А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Это будет свидетельство в вашу пользу на суде, сэр, если худшему суждено свершиться.
— Когда я получу урну назад?
— Самое позднее — завтра, если все будет в порядке, конечно.
Он дружески пожал мне руку, словно не сомневался в моей невиновности, но вполне возможно, что это был просто профессиональный прием.
После их ухода я сразу же бросился звонить тетушке.
— Они забрали урну, — сказал я. — Они думают, там марихуана вместо праха матушки. А где Вордсворт?
— Он ушел после завтрака и еще не возвращался.
— Они обнаружили марихуану в пыли, накопившейся в швах его карманов.
— О господи, какое непростительное легкомыслие. Бедный мальчик, он был, мне кажется, немного расстроен. Попросил у меня дашбаш перед уходом.
— И вы ему дали?
— Видишь ли. Генри, я все-таки искренне к нему привязана, а кроме того, он сказал, что у него день рождения. В прошлом году мы никак не отметили его день рождения, так что я дала ему двадцать фунтов.
— Двадцать фунтов! Я, например, не держу в доме такой суммы.
— Это даст ему возможность добраться до Парижа. Мне кажется, он как раз поспеет на «Золотую стрелу», а паспорт всегда у него с собой — он его носит на случай, если потребуется доказать, что он не иммигрант без права проживания. Знаешь, Генри, мне самой тоже очень захотелось немного подышать морским воздухом.
— В Париже вам его не найти.
— Я вовсе не думаю о Париже. Я думаю о Стамбуле.
— Но Стамбул не на море.
— Напрасно ты так считаешь. Какое-то море там есть, называется Мраморное.
— Почему вдруг Стамбул?
— Мне напомнило о нем письмо от Абдула, которое нашла полиция. Странное совпадение. Сначала то письмо, а сегодня с утренней почтой пришло второе — впервые после большого перерыва.
— От Абдула?
— Да.
Я проявил слабость, но тогда я еще не сознавал всей глубины тетушкиной страсти к путешествиям. Знай я это, я бы подумал, прежде чем сделать свое роковое заявление: «Никаких особых дел у меня на сегодня нет. И если хотите поехать в Брайтон…»

5
Брайтон был первым настоящим путешествием, которое я совершил в обществе моей тетушки и которое, как оказалось, стало весьма причудливым прологом грядущих событий.
Мы приехали ранним вечером, так как решили переночевать в гостинице. Меня удивил размер тетушкиного багажа, состоящего из небольшого чемоданчика белой кожи для косметики и туалетных принадлежностей, baise en ville [на случай любовного свидания (франц.)], как выражалась тетушка.
Что касается меня, то я плохо себе представляю, как можно уехать хотя бы на сутки без довольно тяжелого чемодана. Я чувствую себя неуютно, если у меня нет с собой второго костюма, чтобы переодеться, и пары туфель к нему. Мне всегда необходимо иметь в запасе свежую рубашку, смену белья, чистые носки, и, кроме того, принимая во внимание капризы нашего английского климата, я предпочитаю захватить на всякий случай еще и шерстяной свитер.
Взглянув на мой чемодан, тетушка объявила:
— Придется брать такси. А я-то надеялась, что мы прогуляемся пешком.
Я заранее заказал номера в «Королевском Альбионе», так как тетушке хотелось быть поближе к Дворцовому Молу и Олд-Стину. Она сказала мне — думаю, совершенно безосновательно, — что Олд-Стин назван так в честь порочного маркиза из «Ярмарки тщеславия». «Мне нравится находиться в самом центре этой чертовщины, — заявила она. — И автобусы отсюда черт знает куда идут». Она говорила так, будто конечные пункты их следования были не Льюис и Петчем, не Литлгемптон и Шорэм [городки и деревни в окрестностях Брайтона], а в лучшем случае Содом и Гоморра. Очевидно, она впервые приехала в Брайтон совсем еще юной, полной надежд, которые, боюсь, отчасти осуществились.
Я мечтал о ванне, стакане хереса и тихом уютном обеде в гриль-баре. Я думал, мы рано ляжем, чтобы хорошенько выспаться и отдохнуть перед утренней прогулкой по набережной и прилегающим улочкам, которая потребует от нас большой затраты физических сил, но тетушка взбунтовалась.
— Мы не будем обедать раньше чем через два часа, — сказала она. — Прежде всего я хочу, чтобы ты познакомился с Хэтти, если она еще жива.
— Кто такая Хэтти?
— Мы когда-то работали с ней вместе с человеком по имени Карран.
— Сколько лет назад это было?
— Лет сорок, а то и больше.
— Тогда вряд ли…
— Но я-то ведь здесь, — сказала она тоном, не допускающим возражений. — К тому же в позапрошлом году я получила от нее рождественскую открытку.
