– Видите? – вопросил он. – Это его печать! Вот что он написал. Он дал мне это свидетельство, когда отправлялся воевать, на случай если не вернется. Он всегда думал о таких вещах. И он дал мне постельное белье для всей моей семьи, и деревянный ящик со столовыми приборами и посудой, и пять рулонов хорошей шерстяной материи, и мою лошадь и коричневого мула. Мы все разбирали целый день: мы не возьмем того, что не наше.
Он плюхнулся за стол, с тяжелой сосредоточенностью взял кружку и налил в нее еще вина из кувшина.
Элин молча сверлила его взглядом. Накануне она отправила в Таленсак одного из сопровождавших ее слуг, чтобы в поместье знали, когда она должна приехать. И вот каким стал результат этого сообщения! Они с Аленом действительно решили, что им нужно найти для поместья нового управляющего, но она не собиралась увольнять Кенмаркока так быстро. Она собиралась сначала найти ему новое место. Ей не хотелось жить с ним в одном доме, но она надеялась расстаться без такой враждебности.
– Я купил повозку, – сообщил ей Кенмаркок, делая глоток вина. – Мы уезжаем завтра.
Он выпил еще.
– Тебе не обязательно уезжать так сразу, – неловко сказала Элин. – Я буду рада найти тебе сначала другое место.
– Я не стану жить с вами под одной крышей! – объявил он. Его глаза, красные от выпивки, смотрели на нее с глубочайшим презрением. – Из-за вас маштьерн ушел. Лучший рыцарь Бретани и самый добрый господин. Вы поссорились с ним и его прогнали.
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать!– крикнула Элин. Она с ужасом почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, а горло перехватывает спазм. – Я купил повозку, – сообщил ей Кенмаркок, делая глоток вина. – Мы уезжаем завтра.
Он выпил еще.
– Тебе не обязательно уезжать так сразу, – неловко сказала Элин. – Я буду рада найти тебе сначала другое место.
– Я не стану жить с вами под одной крышей! – объявил он. Его глаза, красные от выпивки, смотрели на нее с глубо чайшим презрением. – Из-за вас маштьерн ушел. Лучший рыцарь Бретани и самый добрый господин. Вы поссорились с ним и его прогнали.
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать!– крикнула Элин. Она с ужасом почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, а горло перехватывает спазм. – Я была его женой! И я его не прогоняла: я умоляла его не уходить!
– Знаю я, что вы сделали, – отозвался Кенмаркок придушенным шепотом, глядя на нее с такой злобной многозначительностью, что она невольно попятилась.– Вы умоляли чтобы он сказал вам, где пропадает, когда уходит на охоту а он так сильно вас любил, что сказал. А потом вы обходились с ним так, словно он – мразь. Мне все равно, что это была за тайна! Пусть даже он охотился с людьми из холмов или навещал госпожу источника! Бездушное создание из полых холмов было бы для него лучшей женой, чем вы!
– Ты не смеешь говорить мне такое! – заверещала Элин.
Наверху заскрипела открывающаяся дверь, и управитель герцога, Гральон, появился на лестнице в штанах и рубашке озадаченно глядя вниз.
– Я смею говорить все, что хочу! – взревел Кенмаркок – Я двадцать четыре года жил и трудился в Таленсаке! Лучшие годы моей жизни! Но я тут не останусь. Теперь – не останусь. – Он заплакал. – Я не останусь смотреть, как этот хвастливый менестрель займет место Тиарнана!
Элин беспомощно топнула ногой.
– Прекрати!– крикнула она.– Прекрати так со мной разговаривать, иначе я велю тебя за это наказать!
Кенмаркок гневно повернул к ней лицо, красное от выпивки и мокрое от слез.
– Шлюха! – с горечью воскликнул он. – Ты была недостойна даже сапоги ему чистить!
Элин зарыдала и дала ему пощечину. Он заморгал от удара, резко выдохнул, но не пошевелился. За дверью раздались шаги, и она с облегчением поняла, что ее сопровождающие наконец закончили обихаживать лошадей.
– Хватайте Кенмаркока и посадите его в колодки! – завопила она, как только слуги вошли.
Трое слуг, сопровождавших ее ко двору и обратно, потрясенно воззрились на Кенмаркока. Тут вниз поспешно спустился управитель герцога.
– Леди Элин! – воскликнул он. – Я не знал, что вы вернулись.
