— Это кажется немного странным. То, что он ушел, я имею в виду.
— Да, — Гирайз выглядел смущенным. — Я уже так привык к Сторнзофу.
— В этом не приходится сомневаться, если судить по тому, как ты на меня набросился, когда я только рот раскрыла, чтобы высказать свое мнение…
— Когда ты пыталась послать его на эшафот.
— О да, я сейчас расплачусь от твоей преданности. Правда. Расплачусь.
— Да, а я испытываю что-то вроде братского сострадания ко всем жертвам мужского пола, ставшими мишенями для словесных шпилек мисс Дивер.
— Что ж, берегись, пока вы с грейслендцем не стали лучшими друзьями.
— Вряд ли это случится. Я бы сказал, что Сторнзоф наименее груб на фоне большинства своих соотечественников. По правде говоря, он действительно порядочный человек, в некотором роде даже…
— Господин маркиз расчувствовался.
— Мы — соперники. Наша дружба была целесообразна. Но вот она и закончилась.
— Мы с тобой тоже соперники. Что скажешь по поводу нашей дружбы?
— По крайней мере, на ближайшие несколько часов это целесообразно, — ответил Гирайз. — Достаточно целесообразно, чтобы поужинать вместе, если ты не против.
— С удовольствием, — она не хотела этого говорить. Она все еще была зла на него, и ей следовало бы отказаться. — Куда мы пойдем?
— Я не думаю, что в Ксо-Ксо есть рестораны или кафе, но, может быть, нам попадется какая-нибудь закусочная. Давай поищем.
Они пошли прочь от здания мэрии через освещенную площадь, далеко обходя платформу с позорным столбом. Но Лизелл не могла удержаться, чтобы не посмотреть на страдальцев, и очень отчетливо увидела кровоточащие раны, жужжащих комаров и безучастные, покрытые синяками лица. Она быстро отвернулась, но картина запечатлелась в ее сознании. Ей хотелось бы знать — Гирайз так же реагирует на это? По его лицу она мало что могла понять, просто он был как-то по-особому молчалив.
Они не нашли ни ресторана, ни закусочной, лишь маленькую западного образца гостиницу на самой темной и грязной стороне площади. Затрапезная вывеска, написанная от руки, обещала самую настоящую вонарскую кухню. Еда, правда, оказалась чисто грейслендской, за исключением вонарской версии традиционного ягарского супа, приготовленного из местного аналога картошки с добавлением коры растущего здесь же карликового дерева и очень жирного буйволиного молока.
Затрапезная комнатка была битком набита грейслендскими солдатами, но больше податься было некуда. Они кое-как уселись и заказали себе по тарелке супа. Лизелл больше ничего не хотела. Вид избитых дикарей, выставленных на всеобщее обозрение, отбил у нее всякий аппетит.
Принесли суп и к нему маленький кирпичик плотного хлеба. Лизелл ела, не чувствуя вкуса. Она обвела глазами убогую комнату, не найдя ничего, достойного внимания, и вновь уткнулась в свою тарелку.
— Думаю, мы можем переночевать здесь, — сказала она наконец. — Тут должны быть свободные номера.
— Несомненно. Вряд ли Ксо-Ксо наводнен туристами. Меня интересует только один вопрос: что мы будем делать завтра, после того как нам поставят штамп в паспорт? У тебя есть какие-нибудь планы?
— Ты хочешь сказать, у нас есть из чего выбирать? На юг можно отправиться только на пароходе вниз по реке через леса Орекса. Больше никак.
— Если мы не попадем в порт к девяти тридцати, то завтра отсюда не уедем.
— Почему?
— Потому что нужный нам пароход ходит только один раз в день. У меня есть расписание. Посмотри сама, — положил он перед ней мятый листок бумаги.
Она пробежала глазами расписание и убедилась, что он прав.
— Мы пропали, Гирайз! Мэрия открывается только в восемь. Мы не успеем зарегистрироваться и добраться до порта за полтора часа. Это невозможно. Нам конец!
— Необязательно. Я думаю, мы можем успеть при условии, что все четко спланируем.
— Что толку планировать? Планирование не может замедлить ход времени. Каслер уйдет вперед, это нечестно, и мы ничего не можем с этим поделать. Если только не прикончим всех этих грейслендцев!
— Лизелл, успокойся.
— Я совершенно спокойна! — рявкнула Лизелл.
— И думай, о чем говоришь, здесь очень много грейслендцев, — тихо посоветовал Гирайз.