Вечер был свинцово-серый, в спину нам задувал ветер со стороны Кемп-Тауна. Вода прибывала, и волны, откатываясь, ворошили и шлифовали гальку. Экс-президент Нкрума смотрел на нас с витрины мастерской, где изготовляли восковые фигуры. На нем был серый френч со стоячим воротником. Тетушка задержалась перед витриной и, как мне показалось, с некоторой грустью смотрела на экс-президента.
— Интересно, где сейчас Вордсворт, — сказала она.
— Думаю, скоро объявится.
— А я очень в этом сомневаюсь, — сказала тетушка и добавила: — Дорогой Генри, в моем возрасте уже не ждешь, что связь продлится долго, ты только представь себе, какой сложной была бы моя жизнь, если бы я поддерживала отношения со всеми мужчинами, которых я знала близко. Одни умерли, некоторых я сама оставила, некоторые покинули меня. И если все они были бы здесь со мной, нам пришлось бы снять целое крыло в «Королевском Альбионе». Я была очень привязана в Вордсворту, пока он был со мной, но чувства мои теперь уже не так горячи, как прежде. Я вполне могу смириться с его отсутствием, хотя сегодня вечером мне без него немного грустно. В постели его трюки ни с чем не сравнимы.
Ветер сорвал с меня шляпу и швырнул о фонарный столб. Я был так потрясен ее вульгарной откровенностью, что не успел поймать шляпу, а тетушка хохотала, совсем как молоденькая. Когда я вернулся со шляпой, на ходу стряхивая с нее пыль, тетя Августа все еще стояла перед витриной с восковыми фигурами.
— Это бессмертие своего рода, — сказала она.
— Что именно?
— Я не имею в виду эту брайтонскую мастерскую, их изделия — дешевка. Я говорю о музее мадам Тюссо [Лондонский музей восковых фигур; открыт в 1802 г., назван по имени основательницы; экспонаты представляют людей, знаменитых в самых разных отношениях] где выставлены Криппин [доктор Харви Криппин (1862-1910) — известный преступник, приговоренный к повешению за отравление жены] и королева [имеется в виду ныне царствующая королева Елизавета II].
— Я бы предпочел, чтобы написали мой портрет.
— Но портрет не обойдешь со всех сторон, а у мадам Тюссо — я где-то об этом читала — они надевают на вас вашу же собственную одежду. Я бы охотно дала им голубое платье… Да что зря говорить… — сказала она со вздохом сожаления. — Вряд ли я когда-нибудь буду столь знаменитой. Тщетные мечты…
Она отошла от витрины, и я видел, что она слегка удручена.
— Преступники, королевы, политические деятели, — пробормотала она. — Любовь невысоко котируется, если, конечно, ты не Нелл Гвинн [любовница короля Карла II] или не новобрачная в ванне [имеется в виду знаменитая уголовная история, когда убийца топил в ванне своих молодых жен].
Мы подошли к двери бара «Звезда и подвязка», и тетушка предложила зайти туда и что-нибудь выпить. Все стены внутри пестрели надписями философского содержания: «Жизнь — улица, идущая в одном направлении, обратного пути нет»; «Брак — великий институт для тех, кто любит институты»; «Не пытайтесь убедить мышь в том, что черный кот приносит счастье». Помимо надписей там висели еще старые программы и фотографии. Я заказал для себя херес, а тетушке портвейн с коньяком. Отойдя от стойки, я увидел, что она внимательно рассматривает какую-то пожелтевшую фотографию: слон и две дрессированные собачки были сняты во время представления перед Дворцовым Молом. Перед ними стоял крупный мужчина — фрак, цилиндр, цепочка от карманных часов, — а рядом стройная молодая женщина в трико с хлыстом в руке.
— Это Карран, — сказала тетушка. — С этого начиналось. А это Хэтти. — Она указала на молодую женщину. — Какое это было время!
— Но вы ведь не работали в цирке, тетя Августа?
— Нет, конечно, но я случайно там оказалась в тот момент, когда слон наступил на ногу Каррану, и после этого мы стали близкими друзьями. Бедняга, он был вынужден лечь в больницу, а когда он оттуда вышел, цирк переехал в Уэймут без него. Хэтти тоже уехала, но она, правда, потом вернулась, после того, как мы все устроили.
— Устроили что?
— Я тебе все это как-нибудь потом расскажу, а сейчас мы должны найти Хэтти.
