А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z


 

Элизабет Мид-Смит
Девичий мирок (История одной школы) 


Предисловие от издательства

Английская писательница Элизабет Томасина Мид-Смит родилась в 1844 году в Ирландии, в семье протестантского священника. Мать девочки рано умерла, и когда отец женился во второй раз, Элизабет отправилась в Лондон. Она упорно занималась в читальном зале Британского музея и самостоятельно подготовила себя к писательской карьере. Первые произведения Элизабет появились в 1861 году, когда ей исполнилось 17 лет.
Наиболее известны ее романы для девочек и женщин, особенно – вышедший в 1886 году под псевдонимом Л. Т. Мид «Девичий мирок», огромная популярность которого фактически породила такой вид литературы, как «школьные романы». Тем не менее она продолжала экспериментировать и в других жанрах: ее перу принадлежат исторические, приключенческие и детективные романы и повести. За свою жизнь Элизабет Мид-Смит опубликовала около 300 произведений, включая короткие рассказы и статьи в журналах. В свои лучшие годы она писала до 10 романов в год.
Роман «Девичий мирок», который мы сегодня предлагаем нашим читателям (вернее, читательницам), был переведен М. А. Лялиной на русский язык в 1900 году. И с тех пор у нас не переиздавался.
Мы решили сохранить прелесть исходного текста, безошибочно передающего атмосферу того времени. Литературная обработка – лишь способ подготовить современного читателя к восприятию хрупкого мира прошлого.
Действие романа разворачивается в английской школе для девочек, куда после смерти матери отец отправляет двенадцатилетнюю Эстер. Непокорному сердцу девочки предстоит привыкнуть к строгим школьным порядкам, познакомиться с новыми подругами и пройти через множество испытаний – чтобы научиться управлять своими эмоциями, осознавать последствия своих поступков, ценить дружбу и преданность.

Глава I. Прощай, прежняя жизнь!

– Нэн хотеть к Этти, – пропел тонкий детский голосок.
– Сегодня нельзя, мисс Нэнси; нельзя, моя радость.
– Нэн хотеть к Этти, – еще настойчивее повторила девочка. И так как ответа не последовало, она лукаво взглянула на няню и незаметно выскользнула в полуотворенную дверь.
Перебежав холл, Нэнси очутилась в комнате сестры. Тут царил полный беспорядок: постель была не прибрана, вещи разбросаны; но самой Этти в комнате не было.
Вернувшись в холл, малышка позвала:
– Этти! Этти!
Она поглядывала на дверь детской в ожидании погони. Но няня не появлялась. Тогда девочка, сообразив, что сестра, вероятно, находится внизу, храбро начала спускаться с лестницы.[1]
Одолев это сложное препятствие, Нэнси снова позвала сестру. Одна из дверей отворилась, и на пороге появилась девочка лет двенадцати в глубоком трауре.
– Ты сама нашла меня, мое сокровище! Какая ты умница! Иди, моя дорогая, я дам тебе покушать.
– Нэн хотеть сухалик.
Пока пухлые ручки обнимали шею сестры, быстрые глазки оглядывали стол, отыскивая чего-нибудь вкусное.
– Вот тебе два сухарика. Сядь ко мне на колени, Нэн, и посмотри мне в глаза. Ты меня любишь?
– Нэн любить Этти.
– А Этти уезжает. Долго, очень долго я не увижу тебя, мое золото; но душа моя будет с тобой. Я стану думать о тебе днем и ночью. Я люблю тебя больше всего на свете, Нэнси. А ты не забудешь меня?
– Нэн не забудет. Нэн хотеть сухалик, Этти.
– Дам, дам; и сахару дам. Обними меня покрепче, еще крепче. Вот тебе два кусочка. Хоть сахар тебе и вреден, но пусть уж сегодня будет твой праздник. Ведь нам недолго оставаться вместе, и я хочу дать тебе все, чего бы ты ни пожелала.
Цепкие пальчики Нэнси немилосердно мяли креповую оборку траурного платья сестры. Набитый сахаром ротик не мешал девочке повторять:
– Сахал, сахал, Нэн любить сахал.
Появилась няня и положила угощению конец.
– Ах, маленькая плутовка! Нашла-таки дорогу. Зачем вы даете ей сахар, мисс Этти? Ведь знаете, что он ей вреден. Фуй, мисс Нэнси, какие у вас грязные ручки. Глядите, мисс, она совсем смяла ваше платье.
– Ничего, няня. Я дала ей всего два или три кусочка. Мне так хотелось, чтобы она приласкала меня. Теперь иди к няне, Нэнси. Возьмите ее, няня. Боюсь, что расплачусь, если она останется тут.
Няня взяла малышку на руки.
– Прощайте, мисс. Старайтесь быть умницей в школе.[2] Поверьте, там не так дурно, как кажется.
– Прощайте, няня. Ах, папа зовет меня. Сейчас, сейчас!
И, схватив перчатки, Этти побежала к двери. Сэр Торнтон, высокий мужчина, суровый на вид, ожидал ее в прихожей, застегивая пальто. Экипаж стоял у подъезда. Минуту спустя он уже вез Эстер и ее отца к железнодорожной станции. Когда аллея оказалась позади и милый старый дом скрылся из вида, Эстер откинулась на подушки и закрыла глаза. Все, что ей было дорого, осталось в прошлом. Впереди ее ожидал чужой мир и чужие люди.
Сердце девочки сжалось. Она взглянула на отца – тот невозмутимо читал газету.
Наконец они добрались до станции. Сэр Торнтон посадил дочь в дамское купе первого класса, вручил ей билет и воскресную газету.
– Кондуктор позаботится о тебе, Эстер, – сказал он. – На каждой станции он будет заходить и приносить из буфета все, что тебе потребуется. Поезд доставит тебя прямо в Сефтон, там миссис Виллис встретит тебя или кого-нибудь пришлет за тобой. Прощай, моя девочка. Старайся быть умницей, укрощай свой нрав…
Не успел он договорить, как Эстер обвила руками шею отца. Горячие слезы омочили его лицо.
– Полно, Этти. Ты знаешь, я не люблю нежностей, особенно при посторонних людях.
И сэр Торнтон поспешно вытер мокрые щеки.