— Мне плевать, даже если они меня слышат! — Но, подумав, она продолжила на полтона ниже. — Может, они не понимают по-вонарски.
— Успокойся и лучше посмотри сюда, — он достал еще одну карту. — Это карта Ксо-Ксо.
— Откуда она у тебя?
— Купил где-то, не помню. Смотри, — он постучал пальцем на карте, — мы сейчас находимся здесь, на юго-восточной стороне площади. Завтра в восемь утра мы подойдем к мэрии…
— Давай пораньше.
— Думаешь, это нам сильно поможет? Если грейслендцы говорят, что мэрия откроется в восемь, это не значит, что она откроется в семь пятьдесят девять. В любом случае мы постараемся отметиться как можно быстрее, а затем сразу в порт. Расстояние между площадью и портом не больше мили. Здесь нет ни кэбов, ни лошадей — нам придется идти пешком. Вот это — самый прямой и короткий путь, — Гирайз прочертил линию на карте. — Если мы пойдем максимально быстро, то доберемся за пятнадцать минут, как раз чтобы успеть сесть на пароход… — он заглянул в расписание, — «Водяная фея».
— Хороший расклад. Может, нам нанять кого-нибудь, что бы нес наш багаж?
— Нет времени. Если наш багаж будет нас задерживать, с ним придется расстаться. Ты готова к этому?
— Да, если нужно. Я уже один раз бросила свою сумку, это было в Эшно.
— Да, я никак не мог понять, почему у тебя новый саквояж. Что случилось?
Она колебалась. Ей очень не хотелось признаваться Гирайзу в'Ализанте в своем воровстве. Просто она сделала то, что должна была сделать, чтобы не вылететь из соревнования. У нее действительно не было выбора, напомнила она себе, и все же она сгорала от стыда. Она предпочла бы держать рот на замке, но сейчас ей нужно было ответить на вопрос.
— Я ехала верхом от Эшно до Квинкевага, и сумку некуда было деть.
— Ты не могла прикрепить ее к седлу?
— Я очень спешила.
— Странно. На это ушло бы всего…
— Я действительно очень спешила.
— Понимаю. Но как тебе удалось добыть в Эшно лошадь? Ни я, ни Сторнзоф не смогли найти ни одной. Нам обоим сказали, что это невозможно. Где ты…
— Ну какое это имеет значение? — она почувствовала, как краска предательски заливает ее лицо. — Я нашла способ, вот и все.
— Понимаю, — повторил Гирайз сухо, — примите мои поздравления, мисс Дивер.
Он посмотрел на нее так, словно видел ее насквозь, и ей стало совсем не по себе. Это в ней говорит совесть, и ничего больше. Господин маркиз не сможет так легко заставить ее растеряться, она не даст ему возможности унизить ее. Вскинув голову, она твердо посмотрела ему в глаза и произнесла как ни в чем бывало:
— «Водяная фея», да? Будем надеяться, что характер парохода не соответствует его названию и он не растворится в воздухе прямо перед нашим носом.
Закончив скромный ужин, они покинули обеденный зал и подошли к стойке портье. Их зарегистрировали и выдали ключи от двух разных номеров. Они вместе поднялись на второй этаж и на секунду остановились.
— В семь сорок у выхода, — сказал Гирайз.
— В семь сорок, — согласилась Лизелл, и они расстались. Дойдя до своего номера, она вошла и застыла на пороге, неприятно пораженная.
Гостиница оправдала наихудшие ее ожидания: здесь практиковалась система селить по нескольку человек в номере. Маленькая керосиновая лампа, висящая под потолком, освещала внушительных размеров общую спальню с десятком односпальных кроватей, над каждой из которых висела москитная сетка. На четырех кроватях спали, на двух других сидели пышнотелые фигуры со светлыми волосами в белых ночных рубашках.
— Закройте дверь, будьте любезны, — попросила одна из белых фигур по-грейслендски.
— Воздух сюда напустите, — пояснила другая на том же языке.
Воздух здесь не помешал бы, отметила про себя Лизелл. Окна закрыты, пахнет плесенью, к тому же порядочно москитов. Тем не менее она закрыла дверь, шум разбудил еще одну женщину, она заворочалась и сонно спросила по-грейслендски:
— Что, что такое?
— Новенькая.
— В сорок седьмой?
— Ты тоже? — спросила блондинка у Лизелл.
— Что я тоже?
— Приехала к своему в сорок седьмой отряд?
