А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Крови было так много и она вытекала так быстро, что сразу промочила одежду обоих, пролилась с изувеченного лица на обожженную пулями рубашку, потекла по все еще дергавшейся руке, по конвульсивно шевелившимся пальцам на твердый пол, где и растеклась блестящей лужей. Фрэнки дал еще одну очередь, чтобы уж ни в чем не было сомнений.Отвернувшись от убитых, Фрэнки сообразил, что оружие пусто, нажал на рычажок и освободил пустой магазин. Затем аккуратно вставил другой и почувствовал, как сработала защелка. После этого он посмотрел вокруг.Дельце не выгорело.Прямо напротив него с изумленным видом стоял человек, одетый в форму нью-йоркской полиции. Стоял, держа в руке какую-то бумагу казенного вида, и пялился на Фрэнки. Двое вооруженных мужчин на мгновение застыли, пожирая друг друга взглядами.— Нет! — завопил Фрэнки, предложив тем самым полицейскому разойтись по-хорошему, потому что прекрасно знал, что пришить копа означает своими руками создать себе большие трудности.Но коп отказался разойтись по-хорошему, и его рука нырнула под двубортный китель, вытащив оттуда полицейский кольт. Он не сводил глаз с Фрэнки, и продолжалось это целую вечность. Следовало врезать копу по башке дулом автомата, но Карабин никогда не умел быстро соображать, а потому где-то через час (так ему показалось) коп выволок револьвер, взвел курок большим пальцем и начал поднимать его, чтобы направить на Фрэнки. Тот снова закричал: «Нет!», но в отличие от первого раза его голос потонул в грохоте выстрелов. Машинка билась и дергалась в его руках, словно змея, отчаянно пытающаяся вырваться.Коп начал падать назад и вбок, револьвер с грохотом полетел на пол. И из тела сквозь новые дыры тоже обильно хлынула кровь.Это вывело из оцепенения перепуганных покупателей. Они одновременно кинулись к двери, отталкивая друг друга, чтобы поскорее оказаться подальше от этого сумасшедшего и от его пуль. Кто-то высадил выкрашенное в черный цвет стекло и вывалился наружу через окно, впустив в помещение свежий воздух и дневной свет, которые сразу же разогнали висевшие в воздухе дым и пыль и открыли миру множество голых сисек и задниц. Паника оказалась настолько заразительной, что захватила и Фрэнки: он тоже утратил контроль над собой и бросился бежать, спасаясь от безумного убийцы и совершенно позабыв о том, что безумным убийцей был он сам.На это тоже потребовалось время. Но в конечном счете проход освободился, и Фрэнки выбрался на улицу.Он сразу же заметил две вещи.Первое — там не было ни Ленни, ни автомобиля. Зато второе как раз было, и это была лошадь.Вовсе не ковбойская лошадь (хотя какую-то секунду Фрэнки думал именно так), ведь ковбоев теперь не осталось нигде, кроме телевизора. Это была полицейская лошадь, на спине которой сидел полицейский, и она неслась галопом через суматоху переполненного машинами Бродвея, под вопли автомобильных гудков и крики бросавшихся в разные стороны людей.«Дерьмо», — подумал Фрэнки.Полицейский, сидевший верхом на лошади, вероятно, очень часто смотрел телевизор: он достал оружие, пригнулся к лошадиной шее и принялся стрелять во Фрэнки. Конечно, в телевизоре или в кино противник полицейского всегда падает, обычно получив пулю в руку или в плечо, но в реальной жизни ничего подобного не происходит. Вот и сейчас пули летели неизвестно куда, хотя Фрэнки все же увидел боковым зрением, как разлетелось еще одно черное стекло.А всадник несся вперед, все ближе и ближе, хотя никто не знал, зачем он это делал. Может быть, из одной лишь глупости, может быть, из желания прослыть героем, может быть, все это произошло вообще случайно, но он ехал прямо на Фрэнки поперек потока автомобилей, протискиваясь между бамперами, и гнал лошадь галопом, будто намеревался втоптать Фрэнки в тротуар.Фрэнки в ужасе смотрел на приближавшегося всадника и видел широко раскрытые, налитые кровью глаза лошади, в которых тоже стоял страх, видел выступившие на шкуре пенистые хлопья пота, слышал грохот подкованных копыт по тротуару и тяжелое, надсадное дыхание животного, которое, как он теперь понимал, по сравнению с ним было огромным и собиралось растоптать его, словно жука.Он даже не принимал этого решения, да тут и нечего было решать; просто Фрэнки оказался единоличным владельцем злобно рычащего датского автомата, который за две секунды изверг весь свой заряд в грозное животное. Сам Фрэнки ничего не слышал — стрелки в разгар баталии всегда мало что слышат. Однако он чувствовал, как оружие, яростно содрогаясь, пожирало содержимое магазина, и ощущал вылет из экстрактора стреляных гильз, разлетавшихся во все стороны, словно горячие, только что изготовленные шарики воздушной кукурузы.Очереди прошили грудь животного. Раны сразу же широко раскрылись, словно прорубленные топором, а лошадь на всем скаку остановилась и вскинулась на дыбы, сбросив своего крошечного наездника на тротуар. В следующее мгновение огромное животное жалобно заржало, осело на задние ноги и потоки крови хлынули из его пробитой груди, изо рта и носа, потому что кровь из расстрелянных легких пошла в дыхательное горло и носовые ходы. Лошадь билась, пытаясь встать, поскольку не имела никакого понятия о смерти, которая уже овладевала ее телом. А затем большая голова упала вперед, и животное застыло в неподвижности.— Fungola! Здесь: отрава, гниль (испорч. итал.).

