знакомому журналисту на улице:
– Ты-то хоть понимаешь, что я в Томске за 3 дня сделал больше, чем этот…к в Питере за три года?!
Поскольку этого-то как раз на тот момент никто не понимал, Бышовец проиграл и третий тайм. Петржела лишний раз показал себя мастером пиар-борьбы. Хоть ему и помог в этом точный удар Спивака.
* * *
Назло врагам мы были в хорошей форме. Подходили к началу чемпионата именно в том состоянии готовности, которое я планировал. Чтобы не тратить зря энергию подопечных, на чешском сборе мы провели два матча с более слабыми соперниками – местными клубами из низших лиг – и дважды победили с разгромными счетами. Игроки почувствовали вкус к футболу, за счет обильного количества голов в ворота полулюбителей раскрепостились и было видно, как они рвутся поскорее сыграть в чемпионате. Рискну утверждать, к ним пришло забытое чувство вкуса к игре. Почему-то запомнился момент, когда ребята обсуждали в отеле только что посмотренный матч чемпионата Чехии «Баник» – «Спарта», завершившийся победой остраваков со счетом 3:2. До того, как мы сыграли на Кипре с «Баником», эту команду никто из русских не знал. «Спарту», наоборот – все-таки в Лиге чемпионов играла. И вот когда Острава уверенно победила популярный клуб, футболисты не без гордости этот факт отметили – мы, мол, между прочим, этих на сборах победили. Что и говорить, из многих нюансов приходит вера в собственные силы…
Чтобы эту веру с самого начала не подорвать непредвиденными обстоятельствами, мне пришлось настаивать на том, чтобы стартовая игра с «Сатурном» обязательно состоялась на нашем поле, а не в гостях. Нужно было обязательно получить поддержку зрителей, страховку от судейских издержек для того, чтобы обязательно одержать победу и дать понять самим себе, что мы – на правильном пути. Ну не бывает мелочей в футболе! И непонятно, почему раньше «Зенит» пренебрегал этим моментом и зачастую начинал чемпионат на выезде. Каким бы ни был газон – нужно было непременно приложить все усилия, чтобы игра состоялась именно в Питере!
Той первой игры я ждал с таким нетерпением, что на пару ночей лишился сна – организм жил своей жизнью, не хотел выключаться ни на секунду, я сам себе напоминал паровоз, в топку которого то и дело подкидывают уголь. Помню, как нас привезли на стадион, который я тогда впервые увидел не скучным и серым, а ярким и эмоциональным. Вышел из раздевалки к полю, которое было хоть и желтым, но в то же время ровным, и долго-долго стоял, стараясь прочувствовать каждую предстартовую секунду. С этого момента по-настоящему начиналась моя жизнь в России, устанавливалась система координат, в которой мне предстояло работать, мое имя, имидж – все было поставлено на карту. Вспомнил и об «Авроре» и диалоге с Боровичкой. Так по какому же поводу будет стрелять русский крейсер?.
«Сатурн» мы переиграли по делу. Хоть и не все гладко получалось, но команда билась на поле, летала, творила зрелище, а трибуны дышали в такт. Когда раздался финальный свисток, я почувствовал, что земля уходит из-под ног – это сказочное чувство было вовсе не пустяковой компенсацией за истерзанные нервы межсезонья. Мы поверили в себя и на этой волне эмоций обыграли в гостях «Локомотив» – спустя каких-то полгода после того, как здесь же, на арене, на которой я очень любил играть и не проиграл с «Зенитом» ни одного матча, питерская команда проиграла железнодорожникам 1:2. Мы вернули должок, и были счастливы – казалось, нам по силам завоевать весь мир. Выздоравливали травмированные, «Зенит» выигрывал, ребята куражились…
Глава 3
Однако большая мечта никогда не исполняется быстро. Тот стартовый успех был логичен, поскольку команда целенаправленно готовилась к началу чемпионата. С другой стороны, вечно так продолжаться не могло, поскольку всегда в таких случаях существуют скрытые проблемы, которые со временем могут прорваться наружу. Эмоции постепенно спадали, праздник кончился, наступила время работы «на автомате». Надо было не только эпатировать публику и самих себя, но еще и собирать очки. За место в таблице я был готов ответить своей головой – еще зимой сказал Мутко, что если не попадем в еврокубки, с командой буду готов распрощаться. Заниматься футболом без европейских турниров мне неинтересно, ни с профессиональной, ни с человеческой точки зрения.