— Нет, я…
— Тогда в батальон Орлов Крайнзауфера? Какой у него чин? Мой муж — капитан Гефгогн, герой ягарской кампании. Он дважды был награжден и один раз получил благодарность за решительные действия. А твой в каком чине?
— Я приехала сюда не солдат навещать, — ответила Лизелл, кое-как составляя предложение из грейслендских слов. — Я здесь проездом.
— Так ты не из Грейсленда, — вынесла ей обвинение жена капитана. Она оглядела вновь прибывшую с ног до головы, внимательно рассмотрев ее испачканный бизакский наряд. — Ты кто? Туземка? Тогда тебе здесь не место.
— Я из Вонара, — пояснила Лизелл, — и мне обязательно есть здесь место. — С этими словами она направилась к самой дальней кровати в углу комнаты и уверенно поставила свой саквояж рядом с ней. За ее спиной зашипели.
— Она говорит, что она из Вонара.
— Ну, это не так уж и плохо. У нее хотя бы кожа светлая.
— Да, но не чистая. Вонарцы — грязнули, это всем известно.
— Они не моются, а поливают себя духами.
— Посмотри на ее одежду — вся в грязи.
— Грязная до отвращения. Я умерла бы со стыда, если появилась бы где-нибудь в таком виде.
— Да что ты, у вонарцев нет гордости.
Посмотрела бы я на вас, безмозглые грейслендские коровы, на кого вы были бы похожи, если бы прошли несколько километров по декуатским лепешкам, — зло подумала Лизелл, Скинув одежду, она подошла к умывальнику и принялась нарочито тщательно мыться. Но ее усилия не удовлетворили критиков. Шепот продолжался.
— Смотри, как вышагивает в своем белье.
— Все вонарки — бесстыдницы.
— Она что, так в белье и собирается спать?
— Она не похожа на порядочную женщину.
— Я думаю, у них и порядочные не лучше этой.
Лизелл смолчала, с трудом сдерживая возмущение. Нет смысла ссориться с этими женщинами. Более того, все, что они говорили о ее наряде — чистая правда. Умывшись, она быстро выстирала одежду в раковине, хорошо отжала ее и развесила на крючках, прибитых к стене у ее кровати. Тонкая ткань к утру должна высохнуть.
— Убери мокрые вещи, будь добра, — послышался голос капитанской жены. — Им здесь не место. Ты должна знать, это — не прачечная.
И это тоже чистая правда. Лизелл, стиснув зубы, сняла тунику и юбку и расстелила их вдоль перекладины внизу кровати. Неожиданная мысль пришла ей в голову. Подойдя к ближайшему окну, она толкнула створки, и те широко распахнулись. В комнату ворвался поток свежего воздуха. Вот так ее одежда высохнет наверняка.
— Сейчас же закрой окно, будь добра, — приказала одна из лежащих блондинок. — Уличный воздух напустишь.
— Да. Он такой свежий, — простодушно улыбнулась Лизелл, — такой чистый.
— Это нездоровый воздух. Он слишком влажный и наполнен гнилостными испарениями джунглей. Сейчас же закрой окно.
— Если вы согласны, я оставлю его открытым, — карамельная улыбка не сходила с лица Лизелл. Несколько мгновений она ждала, осмелится ли кто-нибудь встать и закрыть окно, но никто не двинулся с места. Забравшись в постель, она опустила москитную сетку и отвернулась к стене. За ее спиной возобновился шепот.
— Эта вонарка не умеет себя вести.
— Ее дурь вредит нашему здоровью.
— Я думаю, она, по всей видимости, шлюха.
— В таком случае ее не должны были сюда впускать. Это неправильно.
— Завтра утром я поговорю со своим мужем. Мой муж — человек влиятельный. Уверена, это безобразие можно исправить.
Пустое сотрясание воздуха, такое же безвредное, как жужжание москитов. Лизелл закрыла глаза. Она настолько устала, что уснула раньше, чем успела подумать, откуда это у Гирайза в'Ализанте две такие редкие вещи — карта Ксо-Ксо и расписание движения ягарских пароходов.
Если бы окно было закрыто, то голоса с улицы вряд ли долетели бы до ее слуха. Но окно осталось открытым, и звуки, проникшие в спальню, окончательно ее разбудили.
Лизелл открыла глаза, не имея представления, который час, но почувствовала, что проспала не так уж и много. Керосиновая лампа все еще горела, и в свете ее устроившиеся на сетке гигантские летающие тараканы отбрасывали устрашающие, фантастические тени. От испуга она приглушенно вскрикнула и ударила по сетке рукой. Тараканы разлетелись. Она осторожно отодвинула полог и огляделась.
