А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Пошел к своему старшему брату. Им пора домой.
— Вот как? Послушай, может, посидишь немного с нами? Могу дать тебе посмотреть комиксы, если хочешь.
— Да, с удовольствием.
Помимо моей воли меня вдруг охватывает какая-то глухая тревога. Появление Матье — именно здесь и сейчас — начинает мне казаться довольно-таки странным совпадением. А его внезапное исчезновение — еще более странным.
— Я вам не помешаю? — вежливо спрашивает дамский голос с заметным северным акцентом.
— Нет, ну что вы. Садитесь. Подвинься немного, Виржини.
Теперь Виржини сидит почти вплотную с моим креслом. Иветта и подсевшая к нам дама принимаются болтать о каких-то пустяках.
— Элиза, ты слышишь меня? — внезапно шепчет Виржини.
Я приподнимаю палец.
— Я боюсь за Матье.
Я тоже.
— По-моему, он сейчас умрет.
О, нет, нет! Ох, если бы я могла схватить эту девчонку да встряхнуть как следует, заставить ее выдать все свои тайны…
— Я ведь видела ее, Смерть. Там, неподалеку от стоянки.
Мне становится жутко — такое ощущение, словно в желудок мне влили расплавленного свинца. Будь оно проклято, мое идиотское лицо, неспособное выразить ни малейших эмоций, будь проклят мой дурацкий рот, неспособный кричать! Должно быть, вид у меня всетаки становится несколько странным, ибо Иветта внезапно прерывает свою болтовню:
— У вас такой беспокойный вид… Что-то не так?
Я приподнимаю палец. Все не так.
— Хотите вернуться домой?
Мой палец остается недвижим.
— Хотите еще немного прогуляться?
Да, пожалуй, лучше прогуляться: может быть, мы случайно наткнемся на Матье. Я приподнимаю палец.
— Ну что ж, — смирившись, вздыхает Иветта, — тогда поехали. До свидания, — расстроенно бросает она своей недавней собеседнице; представляю, как та, должно быть, ошарашенно уставилась сейчас на меня.
Коляска трогается с места. Виржини тихонько напевает. Проходит какое-то время прежде чем я осознаю, что именно она напевает. "Жил-был люленъкий кораблик ". Виржини как раз дошла до того момента, когда юнга вот-вот погибнет, и мне это кажется очень дурным предзнаменованием.
Так мы «гуляем» еще некоторое время; у Иветты явно испортилось настроение: коляску она толкает очень небрежно, рывками. Какие-то ребятишки заговаривают с Виржини; должно быть, мы совсем близко от фонтана — шелест водяных струй слышен теперь куда сильнее. Я уже начинаю убеждать себя в том, что просто-напросто во мне взыграл избыток воображения. Вдруг раздается голос Иветты:
— Виржини! Поди-ка сюда на минутку!
— Что?
— Это что за парень, с которым ты только что разговаривала? Тот, высокий, в красной каскетке?
— Какой еще высокий парень?
— Эй, молодой человек! — кричит Иветта. — Да, вы! В красной каскетке!
Наклонившись ко мне, она шепчет мне на ухо:
— Кто знает, может, это — один из тех, которые пичкают детвору наркотиками…
При других обстоятельствах мне, наверное, стало бы очень смешно.
— Ну вот он я, и что?
— Чего вы хотели от этой девочки?
— Я всего лишь хотел узнать, не видела ли Виржини Матье, моего младшего брата…
Я чувствую, что на нас вот-вот обрушится настоящее несчастье.
— Но он же все это время был с вами! — удивляется Иветта.
— Да нет; они вместе пошли покупать жвачку, а теперь он куда-то запропастился. Не знаю, где можно болтаться столько времени, но попадись мне сейчас этот балбес…
— Послушайте, мне бы не хотелось вас пугать, но Виржини он сказал, что пошел к вам.
— Он так и сказал, Виржини?
— Да; он еще добавил, что иначе вы будете очень ругаться.
— Вот черт… Проклятье, если я только его отловлю…
— Месье полицейский! — что есть мочи вопит Иветта. — Месье полицейский!
— Да нет, вряд ли стоит поднимать панику: наверняка он сейчас дурака валяет где-нибудь в закоулке!
— Что тут происходит? — спрашивает мужской голос с ярко выраженным парижским акцентом.
Должно бьггь, полицейский.
Но тут раздается жуткий крик. Где-то совсем рядом, за нашими спинами. Такой громкий, что того и гляди барабанные перепонки лопнут.
— Это еще что такое? — восклицает окончательно сбитая с толку Иветта.