По-настоящему прочувствовать кризис мне пришлось в Новороссийске. Улетев из холодного Питера, мы приблизили к себе весну, которая уже вошла в права у Черного моря. Тогда я, кстати, обнаружил положительную сторону перелетов, пусть я уже не молод, и они мне даются все с большим и большим трудом. Родную Чехию я объездил вдоль и поперек, знал все городки и деревеньки. В России же мог на сто процентов убедиться в масштабности этого государства. Каждый новый город был своеобразным впечатлением. Российские города похожи, но в то же время разные хотя бы исходя из климата. Потом, между прочим, я жалел, что в Премьер-лиге больше нет Новороссийска – мне нравилось там играть, несмотря на то, что именно там мне пришлось пережить свое первое поражение в питерской жизни.
Тот матч должен был закончиться нулевой ничьей. Ничего особенного мы не показали, но, во всяком случае, не были хуже хозяев. К сожалению, пришлось вплотную познакомиться с негативной стороной судейства в Премьер-лиге – судья дал хозяевам пробить штрафной с более близкой дистанции, чем на самом деле было нарушение Вьештицы (серб, кстати, получил потом от меня по первое число за то, что неверно сыграл тактически, но что толку!). Этот удар был настолько некстати, что хотелось выть. Комик-тренер хозяев (Игорь Гамула) на пресс-конференции пыжился от гордости, напоминал налившийся и готовый лопнуть помидор – еще бы, чужестранца обыграл! Я же практически не мог говорить – врагу не пожелаю переживать то, что переживает в такие минуты тренер. Особенно жестокими после поражений бывают перелеты домой, когда не можешь остаться со своими мыслями наедине, и не имеешь права показать свою слабость перед подопечными. Пытка, иного слова не подберешь. Именно в этот момент, когда мы начали терять первые очки, свершилось – у нас выздоровели все наши постояльца лазарета, и команду пришлось шлифовать заново. Иногда лучшее – враг хорошего. Относительно же футбола в этом утверждении и вовсе ничего парадоксального нет.
То, что произошло на «Динамо» 10 мая 2003-го года не имеет аналогов, хотя я не в первый раз проигрывал 1:7. Правда, в первый раз ситуация была не нелепой, а гнусной – работал тогда в «Словане», мы бились до последних туров за чемпионство со «Спартой». Настал день очной встречи, и… я не узнавал своих игроков на поле. Они безропотно уступили сопернику, которого могли и должны были «прибивать», причем причина была, увы, не игровая, и не психологическая. Какой она была мне до сих пор противно вспоминать. Я себя на том матче не помню – Бора, который тогда работал в «Спарте» и сидел на соседней скамейке, несколько лет спустя рассказал мне, что посмотрел при счете 0:5 в сторону нашей лавки, и увидел, что я сижу, опустив лицо на руки…
Драма на «Динамо» была нелепой. Мы сами дали забить хозяевам два гола, после чего нас брали уже голыми руками. Тогда я четко вспомнил слова Морозова, о том, что Овсепяну на поле постоянно доверять нельзя. Ладно, он соорудил два решающих «обреза», и нам забили голы. Так он еще и Камила Чонтофальского, которого я осторожно начал с начала сезона ставить по очереди с Малафеевым, выставил в не лучшем свете. После матча я думал, что Камил завяжет с футболом. Для него карьера в России началась так, что хуже себе и представить было нельзя. Сколько он потом просидел на лавке, сколько выждал, сколько скрипел зубами для того, чтобы все-таки доказать тем, кто его оскорблял, что он является вратарем европейского уровня! Можно сказать, что тогда я последний раз надел розовые очки и посмотрел сквозь них на нашего президента. Он по привычке вошел в раздевалку, которая больше напоминала камеру смертников, и довольно бодро выпалил оператору: «Кассету с записью матча сделал? Выбросите ее! Не вспоминайте об этой игре». И нам всем правда стало легче, я был благодарен Мутко в те минуты.
