А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Нет, вместо этого, ее горе выставляют напоказ и...
– Вы произносите защитительную речь? – фыркнул Спрэг.
– Нет, просто я дополняю и уточняю вашу.
– Я в состоянии сам ее закончить! – заорал прокурор.
Коронер стукнул по столу кулаком.
– Господа, призываю вас к порядку.
– Прошу извинить меня за несдержанность, – вежливо сказал Мейсон, но нужно считаться с тем, что молодая женщина, находившаяся в таком нервном напряжении, что у нее могла бы начаться истерика, неожиданно столкнулась с нечуткостью, желанием сыграть на ее естественных чувствах. Любой человек, особенно женщина, на ее месте отреагировал бы точно так же. А прокурор не только усмотрел в этом признание ее вины, но и объявил об этом во всеуслышание. Конечно, это его привилегия, но есть случаи, когда нужно проявлять человечность...
– Я вовсе не старался что-то превратно истолковать! – закричал Раймонд Спрэг.
Коронер нахмурился.
– Как будто этого нельзя было сделать без окровавленных простынь, бросаемых под ноги, – съязвил Мейсон.
– Предупреждаю, что я не допущу в дальнейшем никаких личных выпадов, театральных представлений, окровавленных тряпок, мертвых птиц и прочего балагана! – громко заявил коронер. Он посмотрел на Мейсона, потом перевел взгляд на Спрэга и добавил: – Продолжайте расследование.
– У меня все, – объявил прокурор.
– Могу ли я задать вопрос? – спросил Мейсон.
Коронер кивнул. Мейсон шагнул вперед и заговорил тихим голосом:
– Не хочу подвергать вашу нервную систему излишней травме, но я бы попросил вас сделать над собой усилие, взглянуть на попугая и сказать, тот ли это попугай, которого ваш муж принес вам в подарок?
Элен Монтейт испуганно посмотрела на адвоката, но потом все же подошла к убитой птице и тут же отвернулась.
– Не могу, – сказала она, дрожащим голосом. – Знаете, у Казановы на одной лапке не хватает когтя, если не ошибаюсь, на правой лапке. Муж говорил, что он пытался вытянуть сало из мышеловки и...
– У этого попугая когти на месте, – сказал Мейсон.
– Тогда это другой попугай.
– Мисс Монтейт, постарайтесь все же не переживать. Необходимо, чтобы вы сделали еще одно опознание.
Он подал сигнал Полу Дрейку, который, в свою очередь, шепнул что-то своему оперативнику. Тот немедленно вышел в коридор и сразу же появился в дверях с клеткой, в которой сидел попугай.
Наступила такая напряженная тишина, что негромкие шаги детектива по ковровой дорожке казались оглушительными. По-видимому, испугавшись молчания, попугай пронзительно рассмеялся.
Элен Монтейт как-то болезненно улыбнулась, очевидно, с большим трудом ей удалось справиться со своей истерикой.
Мейсон взял клетку у детектива.
– Тише, Попка, – сказал он.
Попугай наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую, повел с забавным видом блестящими глазками по залу. Когда Мейсон поставил клетку на стол, попугай повис на трапеции, пару раз перевернулся в воздухе и уселся на перекладине, явно ожидая одобрения.
– Попка, умница! – похвалил Мейсон.
Попугай нахохлился. Элен подошла к клетке.
– Но ведь это же Казанова! – воскликнула она. – А шериф мне сказал, что его убили.
Попугай, наклонив голову, сказал низким гортанным голосом:
– Входите и садитесь, прошу вас. Входите и садитесь... – Взмахнув победно крыльями, он крикнул: – Убери револьвер, Элен! Не стреляй! А-а! А-а! Боже мой, ты меня застрелила!
Зрители смотрели широко раскрытыми глазами, считая, что они присутствуют при том, как попугай обвиняет свидетельницу.
– Это точно Казанова! – воскликнула с радостной улыбкой Элен.
Раймонд Спрэг заговорил тем же драматическим голосом:
– Я хочу, чтобы слова попугая были внесены в протокол. Попугай обвиняет свидетельницу. Пусть это будет зафиксировано в протоколе.
Мейсон посмотрел на него и усмехнулся.
– Должен ли я понимать, что вы рассматриваете этого попугая в качестве своего свидетеля?
– Попугай сделал заявление, я требую, чтобы оно было занесено в протокол.
