А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Будет падать с ног от усталости. Урожай позовёт на помощь себе школьников, солдат» стариков и старух, потому что мало людей в городе, и люди те – рыбаки, у них своё дело.
У Варьки такое чувство, будто не она разбила голову Ваське, будто от его руки трещит её, Варькина, голова.
Что они знают о нашем городе! Знают, как по холоду, в ноябре, в декабре, идет хамса с моря? Она заливает город ночным серебром. Ей нельзя лежать даже лишнего часа.
Знают они, курортники, как со всех сторон, из степных колхозов, идут фрукты и овощи на консервный завод? Их всё больше и больше. Их не успевают перерабатывать, сортировать. А потом – р-раз! – навалится свёкла с полей. Крепостными валами ляжет вокруг сахарного завода. А эти курортники будут ходить в театры. Варька не заметила, как её ненависть к Ваське распространилась на весь род людской и угасла, как разбросанный в поле костёр. Варька вспыхнула.
Мимо неё в город промчалась машина-трёхтонка.
Едут в кузове случайные пассажиры, шофёрской милостью подобранные на дороге. Поёт парень. Встречный ветер срывает песню прямо у него с губ. Люди, у которых нет слуха, любят петь громко. Горланит парень во всю глотку. Весело ему и печально.
Да разве так поют. Послушал бы он, как поет Варька, – застыдился бы своей песни. Смеются люди над тем, что Варька присохла к сваям, ловит бычков без конца. А кто бы спросил: зачем?
… Только в новый дом переехали, повела бабушка Варьку на кладбище.
Варька подошла к воротам, глянула на кресты и ударилась в рёв.
– Ты не бойся, – сказала бабка. – Они смирные. Они упокойники.
Варька заревела ещё громче:
– Вдруг они мамкины серьги отняли?
Бабка засмеялась.
– Помнишь… Ну, сиди тут… И то, чего тебе между могил шататься.

Варька села у ворот. И, чтобы не скучно, запела песню, выводит тонкие звуки.
Варька не заметила, как подошла бабка, села рядом. Бабка начала вторить. Когда кончили песню, бабка сказала:
– Варька, слухай сюда. Я потеряла, ты, Варька, нашла. Но если ты, стерва, разбазаришь своё, я закона не побоюсь, я тебя убью.
– Чего разбазарю? – спросила Варька.
– Песню. Тебе голос от бога дан, от природы.
Бабка сидела обмякшая, виноватая и такая грустная, какой Варька ее ещё ни разу не видала. Ни когда умерла мама, ни когда хата сгорела.
С этого дня бабка начала Варьку учить песням. Как верха брать, как паузу сделать в неожиданном месте, как вторить, как выводить первый голос, опережая и в нужном месте поджидая других.
Варька слушала по радио знаменитых певцов. Они ей казались не живыми людьми, а каким-то вымыслом, чудом. Бабка водила Варьку к священнику, чёрному старику в длинном платье. Священник ставил пластинки на электропроигрыватель.
Иногда в город приезжали артисты. Варька пробиралась в переполненный рыбацкий клуб. Слушала певцов. Певцы держались важно – пели плохо.
Варька пела всё время, даже когда молчала. Просыпалась ночью, залезала на подушку – и давай выводить песню.
Батька её шлепал за это. Она ему мешала спать.
Когда пошла Варька в школу, петь застеснялась. Все поют про ёлки, про гусей, про другое – детское. Варька стоит, молчит. Ей стыдно, – нет в этих песнях ничего: ни щемящей тоски, ни ликующей радости – ничего нет, только звуки пустые, как погремушки.
Ставили Варьке двойку. Варька молчала. Переправляли на тройку. С тем и переходила во второй, в третий класс.
В третьем классе учительница пения Сима Борисовна услышала, как Варька пела на улице.
На уроке она спросила Варьку:
– Ты умеешь петь, а почему не поёшь?
– Не хочу я петь о зубных щётках, – сказала она, отвернувшись угрюмо.
– Да?.. – учительница постучала карандашом по роялю. Спросила, почти не разжав губ: – Что же ты хочешь петь?
– Играйте, – сказала Варька. Уставилась на учительницу тёмными глазами, заполненными острым блеском.
Варька запела сильно.
– Взвейтесь кострами синие ночи, мы, пионеры, – дети рабочих!..
А когда кончила петь, сказала:
– Эту я петь согласна.
– А ещё? – спросила учительница, покусывая полные губы.
– Про степь… Или вот эту. – Варька хлебнула воздух. – Исходила младёшенька все луга и покосы…
Класс сидел тихо. Учительница подыграла Варьке одной рукой.
Несколько следующих уроков учительница с Варькой не разговаривала. Варька, чтобы не обижать её, пела вместе со всеми вполголоса. Учительница больше рассказывала ребятам о музыке и играла сама.
