А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Пока Сары не было, ей никто не возражал так резко, и теперь ее это потрясло.
Сара глянула на сидевшую у клавесина Эбигейл.
– Можешь уйти.
Девушка обратила взгляд на королеву, и Анна поняла ее безмолвный вопрос: «Я должна повиноваться вам или герцогине?»
Королева кивком отпустила горничную, и Эбигейл вышла. Она-то думала, что прочно заняла место в сердце королевы, но появление Сары открыло ей, до чего это место ненадежно. Сара может сегодня же сказать: «Увольте Хилл». И Анна кротко повинуется. Может, и окажет легкое сопротивление, только оно тут же будет сломлено.
А эта история с Биллем о единоверии? Чем она завершится? Насколько Эбигейл понимала, самая острая полемика в стране велась из-за религии. Осложнения с Биллем это подтверждали. Тест-Акт требовал, чтобы все государственные служащие при вступлении в должность давали присягу в соответствии с обрядами англиканской церкви; после этого они могли молиться по любому обряду. Акт этот был принят в царствование Карла Второго, стремившегося примирить оба направления веры. Для этого требовалось лишь временное единоверие. Тори хотели отменить этот закон и принять гораздо более строгий, налагающий крупный штраф на человека, который, приняв присягу и вступив в должность, посетит впоследствии диссидентскую службу. Второе посещение влекло бы за собой еще более крупный штраф и отстранение от должности на три года.
Анна симпатизировала тори и была очень набожна; члены правительства убедили ее, что Билль о единоверии необходим для блага государства. Как ни странно, палата лордов отвергла его, поскольку Вильгельм Третий был вигом и за время правления возвел в епископский сан многих священников, не принадлежавших англиканской церкви.
И то, что для принятия этого Билля возвели в пэры четверых тори, заставило Сару вспомнить о своих взглядах и поспешить ко двору.
Оставляя королеву и герцогиню вдвоем, Эбигейл думала не столько о достоинствах и недостатках этого документа, сколько о власти Сары над Анной. То, что произошло сейчас, было знаменательно. Сара выступила не только против королевы, но и против палаты общин, где преобладали тори.
Едва дверь закрылась за девушкой, Сара сказала:
– Столь важные дела нельзя обсуждать в присутствии слуг.
– Хилл в высшей степени сдержанна.
– Знаю. Потому-то и привела ее к вам. Как вижу, вы ею очень довольны.
– Такое доброе создание!
Королева с удовольствием уселась в кресло. Насколько приятнее говорить о добродетелях славной Хилл, за которую следует благодарить дражайшую миссис Фримен, чем о политике.
Но Сара, естественно, приехала не за тем, чтобы вести речь о служанках.
– Признаюсь, миссис Морли, я в высшей степени обеспокоена. К чему мы придем, если ради принятия закона людей станут возводить в звание пэров?
– Так поступали всегда…
– Так что же? Вновь творить беззаконие? Избиения, убийства тоже совершались раньше, миссис Морли, но нельзя же считать, что это хорошо, разумно и надо совершать их вновь.
– Миссис Фримен неправильно поняла меня.
– Я все поняла правильно! Билль о единоверии не принят палатой лордов… поэтому ваши министры посоветовали вам возвести четырех тори в звание пэров, чтобы принять его. Это недопустимо.
– Это уже сделано.
– Я этого не потерплю!
Анна обомлела. Ей очень хотелось видеть при дворе миссис Фримен. Но стоило Саре появиться, начался этот неприятный разговор. Спорить ей не хочется. Споры ей ненавистны. Но даже дражайшая миссис Фримен не может своими требованиями решать вопросы государственной политики.
– Присядьте рядом со мной, – попросила Анна. – Я хочу узнать все ваши новости.
– Новости мои, миссис Морли, безрадостны. Последнее время я думала только о своей утрате.
– Моя бедная, бедная миссис Фримен. Никто не может понять вас лучше вашей несчастной Морли.
– Однако, – резко ответила Сара, – необходимо забывать о своем горе. Предаваться ему без конца эгоистично.
Анна чуть вздрогнула. Разумеется, радостно видеть блестящую красавицу Сару, но слишком беспокойно.
– Я приехала поговорить с вами об этой постыдной истории. Четверо пэров-тори! Возмутительно. Тогда возведите в это звание хотя бы одного вига. Я настаиваю.
– Дорогая миссис Фримен, это забота министров.
– Нет, это наша забота, – поправила Сара.