– Кенмаркок пьян! – прорыдала она, поворачиваясь к нему. – Я велела ему перестать меня обзывать, а он не слушается. Он назвал меня шлюхой. Посадите его в колодки!
Гральон открыл было рот – но тут же снова его закрыл. Он кивнул слугам. Они не двигались с места, глядя на Кенмаркока, который отвечал им взглядом, полным пьяного возмущения.
– Он обращался с вашей госпожой с большим неуважением, – сказал им Гральон. – Я это слышал. Посадите его в колодки.
– Не стану я сажать в колодки Кенмаркока! – воскликнул один из слуг.
Он повернулся и ушел за дверь. Остальные двое растерянно переглядывались.
– Пусть сажает меня в колодки! – воскликнул Кенмаркок, с трудом поднимаясь на ноги. – Пусть вся деревня увидит меня в колодках! Это покажет им, чего ожидать теперь, когда маштьерна нет! Мне-то не страшно – я завтра уеду. Это вам, остальным, теперь надо тревожиться.
Один из слуг подхватил его под руку, чтобы не дать упасть, и Кенмаркок заковылял к двери. Второй нервно посмотрел на герцогского управителя, а потом осторожно прошел кодному из сундуков и взял охапку одеял. Захватив кувшин и чашку Кенмаркока, он пошел следом.
Элин стояла в центре полутемного зала и недоуменно плакала. Она всегда считала себя доброй и мягкой – и вот теперь отправила не просто слугу, а управителя в колодки в разгар зимы. Гральон сочувственно посмотрел на нее.
– Вам следует отдохнуть, госпожа, – сказал он ей. – Не обращайте внимания на его слова: он пьян.
– Да, – согласилась Элин и, не переставая плакать, поднялась наверх, к себе в спальню.
Двое слуг, Донал и Йен Руз, очень бережно посадили Кенмаркока в колодки, закутали в два одеяла и уселись рядом с ним, чтобы помочь ему допить вино. Большая часть деревни уже спала, но спустя какое-то время появились Юстин Браз и Ринан, закончившие собственные возлияния в пивной на реннской дороге. Они радостно взревели при виде занятых колодок и ринулись к ним, предвкушая возможность поглумиться над кем-то из своих местных врагов. Однако, подойдя ближе и увидев, кто в них сидит, они замолчали. Кенмаркок бессчетное количество раз сажал Юстина в колодки, да и Ринана нередко, однако падение управляющего вызвало не ликование, а потрясение. Юстин радовался своей роли худшего мужчины в деревне, постоянного нарушителя порядка и угрозы всем добропорядочным женщинам. Но если сам порядок оказывается скован по рукам и ногам в холодную зимнюю ночь, то что станет с Юстином?
– Что тут случилось? – встревоженно спросил он. Ему ответил Донал:
– Он назвал госпожу шлюхой.
Ярость Кенмаркока уже успела остыть. Он использовал ее остатки для того, чтобы повторить, что Элин действительно шлюха, но тут же начал оплакивать свой скорый отъезд из Таленсака.
– Двадцать четыре года! – печально повторил он. – Двадцать четыре года, о Боже! И все мои дети родились в этом доме. Чтобы вот так из него уехать!
Юстин пришел в ужас. Он назвал Кенмаркока дядюшкой и стал умолять остаться.
– Мы потеряли маштьерна, – жалобно проговорил он. – Не уходите и вы тоже!
– Придется, придется, – ответил Кенмаркок, снова заплакав. – Если я сам не уеду, меня прогонят, и очень скоро. А я не допущу, чтобы эта шлюха и ее любовничек меня прогнали!
Тут Юстин тоже расплакался – и добропорядочные слуги господского дома и самые пропащие люди деревни расселись вокруг колодок, оплакивая ушедшее прошлое и не обещающее ничего хорошего будущее.
Кенмаркока освободили из колодок рано утром на следующий день, чтобы не оскорблять его видом жителей деревни. Он вернулся в господский дом бледным и поникшим и молча помог жене и детям закончить сборы. Когда все их имущество было увязано на повозке, уже наступил день. Лантиль-дис и старшие дети, уходя из дома, плакали, а малыши, ехавшие в повозке, выли от горя. Элин слышала их в своей комнате, где просидела все утро; она вышла из нее только тогда, когда эти звуки замерли вдали.
Когда она спустилась вниз, зал уже был чисто выметен – и лишился четверти всей мебели. Гральон стоял в дверях и озабоченно смотрел на серое, затянутое тучами небо. Элин подошла к управителю сзади – тот вздрогнул и тревожно обернулся.