Как-то она оставила Варьку после уроков. Проиграла ей несложную мелодию. Варька села к роялю и повторила её после учительницы. Она схватила её прямо с пальцев.
– Ты училась? – спросила учительница.
– Не-е…
По щекам учительницы пошла тень, сгустилась на скулах в красные пятна.
– Позови мне родителей сейчас же, – сказала она.
Варька заревела, побежала домой. Она била портфелем по деревьям и по заборам. Дома была бабушка. Пашка и Петька дудели под столом и колотили снизу по столешнице палкой, они болели.
– Тебя в школу зовут, – сказала Варька бабушке.
– Нехай, – отмахнулась бабка. – Чи у меня своего дела нет? Мне вон бельё стирать надо.
– Нет, ты поди, – Варька вцепилась в старуху, потянула её за юбку. – Зачем она говорит, что я вру.
Бабка поглядела в заплаканные Варькины глаза. Потом надела свое самое нарядное платье с оборками. Покрыла голову толстой клетчатой шалью и, выпятив грудь и поводя локтями, направилась в школу. В классе пения она без спросу уселась на стул, расправила широченную юбку и только после этого посмотрела на учительницу.
– Говори, милая, не тяни. Мне ещё белье стирать надо.
– Ваша внучка училась музыке? – спросила учительница как можно сдержаннее.
– И-и, милая, – протянула бабка. – На какие такие деньги мы ей рояль купим? У неё одна музыка: Варька, туда! Варька, сюда! Варька, побеги. Варька, носы малым вытри. Вот и все её ноты.
– Учительница молчала, глядела в чёрный рояльный лак на своё отражение. Бабка уселась поудобнее, тронула учительницу за плечо.
– Слышь, девка, сыграй. Мы тебе с Варькой споём в два голоса.
– Что сыграть? – тихо спросила учительница.
– Про фуртуну.
Учительница слабо улыбнулась.
– Я не знаю… Вы пойте, я подберу.
Бабка откашлялась. Сделала несколько вдохов, словно разогреваясь, и повела низом:
– Задула фуртуна на море…
– Ой, люто задула, – подхватила Варька высоко и пугливо.
Они пели о двух рыбаках, об отце и сыне, погибших во время шторма. О старой матери и молодой жене с малым ребёнком. Как молодая жена проклинает море и долю рыбацкую. И убеждает старуха невестку: «Если замуж пойдёшь второй раз, только за рыбака иди. Рыбак твоего сына не обидит, станет любить его, как родного. Иначе нельзя рыбаку – фуртуна задует, погибнет рыбак, останутся его дети, и другие рыбаки станут любить их и жалеть, как родных».
Учительница даже к клавишам не притронулась. Когда бабка и Варька закончили песню, глаза у неё были влажные, в красных обводах.
– И вы не учились, – пробормотала она.
Бабка шумно сморкнулась в большущий, словно наволочка, платок.
– Если бы училась, я бы сейчас в Москве проживала, в самом высоком доме. На лифте бы ездила…
Учительница повернулась к Варьке. Сказала:
– Каждый день будешь оставаться после уроков.
– За что?
Учительница подпёрла руками голову.
– Вот именно, за что?.. – И добавила:–Буду учить тебя музыке.
Варька училась легко. Пальцы у неё были гибкие, сильные. Учительница показывала упражнения и уходила, оставив её одну в пустой школе. Ноты роились в Варькиных глазах, как пчёлы возле летка. Из месяца в месяц она постигала их строй и музыку песен.
В пятом классе весной учительница сказала Варьке:
– Скоро в рыбацком клубе концерт. Ты сыграешь.
– Не буду, – сказала Варька. – Я для себя играю.
– И песни поёшь для себя?
– И песни для себя. Для кого же?
Учительница села к роялю.
– Варька, – сказала она, – я всё время думаю о тебе. Мне не хочется тебе говорить, но я должна. Ты пойми, Варька, талант обязывает служить людям. Тогда он похож на родник. Тогда у него смогут напиться многие. Тогда они смогут унести его в своём сердце. И это будет счастьем для тебя и радостью для других.
Варька уловила в её словах горечь.
– Смешная вы. Плюньте, и всё тут.
– Не понимаешь ты, Варька, – ответила ей учительница.
– А мне наплевать! – Варька поднялась, пошла к двери. – Я на сцене-то онемею, как рыба, а может, зареву. Народ ведь от скуки в клуб ходит. Нешто я их веселить стану.
Когда Варька уходила, обернулась в дверях. Учительница плакала, уронив голову.
Она не перестала учить Варьку, но больше уже не заговаривала с ней ни о таланте, ни о выступлениях в рыбацком клубе.