– Но попугая не приводили к присяге, – напомнил Мейсон.
Прокурор обратился к коронеру:
– Попугай сделал заявление. Его все ясно слышали.
– Я бы очень хотел знать, считает ли прокурор попугая свидетелем обвинения? – спросил Мейсон.
– Какое это имеет значение? Попугай сделал заявление. Внесите в протокол его слова.
– Если попугай включается в свидетели, я должен иметь право на перекрестный допрос.
– Что за ерунда! – возмутился коронер. – Попугай не может быть свидетелем, но он что-то сказал. Если желаете, слова можно внести в протокол. Я думаю, присяжные прекрасно понимают положение вещей. Лично я никогда не верил в разумность внесения тех или иных слов в протокол, а потом их вычеркивания. Когда присяжные что-то слышат, они это слышат. И достаточно. Продолжается допрос.
– У меня нет больше вопросов, – сказал Мейсон.
– У меня тоже, – начал было Спрэг. – Впрочем, одну минуточку. Если этот попугай – Казанова, то откуда же взялся попугай, которого убили?
– Я не знаю, – ответила Элен Монтейт.
– Он был в вашем доме?
– Да. И все же я не знаю.
– Вы должны иметь к этому какое-то отношение.
– Не имею ровно никакого.
– Но вы уверены, что это Казанова?
– Да, конечно. Во-первых, вы же видите, у него не хватает одного когтя. Ну, а потом он всегда говорил про револьвер.
– Так вы слышали это и раньше?
– Конечно. Помню, мой муж смеялся по этому поводу, когда принес птицу домой.
– Мисс Монтейт, – важно сказал Раймонд Спрэг. – Я не убежден, что ваша истерика была вызвана видом убитой птицы. Я настаиваю, чтобы вы внимательно посмотрели на нее и...
Мейсон поднялся на ноги.
– Никакой необходимости смотреть на мертвого попугая у вас нет, мисс Монтейт.
Спрэг покраснел.
– А я настаиваю, чтобы она это сделала!
Но Мейсон твердо стоял на своем:
– Мисс Монтейт больше не будет отвечать на вопросы. Ее вызвали, как свидетельницу, она находится под колоссальным эмоциональным напряжением. Присяжные поймут мое к ней отношение, я нахожу, что она закончила давать показания. И у коронера, и у прокурора имелась возможность задать резонные вопросы. Я не разрешу продолжать допрос без должного на то основания.
– Он не имеет права что-либо запрещать! – закричал Раймонд Спрэг.
– Не знаю, имеет ли он на это право или нет, – сказал коронер, – но я знаю, что женщина страшно нервничает. Вряд ли гуманно вот так продолжать ее допрашивать. При обычных обстоятельствах вдову окружают заботой и вниманием. Стараются, чтобы ей не приходилось нервничать... Оберегают от неприятностей. Этой особе за одни только сутки пришлось пережить очень многое. Я, как коронер, ее отпускаю. Нам нужны факты, а не бессмысленное топтание на месте. У вас еще будет возможность допросить ее перед Большим Жюри. А сейчас я прошу на место для свидетелей миссис Сейбин Вейткинс.
– Ее здесь нет, – сказал шериф.
– Где она?
– Не знаю. Я не смог вручить ей повестку с вызовом на дознание!
– Ну, а Стив Вейткинс?
– То же самое.
– А мистер Вейд, секретарь Фраймонта Сейбина, здесь?
– Да. Он получил повестку и явился.
– Хорошо, пока послушаем сержанта Холкомба.
После формальных вопросов сержанта попросили рассказать о корзине с рыбой, найденной в домике Сейбина.
– Рыба была направлена в техническую лабораторию полицейского Управления. Мы проделали несколько экспериментов. Вернее, я лишь присутствовал при этом, но знаю, что обнаружили эксперты.
– Что же они обнаружили?
– Рыба, естественно, совершенно испортилась, но все же можно сказать, что она была почищена и завернута в ивовые листья. После этого рыбу не промывали.
– А на следующий день вы поехали в охотничий домик вместе с шерифом Барнесом?
– Да, шериф хотел, чтобы я осмотрел место убийства, и потом, мы назначили там свидание с Ричардом Вейдом. Он должен был прилететь из Нью-Йорка самолетом, и мы хотели поговорить с ним там, где нам не будут мешать репортеры. Мы поехали в домик и по дороге повстречались с Перри Мейсоном. Ричард Вейд прибыл позже.