Сердце у меня в груди бьется, как бешеное. Еще один крик — не менее жуткий. Вопит какая-то женщина. Резкий звук полицейского свистка, топот бегущих ног.
— Виржини, стой на месте!
Шум собравшейся толпы, удивленные восклицания.
— Нет; ты останешься здесь, и сейчас же возьмешь меня за руку! — громоподобным голосом произносит Иветта.
Вокруг нас то и дело раздаются чьи-то голоса; такое ощущение, будто я попала в водоворот голосов и буквально тону в каком-то море звуков. Свистки, сирена скорой помощи, сирена полицейской машины и мое собственное сердце — похоже, оно бьется уже где-то в висках.
— Освободите проход! Ну же, расступитесь, пожалуйста!
— Что случилось?
— Я знаю об этом не больше вашего. Ну отойдите же наконец, пропустите меня.
Испуганные перешептывания:
— Похоже, нашли труп.
— Вон там, на стоянке.
— Одна женщина на него буквально наткнулась.
— Да какой там труп — это же ребенок.
— Простите, месье, вам известно, что там такое случилось? — явно вне себя от охватившего ее беспокойства спрашивает Иветта.
— На стоянке нашли труп ребенка.
— О, Господи! А вы не знаете… уже известно, кто он?
— Да нет, не думаю.
Внезапно в толпе раздается душераздирающий вопль. Все тотчас умолкают. На сей раз звучит голос, подростка — полный ужаса:
— Матье! Нет! Матье! Нет, черт возьми!
Совсем рядом со мной раздаются какие-то странные, тихие, шмыгающие звуки, и я понимаю, что это Виржини — она плачет.
— Ну, ну, не плачь, моя дорогая! Господи, до чего все это ужасно! Ох; Элиза, вы слышали?
Я приподнимаю палец. Слышала; да так хорошо, что, по-моему, меня сейчас наизнанку вывернет. Этого не может быть; это — сон; или — галлюцинация. Не может быть, чтобы Матье умер.
— Его брата сажают в полицейскую машину, — комментирует происходящее Иветта. — Ох, бедный парень, бедный парень…
Какой-то мужской голос измученно кричит:
— Да разойдитесь же вы, Боже мой; говорят вам: не на что тут смотреть! Позвольте пройти.
Вокруг стоит такой шум и гам, царит такая оживленная толкотня, что впору подумать, будто мы попали на ярмарочное представление. Я воображаю себе тело убитого — совсем маленькое тело, брошенное на носилки… Виржини по-прежнему тихо плачет.
— Нужно рассказать им то, что нам известно, — решительно заявляет Иветта.
Моя коляска трогается с места. Мы то и дело натыкаемся на людей. Иветта все время извиняется, Виржини уже рыдает в голос. Иветта упрямо движется вперед; не реагируя на сыплющиеся на нее со всех сторон оскорбления и насмешки, она толкает мою коляску, волоча за собой рыдающую Виржини.
— Месье полицейский, месье полицейский!
— В чем дело? Я занят.
— Малышка совсем недавно играла с ним.
— С кем это — с ним?
— Ну… с жертвой!
— Откуда вам известно, о ком идет речь?
— Говорю же я вам: мы с ним знакомы. Его зовут Матье. Вон его старший брат сидит в вашей машине.
— Пройдемте-ка со мной. Расступитесь, пожалуйста, пропустите эту даму. Нет, месье, ваша помощь не понадобится, пропустите нас, да поскорее…
Мы продвигаемся вперед.
— Эта дама говорит, что малышка совсем недавно играла с погибшим.
Молодой, но очень по-мужски звучащий голос:
— Вот как? Минуточку; отойдемте-ка в сторонку. Ну, малышка, как тебя зовут?
— Вир… жи… ни.
— Почему ты плачешь?
Виржини — явно с трудом — произносит:
— Мама…
— Наверное, у нее шок, — вмешивается Иветта.
— Ты совсем недавно играла с Матье?
— Они вместе отправились купить себе конфет, а вернулась она уже одна. С тех пор ни его брат, ни мы его не видели, — вместо Виржини отвечает Иветта.
— Значит, вы пошли покупать конфеты?
— Нет, жвачку… — всхлипывая, с трудом произносит Виржини.
— И куда потом направился Матье? Он разговаривал с кем-нибудь из посторонних?
— Я не знаю. Он сказал, что пойдет к брату.
— Ты не видела, чтобы он еще с кем-то разговаривал? Я имею в виду — с кем-то из взрослых?
— Нет.
Мерзкая маленькая лгунья. Ты ведь видела убийцу и сама мне об этом сказала; ты видела его, но теперь ничего не говоришь. Но почему, почему?
— Ладно, слушай… Если что-нибудь вспомнишь, скажешь об этом маме.