Тетушка залпом выпила свой портвейн с коньяком, и мы вышли на холод и ветер. Напротив бара был канцелярский магазин, где продавались юмористические открытки и куда направилась тетушка, чтобы навести справки. Металлическая карторама с открытками поворачивалась со скрежетом, словно ветряная мельница. Я заметил открытку с изображением бутылки пива Гиннеса и толстухи с аквалангом, парящей в воздухе вниз головой. Надпись гласила: «Днищем вверх!» На другой открытке пациент в больнице обращался к хирургу: «Я не просил делать мне обрезание, доктор!» Но тут появилась тетушка.
— Это здесь, — сказала она. — Я чувствую, что не ошиблась.
В окне соседнего дома между стеклом и тюлевой занавеской мы увидели объявление: «Чайная Хэтти. Столики только по предварительной записи». Возле двери были выставлены фотографии Мэрилин Монро, Фрэнка Синатры и герцога Эдинбургского, очевидно с автографами, хотя автограф герцога вызывал некоторое недоверие. На наш звонок вышла старая дама. На ней было черное вечернее платье и масса агатовых украшений, которые побрякивали, когда она двигалась.
— Слишком поздно, — сказала она недовольно.
— Хэтти! — сказала тетушка.
— Впуск прекращается ровно в шесть тридцать, если нет предварительной договоренности.
— Хэтти, я Августа.
— Августа!!
— Хэтти, ты нисколько не изменилась!
Но я вспомнил фотографию молоденькой девушки в трико с хлыстом в руке, скосившей глаза на Каррана, и решил, что время все же коснулось Хэтти, и в гораздо большей степени, чем показалось тетушке.
— Хэтти, это мой племянник Генри. Ты ведь знаешь про него?
Они обменялись взглядами, от которых мне стало не по себе. Почему я мог быть предметом их разговора в те далекие годы? Была ли посвящена Хэтти в тайну моего рождения?
— Заходите, заходите, пожалуйста. Оба заходите. Я только собиралась выпить чашечку чаю — непрофессиональную, — добавила, хихикнув, Хэтти.
— Сюда? — спросила тетушка, открывая дверь в комнату.
— Нет-нет, дорогая. Это для клиентов.
Я успел заметить на стене гравюру сэра Альма-Тадемы [художник голландского происхождения, в 1873 г. принявший британское подданство] — толпа высоких голых женщин в римской бане.
— А вот, дорогая, и моя берложка, — сказала Хэтти, отворив другую дверь. Комната была небольшая, вся заставленная вещами, и мне показалось, что почти все было накрыто сверху розовато-лиловыми шалями с бахромой — стол, спинки стульев, полочка над камином; шаль свешивалась даже с поясного портрета крупного мужчины, в котором я узнал мистера Каррана.
— Преп, — сказала, взглянув на портрет, тетушка Августа.
— Преп, — повторила Хэтти, и обе они рассмеялись какой-то шутке, им одним ведомой.
— Это сокращение от «преподобный», — пояснила мне тетушка, — но это мы просто придумали. Помнишь, Хэтти, как мы объясняли это полиции? Его карточка до сих пор висит на стене в «Звезде и подвязке».
— Я там сто лет не была, — сказала Хэтти. — Покончила с крепкими напитками.
— И ты там тоже есть, и слон. Ты не помнишь, как звали слона?
Хэтти достала еще две чашки из посудного шкафчика — на него тоже была наброшена шаль с бахромой.
— Помню, что это было не избитое имя, вроде Джумбо. Что-то классическое. Боже, что делается с памятью в нашем возрасте, Августа!
— Цезарь?
— Нет, не Цезарь. Возьмите сахару, мистер…
— Зови его Генри, Хэтти.
— Один кусочек, — сказал я.
— О боже, боже, какая у меня была когда-то память.
— Вода кипит, дорогая.
Возле спиртовки с кипящим чайником стоял большой чайник для заварки. Хэтти налила чаю в чашки.
— Ой, простите, совсем забыла про ситечко.
— Ну и бог с ним, Хэтти.
— Все из-за клиентов. Им я никогда не процеживаю чай, поэтому забываю делать это для себя.
На столе стояла тарелка с имбирным печеньем. Я взял одно для приличия.
— С Олд-Стин, — сказала мне тетушка. — Старая добрая лавка. Такого имбирного печенья нигде нет.
— Они сделали нынче там игорное бюро, — сказала Хэтти. — Плутон, милочка? Не был ли он Плутон?
— Нет, не Плутон, это я точно знаю. Мне кажется, имя на букву "Т".
— На "Т" ничего классического в голову не приходит.
— Это имя было дано не просто так — оно было с чем-то связано.
— Безусловно.
— С чем-то историческим.
— Скорее всего.
— А ты помнишь собак? Они там тоже на фотографии.
— Ведь это они навели Каррана на мысль…
— Преп, — снова повторила тетушка, и они дружно рассмеялись общим воспоминаниям.