– Я бы нашла Кенмаркоку новое место, если бы он дал мне время, – обиженно заявила Элин.
Управитель неопределенно хмыкнул.
– Он его сам себе найдет без особых трудностей, – сказал Гральон. – Он собирался отправиться ко двору. Раньше он работал в казначействе герцога, знаете ли. И у него есть рекомендательное письмо, по которому большинство людей будут рады его нанять. – Он немного помялся, а потом добавил: – Кенмаркок сказал, что прошлой ночью в деревне был волк.
Элин почувствовала, как живот у нее схватила привычная судорога.
– Волк? – прошептала она.
– Да. Он предупредил меня, когда уезжал. Он сказал, что при заходе луны в центр деревни вышел волк. Поначалу он принял его за собаку, но тот подошел совсем близко, так что ошибки уже быть не могло. Он позвал на помощь, и волк убежал. С ним оставались те слуги, которые посадили его в колодки, и еще кто-то из деревенских. Когда он закричал, они проснулись и тоже увидели волка. Управитель вопросительно посмотрел на Элин.
– Я никогда не слышала раньше, чтобы волк заходил прямо в деревню, – сказала она, чтобы только не молчать.
Она чувствовала тошноту и слабость.
– И я тоже, – согласился управитель. – Как и Кенмар-кок. Он счел это знамением. – Он перекрестился. – Молю Бога, чтобы оно не предвещало голода и холодной зимы.
Элин представила себе волка, неспешно идущего по узкой деревенской улице. Он искал ее: она в этом не сомневалась. Способен ли он проникнуть в дом? Она содрогнулась. Она вспомнила Алена и то, как прощалась с ним в Плоэрме-ле. До Рождества еще было долго.
– Нам надо установить капканы на волка, – сказала она. Гральон сразу же кивнул.
– Мы будем ставить капканы, пока не поймаем этого зверя, – пообещал он Элин. – И к тому же когда жители деревни его убьют, их это развеселит.
По мнению управителя, это было очень важно: таких мрачных и угрюмых крестьян он еще никогда не видел.
Элин вдруг представилась ужасающая картина: с тела волка, пойманного и убитого жителями деревни, снимают шкуру – и под ней оказывается тело Тиариана. Она прижала руку ко рту, пытаясь сдержать волну тошноты, поднимавшуюся в горле. Она пыталась убедить себя в том, что он не сможет снова превратиться в человека даже после смерти. И он не сможет пробраться в дом. Частокол здесь высокий и крепкий и хорошо заглублен в землю, а ворота и двери дома на ночь закрывают на засовы.
– В чем дело, госпожа? – спросил Гральон.
– Я боюсь волков, – прошептала Элин.
– Не бойтесь, – сказал он, забыв собственное беспокойство из-за знамений. – Мы его поймаем. Я велю крестьянам вдобавок вырыть волчью яму и положить в нее приманку. Они все ненавидят волков, так что это им понравится. На самом деле даже хорошо, что этот зверь здесь появился, леди Элин. Радуясь поимке волка, они забудут свои тревоги.
– Я... я рада, – прошептала Элин. – Скажите им, что я выплачу вознаграждение тому, кто его убьет. Я... я плохо себя чувствую и пойду прилягу.
Она вдруг почувствовала, что не останется в Таленсаке. Она уедет домой, в Компер, что бы ни думал ее отец. А на Рождество она поедет в Фужер и выйдет за Алена замуж там. Она ненавидит Таленсак. Она вообще не может здесь оставаться – без Алена.
И словно валун среди бурных вод ее мыслей возник голос Жюдикеля: «Все, что вы получите своим обманом, превратится в горечь, а страх перед тем, что вы совершили, отравит все, к чему вы будете прикасаться».
Но она сказала себе, что все снова будет хорошо, как только она выйдет замуж за Алена.
Глава 10
Волк осторожно вышел из леса и остановился, тревожно принюхиваясь. Он был еще в паре миль от Таленсака, но ему не нравилось находиться на открытом возделанном поле – даже сейчас, ночью. Ветер приносил запах дровяного дыма и человеческой грязи. Инстинкт говорил ему, что это сигнал опасности. Его инстинкты были сильны и всегда определяли почти все его поступки. Сейчас его личность пыталась их преодолеть, но логическое мышление было затруднено. Образы и воспоминания давались легче, но совместить мир воспоминаний с реальным, окружающим его миром было нелегко. Звуки и запахи стали другими, разнообразие цветов исчезло, глаза различали только оттенки серого.