— выругался Фрэнки, швыряя под ноги пустое оружие.Он осмотрелся и взмолился про себя, чтобы подъехал Ленни, но Ленни уже давно покинул поле боя. Послышался вой сирен, и Фрэнки показалось, что несколько особенно храбрых граждан принялись указывать на него пальцами.— Вы убили лошадь! — выкрикнула какая-то женщина.Фрэнки решил, что сейчас не лучшее время для того, чтобы вдаваться в объяснения, повернулся и пустился бежать по переулку, словно за ним гнались черти. 2 Ранней весной тысяча девятьсот пятьдесят третьего года главным нарушителем спокойствия среди обитавших в Гаване дипломатов — любителей тенниса оказался Уиннетка. Свое прозвище он получил по названию очень популярной в тридцатые годы песенки Уиннетка — небольшой городок на южном побережье озера Мичиган.

. Оно как нельзя лучше подходило этому человеку, крупному, сильному, непобедимому, — одним словом, живому воплощению Америки. И неважно, что на самом деле он родился в Кенилуорте, крохотном самодовольном городишке, расположенном хотя и на побережье озера Мичиган, но значительно севернее Уиннетки. Он был достаточно близок к Уиннетке. Звали его Роджер Сент-Джон Ивенс, а особое очарование его персоне придавал постоянно циркулировавший слух о том, что он является тайным агентом разведки.В этом сезоне он был прямо-таки нарасхват. Самое меньшее три или четыре раза в неделю он играл на кортах своего посольства или других посольств, укрывшихся среди деревьев в тенистом Ведадо, на кортах Загородного клуба Гаваны или (что бывало реже) на частных кортах при больших коттеджах в пригороде Мирамар, расположенных неподалеку от Ла-Кинты и принадлежавших управляющим «Домино шугар» или важным шишкам из «Юнайтед фрут компани». И повсюду — в посольствах, в огромных, смотрящих на север коттеджах Мирамара и Буэна-Висты, на кортах Ведадо и даже в таких дальних местах, как Ла-Плайя, яхт-клуб и Загородный клуб, — красота, сила и обаяние делали этого человека предметом вожделения множества богатых молодых леди, главным гостем на обедах и настоящей душой общества.В один прекрасный день поздней весны, когда небо было безоблачно синим, а изнуряющая жара еще не успела навалиться на Жемчужину Антильских островов, когда у ветерка, гулявшего по Гаване, хватало сил лишь на то, чтобы развевать флаги, раскачивать ветви пальм и заставлять замирать в сладкой истоме сердца юных девушек, Роджер, выполняя подачу, высоко подбросил мяч. Его длинное тело изогнулось, повинуясь инстинкту, и сила растеклась по нему волной; прошел немыслимо сложный расчет взаимодействия руки и глаза, которые повиновались Роджеру намного лучше, чем это бывает у большинства людей. Когда мяч покинул ладонь, Роджер напрягся, затем резко распрямился, и его немного вывернутая в английском стиле рука с ракеткой описала красивую дугу. Ракетка соприкоснулась с мячом в наивысшей точке его подъема — почти музыкальное «понг!» известило о том, что соприкосновение произошло вполне удовлетворительно, — и направила его под выверенным острым углом через сетку, выполнив идеальный плоский удар. Мяч со свистом полетел прямо к меловой линии, разделявшей пополам противоположную сторону площадки, попал в намеченную точку, взметнув облачко белой пыли, и отскочил далеко за пределы досягаемости бедного противника, которому не помог даже отчаянный бросок.Гейм, сет, матч!Двум его противникам, Биллу и Теду, высокопоставленным служащим «Юнайтед фрут», оставалось только смириться с неизбежным.— Вот так-то, парни, — пропел Роджер, позволив себе ощутить вкус радости победившего хищника.— Хорошо сделано, старина, — отозвался Билл, который хотя и не имел счастья принадлежать к «Лиге плюща» «Лига плюща» — общее название восьми старейших и самых престижных университетов восточной части США.