Зато бабка с тех пор обезумела словно. Она принялась копить деньги на это проклятое пианино. И хвастает на базаре.
– Вы, – говорит, – все тут село, селом и останетесь. Когда Варька моя артисткой станет, я к вам на самолете прилетать буду, чтобы смеяться.

ВАРЬКА РЕВЁТ БЕЗ СТЫДА

Когда Варька пришла домой, на крыльце её встретили Пашка и Петька. Они посмотрели на неё с испугом.
– Тебя ж ведь не драли, чего ж ты ревела? – спросил Пашка. – У тебя всё лицо полосатое. Иди холодной водой умойся.
Петька смотрел на неё и мигал.
– Я знаю, от кого ты плакала. Ты от себя плакала.
Пашка поливал ей из кружки. Петька держал мыло и полотенце. Губы у Варьки были горькими.
– Батька с бабушкой чуть не подрались, – сообщил Пашка. – В школе какой-то отчёт, и деньги нужно выплатить завтра, иначе на батьку в суд подадут.
Отец гладил брюки. Встряхивал их, сбивал пальцем пылинки. На стуле висел его новый выходной костюм. На полу стояли новые сапоги.
– Продавать понесу, – сказал отец. Сказал не зло, с облегчением.
– Где жить станем? – спросила Варька.
– Перебьёмся, – сказал отец. – Самоеды большие уже, в детский сад бегают. Я, Варька, на «Двадцатку» пойду.
– Там механик есть.
– Тогда на другой сейнер пойду. Сегодня капитан Илья флот пригонит, обязательно станет матросов и механиков брать.
Варька чувствовала в отцовских словах уверенность.
Бабка бегала по дому. Хваталась что-то делать. Выскакивала во двор. Лицо у неё двигалось, брови, и уши, и нос, и подбородок, и щёки зажили отдельно, толкались и спорили между собой.
Бабка посмотрела на Варьку с испуганным вздохом.
– Отдай! – крикнула Варька.
Бабка убежала на улицу, но вскоре вернулась спокойная.
– Брось, Петро, – сказала она. – Нешто я допущу, чтобы ты оборванцем ходил. Побудь тут. Принесу тебе деньги. В долг возьму. Отдадим помаленьку.
– Не нужно, – сказал отец. – Перебьёмся.
– Мне лучше знать! – закричала старуха. – Ты, может, в одних исподних с Ксанкой по улице прогуливаться пойдёшь? Хлопцы подросли, теперь тебя и оженить можно. – Бабка накинула на плечи толстый клетчатый платок. Подошла к зеркалу. – Варька, со мной пойдёшь, – приказала она.
Бабка стала будто осанистей. Движения её плавные и упругие. Голову она откинула назад.
– Пойдём.
Они прошли через весь город. Варька боялась спросить, к кому они направляются. Она не могла представить себе человека, который бы одолжил бабке денег. У неё не было друзей в городе. И когда бабка вошла в распахнутую настежь калитку, Варька остановилась. Пробормотала:
– Ты не сюда, бабушка… Ты что?
– Сюда, – сказала старуха и, приподняв плечи, словно ей стало холодно вдруг, пошла к хате старика Власенко.
Варька остановилась у дверей – заробела. Ей не хотелось видеть, как высмеет бабку старик. Она побрела вокруг дома по дорожке из чистых ракушек. Ракушки эти добывают не в море. Их добывают в степи, в оврагах, в обнажённых пластах. Может, и неумолчна степь потому, что хранит она шум древних морских прибоев. А ракушками посыпают вокруг хат, чтобы пресные дождевые брызги не пачкали белых стен.
И вдруг Варька сообразила, что здесь она может столкнуться лицом к лицу с Васькой. Она похолодела вся, прижалась спиной к хате.
– Я у неё не был.
– Почему? – услышала она разговор.
Голоса принадлежали Славке и его отцу. Варька стояла под окном. Ей было неловко, – вдруг выглянет Славкин отец. Посмотрит будто сквозь неё, не сразу соберёт её в зрении, потому что думает постоянно о чём-то своем. А когда поймет, что перед ним Варька, скажет:
– Здравствуй, девочка в брюках.
Варька отодвинулась от окна, стараясь, чтобы меньше хрустели ракушки. Ей захотелось уйти, убежать. Но она боялась двинуться с места, боялась, что встретит за углом Ваську.
В комнате за открытым окном молчали. Послышался треск, хрипение. Славкин отец настраивал приемник. Он ловил отголоски остывших гроз. Они врывались со свистом в комнату. И, наверно, Славкиному отцу они были сейчас нужнее самой прекрасной музыки. Он сказал:
– Ты, Славка, не пойми плохо. Я очень хотел зайти к маме. Но есть в людях нечто такое, что мешает им делать простые поступки. Бывают такие обстоятельства. Я говорил с нею по телефону.