Глава II. Попутчицы

Поезд быстро катился по рельсам, а маленькая путешественница тихо плакала в уголке под своей креповой вуалью. Ее сердце было переполнено печалью и негодованием. Школьная жизнь, с ее строгими ограничениями и возможными наказаниями, была ей отвратительна. Девочке казалось, что поезд несет ее из прежней вольной жизни в настоящую тюрьму, и тюрьму эту она заранее ненавидела всей душой.
Всего три месяца назад не было на свете девочки счастливее и жизнерадостнее Эстер Торнтон. У нее была мама, которая умело руководила своей живой и впечатлительной дочкой, добиваясь от нее любовью и лаской всего, чего хотела. Господь призвал к себе этого доброго ангела. Эстер и крошка Нэнси остались сиротами.
Между этими двумя девочками у Торнтонов были еще дети, но они умирали в младенчестве, уцелели только старшая да младшая.
Отец Эстер был человеком вполне порядочным, но слишком серьезным и необщительным. Не имея ни малейшего понятия о воспитании детей, он приходил в ужас от выходок своей старшей дочери: Эстер лазила по деревьям, рвала платья, скакала на его резвых лошадях. От наказаний, которыми отец старался обуздать своевольную девочку, пользы не было. Убедившись в том, что его воспитательные меры не исправляют Этти, он решил поместить ее в один из первоклассных пансионов. Туда-то и ехала теперь Эстер.
Маленькое сердечко ее возмущалось и негодовало; в особенности тяжело ей было вспоминать прощание с отцом. Нет, она не будет умницей, не станет прилежно учиться и не явится домой с наградою, чтобы на нее смотрели как на самую заурядную девочку. Она не хочет быть благовоспитанной. Она останется прежней взбалмошной Этти – и когда отец увидит, что школа не исправила ее, он оставит ее дома. А дома будет крошка Нэнси и воспоминания о покойной маме.
Впечатлительной Этти были свойственны сильные чувства. После смерти матери она почти не упоминала о ней, и когда отец заговаривал о покойной жене, Этти убегала из комнаты. Крошка Нэн была единственным существом, при котором она решалась произносить дорогое ей имя.
Когда Нэн молилась, Этти учила ее вместо обычного «помяни Господи» говорить: «благодарю тебя, Господи, что ты обратил мою маму в прекрасного ангела». Нэн спрашивала, что такое ангел, и Этти со слезами на глазах объясняла ей, как умела. Однажды она показала малышке картинку, на которой был нарисован ангел в белоснежной одежде. Нэн так понравился этот ангел, что она захлопала в ладоши и закричала:
– Нэн тозе будет ангел, как мама! Да, Этти?
Впрочем, подобные разговоры случались нечасто, а в последнее время и вовсе прекратились, так как спустя три месяца Нэн, которой было всего два с половиной года, совсем позабыла мать.
Наплакавшись досыта под вуалью, Этти принялась рассматривать своих попутчиц. С ней ехали две худенькие пожилые леди, которые старательно кутали ноги в пледы. Они в свою очередь наблюдали за Эстер. Одна из них предложила Этти бутерброд, от которого девочка, хоть и была голодна, отказалась – отчасти из гордости, отчасти из застенчивости.
– Может быть, вы предпочитаете пирожное, моя дорогая? – продолжала добродушная старушка. – У сестры в корзинке превкусные бисквиты. Хотите попробовать?
Этти застенчиво согласилась, и бисквит очутился у нее в руках. Мало-помалу девочка приободрилась и, откинув вуаль, стала посматривать в окно.
– Вот так лучше, – проговорила все та же милая леди. – Идите-ка на эту сторону, дорогая. Мы скоро будем проезжать красивые места, отсюда вам будет лучше видно. Кстати, и корзинка сестры Агнес стоит тут: если вам захочется перекусить, нужно лишь протянуть руку.