– Сержант, я хочу чтобы вы, опытный полицейский, высказали свои соображения по поводу того, что было обнаружено в доме. – Спохватившись, коронер тут же сказал Мейсону: – Боюсь, что вы станете возражать, что это субъективное мнение свидетеля. Но у сержанта большой опыт в делах такого рода, и поэтому я бы хотел...
– Почему я должен возражать? – спокойно ответил Мейсон. – Я считаю ваш вопрос правомерным, только так можно до конца выяснить факты.
Сержант Холкомб выставил вперед одну ногу и заговорил:
– Фраймонта С.Сейбина убила Элен Монтейт. Десятки улик доказывают ее вину. Во-первых, у нее был мотив. Сейбин женился на ней под вымышленным именем, и таким образом она стала женой двоеженца. Он ей лгал, обманывал, изворачивался. Когда она узнала, что в действительности вышла замуж за Фраймонта С.Сейбина, законная супруга которого живет и здравствует, то застрелила его. Возможно, она не думала его убивать, когда входила в домик. По нашим наблюдениям женщины частенько берут с собой оружие, просто чтобы пригрозить мужчине и доказать, что с ней нельзя безнаказанно шутить. А когда она направила на него револьвер, то нажала курок почти автоматически. Это рефлекс. Моментальная реакция под натиском эмоций. Результат, разумеется, трагический... Во-вторых, у Элен Монтейт было оружие для убийства. Ее слова о том, что она взяла его для мужа, разумеется, абсурдны, им даже ребенок не поверил бы. Самоубийство исключается. Револьвер был найден на порядочном расстоянии от трупа, с него были стерты отпечатки пальцев. В-третьих, она признает, что была на месте преступления в самый момент убийства. Таким образом, у нее был мотив, средства и возможности.
– Каким образом вы установили точное время убийства? – спросил коронер.
– На основании дедуктивных выводов, – ответил сержант Холкомб, бросив быстрый взгляд на Мейсона. После этого он почти слово в слово повторил рассуждения, которые в свое время излагал Мейсону шериф. Он упомянул про распорядок дня Сейбина, про будильник, про рыбу, про одежду, про дрова, приготовленные к топке, но не зажженные.
Выслушав все это, коронер одобрительно сказал:
– Итак, вы считаете, что мистер Сейбин возвратился с рыбалки и позавтракал вторично до того, как солнце добралось до крыши?
– Правильно.
– Могу ли я задать несколько вопросов? – спросил Мейсон.
– Конечно.
– Откуда вы знаете, что мистера Фраймонта С.Сейбина убили, скажем, не седьмого числа?
– Частично, по состоянию трупа, – снисходительно пояснил сержант. Убийство произошло самое малое шесть дней назад. Возможно семь. В нагретой душной комнате разложение происходит быстро. Более того, есть и другие соображения. Усопший позавтракал беконом и яйцами. Мистер Фраймонт Сейбин был страстным рыболовом. Он и поехал в Гризли Крик с целью поспеть на открытие сезона. Само собой, поймав хотя бы пару рыбешек, на следующее утро он непременно поджарил бы их себе на завтрак. Ни в помойном ведре, ни в бачке с отбросами у гаража остатков рыбы не обнаружено.
– Прекрасно, – сказал Мейсон, – давайте взглянем на дело с другой точки зрения. В топке лежали дрова, так?
– Да.
– По утрам там всегда прохладно?
– Весьма.
– А ночью?
– Тоже.
– Хорошо. Согласно вашей теории, завод будильника был на пять тридцать. Мистер Сейбин поднялся и пошел ловить рыбу. Так?
– Да.
– Приготовив себе завтрак на скорую руку?
– На скорую руку, да. Я бы так это назвал. Если человек поднимается рано утром в день открытия рыболовного сезона, ему не до еды. Он спешит к реке.
– Понятно, – сказал Мейсон. – Когда мистер Фраймонт С.Сейбин вернулся с рыбалки, он страшно торопился приготовить себе что-нибудь поесть. Видимо, это было первое, что он сделал, сняв с себя сапоги. Следующее вымыть рыбу и положить в холодильник. Так?
– Правильно.
– Однако, согласно вашей теории, он сначала положил в печку дрова, приготовил даже растопку, оставалось только поднести спичку. На все это потребовалось бы порядочно времени. И только потом он подумал о рыбе.