И принялась расхаживать по комнате, говоря о недостатках Билля. Он чудовищен. Фанатичен. Анна спокойно повторяла:
– Это забота министров.
– Министров! – возмутилась Сара. – Чем они интересуются, кроме собственных успехов? Мы должны крепко держать их в руках. Вспомните, как трудно было добиться ренты для принца. Вот вам ваши министры.
– Я помню и буду вечно благодарна вам с мистером Фрименом за труды ради него.
– Вспомните еще, что решение о ренте принято большинством в один голос и что? Если бы я и мистер Фримен не трудились денно и нощно, мистер Морли получал бы на сто тысяч фунтов в год меньше.
– Мы никогда не забудем ваших стараний. Право же, мы с мистером Морли не знаем, как достойно отблагодарить вас. Помню, тогда мой дорогой Георг был очень болен. Его измучила астма. Я в то время ухаживала за ним. Помните? Я всерьез боялась лишиться его. Думала, судьба готовит еще один удар вашей бедной, несчастной Морли.
– Тогда ваших министров требовалось лишь подтолкнуть, что и было сделано. Теперь снова возникла такая необходимость.
– Дорогая миссис Фримен, вы определенно становитесь сторонницей вигов. Я не разделяю вашей симпатии к этим джентльменам – и поверьте, мне очень горько, что я не могу разделять взгляды моей дорогой подруги.
– Давайте вернемся к разговору о пэрах.
– Дорогая миссис Фримен, право же, это забота министров.
«Если она еще раз это повторит, – подумала Сара, – я закричу. Она ничего не слушает, ни на что не обращает внимания, только бессмысленно твердит: «Это забота министров». Посмотрим, миссис Морли, посмотрим».
– Думаю, Годолфин отчасти повинен в этом, – сказала герцогиня.
Анна не ответила, и Сара подумала: «А я позволила его сыну жениться на моей дочери! Ввела его в наш круг, и вот чем он мне за это платит!»
– Он – министр, – напомнила ей королева.
«Все, что угодно, – подумала Сара, – только бы не слышать, как эта толстуха твердит о министрах».
– Я поговорю с ним, – сказала она.
– Человек не отвечает за поступки своих родственников, – напомнила Анна. – Я знаю, как вы огорчились, когда Сандерленд проголосовал против ренты принцу. Кажется, он был одним из ее злейших противников. Мой бедный Георг так страдал от астмы… каждое дыхание ему давалось с трудом, а Сандерленд выступал против него в палате лордов. И это зять моей дорогой миссис Фримен. К этому человеку я никогда не буду питать симпатии… Но мои чувства к дорогой миссис Фримен из-за него не остыли. Ничто не может изменить их.
– Я поговорю с Годолфином, напишу мистеру Фримену. Если новоиспеченные пэры-тори займут места в палате лордов, там должен появиться хотя бы еще один пэр-виг.
– Право же, это забота министров.
«Несносная старая дура! – подумала Сара. – Пора возвращаться домой».
Она напустилась на Годолфина, не способного ей противиться, и написала Мальборо. Оба советовали ей действовать осторожно. Но когда Сара думала об осторожности? Ей становилось ясно, что нельзя было отходить от придворных дел. Маль – гений, но уступает ей в проницательности, Годолфин слишком робок. Никто из них – так как оба тори – не поняли, что, если они хотя продолжать войну, им нужна помощь вигов, поскольку виги представляют торговлю и финансы Англии.
Сара всецело поддерживала тех, кто хотел отвергнуть Билль о временном единоверии. Герцогиня решила склонить королеву на свою сторону. Более того, взгляды герцогини разделял и принц Георг: когда его назначили первым лордом Адмиралтейства, он вынужден был принести присягу по англиканскому обряду, хотя продолжал молиться в лютеранской церкви. Поэтому голосовать за Билль Георг не стал бы, если б не настойчивость королевы.
«Старая дура, – думала Сара. – Слишком добродушна, чтобы сказать «нет», слишком стремится угодить своему дорогому ангелу, слишком толста и ленива, чтобы обсудить этот вопрос со мной».
Анна должна принять ее точку зрения. Сара готовилась пустить для этого в ход все свое влияние и способность убеждать.
Но сперва она хотела произвести в пэры вига и для этой цели избрала некоего Джона Херви.
Королева повторяла, что это забота министров, и в конце концов Сара вышла из себя.
– Если мистера Херви не возведут в звание пэра, я покину двор, и ноги моей здесь больше не будет!
Королева огорчилась, Годолфин перепугался, поглощенный военными операциями Мальборо пришел в ужас.