На обратном пути в самолете вовсю сбрасывали напряжение тем, что посмеивались над собой. Масштаб того, что мы натворили, был настолько велик, а ситуация нелепа, что кроме нездорового смеха других лекарств не было.
Унижение отчасти забылось после того, как мы в следующем туре додавили дома «Торпедо». Но развязка моего первого периода зенитовской карьеры была неотвратима – в Ярославле, оставшись без игроков передней линии, мы снова страшно проиграли 0:3. И на сей раз найти оправдание было невозможно, что и почувствовал наш президент, отношения с которым на тот момент начали стремительно охладевать.
Безобразную сцену на военном аэродроме Ярославля мне не забыть и не простить Виталию Мутко по сей день. После матча, как обычно, команда отправилась к самолету. Но тут выяснилось, что Ту-134 по каким-то техническим причинам не может лететь. Пока выяснялась степень серьезности проблемы, команда ждала прямо у трапа (аэропорт Туношна в Ярославле представляет собой одну ВПП и маленькое здание-избушку). Кто сидел на сумках, кто прохаживался. Властимил один стоял в стороне. И среди этого импровизированного лагеря ходил, как истинный отец солдатам Мутко, и ласковым голосом справлялся у футболистов о настроении и прочих мелочах. Все бы ничего, да просто каждый его монолог заканчивался одним и тем же: «Тренер-то ваш слабак! С вами справиться не может, так я его выгоню и все, к хренам собачьим!». Хорошая установка для игроков, ничего не скажешь!
Властимил всего этого не видел и не слышал, и слава богу! Лично мое настроение на тот момент было совсем ниже нуля. Были опустошенность, страх перед возвращением к будням с «удобным» тренером, с полным провалом эксперимента «европейский специалист в России». Кому было бы интересно слушать детальные объяснения, что и как делал правильно Петржела, и какие плохие дяди оказались у него на пути? Я отказывался верить, что вся гигантская работа, свидетелем которой я стал, начиная с декабря, вот так бездарно пойдет псу под хвост в конце мая. И мне очень хотелось верить, что Петржела не сломается, и произойдет чудо. Однако, Виталий Леонтьевич не зря разбрасывал те фразы. Зерна в некоторых местах нашли благодатную почву, исходя из чего результат следующего матча в Элисте был фактически предрешенным. Сейчас это легко понимаешь, но тогда верить, повторяю, не хотелось…
С той непредвиденной лишней ночи в Ярославле для меня начался сущий кошмар. Будучи не в силах заснуть, я снова и снова пробирал в памяти все моменты, в которых мог быть не прав. И каждый раз приходил к выводу, что работал с «Зенитом» примерно по той же схеме, что всегда позволяла мне создать конкурентоспособную команду в любых условиях. На сей раз условия были самыми лучшими в моей карьере, но на тот момент все попросту валилось из рук. Размышляя о причинах, я каждый раз возвращался к одному и тому же – нужно как-то обновлять команду, без этого механизм, который я видел в своем мозгу, работать не мог. В то же время было совершенно очевидно, что просто так осуществить эту идею мне не дадут. Когда я ругал Овсепяна или Игонина президент даже не скрывал своей болезненной и даже несколько агрессивной реакции. Мол, знаю ли я, что эти люди выиграли бронзовые медали? Знаю, спокойно отвечал я. Только после этого заняли 10-е место…
Сейчас я могу говорить об этом более или менее спокойно: в Элисту на очередной матч с «Ураланом» я улетал с мрачными предчувствиями, хотя и виду, конечно же, не подавал. В этом странном калмыцком городе, не похожем ни на один, до или после посещенных мною в России, нам предстояло торчать четыре дня – в Петербурге проходили празднования 300-летия города и аэропорт на этот период закрывали. Так что нам было нельзя улететь позже, и вернуться раньше.