— Это не моя мама, это — няня Элизы.
— Я — компаньонка мадемуазель Андриоли, — обиженно уточняет Иветта.
— А мадемуазель Андриоли — это вы? — спрашивает меня инспектор.
— Она — жертва очень тяжелого несчастного случая, так что ответить вам она не в состоянии.
— Ах вот как? Простите. Хорошо. Сейчас я запишу ваши фамилии и адреса.
— Иветта Ользински, улица Карм, дом 2; это в Буасси. Мадемуазель Элиза Андриоли — живет там же. Малышку зовут Виржини Фанстан, ее адрес — проспект Шарля де Голля, 14, это в Меризье.
— О'кей. Вот моя визитная карточка. Я — инспектор Гассен. Флоран Гассен. Вам нужно будет прийти в участок, чтобы оформить официальные показания.
— Мы хорошо знакомы с комиссаром Иссэром.
— Да? Он в Париже. Простите, мне пора. Ты хорошо меня поняла, Виржини? Если что-нибудь вспомнишь, непременно попроси вызвать меня. Это очень важно…
Виржини молча шмыгает носом. Инспектор Гассен уходит. Иветта, толкая мою коляску, тихонько шепчет:
— Это ужасно: они погрузили тело на носилки в пластиковом мешке, совсем как по телевизору показывают; надеюсь, Виржини этого не видела.
Наше возвращение домой выглядит весьма печально. Иветта молча толкает мою коляску. Мне грустно, ужасно грустно, и я совершенно растеряна. Ведь подумать только: наверное, Матье вполне можно было спасти, если бы Виржини решилась рассказать о том, что знает… Но как она плакала! Несчастная девчонка, должно быть, совсем уже потеряла голову. Только что я была страшно зла на нее. А теперь не знаю что и думать: мне ее жаль. Матье убили. Она сказала мне, что его убьют — и его убили. Может, она просто-напросто обладает даром предвиденья?
В гостиной холодно. К вечеру воздух заметно — и почти по-осеннему — посвежел. Иветта проводила Виржини домой; затем принялась гладить белье, как всегда болтая со мной при этом:
— Несчастные Фанстаны: для них это такой страшный удар. Должно быть, только о том и думают, что убийца Рено бродит где-то совсем рядом. А Виржини — она же так и плакала, не переставая ни на минуту, когда я оставила ее там! Просто чудовищно. По-моему, было бы куда лучше, если бы в такую минуту Поль остался дома, но ему срочно потребовалось встретиться с каким-то клиентом — или что-то в этом роде. А возвращаясь, я случайно повстречала Стефана Мигуэна. С него уже сняли бинты. Велел непременно передать вам привет. Он очень спешил на строительную площадку.
Ах да, он ведь — владелец строительного предприятия. Насколько я помню, с Полем они познакомились вроде бы в банке. Да, точно: он — клиент того банка, в котором работает Поль, и тот — в качестве заместителя директора — сам лично занимался его счетами. А потом уже они обнаружили, что оба — страстные любители бега трусцой. И теперь них общая тайная мечта: принять участие в Нью-Йоркском марафоне. Поэтому они буквально помешались на своих тренировках. Лично я в свое время не очень-то любила бегать, особенно по асфальту. Ну вот! Иветта включила новости… Все время — одно и то же… Ах нет, на сей раз — не совсем…
"В одном из парижских пригородов совершено чудовищное убийство. Девятилетний мальчик, Матъе Гольбер, был найден задушенным на автостоянке возле торгового центра сегодня, во второй половине дня. Это жуткое преступление — наверняка дело рук все того же, очевидно, психически ненормального убийцы, что два месяца назад задушил восьмилетнего Микаэля Массне. Все население Буасси-ле-Коломб охвачено ужасом. Наш специальный корреспондент, Мишель Фалькон, находится сейчас там. Слушаем вас,
Мишель…
— Здравствуйте. У микрофона Мишель Фалькон. Сейчас в Буасси-ле-Коломб, где менее чем за три месяца были убиты двое детей, царит подавленное настроение. Тот факт, что данное преступление лишь подтверждает ранее выдвинутую гипотезу, согласно которой два последних убийства самым непосредственным образом связаны с совершенными ранее и до сих пор нераскрытыми аналогичными преступлениями, вряд ли способен сколько-нибудь успокоить проживающих в этом районе мирных граждан. Население Буасси-ле-Коломб повергнуто в состояние, близкое к панике; кое кто поговаривает о необходимости формирования добровольческих отрядов самообороны. Дивизионный комиссар Иссэр, на котором лежит ответственность за расследование данных преступлений, решительно отказывается от каких-либо комментариев, однако утверждает, что в деле все более четко просматривается некий вполне определенный след".