Волк тихо заскулил и оглянулся назад, на лесное укрытие. А потом он опустил голову и быстро метнулся через поле к шедшей по его краю канаве. В канаве было лучше: она пахла влажной гниющей растительностью и еще чуть-чуть – кроликом. Волчьи инстинкты заставили его сделать паузу и проследить запах кролика до его норы. Но голод был не таким сильным, как гложущее чувство потери, которое испытывала личность. Волк быстро побежал по канаве, перешел через ручей и нашел другую канаву, чтобы двигаться дальше.
Примерно в миле от деревни он вышел к мельнице. Он обошел ее так, чтобы ветер дул от нее, а потом медленно пополз к ней. Его била дрожь от яростного конфликта между решением приблизиться и инстинктивным желанием убежать. Сначала по нему ударил удушающий запах муки, потом – запахи свиней, коров и дыма, людей и собак. Потом раздались голоса. Они пугали его, но он подполз еще ближе и лег на брюхо, дрожа и прислушиваясь. Усилия, необходимые для того, чтобы выудить из глубин сознания слова и сопоставить их с искаженным шумом, долетавшим с мельницы, были мучительными и отнимали много энергии. А потом ветер чуть изменился, собака в доме почуяла его и начала громко лаять.
Дверь открылась, собака вылетела на улицу – и резко остановилась, продолжая бешено лаять. За ней последовал мужчина, который нес в руках горящую палку, заменявшую ему факел. Присутствие человека придало собаке храбрости: она рванулась на пару шагов ближе к волку и начала прыгать на месте, злобно подвывая. Волк зарычал, и мужчина его заметил. Он завопил и принялся размахивать своим факелом из стороны в сторону, так что огонь вспыхнул сильнее. Горячие искры испугали волка: он повернулся и побежал. Ни мужчина, ни собака не стали его преследовать, но волк услышал, как новые голоса из дома присоединились к шуму.
Он забежал в ручей ниже запруды, несмотря на то что вода была холодная, прошел несколько шагов по нему, а потом вылез на тот же берег, пробежал вниз по течению, вернулся обратно по собственному следу, потом пробежал несколько шагов вверх по течению и выбрался на противоположный берег. Отряхнувшись, он заполз под какой-то куст, положил голову на лапы и снова попытался сопоставить услышанные им слова с их смыслом. Крик «волк» выплыл из глубины легко. Люди знали о том, что он приходил сюда раньше. Они его ждали. И они будут нападать на него без колебаний. «Опасность! – кричал его инстинкт. – Беги!»
Однако образ Элин в голубой шелковой головной повязке его озадачил. А потом – лицо Элин, улыбающейся ему с постели. Желание заплакать при этом воспоминании и невозможность заплакать были мучительны. Если она сможет его увидеть, если поймет, что она с ним сделала, – конечно же, она смягчится и отдаст то, что украла. Она любила его. Он был уверен в том, что прежде она его любила, даже если сейчас она хочет от него избавиться. Он выскользнул из-под куста по другую его сторону, пробежал вдоль берега и нашел еще одну канаву, которая вела к деревне.
Однако ему все равно было страшно – и благодаря этому он заметил первый волчий капкан раньше, чем попал в него. Он лежал на узкой тропе, которая вела от полей к грязной деревенской улице, и с виду был похож всего лишь на деревянную доску, засыпанную листьями и навозом. Он уже готов был через нее переступить, но он нервничал и потому остановился. На поверхности доски он увидел три небольших квадратика – и эта фигура внезапно совместилась с разумным образом. Деревянная коробка, наполовину закопанная в землю, а на ее крышке – три маленькие опускающиеся дверцы, которые открываются при нажатии. А под дверцами – острые шипы под углом, которые готовы поймать ногу. Он вспомнил, как плотник Мало делал такую, а другой человек – он сам – говорил ему... Его собственные слова потонули. Он не хотел такую, но Мало все равно ее сделал: волки плохие, а ловить их – хорошо.