Грейслендки преспокойно спали. Совершенно проснувшись, она внимательно прислушалась к голосам на улице. Небольшая группа, определила она, с полдюжины мужчин и женщин. Их голоса — наполовину певшие, наполовину говорившие на незнакомом ей языке — звучали довольно приятно, но было в них что-то такое тревожное, отчего волосы у нее на голове зашевелились. Она крайне растерялась, даже испугалась, и вместе с тем сгорала от любопытства. Если они исполняют какой-то национальный ритуал, она с удовольствием понаблюдает, а потом напишет монографию и представит ее в Республиканскую академию…
Нет времени!
Ну нет, для краткого наблюдения времени предостаточно. Она не может отказать себе в этом. Встав с постели, она подошла к окну, и ночной воздух, запечатлев на ее коже нежный поцелуй, напомнил Лизелл, что она не одета. Что ж, очень подходящий наряд для такого климата, если бы только не привлекал столько внимания. Она быстро оделась. Бизакская туника и юбка были еще влажные и неприятно липли к телу. Хорошо, что грейслендские матроны спят и не достают ее своими неодобрительными взглядами и комментариями. Бесшумно выскользнув из общественной спальни, Лизелл поспешно спустилась по лестнице, миновала входную дверь и оказалась на городской площади Ксо-Ксо.
В теплом и влажном ночном воздухе висело жужжание насекомых. Созвездия южных широт, никогда не горевшие на вонарском небе, здесь висели словно прямо над головой. Луна освещала город, но уличные фонари продолжали гореть, их свет ложился на мощеную площадь. Ее глаза инстинктивно метнулись к платформе и к позорному столбу на ней. Четверо страдальцев стояли все так же неподвижно, глухие или равнодушные к крикам своих соотечественников. Менее равнодушными казались двое грейслендских часовых, поставленные охранять платформу. Испытывая явное волнение, они пристально оглядывали площадь в поисках невидимых певцов.
Если они ее заметят, то непременно задержат для допроса. Затаив дыхание, она отступила в тень, и грейслендцы прошли мимо.
Голоса звучали где-то совсем рядом. Она ясно слышала их, но никак не могла вычислить, откуда они доносились. Может, из лабиринта темных переулков за ее спиной? Безумие, но на секунду ей показалось, что они звучат откуда-то сверху, затем — что из-под земли. Нервы ее были напряжены, а по коже бегали мурашки, хотя ночь была жаркая.
Странно. Она потрясла головой, ей было и смешно, и немного досадно. Она вновь замерла и внимательно прислушалась. На этот раз сомневаться не приходилось: невидимые певцы прятались где-то в темноте слева от нее, может быть, не далее как на расстоянии в несколько ярдов. Она напрягла зрение и обнаружила, что на краю площади есть узкий просвет между двумя зданиями. Вне всякого сомнения, голоса раздаются оттуда.
Лизелл направилась к проходу, изо всех сил стараясь держаться в тени. По мере приближения песня становилась все громче. Было что-то жуткое и сверхъестественное в этих голосах, что-то нечеловеческое в высоких нотах раздававшегося в ночи сопрано. Она украдкой заглянула за угол. Ничего.
Голоса были не настолько близко, как ей показалось вначале, а может быть, певцы просто отошли подальше. Лизелл сделала несколько шагов вперед. Ее глаза постепенно привыкли к темноте, и она различала кирпичные стены домов по обеим сторонам прохода, но совсем не видела тех таинственных певцов, слыша их где-то совсем рядом. Она дошла до конца проулка и очутилась на неизвестной узкой улочке, среди деревянных домов на сваях с темными окнами, занавешенными тростниковыми циновками. Певцы продолжали оставаться невидимыми, слышны были только их голоса где-то совсем близко от нее.
Она шла на звук по узкой улице, потом свернула на другую, но нигде не нашла и следов тех, кого искала. Миновала лес массивных каменных свай и вновь оказалась на городской площади, недалеко от места, откуда начала свой маршрут. Пение то усиливалось, то снова затихало.
Наваждение. Вероятно, она просмотрела певцов где-то среди свай. Ей нужно было лучше прислушиваться, повнимательнее смотреть по сторонам. Глубоко вдохнув, она задержала дыхание и закрыла глаза.
Кто-то коснулся ее плеча. Приглушенно вскрикнув, она обернулась — перед ней стояла высокая фигура в сером мундире. Грейслендский солдат. Ненавижу. Тревога и враждебность сменились удивлением, когда она узнала главнокомандующего.