Выход существовал один. Джон Херви стал лордом, и Сара кивком поблагодарила Анну.
Герцогиня пришла в восторг, когда Билль был принят лордами с поправкой, которую палата общин наверняка должна была отвергнуть.
Успех вызвал у нее ликование – хоть и небольшой, он доказывал, что она – влиятельная особа.
Настала пора возвращаться ко двору.
Сара потребовала к себе Эбигейл Хилл.
– Ты хорошо вела себя, пока меня не было, – сказала герцогиня. – А вот твоей болтушке-сестрице придется исправляться.
– Надеюсь, Алиса ничем не заслужила недовольства вашей светлости.
– Моего недовольства! – воскликнула Сара. – Да я тут же надавала бы ей пощечин. Напомнила бы, что вытащила ее из грязи и сделала прачкой у Глостера. А теперь она получила место здесь – и все по моей милости. Я нахожу ее ленивой и никчемой. Она много сплетничает.
– Непременно скажу ей, что ваша светлость ею недовольны.
– И еще мне не нравится твой брат.
– Джек?
– Кто же еще? Только представь себе, он надоедал герцогу просьбами о месте в армии.
– Да, это слишком, – сказала Эбигейл, опустив взгляд и сложив руки.
Сара удовлетворенно посмотрела на нее. Эбигейл Хилл не разочаровала ее. Хотя она ни о чем не доносила. Возможно, Дэнверс и остальные не дают волю языку при этой девчонке, зная, что она родственница Мальборо и немедленно сообщит герцогине обо всем, что услышит. Сомнений нет – в покоях королевы она оказывает хорошее влияние.
– Ничего, ничего. Только мальчику лучше было б обратиться ко мне. У герцога много забот.
– У вашей светлости тоже.
– Ты права. Стоит мне отвернуться, и корсажники становятся дворянами. Этак скоро конюхи превратятся в благородных герцогов. А потом, извольте видеть, нам надо демонстрировать свою набожность, пытаясь излечивать наложением рук от золотухи. Предрассудки, вот что это такое. Зря ты не рассказала мне о том, что здесь творилось.
Эбигейл опустила голову.
– Ваша светлость, я знала, вы в трауре…
– Это не имеет значения. Ну ладно, теперь я здесь и позабочусь, чтобы все шло как по маслу. Королева, по-моему, довольна тобой. Ты заботишься о ее удобствах без навязчивости. Так и надо. Я вознагражу тебя.
– Ваша светлость очень добры.
– При дворе со мной моя младшая дочь. Сестры ее повыходили замуж, брат… скончался, и я решила не оставлять девочку в Сент-Олбансе. Приглядывай за ней. Возможно, тебе придется сопровождать ее в театр или в оперу. Будешь следить, чтобы с ней ничего не случилось.
– А королева…
Эбигейл пришла в ужас. Неужели ее заберут от Анны? Она этого не вынесет. Ей представилось, как она падает перед королевой на колени и просит оставить ее у себя.
Но Сара раздраженно продолжала:
– Конечно, нет. Королева не захочет лишаться тебя. Ты показала себя хорошей горничной. Поездки с нами будут чем-то вроде небольшой награды за хорошую службу.
Награды? Быть компаньонкой вспыльчивой Мэри, очень похожей на свою мать! Эбигейл надеялась, что Анна вскоре потребует от нее вновь приступить к исполнению своих обязанностей.
– А где Хилл? – недовольно спросила королева.
– Ваше величество, – ответила миссис Дэнверс, – герцогиня сказала, что везет ее в оперу.
– В оперу? Хилл? Очень, очень странно.
– Да, ваше величество. С какой стати герцогине брать туда с собой горничную?
– Дэнверс, омой мне ноги. Они сегодня очень отекли. Господи, как бы мне хотелось побывать в опере, но честно говоря, Дэнверс, я не хочу, чтобы меня туда несли… А без этого не обойтись. Подагра в последние дни совсем меня замучила. У Хилл такие нежные руки.
Миссис Дэнверс принесла таз, чтобы омыть королеве ноги.
Руки ее не были столь чудодейственными, как у Хилл. Анна закрыла глаза. До чего же она устала. После обеда Георга, как обычно, потянуло в сон, и принц проспал те два часа, которые она обычно с удовольствием проводила в своем любимом зеленом кабинете. Разливать чай являлось обязанностью Хилл – у нее красивые белые руки. Больше ничего красивого у бедняжки нет. Анна поглядела на свои. «И у меня тоже, – подумала она. – Бедняжка Хилл! Такая худая, неприглядная. Но руки у нее просто загляденье, она хорошо играет на клавесине, а передразнивает окружающих очень забавно. У Георга это вызывает смех. Как приятно слышать его смех – но только недолго, иначе может начаться приступ астмы. Хилл никогда долго не смешит его. Она очень сдержанна. Если видит, что близится приступ – а от нее это не укроется, – то сразу же замолкает.