Он попятился от капкана и попробовал найти другую тропу в деревню. Но оказалось, что все пути, которые он проверял, для него перекрыты. В конце концов ему пришлось войти в деревню по главной улице, где ветер дул ему в бок. В одном из домов, мимо которого он проходил, залаяла собака, и он побежал, щетиня шерсть от страха, – но продолжал встревоженно осматривать землю. И тут он уловил новый запах: свежего мяса. Его инстинкт снова потащил его вперед раньше, чем он успел остановиться. На ветке дерева висела свиная голова – свежая, истекающая кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Он плюхнулся за стол, с тяжелой сосредоточенностью взял кружку и налил в нее еще вина из кувшина.
Элин молча сверлила его взглядом. Накануне она отправила в Таленсак одного из сопровождавших ее слуг, чтобы в поместье знали, когда она должна приехать. И вот каким стал результат этого сообщения! Они с Аленом действительно решили, что им нужно найти для поместья нового управляющего, но она не собиралась увольнять Кенмаркока так быстро. Она собиралась сначала найти ему новое место. Ей не хотелось жить с ним в одном доме, но она надеялась расстаться без такой враждебности.
– Я купил повозку, – сообщил ей Кенмаркок, делая глоток вина. – Мы уезжаем завтра.
Он выпил еще.
– Тебе не обязательно уезжать так сразу, – неловко сказала Элин. – Я буду рада найти тебе сначала другое место.
– Я не стану жить с вами под одной крышей! – объявил он. Его глаза, красные от выпивки, смотрели на нее с глубочайшим презрением. – Из-за вас маштьерн ушел. Лучший рыцарь Бретани и самый добрый господин. Вы поссорились с ним и его прогнали.
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать!– крикнула Элин. Она с ужасом почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, а горло перехватывает спазм. – Я купил повозку, – сообщил ей Кенмаркок, делая глоток вина. – Мы уезжаем завтра.
Он выпил еще.
– Тебе не обязательно уезжать так сразу, – неловко сказала Элин. – Я буду рада найти тебе сначала другое место.
– Я не стану жить с вами под одной крышей! – объявил он. Его глаза, красные от выпивки, смотрели на нее с глубо чайшим презрением. – Из-за вас маштьерн ушел. Лучший рыцарь Бретани и самый добрый господин. Вы поссорились с ним и его прогнали.
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать!– крикнула Элин. Она с ужасом почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, а горло перехватывает спазм. – Я была его женой! И я его не прогоняла: я умоляла его не уходить!
– Знаю я, что вы сделали, – отозвался Кенмаркок придушенным шепотом, глядя на нее с такой злобной многозначительностью, что она невольно попятилась.– Вы умоляли чтобы он сказал вам, где пропадает, когда уходит на охоту а он так сильно вас любил, что сказал. А потом вы обходились с ним так, словно он – мразь. Мне все равно, что это была за тайна! Пусть даже он охотился с людьми из холмов или навещал госпожу источника! Бездушное создание из полых холмов было бы для него лучшей женой, чем вы!
– Ты не смеешь говорить мне такое! – заверещала Элин.
Наверху заскрипела открывающаяся дверь, и управитель герцога, Гральон, появился на лестнице в штанах и рубашке озадаченно глядя вниз.
– Я смею говорить все, что хочу! – взревел Кенмаркок – Я двадцать четыре года жил и трудился в Таленсаке! Лучшие годы моей жизни! Но я тут не останусь. Теперь – не останусь. – Он заплакал. – Я не останусь смотреть, как этот хвастливый менестрель займет место Тиарнана!
Элин беспомощно топнула ногой.
– Прекрати!– крикнула она.– Прекрати так со мной разговаривать, иначе я велю тебя за это наказать!
Кенмаркок гневно повернул к ней лицо, красное от выпивки и мокрое от слез.
– Шлюха! – с горечью воскликнул он. – Ты была недостойна даже сапоги ему чистить!
Элин зарыдала и дала ему пощечину. Он заморгал от удара, резко выдохнул, но не пошевелился. За дверью раздались шаги, и она с облегчением поняла, что ее сопровождающие наконец закончили обихаживать лошадей.
– Хватайте Кенмаркока и посадите его в колодки! – завопила она, как только слуги вошли.
Трое слуг, сопровождавших ее ко двору и обратно, потрясенно воззрились на Кенмаркока. Тут вниз поспешно спустился управитель герцога.
– Леди Элин! – воскликнул он. – Я не знал, что вы вернулись.
– Кенмаркок пьян! – прорыдала она, поворачиваясь к нему. – Я велела ему перестать меня обзывать, а он не слушается. Он назвал меня шлюхой. Посадите его в колодки!