Элиста – единственный город буддистов в Европе. Там я заметил всего две большие улицы и пару-тройку зданий, выше, чем в два этажа. Одно было собственно нашей гостиницей, второе каким-то административным учреждением, третье – белым домом президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова. При этом, местный клуб «Уралан» обладал роскошным стадионом с великолепным полем, и плевать, что в паре десятков метров от арены паслись коровы. Днем жара стояла такая, что плавился асфальт, но в тени аллей, коих в Элисте множество, прогуливаться было одно удовольствие. Чтобы не очуметь от однообразия и заточения в гостинице я несколько раз выводил команду на прогулки и при этом с удовольствием ходил по городу сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Томск бился изо всех сил. Толком не играл сам, но и не давал играть «Зениту». Это была одна из тех войн, которые ведут между собой тренеры, держащие камни за пазухой – бой даже не за очки, а за честь, престиж и кровь соперника, с которым ты на ножах. Кто-то может улыбаться, но по-моему сражение характеров свойственно любой сфере деятельности. Точно так же, как один журналист «поливает» другого, втайне того уважает, но никогда не даст этого понять окружающим и старается всегда и во всем опережать коллегу. Это – жизнь со всеми красками, искренность порывов, которая в любом случае, лучше, чем безразличие.
Тот матч Бышовец, как, видимо, и предчувствовал, проиграл. «Зенит» нашел брешь в фирменных редутах Бышовца – Спивак поистине нанес удар Ван Бастена, а-ля 88-й год. С угла, с силой, в дальнюю «девятку». Противостояние тренеров зажгло и игроков, а оттого матч заканчивался под постоянные свистки арбитра, фиксировавшего фолы. С финальным свистком зенитовцы как-то зло отпраздновали три очка, а томские игроки были вне себя от досады. И это было еще не все.
Представители СМИ после матча стонали от восторга. Для начала кто-то, захлебываясь словами, рассказал, как только что видел, что Бышовец и Петржела, которых телевизионщики поставили рядышком для флэш-интервью, подали друг другу руки, при этом синхронно отвернувшись в разные стороны. Затем пришел Анатолий Федорович с поистине черным от гнева лицом. Его голос клокотал. Вечно аристократически подтянутый Бышовец вдруг утратил привычные пасторские нравоучительные интонации в голосе, хотя и сумел процедить дежурные поздравления «Зениту». Затем произнес свою великую фразу, которая, кажется, на веки вечные прицепила к нему прозвище, во всяком случае среди фанатов сине-бело-голубых.
– Знаете, мне почему-то пришел на ум Гете, – вкрадчиво, но с прежними злыми нотками произнес Бышовец и все замерли так, что было слышно, как крутятся пленки в телекамерах – Десять дней не выходил на улицу, потом вышел и… сразу в дерьмо! Спасибо…
Последние слова тренер договаривал уже, хрипя от сдавливаемой злобы. Пока народ переваривал фразу, Бышовец покинул зал. Петржела сидел с напряженным лицом, силясь понять, что сказал его оппонент. Наконец, не выдержал, подозвал меня и спросил, что все это означает. Я перевел. Петржела снова замолчал, словно размышляя над ответом. Наконец, когда снова стало слышно пленки, выдал ответ:
– Я знаю, почему он ушел. Ему стало стыдно, что он в свое время наплевал на «Зенит» и ушел в сборную. Что же, теперь я знаю, кто пишет о нас в газетах всякую грязь! – и тут раздались овации.
Тем временем Анатолий Федорович, впервые на моей памяти потеряв всякий лоск, шипел в ухо знакомому журналисту на улице:
– Ты-то хоть понимаешь, что я в Томске за 3 дня сделал больше, чем этот…к в Питере за три года?!
Поскольку этого-то как раз на тот момент никто не понимал, Бышовец проиграл и третий тайм. Петржела лишний раз показал себя мастером пиар-борьбы. Хоть ему и помог в этом точный удар Спивака.