Какое приятное времяпрепровождение! За принцем всегда следует этот славный паж, Сэмюэл Мэшем. Сегодня он выглядел мрачным, как и все остальные – кроме быстро уснувшего Георга.
«Нам недостает Эбигейл Хилл, – с легким удивлением подумала Анна. – Всем. Даже Георгу. Ему наверняка спалось не очень уютно».
А тут Сара увезла Эбигейл Хилл в оперу. Вдруг она почувствует обаяние девушки? Вдруг увезет ее в Сент-Олбанс? Тогда уж ни за что не пожелает с ней расстаться. Лицо Анны вытянулось. Она представила себе их вместе – яркую красавицу Сару и незаметную, но совершенно незаменимую Эбигейл.
Ее не досуха вытертые ноги продолжали ныть.
– Дэнверс… Но какой в этом смысл? Только Эбигейл способна принести облегчение ее несчастным больным ногам.
Эбигейл… и Сара! Вместе. А она прикована к кушетке и креслу водянкой и подагрой. Как бы ей хотелось находиться в опере, слушать остроты Сары и видеть рядом Хилл, предугадывающую ее желания.
Дэнверс ждала распоряжений.
– Принеси письменные принадлежности. Я хочу написать герцогине Мальборо.
Дэнверс ушла. Анна задумалась о Саре, которая несколько дней не появлялась и не писала. Сара никогда не любила писать письма. Каждый раз приходится ей о них напоминать. А теперь, разумеется, у нее на это будет еще меньше времени, поскольку она обнаружила достоинства Эбигейл.
«Раз дорогая миссис Фримен так не любит писать письма и, не появляясь два-три дня, не дает о себе знать, я для собственного успокоения вынуждена черкнуть несколько строк. Видимо, находясь в Лондоне, вы пожелаете послушать оперу. И это вполне понятно, я бы тоже не отказалась, будь способна двинуться с места. Но когда это будет возможно – Бог весть, я совсем охромела. Надеюсь, миссис Фримен не подумает брать с собой в оперу Эбигейл Хилл и не станет проводить много времени в ее обществе, иначе это превратится в потребность. Поэтому прошу ради вас самой и ради бедной миссис Морли – имейте как можно меньше дел с этой очаровательницей и простите, что я вам это пишу.
Ваша бедная, несчастная Морли».
Вызвав Дэнверс, Анна велела ей запечатать и отправить письмо. Позже, засыпая в кресле, она подумала: «Я написала миссис Фримен странное письмо. Непонятно, зачем. Но в нем есть правда, маленькая Эбигейл Хилл в определенном смысле очаровательница. Когда она здесь – ее не замечаешь, когда нет – как ее недостает!»
– Дэнверс.
– Слушаю, ваше величество.
– Когда Хилл вернется, скажи ей, что она стала слишком подолгу отсутствовать.
– Непременно, ваше величество.
– И пришли ее ко мне… сразу же.
Когда герцогине Мальборо принесли письмо, она сидела в комнате вместе с дочерью. Мэри угрюмо смотрела, как мать вскрывает конверт.
В голубых глазах девушки застыло недовольное выражение, губы – очень похожие на материнские – капризно искривились. Ей очень хотелось вернуться в Сент-Олбанс. Там ее дожидается молодой человек. Вечерами она тайком уходила из дома, они вместе мечтали о будущем. Возможно, им придется бежать, мама ни за что не позволит своей дочери выйти за сквайра, хоть он и самый красивый, самый лучший человек на свете. Неужели мало того, что муж Генриетты, лорд Риэлтон, станет графом Годолфином, когда его отец умрет? Анна стала леди Сандерленд, Элизабет – леди Бриджуотер. У всех трех великолепные партии. Они вышли замуж по указке матери; почему бы самой младшей не сделать выбор самостоятельно?
Она была еще очень юной и не смела ничего сказать, прекрасно зная, как выходит мама из себя, когда ей что-то не по душе.
«Но он состоится», – мысленно сказала Мэри, и в лице ее отразилась вся унаследованная от матери решимость.
Глядя, как Сара читает письмо, девушка подумала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44