, однако перенял от людей, определявших американскую бизнес-культуру острова, некоторую долю аффектации, присущей жителям Востока.Партнер Роджера, его честолюбивый молодой помощник Уолтер, игравший в теннис самозабвенно, но без вдохновения и всегда немного запаздывавший с движениями, вприпрыжку подбежал со своей стороны площадки и хлопнул ладонью по струнам ракетки, салютуя тем самым великолепной игре своего партнера.— Да здравствует Большой Уиннетка! Гип-гип, ура! Голос Уолтера срывался от восхищения и преклонения перед боссом.Игроки собрались у сетки, пожали друг другу руки, перекинулись несколькими репликами по поводу закончившейся игры и пошли к скамейкам, на которых лежали полотенца для вытирания пота.— Я думаю, самое время выпить, — сказал Тед. — Педро, принеси, пожалуйста, мохитос. К бассейну. И скажи Мануэло: пусть не жалеет рому. Я думаю, что мы можем себе это позволить. — Он подмигнул Роджеру. — У меня хороший запас «бакарди».— Si, senor, — отозвался пожилой слуга Теда и рысцой помчался выполнять поручение.— Уолтер, вы не могли бы помочь ему? — попросил Роджер.— С удовольствием, — весело откликнулся Уолтер.— Нет-нет, — возразил Тед, — вам кажется, что вы таким образом проявляете к ним уважение. Но на самом деле вы только портите их, а потом от этого возникают проблемы. Лучше пойдем все к бассейну.Они прошли через сад к мерцающему голубизной бассейну, расположенному позади большого дома. Мужчины уселись за стол под старой пальмой, неподалеку от свежевскопанной клумбы, живой изгороди, пестрых тропических цветов, являвших собой созданный самой природой пестрый букет, в тени огромного зонта, и Педро принес напитки. Их смешивали умелой рукой: твердый сахар был пропитан ромом, веточки мяты были почти растерты, чтобы трава могла проявить свою волшебную силу, содовая вода обильно пузырилась и играла, а кубики льда испускали холод, от которого стекло покрылось крупными каплями влаги. Ритуал мужской выпивки замечателен: спиртное ослабляет горечь, которую испытывают проигравшие, и усиливает тайное ликование победителей. Затем дневному свету явились сигары — конечно, «гавана перфекто». Они были зажжены и раскурены, после чего всех четверых окутал теплый душистый туман.И началась болтовня, легкая, приятная и ни к чему не обязывающая: немного посольских сплетен, беглый анализ делового климата, несколько слов по поводу текущей политики и что за молодец этот новый президент Батиста, сумел взять власть в свои руки, и так далее и тому подобное...Казалось, на солнце вдруг набежала тень. Нет, это был Педро. Он что-то прошептал на ухо Теду, и тот кивнул.— Что ж, — сказал он, — наша беседа получилась настолько приятной, что мне очень не хочется ее прерывать. Но, увы, придется. Вы должны кое с кем встретиться. Будьте любезны, пройдите со мной. Он только что приехал.Роджер искоса взглянул на Уолтера. «Что это значит? — говорил его взгляд. — Кто эти парни, напускающие на себя такую загадочность?» Загадочность была профессией Уолтера и Роджера. Да и сама фраза прозвучала очень странно: «вы должны встретиться», словно речь шла о какой-то сугубо профессиональной ситуации, а не об обмене любезностями после партии в теннис.Но конечно, они оба поднялись с мест одновременно с хозяином и последовали за ним в большой дом со сверкающими полами и мраморной лестницей. «Юнайтед фрут» умела произвести впечатление. Даже El Presidente, как насмешливо называли между собой Батисту американцы, жил далеко не так роскошно, как главный управляющий этой компании.— Сюда, пожалуйста. В библиотеку. Я на вашем месте поспешил бы. Он ждет вас.