— Каслер!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Да, — Гирайз выглядел смущенным. — Я уже так привык к Сторнзофу.
— В этом не приходится сомневаться, если судить по тому, как ты на меня набросился, когда я только рот раскрыла, чтобы высказать свое мнение…
— Когда ты пыталась послать его на эшафот.
— О да, я сейчас расплачусь от твоей преданности. Правда. Расплачусь.
— Да, а я испытываю что-то вроде братского сострадания ко всем жертвам мужского пола, ставшими мишенями для словесных шпилек мисс Дивер.
— Что ж, берегись, пока вы с грейслендцем не стали лучшими друзьями.
— Вряд ли это случится. Я бы сказал, что Сторнзоф наименее груб на фоне большинства своих соотечественников. По правде говоря, он действительно порядочный человек, в некотором роде даже…
— Господин маркиз расчувствовался.
— Мы — соперники. Наша дружба была целесообразна. Но вот она и закончилась.
— Мы с тобой тоже соперники. Что скажешь по поводу нашей дружбы?
— По крайней мере, на ближайшие несколько часов это целесообразно, — ответил Гирайз. — Достаточно целесообразно, чтобы поужинать вместе, если ты не против.
— С удовольствием, — она не хотела этого говорить. Она все еще была зла на него, и ей следовало бы отказаться. — Куда мы пойдем?
— Я не думаю, что в Ксо-Ксо есть рестораны или кафе, но, может быть, нам попадется какая-нибудь закусочная. Давай поищем.
Они пошли прочь от здания мэрии через освещенную площадь, далеко обходя платформу с позорным столбом. Но Лизелл не могла удержаться, чтобы не посмотреть на страдальцев, и очень отчетливо увидела кровоточащие раны, жужжащих комаров и безучастные, покрытые синяками лица. Она быстро отвернулась, но картина запечатлелась в ее сознании. Ей хотелось бы знать — Гирайз так же реагирует на это? По его лицу она мало что могла понять, просто он был как-то по-особому молчалив.
Они не нашли ни ресторана, ни закусочной, лишь маленькую западного образца гостиницу на самой темной и грязной стороне площади. Затрапезная вывеска, написанная от руки, обещала самую настоящую вонарскую кухню. Еда, правда, оказалась чисто грейслендской, за исключением вонарской версии традиционного ягарского супа, приготовленного из местного аналога картошки с добавлением коры растущего здесь же карликового дерева и очень жирного буйволиного молока.
Затрапезная комнатка была битком набита грейслендскими солдатами, но больше податься было некуда. Они кое-как уселись и заказали себе по тарелке супа. Лизелл больше ничего не хотела. Вид избитых дикарей, выставленных на всеобщее обозрение, отбил у нее всякий аппетит.
Принесли суп и к нему маленький кирпичик плотного хлеба. Лизелл ела, не чувствуя вкуса. Она обвела глазами убогую комнату, не найдя ничего, достойного внимания, и вновь уткнулась в свою тарелку.
— Думаю, мы можем переночевать здесь, — сказала она наконец. — Тут должны быть свободные номера.
— Несомненно. Вряд ли Ксо-Ксо наводнен туристами. Меня интересует только один вопрос: что мы будем делать завтра, после того как нам поставят штамп в паспорт? У тебя есть какие-нибудь планы?
— Ты хочешь сказать, у нас есть из чего выбирать? На юг можно отправиться только на пароходе вниз по реке через леса Орекса. Больше никак.
— Если мы не попадем в порт к девяти тридцати, то завтра отсюда не уедем.
— Почему?
— Потому что нужный нам пароход ходит только один раз в день. У меня есть расписание. Посмотри сама, — положил он перед ней мятый листок бумаги.
Она пробежала глазами расписание и убедилась, что он прав.
— Мы пропали, Гирайз! Мэрия открывается только в восемь. Мы не успеем зарегистрироваться и добраться до порта за полтора часа. Это невозможно. Нам конец!
— Необязательно. Я думаю, мы можем успеть при условии, что все четко спланируем.
— Что толку планировать? Планирование не может замедлить ход времени. Каслер уйдет вперед, это нечестно, и мы ничего не можем с этим поделать. Если только не прикончим всех этих грейслендцев!
— Лизелл, успокойся.
— Я совершенно спокойна! — рявкнула Лизелл.
— И думай, о чем говоришь, здесь очень много грейслендцев, — тихо посоветовал Гирайз.
— Мне плевать, даже если они меня слышат! — Но, подумав, она продолжила на полтона ниже. — Может, они не понимают по-вонарски.