Мне вдруг стало тоскливо от своей несопричастности, и я взял еще одно печенье.
— Мальчик, оказывается, сластена, — заметила Хэтти.
— Подумать только, эта лавчонка на Олд-Стин пережила две войны.
— Мы тоже, — сказала Хэтти. — Но нас не превратили при этом в игорное бюро.
— Нас сокрушить может только атомная бомба, — сказала тетушка.
Я решил, что мне пора принять участие в разговоре.
— Ситуация на Ближнем Востоке очень тревожная, — сказал я, — судя по тому, что сегодня пишет «Гардиан».
— Кто их разберет, — ответила Хэтти, и обе они с тетушкой погрузились в свои думы. Тетушка достала из чашки чаинку, положила ее сверху на руку и прихлопнула другой рукой. Чаинка прилепилась к вене, окруженной просом, как называла старческие пятнышки моя мать.
— Пристал, никак не избавиться. Одна надежда, что он высокий и интересный мужчина.
— Это не новый знакомый, — поправила ее Хэтти. — Это воспоминание о ком-то ушедшем, но таком, которого ты все еще забыть не можешь.
— Живой или мертвый?
— Может быть и то, и другое. Зависит от того, насколько крепкая чаинка.
— Если он жив, тогда это может быть бедняжечка Вордсворт.
— Вордсворт умер, дорогая, притом много лет назад.
— Это не тот Вордсворт. Мой Вордсворт крепкий, как дерево. Я все думаю, кто бы это мог быть из покойников?
— Может, бедняжечка Карран?
— Он не идет у меня из головы с той минуты, как я приехала в Брайтон.
— Ты не будешь возражать, дорогая, если я сделаю чашечку настоящего профессионального чая тебе и твоему другу?
— Племяннику, — на сей раз тетушка поправила ее. — Да, это будет забавно.
— Я поставлю еще чайник. Чаинки должны быть свежие. Для профессиональных целей я беру «Лапсан сучон», а обычно пью цейлонский — «Лапсан» дает большие чаинки, по ним хорошо гадать.
Когда она вернулась, сполоснув заварной чайник и наши чашки, тетушка сказала:
— Хэтти, позволь нам расплатиться.
— Даже слышать об этом не хочу после всего, что было пройдено вместе с тобой.
— И с препом, — сказала тетушка, и они вновь захихикали.
Хэтти заварила чай крутым кипятком.
— Я не даю чаю перестояться, листья гораздо лучше говорят, когда они свежие, — сказала Хэтти. Она наполнила наши чашки. — Ну а теперь, дорогая, слей чай в эту миску.
— Вспомнила! — воскликнула тетушка. — Ганнибал.
— Какой Ганнибал?
— Слон, который наступил на ногу Каррану.
— Кажется, ты права, дорогая.
— Я глядела на чаинки, и вдруг меня осенило.
— Я не раз замечала это свойство чайного листа — возвращать прошлое. Смотришь на листья, и к тебе возвращается твое прошлое.
— Ганнибала, думаю, уже тоже нет в живых?
— Как знать, дорогая, слоны долго живут, — сказала Хэтти. Она взяла тетушкину чашку и принялась внимательно изучать ее содержимое. — Любопытно, очень любопытно, — пробормотала она.
— Хорошее или плохое? — спросила тетушка.
— Всего понемножку.
— Тогда расскажи про хорошее.
— Тебе предстоит много путешествовать вместе с каким-то человеком. Ты поедешь за океан. И тебя ждет масса приключений.
— С мужчинами?
— Этого, дорогая, листья, к сожалению, не говорят, но, зная тебя, я бы не удивилась. Не раз твоей жизни и свободе будет грозить опасность.
— Но удастся ее избежать?
— Вижу нож, а может, это шприц.
— Или нечто похожее? Ты, конечно, понимаешь, Хэтти, о чем я говорю?
— В твоей жизни есть тайна.
— Это не новость.
— Много суеты, какие-то перемещения, поездки туда-сюда. Не могу обрадовать тебя, Августа, в конце жизни не вижу покоя. Какой-то крест. Может, ты ударишься в религию. А может, речь идет о каких-то плутнях?
— Я всегда интересовалась религией, — заявила тетушка, — еще со времен Каррана.
— Конечно, это может быть и птица, скажем стервятник. Держись подальше от пустынь. — Хэтти тяжело вздохнула. — Теперь мне все это не так легко дается, как прежде. Я ужасно устаю от незнакомых людей.
— И все-таки, дорогая, хотя бы взгляни на чашку Генри, прошу тебя, взгляни лишь разок.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Путешествия с тетушкой'



1 2 3 4 5