Роджер прошел через французские двери и оказался в просторной комнате, заполненной книгами, которые никто никогда не открывал, и мебелью, созданной неведомо где, задрапированной шелками и парчой и хранившей обычный набор тех безделушек, которые собираются в домах завоевателей: бронзовый телескоп на треноге, висевшее на стене кремневое ружье, вошедшее в историю под именем «Коричневая Бесс», несколько уланских пик с вымпелами, стоявших в углу. Роджер и Уолтер заморгали, ослепленные: двери балкона были открыты, и в помещение вливался ничем не приглушенный дневной солнечный свет.— Что ж, здравствуйте, мальчики. Да, весьма впечатляющий вид! Усталые, потные, но непокоренные атлеты, герои дня.Роджер узнал этот голос, мысленно сказал себе: «Нет, этого не может быть!» и, прищурившись, посмотрел на мужчину, вышедшего из темного угла. Этот с виду ничем не примечательный человек был одет в простой костюм-хаки с белой рубашкой и черным галстуком. Он носил пластмассовые черные очки, обладал изрядной лысиной, был довольно высок и сухощав. Ни обаяния, ни привлекательности, ни трагизма. Лицо настолько правильное, что ни на минуту не задерживается в памяти. Он походил на продавца или мелкого, не слишком удачливого адвоката. Его имя было известно в крайне узком кругу, но зато имело в нем легендарный статус. Роджер входил в этот узкий круг. Впрочем, это имя почти не произносили вслух, и оно никогда не появлялось в печати. Как правило, этого человека называли Плановиком, поскольку он возглавлял Управление планирования, относившееся к сокрытой от людских взглядов стороне деятельности ЦРУ. Он не участвовал в сражениях «холодной войны», он сам был «холодной войной». В лицо его называли... хотя это неважно. Получалось довольно неловко, но с этим ничего нельзя было поделать. Обращение «сэр» несколько упрощало задачу собеседника, независимо от ранга последнего.Ситуация сама по себе была крайне маловероятной. Плановик обычно работал на станции, как на служебном жаргоне именовалось посольство. И никогда не... э-э... проявлялся таким вот образом в каких-то частных домах за несколько миль от посольства, если, конечно, не предполагалось чего-то по-настоящему интересного.— Сэр, позвольте представить вам моего помощника Уолтера Шорта.Уолтер нервно поклонился. Он не знал, кем был этот так неожиданно появившийся тип, но даже беглого взгляда на своего внезапно посерьезневшего приятеля и начальника хватило, чтобы понять: дело чрезвычайно серьезное.— Здравствуйте, сэр, я...— Да, да, Шорт. Китай, не так ли? Какой-то штаб военных советников. Я не ошибся?— Нет, сэр, я...— Ладно. Роджер и, э-э, Шорт, присаживайтесь. Нам нужно немного поболтать.Им оставалось только подчиниться.— Как дела у ваших родителей, Роджер? Отец все так же преуспевает?— Папа в полном порядке, сэр. Сердечный приступ ненадолго уложил его в постель, но мама говорит, что он уже снова взялся за работу. Этого человека ничто не остановит.— Да, я знаю. В Гарварде мы играли с ним в одной команде. Но я никогда не был таким атлетом, как он. Интересно, помнит ли он меня? Он был прекрасным спортсменом.— Да, сэр. Был. Он и сейчас хоть куда.— Это чудесно. Ну а теперь к делу. Роджер, я прибыл...— Роджер, мне записывать? — шепотом осведомился Уолтер.— Нет-нет, нам ни к чему оставлять следы на бумаге, — сказал Плановик.— Да, сэр, я...— Ничего, все в порядке. Роджер, я недавно просмотрел ваши отчеты для Бюро стратегических служб Бюро стратегических служб — одна из правительственных разведывательных организаций США, создана после Второй мировой войны.

. Очень внушительно. Я ознакомился также с текстом вашего представления к медали. «Серебряная звезда». Очень внушительно. Вы входили в команду, которая выследила немецкого снайпера в Швейцарии. Вы убили его. Мне нравится завершенность в любом деле. А здесь не было ни малейшей двусмысленности. Вы вытряхнули ублюдка из ботинок и вернули стране кое-что из очень полезных передовых технологий.
1 2 3 4 5 6 7