– Благодарю вас, – ответила Эстер на этот раз гораздо приветливее. – Пирожные очень вкусные. Нэн такие очень любит.
– Кто такая Нэн? – поинтересовалась другая сестра, которой, собственно, и принадлежали бисквиты.
– Это моя маленькая сестричка, – грустно вздохнула Эстер.
– Ах, так это о ней вы так плакали, – сказала первая старушка, взяв Эстер за руку. – Не обращайте на нас внимания, деточка. Мы в жизни видели много слез. Это самая обыкновенная вещь в нашем мире, в особенности для женщин. Так естественно, что вы плакали о сестричке. Если бы мы только могли послать ей пирожных, раз она их так любит! Вы надолго расстаетесь с нею, дорогая?
– О да, на многие месяцы, – ответила Эстер. – Я не знала, – прибавила она, – что слезы такая обыкновенная вещь. До сих пор мне почти не приходилось плакать.
– Ах, у вас было большое горе, бедное дитя! – заметила женщина, оглядывая траурное платье Этти.
– Да, оттого я и плачу так часто; но, пожалуйста, не будем говорить об этом.
– Хорошо, хорошо, милочка, – согласилась мисс Агнес, не менее словоохотливая, чем ее сестра. – Мы поговорим о чем-нибудь более веселом. Джейн правду говорит, что в жизни много слез, но зато в ней много и радостей, и веселого смеха, смеха молодости, дитя мое. Вот и теперь, вероятно, вы едете навестить какую-нибудь старую тетушку или подругу, которая ждет вас с нетерпением.
– О нет, нет. Я еду в ужасное место, и от одной мысли об этом, не говоря уже о разлуке с Нэн, я готова плакать. Я еду в тюрьму; да, в тюрьму.
– Боже мой! – воскликнули испуганно попутчицы.
– С Джейн чуть не сделалось дурно, – отметила мисс Агнес. – Да, Джейн, я вижу: у тебя опять участился пульс. Ничего, дорогая, не пугайтесь; это с ней часто бывает. Но я думаю, вы пошутили, упомянув о тюрьме. Конечно, вы пошутили! Ведь если бы вы действительно направлялись в такое ужасное место, при вас был бы полицейский. Вы просто любите сильные выражения, милочка, как многие в ваши годы.
– Конечно, это так только говорится, – пояснила Этти, смущенная волнением и испугом старушек. – Это такое страшное слово, не правда ли? То, что я называю тюрьмой, папа называет школой. Неудивительно, что я плачу. Что с вами?
Ее вопрос был вызван неожиданным поведением обеих дам. Встав со своих мест, они расцеловали Этти.
– Деточка! – вскрикнули они в один голос. – Мы очень рады! Вы так напугали нас сначала. Школа – совсем не то, что вы себе выдумали, дорогая. Ах, Джейн, мы с тобой никогда не забудем счастливых дней, проведенных в школе!
Мисс Джейн мечтательно вздохнула, и сестры принялись успокаивать Этти. Эстер неожиданно для себя сделала сразу несколько открытий. Оказалось, что пожилые женщины жили недалеко от той школы, куда направлялась она. Они были знакомы с директрисой, миссис Виллис, и знали двух или трех учениц. Сестры Брюс с таким воодушевлением говорили об этой школе, что Этти начала улыбаться и почти совсем успокоилась.
– Я рада, что вы будете близко! – сказала девочка с обычной своей искренностью. Добрые попутчицы окончательно покорили ее сердце.
– Мало того, дорогая, – продолжила мисс Джейн. – Мы будем посещать одну церковь и сможем видеться по воскресеньям. А потом, – она взглянула на сестру, – может быть, миссис Виллис позволит вам иногда бывать у нас.
– Я приду завтра, если вы позволите.
– Это будет зависеть от миссис Виллис, дорогая. Ах, вот, наконец, и Сефтон. До свидания. Увидимся в церкви в воскресенье!