Лицо сержанта на минуту омрачилась, затем он сказал:
– Вы правы. Это нелогично. Дрова он приготовил с вечера. Утром ему было не до этого. Конечно, было холодно, когда он поднялся, но он быстренько пошел на кухню, приготовил завтрак и отправился на реку.
– Верно. Но ведь вечером у него были все основания затопить печку.
– Что вы имеете в виду?
– Вот что. Мы знаем, что он был в хижине в четыре часа дня в понедельник пятого числа. Можно предположить, что он оставался там вплоть до восьми вечера, когда вышел позвонить по телефону. Если вечером было холодно, почему он ее не затопил?
– По-видимому, он так и сделал. Ничто этому не противоречит.
– Правильно. Однако когда был обнаружен труп, в топке лежали дрова, растопка и все такое. Если допустить, что он положил их туда с вечера в понедельник, то тогда еще не остыли бы угли. Значит, остается предположить, что он сделал это, вернувшись с рыбалки, прежде чем занялся рыбой, логично?
После минутного колебания, Холкомб сказал:
– Это, по существу, мелочь. Она ничего не решает. Частенько наталкиваешься на пустяки, которые не вяжутся с общей картиной доказательств.
– Понятно. Ну, и когда вы наталкиваетесь на такие мелочи, господин сержант, что вы делаете?
– Просто их игнорирую.
– Сколько же мелочей вы проигнорировали, пока пришли к мнению, что Фраймонт С.Сейбин убит Элен Монтейт?
– Только эту!
– Отлично. Давайте взглянем на свидетельства под несколько другим углом. Возьмем, например, будильник. Завод кончился, да?
– Да.
– Где стоял будильник?
– На тумбочке возле кровати.
– Недалеко от спящего?
– Да.
– Рукой можно было бы до него дотянуться?
– Да.
– Кстати, постель была застлана?
– Да.
– Подведем итог. Поднявшись утром в пять тридцать, чтобы отправиться на рыбалку, мистер Фраймонт Сейбин позавтракал, задержался, чтобы приготовить дрова для растопки, застелить кровать и помыть за собой тарелки.
– Разве так долго застелить кровать?
– А вы не заметили, белье на постели было чистое?
– Абсолютно чистое.
– Выходит, что он не только застелил постель, но и поменял на ней белье. Грязное белье вы нашли, сержант?
– Не помню.
– Прачечной поблизости нет. Так что, по всей вероятности, белье приходилось увозить в город и отдавать там в стирку, а взамен привозить чистое.
– Наверное, так оно и было.
– Куда же девалась смена грязного белья с постели?
– Не знаю, – раздраженно сказал Холкомб, – разве можно вот так сразу учесть все мелочи?
– Совершенно верно. Тогда вернемся к будильнику. Вы сказали, что завод кончился полностью?
– Да.
– Разве на будильнике не было ограничителя? Чтобы прекратить звонок?
– Конечно был.
– Скажите, сержант, разве бывает так, чтобы человек не прекращал звон будильника?
– Одни люди спят более чутко, другие менее.
– Точно, но когда человек просыпается от звона будильника, его первый интуитивный жест – нажать на ограничитель. Если, конечно, будильник находится близко.
– Не всегда так бывает, – возразил сержант, мрачневший буквально на глазах. – Многие снова засыпают, нажав на кнопку ограничителя звука. Поэтому они специально ставят будильник подальше, чтобы до него нельзя было дотянуться.
– Согласен. Но в данном случае будильник стоял на тумбочке рядом с кроватью?
– Да.
– И он не прекратил звонить?
– Я же говорил, что некоторые люди спят очень крепко.
– Вы хотите сказать, что мистер Сейбин не проснулся до тех пор, пока не кончился завод у будильника?
– Да.
– А потом, после того, как завод кончился, будильник уже не звонил. Так?
– Все эти рассуждения вас никуда не приведут, – разозлился сержант. Завод в будильнике кончился, ну и что? Разве это так уж важно? Фраймонт Сейбин все равно поднялся, он не лежал в постели. Допускаю, что он не слышал звонка, проспал и страшно перепугался, что опоздает к началу рыбалки.
– И все же он приготовил себе завтрак, помыл посуду, приготовил дрова в топке, застелил постель чистым бельем, а старое отнес в город и сдал в стирку. И лишь потом отправился ловить рыбу.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17