* * *
Назло врагам мы были в хорошей форме. Подходили к началу чемпионата именно в том состоянии готовности, которое я планировал. Чтобы не тратить зря энергию подопечных, на чешском сборе мы провели два матча с более слабыми соперниками – местными клубами из низших лиг – и дважды победили с разгромными счетами. Игроки почувствовали вкус к футболу, за счет обильного количества голов в ворота полулюбителей раскрепостились и было видно, как они рвутся поскорее сыграть в чемпионате. Рискну утверждать, к ним пришло забытое чувство вкуса к игре. Почему-то запомнился момент, когда ребята обсуждали в отеле только что посмотренный матч чемпионата Чехии «Баник» – «Спарта», завершившийся победой остраваков со счетом 3:2. До того, как мы сыграли на Кипре с «Баником», эту команду никто из русских не знал. «Спарту», наоборот – все-таки в Лиге чемпионов играла. И вот когда Острава уверенно победила популярный клуб, футболисты не без гордости этот факт отметили – мы, мол, между прочим, этих на сборах победили. Что и говорить, из многих нюансов приходит вера в собственные силы…
Чтобы эту веру с самого начала не подорвать непредвиденными обстоятельствами, мне пришлось настаивать на том, чтобы стартовая игра с «Сатурном» обязательно состоялась на нашем поле, а не в гостях. Нужно было обязательно получить поддержку зрителей, страховку от судейских издержек для того, чтобы обязательно одержать победу и дать понять самим себе, что мы – на правильном пути. Ну не бывает мелочей в футболе! И непонятно, почему раньше «Зенит» пренебрегал этим моментом и зачастую начинал чемпионат на выезде. Каким бы ни был газон – нужно было непременно приложить все усилия, чтобы игра состоялась именно в Питере!
Той первой игры я ждал с таким нетерпением, что на пару ночей лишился сна – организм жил своей жизнью, не хотел выключаться ни на секунду, я сам себе напоминал паровоз, в топку которого то и дело подкидывают уголь. Помню, как нас привезли на стадион, который я тогда впервые увидел не скучным и серым, а ярким и эмоциональным. Вышел из раздевалки к полю, которое было хоть и желтым, но в то же время ровным, и долго-долго стоял, стараясь прочувствовать каждую предстартовую секунду. С этого момента по-настоящему начиналась моя жизнь в России, устанавливалась система координат, в которой мне предстояло работать, мое имя, имидж – все было поставлено на карту. Вспомнил и об «Авроре» и диалоге с Боровичкой. Так по какому же поводу будет стрелять русский крейсер?.
«Сатурн» мы переиграли по делу. Хоть и не все гладко получалось, но команда билась на поле, летала, творила зрелище, а трибуны дышали в такт. Когда раздался финальный свисток, я почувствовал, что земля уходит из-под ног – это сказочное чувство было вовсе не пустяковой компенсацией за истерзанные нервы межсезонья. Мы поверили в себя и на этой волне эмоций обыграли в гостях «Локомотив» – спустя каких-то полгода после того, как здесь же, на арене, на которой я очень любил играть и не проиграл с «Зенитом» ни одного матча, питерская команда проиграла железнодорожникам 1:2. Мы вернули должок, и были счастливы – казалось, нам по силам завоевать весь мир. Выздоравливали травмированные, «Зенит» выигрывал, ребята куражились…
Глава 3
Однако большая мечта никогда не исполняется быстро. Тот стартовый успех был логичен, поскольку команда целенаправленно готовилась к началу чемпионата. С другой стороны, вечно так продолжаться не могло, поскольку всегда в таких случаях существуют скрытые проблемы, которые со временем могут прорваться наружу. Эмоции постепенно спадали, праздник кончился, наступила время работы «на автомате». Надо было не только эпатировать публику и самих себя, но еще и собирать очки. За место в таблице я был готов ответить своей головой – еще зимой сказал Мутко, что если не попадем в еврокубки, с командой буду готов распрощаться. Заниматься футболом без европейских турниров мне неинтересно, ни с профессиональной, ни с человеческой точки зрения.
