А-П

П-Я

 


Тогда я ещё не знал, что в Москве это первый арест. Какая беспечность! Успокоились, расслабились. Ведь знали же, что в случае переворота нас сразу попытаются арестовать и уже не будут спрашивать разрешения у союзного парламента, а тем более у Верховного Совета Армении. В своё время у нас была чётко продумана и отлажена тактика действий в чрезвычайной ситуации. Она, в частности предусматривала, что в случае ареста одного из нас второй обязан был действовать нелегально. Были продуманы система связи, подпольные квартиры, способы передачи информации и многое другое.
Убрал кое-какие документы, взятые на пару дней для работы над книгой, и выскользнул из дома. Всё. Я на нелегальном положении. Предстояло вновь отладить систему связи, проработать действия на случай, если и меня удастся исключить из борьбы. Решил остаться в Москве, но чтобы быть в большей безопасности, распространил информацию о срочном отъезде в Армению.
Не могу рассказывать обо всех обстоятельствах тех первых тревожных суток. От ряда помогавших нам людей из прокуратуры, МВД и других ведомств не получено согласия называть их фамилии. Кроме того, если быть до конца искренним, далеко не убеждён в том, что в случае повторения событий августа 1991 года вновь не придётся переходить на нелегальное положение.
…Утром 20-го августа я сидел в небольшой московской квартире вместе с бывшими сослуживцами из следственной группы. Был среди них и Бахтияр Абдурахимов – один из лучших следователей Узбекистана. Уже год как он был обвиняемым по сфальсифицированному «делу следователей». Мерой пресечения ему избрали подписку о невыезде, а в Москву он прибыл по очередному вызову в Прокуратуру СССР. Расследование его дела уже давно было завершено, однако предъявленные обвинения выглядели настолько бредовыми, настолько бездоказательными, что руководство прокуратуры не решалось направить дело в суд. Но и не прекращало его. И вот теперь нарушители «социалистической законности» расположились за столом и решали, что делать дальше. Я настаивал: пора перебираться в Белый дом, всё, что можно было сделать за сутки, сделано. Мне возражали – нечего самому лезть в лапы путчистов, нужно думать прежде всего о судьбе Гдляна и других следователей, подвергающихся уголовным репрессиям. Пока один из нас на свободе, больше гарантий безопасности других. Всё же решили отправиться к Белому дому, где определялась судьба России, предварительно проанализировав всю имеющуюся в нашем распоряжении информацию.
Среди наших ошибок главной была беспечность, которую мы не имели права допустить как профессионалы. Но и у путчистов оказалась масса грубейших «проколов». Ведь очевидно, что задержание обоих необходимо было осуществить одновременно, причём либо ранним утром, на рассвете, либо организовать засады и взять тихо по одному уже на выходе из квартир. Тогда арест двух народных депутатов можно было бы на какое-то время сохранить в тайне. Или другое: допустить, чтобы арестованный в присутствии оперативников сумел воспользоваться телефоном и предупредил о случившемся коллегу! В итоге об аресте Гдляна моментально стало известно всей демократической общественности в Москве. О нём сообщила «Свобода» и другие зарубежные радиостанции.
Не случайно чекисты при задержании Гдляна скрыли свои фамилии и должности, прикрываясь фигурой участкового. Наши люди в тот день побывали в этом отделении милиции, и его начальник подтвердил, что он выделил своего работника для обеспечения акции КГБ, отказавшись сообщить, от кого получил команду и кто из сотрудников политического сыска участвовал в аресте. К этому времени мы уже знали обо всех, кто был арестован хунтой. Непрошенные гости также посетили народного депутата России Глеба Якунина, но тот не открыл дверь, и они, потоптавшись в подъезде, удалились, после чего Глеб Павлович приехал в Белый дом.