— Успокойся и лучше посмотри сюда, — он достал еще одну карту. — Это карта Ксо-Ксо.
— Откуда она у тебя?
— Купил где-то, не помню. Смотри, — он постучал пальцем на карте, — мы сейчас находимся здесь, на юго-восточной стороне площади. Завтра в восемь утра мы подойдем к мэрии…
— Давай пораньше.
— Думаешь, это нам сильно поможет? Если грейслендцы говорят, что мэрия откроется в восемь, это не значит, что она откроется в семь пятьдесят девять. В любом случае мы постараемся отметиться как можно быстрее, а затем сразу в порт. Расстояние между площадью и портом не больше мили. Здесь нет ни кэбов, ни лошадей — нам придется идти пешком. Вот это — самый прямой и короткий путь, — Гирайз прочертил линию на карте. — Если мы пойдем максимально быстро, то доберемся за пятнадцать минут, как раз чтобы успеть сесть на пароход… — он заглянул в расписание, — «Водяная фея».
— Хороший расклад. Может, нам нанять кого-нибудь, что бы нес наш багаж?
— Нет времени. Если наш багаж будет нас задерживать, с ним придется расстаться. Ты готова к этому?
— Да, если нужно. Я уже один раз бросила свою сумку, это было в Эшно.
— Да, я никак не мог понять, почему у тебя новый саквояж. Что случилось?
Она колебалась. Ей очень не хотелось признаваться Гирайзу в'Ализанте в своем воровстве. Просто она сделала то, что должна была сделать, чтобы не вылететь из соревнования. У нее действительно не было выбора, напомнила она себе, и все же она сгорала от стыда. Она предпочла бы держать рот на замке, но сейчас ей нужно было ответить на вопрос.
— Я ехала верхом от Эшно до Квинкевага, и сумку некуда было деть.
— Ты не могла прикрепить ее к седлу?
— Я очень спешила.
— Странно. На это ушло бы всего…
— Я действительно очень спешила.
— Понимаю. Но как тебе удалось добыть в Эшно лошадь? Ни я, ни Сторнзоф не смогли найти ни одной. Нам обоим сказали, что это невозможно. Где ты…
— Ну какое это имеет значение? — она почувствовала, как краска предательски заливает ее лицо. — Я нашла способ, вот и все.
— Понимаю, — повторил Гирайз сухо, — примите мои поздравления, мисс Дивер.
Он посмотрел на нее так, словно видел ее насквозь, и ей стало совсем не по себе. Это в ней говорит совесть, и ничего больше. Господин маркиз не сможет так легко заставить ее растеряться, она не даст ему возможности унизить ее. Вскинув голову, она твердо посмотрела ему в глаза и произнесла как ни в чем бывало:
— «Водяная фея», да? Будем надеяться, что характер парохода не соответствует его названию и он не растворится в воздухе прямо перед нашим носом.
Закончив скромный ужин, они покинули обеденный зал и подошли к стойке портье. Их зарегистрировали и выдали ключи от двух разных номеров. Они вместе поднялись на второй этаж и на секунду остановились.
— В семь сорок у выхода, — сказал Гирайз.
— В семь сорок, — согласилась Лизелл, и они расстались. Дойдя до своего номера, она вошла и застыла на пороге, неприятно пораженная.
Гостиница оправдала наихудшие ее ожидания: здесь практиковалась система селить по нескольку человек в номере. Маленькая керосиновая лампа, висящая под потолком, освещала внушительных размеров общую спальню с десятком односпальных кроватей, над каждой из которых висела москитная сетка. На четырех кроватях спали, на двух других сидели пышнотелые фигуры со светлыми волосами в белых ночных рубашках.
— Закройте дверь, будьте любезны, — попросила одна из белых фигур по-грейслендски.
— Воздух сюда напустите, — пояснила другая на том же языке.
Воздух здесь не помешал бы, отметила про себя Лизелл. Окна закрыты, пахнет плесенью, к тому же порядочно москитов. Тем не менее она закрыла дверь, шум разбудил еще одну женщину, она заворочалась и сонно спросила по-грейслендски:
— Что, что такое?
— Новенькая.
— В сорок седьмой?
— Ты тоже? — спросила блондинка у Лизелл.
— Что я тоже?
— Приехала к своему в сорок седьмой отряд?
— Нет, я…
— Тогда в батальон Орлов Крайнзауфера? Какой у него чин? Мой муж — капитан Гефгогн, герой ягарской кампании. Он дважды был награжден и один раз получил благодарность за решительные действия. А твой в каком чине?