Гральон открыл было рот – но тут же снова его закрыл. Он кивнул слугам. Они не двигались с места, глядя на Кенмаркока, который отвечал им взглядом, полным пьяного возмущения.
– Он обращался с вашей госпожой с большим неуважением, – сказал им Гральон. – Я это слышал. Посадите его в колодки.
– Не стану я сажать в колодки Кенмаркока! – воскликнул один из слуг.
Он повернулся и ушел за дверь. Остальные двое растерянно переглядывались.
– Пусть сажает меня в колодки! – воскликнул Кенмаркок, с трудом поднимаясь на ноги. – Пусть вся деревня увидит меня в колодках! Это покажет им, чего ожидать теперь, когда маштьерна нет! Мне-то не страшно – я завтра уеду. Это вам, остальным, теперь надо тревожиться.
Один из слуг подхватил его под руку, чтобы не дать упасть, и Кенмаркок заковылял к двери. Второй нервно посмотрел на герцогского управителя, а потом осторожно прошел кодному из сундуков и взял охапку одеял. Захватив кувшин и чашку Кенмаркока, он пошел следом.
Элин стояла в центре полутемного зала и недоуменно плакала. Она всегда считала себя доброй и мягкой – и вот теперь отправила не просто слугу, а управителя в колодки в разгар зимы. Гральон сочувственно посмотрел на нее.
– Вам следует отдохнуть, госпожа, – сказал он ей. – Не обращайте внимания на его слова: он пьян.
– Да, – согласилась Элин и, не переставая плакать, поднялась наверх, к себе в спальню.
Двое слуг, Донал и Йен Руз, очень бережно посадили Кенмаркока в колодки, закутали в два одеяла и уселись рядом с ним, чтобы помочь ему допить вино. Большая часть деревни уже спала, но спустя какое-то время появились Юстин Браз и Ринан, закончившие собственные возлияния в пивной на реннской дороге. Они радостно взревели при виде занятых колодок и ринулись к ним, предвкушая возможность поглумиться над кем-то из своих местных врагов. Однако, подойдя ближе и увидев, кто в них сидит, они замолчали. Кенмаркок бессчетное количество раз сажал Юстина в колодки, да и Ринана нередко, однако падение управляющего вызвало не ликование, а потрясение. Юстин радовался своей роли худшего мужчины в деревне, постоянного нарушителя порядка и угрозы всем добропорядочным женщинам. Но если сам порядок оказывается скован по рукам и ногам в холодную зимнюю ночь, то что станет с Юстином?
– Что тут случилось? – встревоженно спросил он. Ему ответил Донал:
– Он назвал госпожу шлюхой.
Ярость Кенмаркока уже успела остыть. Он использовал ее остатки для того, чтобы повторить, что Элин действительно шлюха, но тут же начал оплакивать свой скорый отъезд из Таленсака.
– Двадцать четыре года! – печально повторил он. – Двадцать четыре года, о Боже! И все мои дети родились в этом доме. Чтобы вот так из него уехать!
Юстин пришел в ужас. Он назвал Кенмаркока дядюшкой и стал умолять остаться.
– Мы потеряли маштьерна, – жалобно проговорил он. – Не уходите и вы тоже!
– Придется, придется, – ответил Кенмаркок, снова заплакав. – Если я сам не уеду, меня прогонят, и очень скоро. А я не допущу, чтобы эта шлюха и ее любовничек меня прогнали!
Тут Юстин тоже расплакался – и добропорядочные слуги господского дома и самые пропащие люди деревни расселись вокруг колодок, оплакивая ушедшее прошлое и не обещающее ничего хорошего будущее.
Кенмаркока освободили из колодок рано утром на следующий день, чтобы не оскорблять его видом жителей деревни. Он вернулся в господский дом бледным и поникшим и молча помог жене и детям закончить сборы. Когда все их имущество было увязано на повозке, уже наступил день. Лантиль-дис и старшие дети, уходя из дома, плакали, а малыши, ехавшие в повозке, выли от горя. Элин слышала их в своей комнате, где просидела все утро; она вышла из нее только тогда, когда эти звуки замерли вдали.
Когда она спустилась вниз, зал уже был чисто выметен – и лишился четверти всей мебели. Гральон стоял в дверях и озабоченно смотрел на серое, затянутое тучами небо. Элин подошла к управителю сзади – тот вздрогнул и тревожно обернулся.
– Я бы нашла Кенмаркоку новое место, если бы он дал мне время, – обиженно заявила Элин.
Управитель неопределенно хмыкнул.