Сотрудник Прокуратуры СССР сообщил, что её руководство, коллегия, полностью поддержали ГКЧП. Наибольшую активность, стремление выслужиться выказали наши давние оппоненты: первый заместитель Генерального прокурора А. Васильев, который в то время исполнял обязанности Генерального прокурора, и другой заместитель И. Абрамов. Васильев подписал и направил на места телеграммы о безоговорочной поддержке путчистов и исполнении всех их распоряжений. Не скрывал своей радости и Абрамов. Этот генерал КГБ, многие годы возглавлявший печально знаменитое преследованием диссидентов 5-е управление, продолжал и в прокуратуре курировать службы безопасности. Нам стало известно, что Абрамов не скрывал своего удовлетворения по поводу ареста Гдляна и Иванова и был убеждён, что нас взяли обоих. Из чего можно было заключить, что план был именно такой. Почему он не сработал, пока было не ясно. Днём соседи по дому видели каких-то штатских, которые заходили в подъезд. Но были ли то гэбэшники, прибывшие на задержание, или просто случайные люди – не знали. Когда я уходил из дома, слежки не обнаружил. Позже другой работник Прокуратуры СССР сообщил о намерении этапировать Гдляна (а если удастся задержать, то и меня) – в Узбекистан. Кстати, о существовании подобных планов мы знали давно. Ещё в апреле 1990 года, когда Генеральный прокурор обратился в Верховный Совет с представлением о нашем аресте, предполагалось в случае положительного решения этого вопроса передать нас в руки мафиозных кланов Узбекистана. Поскольку доказательств нашей виновности никаких не было, то осуществить судебную или физическую расправу можно было только в тех краях. Теперь эта возможность становилась реальностью.
Уже стало известно, что коррумпированная верхушка Узбекистана активно поддержала ГКЧП, в соответствии с его постановлениями в республике осуществлялись первые аресты представителей демократической оппозиции. Так что в «радушном приёме», который нам окажут, сомневаться не приходилось.
Как могли, поддерживали семью Гдляна: в квартире постоянно находились наши преданные помощники Роман Червонцев и Надежда Черноротова, Анатолий Артемьев и его жена Нина Никифоровна, изгнанная из Прокуратуры Союза, следователь нашей группы Людмила Пантелеева и прокурор отдела Прокуратуры РСФСР Ольга Бобкова. Позднее эта преданная своему делу женщина, сын которой все эти дни был среди защитников Белого дома, будет уволена из российской прокуратуры. Все эти люди поддерживали семью Тельмана Хореновича, писали воззвания, сообщали нашим сторонникам в различных городах страны о чинимом беззаконии, передавали сводки о положении в столице, требовали освобождения Гдляна. Мы уже знали, что арестованных в Москве нет, что их содержат где-то в Подмосковье, но где именно, установить не удалось.
…К Белому дому со всех сторон стекались люди. Удивило, что на подступах не было ни проверки документов, ни попытки преградить путь этим людским потокам. И это в условиях, когда вся Москва запружена войсками, введён комендантский час. Множество знакомых лиц – активисты первой демократической волны, которые потрясали столицу многотысячными демонстрациями и митингами. Непривычно много было и молодёжи. Они шли защищать свою власть, свою свободу, свои идеалы. Ровно в 12 часов дня 20 августа вся площадь перед Белым домом была запружена людьми и начался митинг. Поднялся на балкон второго этажа, где были установлены микрофоны. Мне дали слово. Говорил о том, что хунта долго не продержится, окончательная победа будет за народом. Как-то сами собой вспомнились стихи Пушкина, и я прочитал их, обращаясь к площади, которую скоро назовут площадью Свободной России: «Пока свободою горим…»
Сразу после митинга на проспекте Калинина прошло совещание народных депутатов СССР. Нас было человек сорок – все, кого удалось собрать. Единогласно приняли решение всеми возможными способами препятствовать путчу, избрали оргкомитет по созыву чрезвычайного съезда. Создали две группы: для встречи и переговоров с Лукьяновым и по освобождению незаконно арестованных путчистами людей. Возглавить вторую группу поручили мне. Кстати, и депутаты, отправлявшиеся к Лукьянову, должны были в категорической форме потребовать от него освобождения Гдляна и других интернированных хунтой. О том, что глава парламента заодно с путчистами, мало кто сомневался.
Полтора часа мы с Сергеем Белозерцевым и Константином Харченко пытались попасть в штаб Московского военного округа. Калинин и его генералы принимать нас отказывались. Одновременно мы вели агитацию среди офицеров. У одних была мрачная решимость выполнить любой приказ, у других – полная растерянность. Мы раздавали Указы Ельцина, оказалось, что у большинства офицеров уже есть эти документы.