– Она не хочет, чтобы ты помогал ей, и не приедет.
– Да, – ответил Славкин отец и, словно спохватившись, принялся оправдывать маму. Он говорил: – Когда мы злы, люди кажутся нам хуже, чем они на самом деле. На всё нужно время…
Варька уловила в его словах недосказанность. Он не договаривал из боязни причинить Славке боль. Славка, наверно, тоже почувствовал это. Он сказал тихо:
Мы на неё не в обиде… Нам ведь с тобой хорошо.
– Да… – ответил отец.
Варька пошла по хрустящим ракушкам. Села на скамейку у двери.
– А я дура дурой, – шептала она.
Дверь отворилась скрипнув, Старик Власенко пропустил мимо себя Варькину бабушку.
– Мы уже старые, Ольга.
На порог вышла бабка Мария, медленная и задумчивая, как течение лесной реки. Варька всегда робела перед этой старухой.
– У тебя ребятишки, – сказала бабка Мария. – Им жить нужно. В мою хату ступайте. Петро её подлатает, руки у него ловкие.
Варька почувствовала, что не нужны сейчас бабке её независимая осанка и гордость. Бабке нужно именно то, что сейчас происходит. Бабка хочет добра и прощения. Но по упрямой привычке бабкины плечи были откинуты назад. Подбородок приподнят, но он дрожал.
– До свидания, – сказала она. – Дай вам бог…
Варька испугалась, что бабка обмякнет сейчас, что кончатся у неё силы. Она подошла, коснулась плечом бабкиной руки.
Только на другой улице бабка закачалась на ослабевших ногах.
Голова упала на грудь. Плечи опустились, ссутулилась сухая спина, в пояснице надломилась. Бабка почти упала на придорожную траву.
Она вытащила из кармана деньги. Выронила на колени. Посмотрела на Варьку пустыми, как высохшие колодцы, глазами.
– Я в него из обреза стреляла, – прошептала она. – Когда он Серафину из степи привёз. Насмерть хотела.
Варька сидела рядом с бабкой, кусала травину.
– Из обреза стреляла, – шептала она вслед за бабкой. Она видела мучительно близко перед глазами Васькин лоб, рассечённый камнем, и широкий, настежь растворённый взгляд.
Бабка бормотала:
– Я же чувствовала, как сила из меня уходит, будто кровь из раны течет. Я ж оправдаться перед собой хотела. Как оправдаться? Себя обвинять? Нет. Проще всех презирать. Только я, мол, одна человек.
Варька посмотрела на свои потёртые, пропыленные вельветовые брюки. «Что ли, платье надеть?» – подумала она, покраснев.
Из бабкиных глаз текли слёзы. Они оросили шершавые бабкины щёки. Пробрались на шею.
– Я, Варька, была… – бабка поймала слезу губами, растёрла её, соленую, на губах. Сказала, захлебнувшись поздним отчаянием: – Стерва я была, Варька. Раскричала я свою жизнь. Прогорланила, проплясала с кем хочешь. Я, Варька, и в Румынию уходила. И с гайдамаками…
Бабка подалась вперёд, хватила Варькины руки и принялась целовать их, вымаливая прощение за грехи, которых Варька не знала и не желала знать.
Она понимала: бабка говорит правду, но запоздалая правда ранит людей хуже лжи. Варька взяла бабку за плечи, заставила встать. И вдруг побежала, словно боялась, что бабкины цепкие руки снова подомнут её под себя.
Варька бежала домой. Со всех улиц ей навстречу бежали люди. Варька ловила обрывки радостных разговоров:
– Флотилия на подходе… Митинг будет.
– Никола, ты негритянок видел? Не горюй, повидаешь.
– Смотри, сколько народу валит… Фло-ти – или – я!.. Булыжник на улицах белый, словно лужёный. Тень от деревьев, как чёрная топь.
Варька прибежала домой – отца нет, наверно, сидит у соседки Ксанки, обсуждает свою дальнейшую долю. Он всегда ходит к ней, чтоб набраться характера. А может быть, побежал со всеми на берег. Пашка и Петька сладко дышали, прижавшись друг к другу лбами. Ветер гнёт большие деревья, ломает даже, а эта трава дышит себе и толстеет. Варька закрыла их простыней, прижалась щекой к их крутым лбам. На них были тесные, насквозь простиранные рубахи. Наверно, у всех ребят одежда либо велика, либо тесна, потому что очень короток срок, когда она бывает им впору.
Варька надела платье с цветочками, которое батька купил ей на день рождения. Вышла на улицу и побежала на берег, куда все бежали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14