Глава III. Лавандовый дом

Путешествие Эстер оказалось действительно удачным. Она привязалась к двум пожилым леди, которые были так добры к ней. В их глазах маленькая сиротка была почти героиней, и это льстило самолюбию Этти. Восторженные отзывы сестер Брюс о школе и школьной жизни навели девочку на мысль о том, что мрачная картина, которую нарисовало ее воображение, может иметь и другую, более светлую сторону, поэтому будущее перестало казаться ей таким ужасным, как прежде.
Старушки сели в омнибус, который должен был доставить их в Сефтон, где у них был собственный домик. Школа находилась гораздо дальше, и омнибус туда не шел. За Эстер был прислан старомодный экипаж. Кучер поставил ее вещи наверх, сел на козлы, и лошадка, столь же дряхлая, как и повозка, затрусила по каменной мостовой Сефтона. Эстер снова овладело тоскливое одиночество. Время было зимнее, смеркалось рано, и, когда путники подъехали к школе, было почти совсем темно. Краснощекий десятилетний мальчик отворил ворота, а когда они вновь закрылись, Эстер почувствовала себя пленницей.
Экипаж катился по длинной аллее. В темноте ничего нельзя было различить, слышалось только шуршание ветвей по крыше кареты. Наконец лошадь остановилась. Старый кучер слез с козел и, отворив дверцы, помог маленькой путешественнице выйти.
– Пожалуйте, мисс, – сказал он ласковым голосом. – Пожалуйте, обогрейтесь. Ах, Боже мой! Вы совсем замерзли. Бедная маленькая леди!
Он позвонил у широких входных дверей. Тотчас же двери широко распахнулись. Эстер вошла.
– Приехала! Приехала! – послышались голоса, но, осмотревшись, Эстер никого не заметила, кроме опрятной служанки, которая приветливо ей улыбалась.
– Добро пожаловать в «Лавандовый дом», мисс. Пожалуйте на минутку в холл: здесь топится камин. А я доложу мисс Дейнсбери о вашем приезде.
Просторное помещение с мозаичным полом и светло-зелеными стенами, освещенное пылавшим в камине огнем, выглядело очень уютно. Но доносившиеся откуда-то голоса и таинственная мисс Дейнсбери, которая могла каждую минуту появиться, привели Эстер в такое смущение, что она дрожала как в лихорадке, и камин, возле которого она стояла, почти не согревал ее.
– Довольно высока для своих лет, но, кажется, гордячка, – сказал кто-то позади Эстер. Девочка испуганно оглянулась и очутилась лицом к лицу с благообразной, средних лет, особой и с хорошенькой девочкой, похожей на цыганку.
– Энни Форест, как вам не стыдно прятаться за дверь! Вы не имели права прийти сюда без разрешения. Я должна буду пожаловаться на вас, и непременно сделаю это. Вы потеряете два балла из поведения и, вероятно, должны будете переписать тридцать лишних строчек французских стихов.
– Нет-нет, вы не сделаете этого, миленькая мисс Дейнсбери, – затрещала маленькая цыганка. – Вы не столь жестоки. Поцелуйте меня, мисс Дейнсбери, и будьте великодушны!
И шалунья убежала.
– Какая ужасная, дурно воспитанная девочка! – вспыхнув, воскликнула Эстер. Никогда еще ей не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь отпускал замечания о человеке в его присутствии.
– Я надеюсь, что она будет строго наказана. Вы ведь не простите ее? – спросила Этти, от гнева растеряв свою обычную застенчивость.
– Полно, полно, милочка, всем нам следует быть снисходительнее друг к другу, – кротко возразила мисс Дейнсбери. – Жаль, что меня здесь не было, когда вы приехали; тогда этого досадного недоразумения не приключилось бы. Энни Форест не хотела вас обидеть. Она взбалмошная, но добрая девочка. Вы со временем полюбите ее. А теперь пойдемте в вашу комнату. Через пять минут позвонят к чаю, вам нужно подкрепиться.
Эстер последовала за классной дамой через холл, затем наверх по широкой, покрытой ковром лестнице. Они поднялись на второй этаж и остановились на площадке. Мисс Дейнсбери сказала:
– Видите эту дверь, дорогая? Она ведет в школьное помещение. По ту сторону – квартира миссис Виллис, и воспитанницы не имеют права входить туда без позволения.
1 2 3