Часам к восьми вернулись на Калинина, 27, и по спецсвязи пытались дозвониться до Лукьянова, Язова, Крючкова, Пуго. В приёмной Язова любезно сообщили, что министр отбыл домой. Позвонили туда, Язов сам взял трубку. Разговаривал с ним Белозерцев. У маршала попросили объяснений по поводу произведённых арестов. Спросили – почему Калинин отказывается не только принять нас, но и сообщить о местонахождении Гдляна и других арестованных. Язов казался спокойным и даже каким-то будничным. Объяснил, что Калинин действует в пределах своих полномочий и у него – Министра обороны – нет оснований вмешиваться в его деятельность. Что касается арестов, то военные ими не занимаются, и он ничего не знает.
То же самое и Крючков, выслушав Белозерцева, заявил, что КГБ никакого отношения к арестам не имеет. О том, кто же имеет отношение и какова судьба интернированных, шеф тайной полиции не знал. Тогда ему заявили, что поскольку есть сведения о готовящихся арестах Глеба Якунина, Олега Калугина, Николая Иванова и Сергея Белозерцева, может КГБ выделит охрану народным депутатам? Крючков сказал, что подобные услуги его ведомство оказывает за плату, и повесил трубку.
Пуго на месте не оказалось, но удалось поговорить с его первым заместителем Б. Громовым. Он помялся, что сейчас, дескать, уже поздно, пообещал навести справки об арестованных.
Лукьянова тоже не было, но его помощник сообщил, что у Председателя Верховного Совета была группа народных депутатов, которую заверили: Гдлян уже на свободе. Лукьянов просто соврал. Ему, одному из главных организаторов разгрома дела о коррупции, Гдлян нужен был только за решёткой. А что арестован тот был незаконно –плевать хотел глава парламента, хотя не мог не знать, что в тот день 20 августа из Верховного Совета Республики Армения поступит протест по поводу ареста Гдляна с требованием его немедленного освобождения.
Депутаты, побывавшие на приёме у Лукьянова, рассказали, что тот не видит ничего необычного в происходящем и полагает, что самое главное – чтобы сессия Верховного Совета СССР рассмотрела вопрос об утверждении режима чрезвычайного положения. А народ, мол, поддерживает ГКЧП, в доказательство чего Лукьянов показал телеграммы и письма. Он также сообщил депутатам, что несколькими днями раньше группа товарищей побывала у Горбачёва, и он не возражал против введения чрезвычайного положения, если такое решение будет принято Верховным Советом. Лукьянов только что не божился, что Гдлян уже освобождён. Кстати, когда 26 августа на сессии союзного парламента Лукьянов клеймил своих единомышленников по путчу и товарищей по Политбюро, депутат Александр Оболенский напомнил такой эпизод: «…19 августа я поставил Анатолия Ивановича официально в известность о том, что арестован народный депутат Гдлян. Мне было сказано, что это, вероятно, слухи, но у меня была информация непосредственно от семьи Гдляна: его задержали в присутствии детей. Тут, как говориться, делать было нечего. Анатолий Иванович сказал, что взял моё сообщение на заметку, что даст команду всё выяснить. На следующий день у нас состоялся телефонный разговор, в котором меня Анатолий Иванович заверил, что Гдлян отпущен 19 августа. Его не арестовывали, а просто задержали, чтобы сделать какое-то предупреждение. Уже здесь, на сессии, я спросил Тельмана Хореновича, когда его отпустили – его отпустили только 21 августа…» Возразить что-либо Лукьянову было нечего.
Обо всех этих беседах с организаторами заговора, о ведущей роли в нём Лукьянова я рассказал москвичам по радиостанции «Эхо Москвы», установленной в ночь на 21-е на крыше Белого дома. Неоднократно выступал по внутренней радиостанции Белого дома, с балкона второго этажа перед непрекращающимся митингом защитников свободы. В 22 часа депутатов СССР и России собрали в зале заседаний. Хотели начать чрезвычайную сессию прямо ночью, уже зная о приказах штурмовать Белый дом. Но депутатов собралось мало, кворума явно не хватало. В час ночи собрались ещё раз, решали, как поступить, если начнётся штурм. Мнения разделились. Часть депутатов осталась в здании, остальные, и я в том числе, решили идти на площадь.