— Я приехала сюда не солдат навещать, — ответила Лизелл, кое-как составляя предложение из грейслендских слов. — Я здесь проездом.
— Так ты не из Грейсленда, — вынесла ей обвинение жена капитана. Она оглядела вновь прибывшую с ног до головы, внимательно рассмотрев ее испачканный бизакский наряд. — Ты кто? Туземка? Тогда тебе здесь не место.
— Я из Вонара, — пояснила Лизелл, — и мне обязательно есть здесь место. — С этими словами она направилась к самой дальней кровати в углу комнаты и уверенно поставила свой саквояж рядом с ней. За ее спиной зашипели.
— Она говорит, что она из Вонара.
— Ну, это не так уж и плохо. У нее хотя бы кожа светлая.
— Да, но не чистая. Вонарцы — грязнули, это всем известно.
— Они не моются, а поливают себя духами.
— Посмотри на ее одежду — вся в грязи.
— Грязная до отвращения. Я умерла бы со стыда, если появилась бы где-нибудь в таком виде.
— Да что ты, у вонарцев нет гордости.
Посмотрела бы я на вас, безмозглые грейслендские коровы, на кого вы были бы похожи, если бы прошли несколько километров по декуатским лепешкам, — зло подумала Лизелл, Скинув одежду, она подошла к умывальнику и принялась нарочито тщательно мыться. Но ее усилия не удовлетворили критиков. Шепот продолжался.
— Смотри, как вышагивает в своем белье.
— Все вонарки — бесстыдницы.
— Она что, так в белье и собирается спать?
— Она не похожа на порядочную женщину.
— Я думаю, у них и порядочные не лучше этой.
Лизелл смолчала, с трудом сдерживая возмущение. Нет смысла ссориться с этими женщинами. Более того, все, что они говорили о ее наряде — чистая правда. Умывшись, она быстро выстирала одежду в раковине, хорошо отжала ее и развесила на крючках, прибитых к стене у ее кровати. Тонкая ткань к утру должна высохнуть.
— Убери мокрые вещи, будь добра, — послышался голос капитанской жены. — Им здесь не место. Ты должна знать, это — не прачечная.
И это тоже чистая правда. Лизелл, стиснув зубы, сняла тунику и юбку и расстелила их вдоль перекладины внизу кровати. Неожиданная мысль пришла ей в голову. Подойдя к ближайшему окну, она толкнула створки, и те широко распахнулись. В комнату ворвался поток свежего воздуха. Вот так ее одежда высохнет наверняка.
— Сейчас же закрой окно, будь добра, — приказала одна из лежащих блондинок. — Уличный воздух напустишь.
— Да. Он такой свежий, — простодушно улыбнулась Лизелл, — такой чистый.
— Это нездоровый воздух. Он слишком влажный и наполнен гнилостными испарениями джунглей. Сейчас же закрой окно.
— Если вы согласны, я оставлю его открытым, — карамельная улыбка не сходила с лица Лизелл. Несколько мгновений она ждала, осмелится ли кто-нибудь встать и закрыть окно, но никто не двинулся с места. Забравшись в постель, она опустила москитную сетку и отвернулась к стене. За ее спиной возобновился шепот.
— Эта вонарка не умеет себя вести.
— Ее дурь вредит нашему здоровью.
— Я думаю, она, по всей видимости, шлюха.
— В таком случае ее не должны были сюда впускать. Это неправильно.
— Завтра утром я поговорю со своим мужем. Мой муж — человек влиятельный. Уверена, это безобразие можно исправить.
Пустое сотрясание воздуха, такое же безвредное, как жужжание москитов. Лизелл закрыла глаза. Она настолько устала, что уснула раньше, чем успела подумать, откуда это у Гирайза в'Ализанте две такие редкие вещи — карта Ксо-Ксо и расписание движения ягарских пароходов.
Если бы окно было закрыто, то голоса с улицы вряд ли долетели бы до ее слуха. Но окно осталось открытым, и звуки, проникшие в спальню, окончательно ее разбудили.
Лизелл открыла глаза, не имея представления, который час, но почувствовала, что проспала не так уж и много. Керосиновая лампа все еще горела, и в свете ее устроившиеся на сетке гигантские летающие тараканы отбрасывали устрашающие, фантастические тени. От испуга она приглушенно вскрикнула и ударила по сетке рукой. Тараканы разлетелись. Она осторожно отодвинула полог и огляделась.