– Он его сам себе найдет без особых трудностей, – сказал Гральон. – Он собирался отправиться ко двору. Раньше он работал в казначействе герцога, знаете ли. И у него есть рекомендательное письмо, по которому большинство людей будут рады его нанять. – Он немного помялся, а потом добавил: – Кенмаркок сказал, что прошлой ночью в деревне был волк.
Элин почувствовала, как живот у нее схватила привычная судорога.
– Волк? – прошептала она.
– Да. Он предупредил меня, когда уезжал. Он сказал, что при заходе луны в центр деревни вышел волк. Поначалу он принял его за собаку, но тот подошел совсем близко, так что ошибки уже быть не могло. Он позвал на помощь, и волк убежал. С ним оставались те слуги, которые посадили его в колодки, и еще кто-то из деревенских. Когда он закричал, они проснулись и тоже увидели волка. Управитель вопросительно посмотрел на Элин.
– Я никогда не слышала раньше, чтобы волк заходил прямо в деревню, – сказала она, чтобы только не молчать.
Она чувствовала тошноту и слабость.
– И я тоже, – согласился управитель. – Как и Кенмар-кок. Он счел это знамением. – Он перекрестился. – Молю Бога, чтобы оно не предвещало голода и холодной зимы.
Элин представила себе волка, неспешно идущего по узкой деревенской улице. Он искал ее: она в этом не сомневалась. Способен ли он проникнуть в дом? Она содрогнулась. Она вспомнила Алена и то, как прощалась с ним в Плоэрме-ле. До Рождества еще было долго.
– Нам надо установить капканы на волка, – сказала она. Гральон сразу же кивнул.
– Мы будем ставить капканы, пока не поймаем этого зверя, – пообещал он Элин. – И к тому же когда жители деревни его убьют, их это развеселит.
По мнению управителя, это было очень важно: таких мрачных и угрюмых крестьян он еще никогда не видел.
Элин вдруг представилась ужасающая картина: с тела волка, пойманного и убитого жителями деревни, снимают шкуру – и под ней оказывается тело Тиариана. Она прижала руку ко рту, пытаясь сдержать волну тошноты, поднимавшуюся в горле. Она пыталась убедить себя в том, что он не сможет снова превратиться в человека даже после смерти. И он не сможет пробраться в дом. Частокол здесь высокий и крепкий и хорошо заглублен в землю, а ворота и двери дома на ночь закрывают на засовы.
– В чем дело, госпожа? – спросил Гральон.
– Я боюсь волков, – прошептала Элин.
– Не бойтесь, – сказал он, забыв собственное беспокойство из-за знамений. – Мы его поймаем. Я велю крестьянам вдобавок вырыть волчью яму и положить в нее приманку. Они все ненавидят волков, так что это им понравится. На самом деле даже хорошо, что этот зверь здесь появился, леди Элин. Радуясь поимке волка, они забудут свои тревоги.
– Я... я рада, – прошептала Элин. – Скажите им, что я выплачу вознаграждение тому, кто его убьет. Я... я плохо себя чувствую и пойду прилягу.
Она вдруг почувствовала, что не останется в Таленсаке. Она уедет домой, в Компер, что бы ни думал ее отец. А на Рождество она поедет в Фужер и выйдет за Алена замуж там. Она ненавидит Таленсак. Она вообще не может здесь оставаться – без Алена.
И словно валун среди бурных вод ее мыслей возник голос Жюдикеля: «Все, что вы получите своим обманом, превратится в горечь, а страх перед тем, что вы совершили, отравит все, к чему вы будете прикасаться».
Но она сказала себе, что все снова будет хорошо, как только она выйдет замуж за Алена.
Глава 10
Волк осторожно вышел из леса и остановился, тревожно принюхиваясь. Он был еще в паре миль от Таленсака, но ему не нравилось находиться на открытом возделанном поле – даже сейчас, ночью. Ветер приносил запах дровяного дыма и человеческой грязи. Инстинкт говорил ему, что это сигнал опасности. Его инстинкты были сильны и всегда определяли почти все его поступки. Сейчас его личность пыталась их преодолеть, но логическое мышление было затруднено. Образы и воспоминания давались легче, но совместить мир воспоминаний с реальным, окружающим его миром было нелегко. Звуки и запахи стали другими, разнообразие цветов исчезло, глаза различали только оттенки серого.