О той тревожной ночи сказано уже и написано немало. Конечно, мало кто из нас мог предположить, что ни Язов, ни Крючков, ни другие заговорщики не будут отвечать за гибель трёх ребят, и такое решение примет ни кто иной, как Генеральный прокурор России. Не знали защитники Белого дома и о том, что роль Горбачёва в путче даже не будет выясняться, что генерал-полковник Калинин вскоре станет начальником Бронетанковой академии, что пойдут в гору и многие другие активные участники путча, а уголовное дело против ГКЧП будет прекращено судом…
Ранним утром все уже поздравляли друг друга с победой. Чувствовали, что перелом наступил. Часов в 8 я смог увидеть и обнять Гдляна.
В 10 часов мы все невыспавшиеся, небритые, голодные, но счастливые пошли в зал заседаний. Открылась чрезвычайная сессия Российского парламента.
Зал был забит битком. Вместе с депутатами было много защитников Белого дома, представителей московской интеллигенции, журналистов. Не забыли показаться на людях и многие из тех, кто верой и правдой долгие годы служили режиму.
Выслушав речь Президента Ельцина, парламент полностью поддержал его позицию и одобрил все действия руководства России в условиях захвата власти самозванным ГКЧП. В ходе обсуждения сложившейся чрезвычайной ситуации кто-то из депутатов задал вполне обоснованный вопрос, почему российская прокуратура не возбудила уголовное дело по очевидному всем факту государственного переворота. К микрофону подошёл Генеральный прокурор РСФСР Валентин Степанков и, нисколько не смущаясь, заявил, что расследование деятельности путчистов не входит в компетенцию российской прокуратуры и ей неподследственно.
Однако он тут же получил резкую отповедь со стороны депутата Владимира Олейника, который заявил что Степанков слишком вольно толкует Закон, и потребовал немедленно возбудить уголовное дело. Вечером, как только Александр Руцкой за шиворот приволок путчистов из Фороса и ситуация прояснилась, Степанков тут же отыскал нужную статью в законе и достаточно оснований для возбуждения дела. И этот эпизод вовсе не был случайным. Степанков вместе со своим покладистым заместителем Евгением Лисовым до неузнаваемости перелицевали дело о государственном перевороте, фактически спуская его на тормозах. Многие организаторы путча освобождены от ответственности ещё в ходе следствия. Криминальные исследования были ограничены лишь тремя августовскими днями, да и то не в полном объёме, хотя у некоторых главарей путча руки по локоть в крови, так как именно они ответственны за резню в Сумгаите, Баку и Фергане, побоища в Тбилиси и Вильнюсе, за разжигание межнациональных конфликтов.
В ночь с 21 на 22 августа Белый дом по-прежнему находился в кольце верных защитников. Только под утро народ стал расходиться: беда миновала. На другой день по Москве прокатилась волна митингов сторонников победившей демократии. Выступая на Манежной площади, Гдлян сказал: «Дело кремлёвской мафии, о которой несколько лет твердили Иванов и Гдлян, свершилось. Не только мы, но и весь народ воочию убедился в реальности существования мафии, орудовавшей в Кремле». Похоже, заканчивался многолетний спор о том, есть ли в Кремле мафия. Проведённое нами расследование и августовские события подтвердили, что великой страной правила политическая мафия с уголовным оттенком.
* * *
После провала путча все мы ожидали, что будут проведены расследования преступной деятельности коррумпированной верхушки, начнётся радикальная правовая реформа, станет самостоятельной ветвью власти судебная система, будет создан Следственный Комитет и реорганизованы другие правоохранительные ведомства, укреплён кадровый корпус этих органов. Люди верили, что борьба с преступностью и, прежде всего, мафиозной станет эффективной. К сожалению надежды не оправдались.
Сегодня уже очевидно, что правовой курс не претерпел сколько-нибудь значительных изменений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42