Грейслендки преспокойно спали. Совершенно проснувшись, она внимательно прислушалась к голосам на улице. Небольшая группа, определила она, с полдюжины мужчин и женщин. Их голоса — наполовину певшие, наполовину говорившие на незнакомом ей языке — звучали довольно приятно, но было в них что-то такое тревожное, отчего волосы у нее на голове зашевелились. Она крайне растерялась, даже испугалась, и вместе с тем сгорала от любопытства. Если они исполняют какой-то национальный ритуал, она с удовольствием понаблюдает, а потом напишет монографию и представит ее в Республиканскую академию…
Нет времени!
Ну нет, для краткого наблюдения времени предостаточно. Она не может отказать себе в этом. Встав с постели, она подошла к окну, и ночной воздух, запечатлев на ее коже нежный поцелуй, напомнил Лизелл, что она не одета. Что ж, очень подходящий наряд для такого климата, если бы только не привлекал столько внимания. Она быстро оделась. Бизакская туника и юбка были еще влажные и неприятно липли к телу. Хорошо, что грейслендские матроны спят и не достают ее своими неодобрительными взглядами и комментариями. Бесшумно выскользнув из общественной спальни, Лизелл поспешно спустилась по лестнице, миновала входную дверь и оказалась на городской площади Ксо-Ксо.
В теплом и влажном ночном воздухе висело жужжание насекомых. Созвездия южных широт, никогда не горевшие на вонарском небе, здесь висели словно прямо над головой. Луна освещала город, но уличные фонари продолжали гореть, их свет ложился на мощеную площадь. Ее глаза инстинктивно метнулись к платформе и к позорному столбу на ней. Четверо страдальцев стояли все так же неподвижно, глухие или равнодушные к крикам своих соотечественников. Менее равнодушными казались двое грейслендских часовых, поставленные охранять платформу. Испытывая явное волнение, они пристально оглядывали площадь в поисках невидимых певцов.
Если они ее заметят, то непременно задержат для допроса. Затаив дыхание, она отступила в тень, и грейслендцы прошли мимо.
Голоса звучали где-то совсем рядом. Она ясно слышала их, но никак не могла вычислить, откуда они доносились. Может, из лабиринта темных переулков за ее спиной? Безумие, но на секунду ей показалось, что они звучат откуда-то сверху, затем — что из-под земли. Нервы ее были напряжены, а по коже бегали мурашки, хотя ночь была жаркая.
Странно. Она потрясла головой, ей было и смешно, и немного досадно. Она вновь замерла и внимательно прислушалась. На этот раз сомневаться не приходилось: невидимые певцы прятались где-то в темноте слева от нее, может быть, не далее как на расстоянии в несколько ярдов. Она напрягла зрение и обнаружила, что на краю площади есть узкий просвет между двумя зданиями. Вне всякого сомнения, голоса раздаются оттуда.
Лизелл направилась к проходу, изо всех сил стараясь держаться в тени. По мере приближения песня становилась все громче. Было что-то жуткое и сверхъестественное в этих голосах, что-то нечеловеческое в высоких нотах раздававшегося в ночи сопрано. Она украдкой заглянула за угол. Ничего.
Голоса были не настолько близко, как ей показалось вначале, а может быть, певцы просто отошли подальше. Лизелл сделала несколько шагов вперед. Ее глаза постепенно привыкли к темноте, и она различала кирпичные стены домов по обеим сторонам прохода, но совсем не видела тех таинственных певцов, слыша их где-то совсем рядом. Она дошла до конца проулка и очутилась на неизвестной узкой улочке, среди деревянных домов на сваях с темными окнами, занавешенными тростниковыми циновками. Певцы продолжали оставаться невидимыми, слышны были только их голоса где-то совсем близко от нее.
Она шла на звук по узкой улице, потом свернула на другую, но нигде не нашла и следов тех, кого искала. Миновала лес массивных каменных свай и вновь оказалась на городской площади, недалеко от места, откуда начала свой маршрут. Пение то усиливалось, то снова затихало.
Наваждение. Вероятно, она просмотрела певцов где-то среди свай. Ей нужно было лучше прислушиваться, повнимательнее смотреть по сторонам. Глубоко вдохнув, она задержала дыхание и закрыла глаза.
Кто-то коснулся ее плеча. Приглушенно вскрикнув, она обернулась — перед ней стояла высокая фигура в сером мундире. Грейслендский солдат. Ненавижу. Тревога и враждебность сменились удивлением, когда она узнала главнокомандующего.
— Каслер!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79