Далее передают краткий перечень предыдущих убийств — наверняка в этот момент на экране показывают фотографии погибших мальчиков. Потом — опрос населения: какой-то пенсионер, домохозяйка, владелец гаража высказывают свое мнение. Потом — крики, рыдания, звук захлопнувшейся двери, и — мужской голос: «Оставьте нас в покое». Это, конечно же, семья убитого Матье, «которая, судя по всему, все еще находится под воздействием шока от случившегося несчастья, а потому явно не в состоянии принять нашу съемочную группу».
Звонит телефон. Иветта, бормоча себе под нос проклятия, поднимается с места. Диктор рассказывает уже о парусных гонках в Средиземном море.
— Алло? Ах, это вы, Жан. Добрый вечер. Да, это ужасно, не правда ли? Мы обе страшно взволнованы. Нет, что вы, не беспокойтесь. Спасибо, очень мило с вашей стороны… Да, конечно — завтра, как и договаривались. Хуже всего то, что мы сами там были, возле торгового центра… Да, и представьте себе: Виржини играла с этим самым малышом как раз перед тем, как он пропал!.. Да…
Довольно трудно одновременно слушать разговор Иветты с Жаном Гийомом и новости. Опять звонок — на сей раз во входную дверь. Определенно, это уже слишком. Иветта извиняется, вешает трубку и бежит открывать.
— Мадемуазель Андриоли дома?
Иссэр! Должно быть, бросив все, примчался из Парижа.
— Проходите. Мы как раз ужинаем.
— Простите, что помешал. Приятного аппетита. Добрый вечер, мадемуазель.
Я приподнимаю палец.
— Я вернулся сразу же, как только узнал о том, что здесь произошло. Если позволите, я хотел бы поговорить с мадемуазель Андриоли наедине.
Алле-гоп! Он тут же выкатывает меня в вестибюль: чувствую запах мастики, с помощью которой Иветта утречком надраивала здесь пол; и — с места в карьер — произносит:
— Странное совпадение, не так ли? Я имею в виду тот факт, что вы с малышкой Виржини оказались практически на месте преступления. А известно ли вам, что подобные цепочки совпадений мне совсем не нравятся? Что же до Матье Гольбера, то на сей раз убийца вскрыл своей жертве грудную клетку и вырезал сердце. Уже после того, как ребенок умер, разумеется.
Разумеется. Интересно: вырвет меня сейчас или нет?
— Тело лежало между двумя машинами. Чтобы орудовать вот так: среди бела дня, на достаточно оживленной автостоянке, убийца должен обладать изрядной долей легкомыслия — либо он просто был в бессознательном состоянии; правда, если присесть на корточки между машинами, то в видеокамеры не попадешь — я сам это проверил… Маловероятно, чтобы преступник скрылся бегом с места убийства, засунув сердце жертвы себе в карман. Знаете, что я по этому поводу думаю? Что он и приехал, и уехал на машине. А с автоматическими стоянками у нас вечная беда: тамошний служащий, как правило, почти не обращает внимания ни на водителей, ни на сами машины; однако раз на раз не приходится. Как видите, я с вами совершенно откровенен. Виржини что-нибудь известно?
Мне просто дурно уже от этого типа. Говорит с бешеной скоростью, единым духом обрушивает на меня целую кучу информации — да он буквально оглушил меня. Известно ли что-нибудь Виржини? Понятия не имею. Однако — так, на всякий случай — приподнимаю палец.
— Она видела, как кто-то уводил Матье?
Приподнимаю палец, но только наполовину. То бишь — в полусогнутом виде,
— Она видела кого-то из знакомых ей людей?
Я приподнимаю палец.
— Кого именно? Вы знаете этого человека?
Палец мой остается недвижим. Я вздыхаю.
— Любое преступление имеет вполне определенный мотив. Будьте внимательны: ни о каком разумном мотиве, доступном нашему сознанию, в данном случае и речи быть не может. Нет, тут кроется некий мотив сугубо личного характера. К примеру, убийца решил собрать коллекцию ушей. Или же непременно отправлять на тот свет любого субъекта ростом метр восемьдесят два, обутого в желтые мокасины. Или — как тот, всем известный английский преступник — душить своих любовников, когда они уснут, чтобы потом смотреть телевизор, лежа рядом с трупом. Вы понимаете, что я имею в виду? Если мы примемся искать убийцу, исходя из того, что им движет некий «разумный» мотив, мы пустимся по ложному следу. Но если мы вообразим, что он действует наугад — просто из удовольствия кого-нибудь убить, — это тоже будет грубой ошибкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32