Волк тихо заскулил и оглянулся назад, на лесное укрытие. А потом он опустил голову и быстро метнулся через поле к шедшей по его краю канаве. В канаве было лучше: она пахла влажной гниющей растительностью и еще чуть-чуть – кроликом. Волчьи инстинкты заставили его сделать паузу и проследить запах кролика до его норы. Но голод был не таким сильным, как гложущее чувство потери, которое испытывала личность. Волк быстро побежал по канаве, перешел через ручей и нашел другую канаву, чтобы двигаться дальше.
Примерно в миле от деревни он вышел к мельнице. Он обошел ее так, чтобы ветер дул от нее, а потом медленно пополз к ней. Его била дрожь от яростного конфликта между решением приблизиться и инстинктивным желанием убежать. Сначала по нему ударил удушающий запах муки, потом – запахи свиней, коров и дыма, людей и собак. Потом раздались голоса. Они пугали его, но он подполз еще ближе и лег на брюхо, дрожа и прислушиваясь. Усилия, необходимые для того, чтобы выудить из глубин сознания слова и сопоставить их с искаженным шумом, долетавшим с мельницы, были мучительными и отнимали много энергии. А потом ветер чуть изменился, собака в доме почуяла его и начала громко лаять.
Дверь открылась, собака вылетела на улицу – и резко остановилась, продолжая бешено лаять. За ней последовал мужчина, который нес в руках горящую палку, заменявшую ему факел. Присутствие человека придало собаке храбрости: она рванулась на пару шагов ближе к волку и начала прыгать на месте, злобно подвывая. Волк зарычал, и мужчина его заметил. Он завопил и принялся размахивать своим факелом из стороны в сторону, так что огонь вспыхнул сильнее. Горячие искры испугали волка: он повернулся и побежал. Ни мужчина, ни собака не стали его преследовать, но волк услышал, как новые голоса из дома присоединились к шуму.
Он забежал в ручей ниже запруды, несмотря на то что вода была холодная, прошел несколько шагов по нему, а потом вылез на тот же берег, пробежал вниз по течению, вернулся обратно по собственному следу, потом пробежал несколько шагов вверх по течению и выбрался на противоположный берег. Отряхнувшись, он заполз под какой-то куст, положил голову на лапы и снова попытался сопоставить услышанные им слова с их смыслом. Крик «волк» выплыл из глубины легко. Люди знали о том, что он приходил сюда раньше. Они его ждали. И они будут нападать на него без колебаний. «Опасность! – кричал его инстинкт. – Беги!»
Однако образ Элин в голубой шелковой головной повязке его озадачил. А потом – лицо Элин, улыбающейся ему с постели. Желание заплакать при этом воспоминании и невозможность заплакать были мучительны. Если она сможет его увидеть, если поймет, что она с ним сделала, – конечно же, она смягчится и отдаст то, что украла. Она любила его. Он был уверен в том, что прежде она его любила, даже если сейчас она хочет от него избавиться. Он выскользнул из-под куста по другую его сторону, пробежал вдоль берега и нашел еще одну канаву, которая вела к деревне.
Однако ему все равно было страшно – и благодаря этому он заметил первый волчий капкан раньше, чем попал в него. Он лежал на узкой тропе, которая вела от полей к грязной деревенской улице, и с виду был похож всего лишь на деревянную доску, засыпанную листьями и навозом. Он уже готов был через нее переступить, но он нервничал и потому остановился. На поверхности доски он увидел три небольших квадратика – и эта фигура внезапно совместилась с разумным образом. Деревянная коробка, наполовину закопанная в землю, а на ее крышке – три маленькие опускающиеся дверцы, которые открываются при нажатии. А под дверцами – острые шипы под углом, которые готовы поймать ногу. Он вспомнил, как плотник Мало делал такую, а другой человек – он сам – говорил ему... Его собственные слова потонули. Он не хотел такую, но Мало все равно ее сделал: волки плохие, а ловить их – хорошо.
Он попятился от капкана и попробовал найти другую тропу в деревню. Но оказалось, что все пути, которые он проверял, для него перекрыты. В конце концов ему пришлось войти в деревню по главной улице, где ветер дул ему в бок. В одном из домов, мимо которого он проходил, залаяла собака, и он побежал, щетиня шерсть от страха, – но продолжал встревоженно осматривать землю. И тут он уловил новый запах: свежего мяса. Его инстинкт снова потащил его вперед раньше, чем он успел остановиться. На ветке дерева висела свиная голова – свежая, истекающая кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41