По-настоящему прочувствовать кризис мне пришлось в Новороссийске. Улетев из холодного Питера, мы приблизили к себе весну, которая уже вошла в права у Черного моря. Тогда я, кстати, обнаружил положительную сторону перелетов, пусть я уже не молод, и они мне даются все с большим и большим трудом. Родную Чехию я объездил вдоль и поперек, знал все городки и деревеньки. В России же мог на сто процентов убедиться в масштабности этого государства. Каждый новый город был своеобразным впечатлением. Российские города похожи, но в то же время разные хотя бы исходя из климата. Потом, между прочим, я жалел, что в Премьер-лиге больше нет Новороссийска – мне нравилось там играть, несмотря на то, что именно там мне пришлось пережить свое первое поражение в питерской жизни.
Тот матч должен был закончиться нулевой ничьей. Ничего особенного мы не показали, но, во всяком случае, не были хуже хозяев. К сожалению, пришлось вплотную познакомиться с негативной стороной судейства в Премьер-лиге – судья дал хозяевам пробить штрафной с более близкой дистанции, чем на самом деле было нарушение Вьештицы (серб, кстати, получил потом от меня по первое число за то, что неверно сыграл тактически, но что толку!). Этот удар был настолько некстати, что хотелось выть. Комик-тренер хозяев (Игорь Гамула) на пресс-конференции пыжился от гордости, напоминал налившийся и готовый лопнуть помидор – еще бы, чужестранца обыграл! Я же практически не мог говорить – врагу не пожелаю переживать то, что переживает в такие минуты тренер. Особенно жестокими после поражений бывают перелеты домой, когда не можешь остаться со своими мыслями наедине, и не имеешь права показать свою слабость перед подопечными. Пытка, иного слова не подберешь. Именно в этот момент, когда мы начали терять первые очки, свершилось – у нас выздоровели все наши постояльца лазарета, и команду пришлось шлифовать заново. Иногда лучшее – враг хорошего. Относительно же футбола в этом утверждении и вовсе ничего парадоксального нет.
То, что произошло на «Динамо» 10 мая 2003-го года не имеет аналогов, хотя я не в первый раз проигрывал 1:7. Правда, в первый раз ситуация была не нелепой, а гнусной – работал тогда в «Словане», мы бились до последних туров за чемпионство со «Спартой». Настал день очной встречи, и… я не узнавал своих игроков на поле. Они безропотно уступили сопернику, которого могли и должны были «прибивать», причем причина была, увы, не игровая, и не психологическая. Какой она была мне до сих пор противно вспоминать. Я себя на том матче не помню – Бора, который тогда работал в «Спарте» и сидел на соседней скамейке, несколько лет спустя рассказал мне, что посмотрел при счете 0:5 в сторону нашей лавки, и увидел, что я сижу, опустив лицо на руки…
Драма на «Динамо» была нелепой. Мы сами дали забить хозяевам два гола, после чего нас брали уже голыми руками. Тогда я четко вспомнил слова Морозова, о том, что Овсепяну на поле постоянно доверять нельзя. Ладно, он соорудил два решающих «обреза», и нам забили голы. Так он еще и Камила Чонтофальского, которого я осторожно начал с начала сезона ставить по очереди с Малафеевым, выставил в не лучшем свете. После матча я думал, что Камил завяжет с футболом. Для него карьера в России началась так, что хуже себе и представить было нельзя. Сколько он потом просидел на лавке, сколько выждал, сколько скрипел зубами для того, чтобы все-таки доказать тем, кто его оскорблял, что он является вратарем европейского уровня! Можно сказать, что тогда я последний раз надел розовые очки и посмотрел сквозь них на нашего президента. Он по привычке вошел в раздевалку, которая больше напоминала камеру смертников, и довольно бодро выпалил оператору: «Кассету с записью матча сделал? Выбросите ее! Не вспоминайте об этой игре». И нам всем правда стало легче, я был благодарен Мутко в те минуты.
На обратном пути в самолете вовсю сбрасывали напряжение тем, что посмеивались над собой. Масштаб того, что мы натворили, был настолько велик, а ситуация нелепа, что кроме нездорового смеха других лекарств не было.
Унижение отчасти забылось после того, как мы в следующем туре додавили дома «Торпедо». Но развязка моего первого периода зенитовской карьеры была неотвратима – в Ярославле, оставшись без игроков передней линии, мы снова страшно проиграли 0:3. И на сей раз найти оправдание было невозможно, что и почувствовал наш президент, отношения с которым на тот момент начали стремительно охладевать.
Безобразную сцену на военном аэродроме Ярославля мне не забыть и не простить Виталию Мутко по сей день. После матча, как обычно, команда отправилась к самолету. Но тут выяснилось, что Ту-134 по каким-то техническим причинам не может лететь. Пока выяснялась степень серьезности проблемы, команда ждала прямо у трапа (аэропорт Туношна в Ярославле представляет собой одну ВПП и маленькое здание-избушку). Кто сидел на сумках, кто прохаживался. Властимил один стоял в стороне. И среди этого импровизированного лагеря ходил, как истинный отец солдатам Мутко, и ласковым голосом справлялся у футболистов о настроении и прочих мелочах. Все бы ничего, да просто каждый его монолог заканчивался одним и тем же: «Тренер-то ваш слабак! С вами справиться не может, так я его выгоню и все, к хренам собачьим!». Хорошая установка для игроков, ничего не скажешь!
Властимил всего этого не видел и не слышал, и слава богу! Лично мое настроение на тот момент было совсем ниже нуля. Были опустошенность, страх перед возвращением к будням с «удобным» тренером, с полным провалом эксперимента «европейский специалист в России». Кому было бы интересно слушать детальные объяснения, что и как делал правильно Петржела, и какие плохие дяди оказались у него на пути? Я отказывался верить, что вся гигантская работа, свидетелем которой я стал, начиная с декабря, вот так бездарно пойдет псу под хвост в конце мая. И мне очень хотелось верить, что Петржела не сломается, и произойдет чудо. Однако, Виталий Леонтьевич не зря разбрасывал те фразы. Зерна в некоторых местах нашли благодатную почву, исходя из чего результат следующего матча в Элисте был фактически предрешенным. Сейчас это легко понимаешь, но тогда верить, повторяю, не хотелось…
С той непредвиденной лишней ночи в Ярославле для меня начался сущий кошмар. Будучи не в силах заснуть, я снова и снова пробирал в памяти все моменты, в которых мог быть не прав. И каждый раз приходил к выводу, что работал с «Зенитом» примерно по той же схеме, что всегда позволяла мне создать конкурентоспособную команду в любых условиях. На сей раз условия были самыми лучшими в моей карьере, но на тот момент все попросту валилось из рук. Размышляя о причинах, я каждый раз возвращался к одному и тому же – нужно как-то обновлять команду, без этого механизм, который я видел в своем мозгу, работать не мог. В то же время было совершенно очевидно, что просто так осуществить эту идею мне не дадут. Когда я ругал Овсепяна или Игонина президент даже не скрывал своей болезненной и даже несколько агрессивной реакции. Мол, знаю ли я, что эти люди выиграли бронзовые медали? Знаю, спокойно отвечал я. Только после этого заняли 10-е место…
Сейчас я могу говорить об этом более или менее спокойно: в Элисту на очередной матч с «Ураланом» я улетал с мрачными предчувствиями, хотя и виду, конечно же, не подавал. В этом странном калмыцком городе, не похожем ни на один, до или после посещенных мною в России, нам предстояло торчать четыре дня – в Петербурге проходили празднования 300-летия города и аэропорт на этот период закрывали. Так что нам было нельзя улететь позже, и вернуться раньше.
Элиста – единственный город буддистов в Европе. Там я заметил всего две большие улицы и пару-тройку зданий, выше, чем в два этажа. Одно было собственно нашей гостиницей, второе каким-то административным учреждением, третье – белым домом президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова. При этом, местный клуб «Уралан» обладал роскошным стадионом с великолепным полем, и плевать, что в паре десятков метров от арены паслись коровы. Днем жара стояла такая, что плавился асфальт, но в тени аллей, коих в Элисте множество, прогуливаться было одно удовольствие. Чтобы не очуметь от однообразия и заточения в гостинице я несколько раз выводил команду на прогулки и при этом с удовольствием ходил по городу сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27