Когда они поравнялись, он поклонился ей, и девочка властно потребовала:
– Мне необходимо говорить с его величеством.
Паж, изо всех сил стараясь не рассмеяться от «взрослых» манер ребенка, почтительно ответил:
– Мадам, насколько мне известно, его величество сейчас на мессе.
Аделаида благосклонно кивнула и проследовала к покоям короля.
Возвращаясь с мессы, Людовик, как обычно, чувствовал себя неуютно, ему хотелось вести праведную жизнь, но очень нравилось общество мадам де Майи, хоть сознание того, что это грех, и отравляло его счастье.
Людовик не мог долго печалиться. Мысль о том, что вскоре он отправится в Куси, замечательный дворец среди лесов рядом с Сеной, подняла его настроение. Дворец был прибежищем для него и мадам де Майи. Сразу же после покупки не мог отказать себе в удовольствии перестроить и украсить его. Дворец перекрасили в голубой цвет, отделали золотом, а в комнатах сделали зеркальные стены. Теперь Куси стал по-настоящему прекрасен.
Людовик очень хотел погрузиться в умиротворяющую атмосферу Куси, куда он отправится вместе с любовницей и несколькими самыми преданными друзьями. Он очень надеялся, что там не будет чувствовать угрызений совести. Конечно же его можно понять и простить. Мария, его королева, не могла предложить ему физического удовлетворения, а ведь Людовик здоровый мужчина двадцати девяти лет.
– Лет через сорок будет достаточно времени для раскаяния, – говорил герцог де Ришелье.
Но совесть время от времени грызла Людовика, и он думал обо всем этом, пока шел в свою спальню. Войдя в переднюю, Людовик с удивлением заметил бегущую к нему маленькую фигурку.
Маленькие ручки обхватили его колени, и, прерываемый рыданиями, раздался голосок: «Папа! Папа! С тобой говорит твоя мадам Аделаида!»
Он поднял ребенка на руки. Щеки девочки были мокрыми. Как только ее лицо поравнялось с его, она обняла его за шею и прижалась к отцу.
– Что беспокоит тебя, моя радость? – нежным голосом спросил Людовик.
– Они хотят забрать Аделаиду у папы и отослать ее.
– И кто же собирается сделать эту ужасную вещь? – спросил он.
– Они говорят, что ты и собираешься.
– Я? Разве я могу отослать мою любимую мадам Аделаиду?
– Нет… нет… папа, не можешь. Поэтому ты и должен остановить их, они хотят отослать нас к монахиням… на годы… годы… годы.
– Это потому, что вам нужно учиться, моя дорогая.
– Здесь я выучусь… быстрее.
– Ну… Все уже хорошо обдумано, и было решено, что лучшими учителями для тебя и твоих сестер будут именно монахини. Очень скоро вы вновь окажетесь дома.
– Через годы и годы, – закричала она и заревела в голос.
– Тише, малышка, – успокаивал ее Людовик, тщетно ища кого-нибудь, чтобы передать ему плачущего ребенка. Но Аделаида не собиралась позволить ему так просто отделаться от нее. Еще крепче вцепившись в отца, она обрушила на него целый водопад слез. – Тише, тише, тише! – кричал Людовик.
– Но они заберут меня у моего папы… останови их, пожалуйста. Пожалуйста… пожалуйста… ну, пожалуйста!
– Но, моя дорогая…
– Ты король. Ты можешь!
– Аделаида…
Девочка начала неистово лупить его кулачками.
– Можешь? Можешь? – верещала она.
– Понимаешь, Аделаида…
– Если ты отправишь меня туда, я там умру, – выла она. – Обязательно умру, потому что не могу жить без моего папы…
Девочка не притворялась. Аделаида понимала, что если она уедет из Версаля в Фонтевро, то действительно пройдут долгие, долгие годы, пока она вернется сюда.
К ним подошел герцог де Ришелье и поинтересовался:
– Послать за гувернанткой мадам, ваше величество?
– Нет… не надо! – кричала Аделаида. – Я не позволю моему папе покинуть меня.
– Что я могу поделать? – беспомощно спросил король.
– Ваше величество, поскольку дама утверждает, что она вас не отпустит, вы можете либо отправиться вместе с ней в Фонтевро, или оставить ее вместе с собой в Версале.
– Или, – сказал король, – настоять, чтобы она поехала без меня.
– Не думаю, ваше величество, что в ваших правилах отказывать очаровательной молодой даме в ее просьбе.
Аделаида вся напряглась, но продолжала всхлипывать и прижиматься к отцу.
– Ну, – сказал король, – думаю, один лишний житель Версаля вряд ли так уж опустошит казну.
Людовик поцеловал дочь в горячую щечку.
– Ну, моя девочка, хватит плакать. Ты остаешься в Версале вместе с папой.
В ответ Аделаида так крепко обняла отца, что тот чуть не задохнулся.
– Мое новое платье такого же цвета, как глаза вашего величества, – сказала она. – Поэтому я так люблю его.
– Как очаровательно ведут себя дамы… когда выполняешь их просьбы, – тихо сказал Ришелье.
Король засмеялся. Он поднял Аделаиду так высоко над головой, что она чуть не задела резьбу на потолке.
– Мадам Аделаида, – закричал он, – я рад, что вы остаетесь с нами, не меньше, чем вы сами.
На следующий день Аделаида наблюдала, как четырех ее младших сестер увезли в Фонтевро. Вместе с ними поехала мадам де Ла Ланде. Аделаида немного поплакала из-за того, что их увозят, но все же она была довольна, поскольку оставалась в Версале. Девочка узнала, что если она захочет чего-то, то это можно получить, если просить определенным образом и в определенное время.
Прошел год, и Аделаида порой забывала о самом факте существования маленьких принцесс. Когда же она думала о них, то искренне сочувствовала им, отправившимся в мрачное старое аббатство. Гораздо веселее было жить в Версале, вместе с отцом. Иногда Людовик сам приходил в детскую проведать ее; иногда она вместе с ним ходила к дофину, хотя ей это и не очень нравилось: брат умел завоевать внимание отца и отвлечь его от Аделаиды.
Девочка всячески демонстрировала свою любовь к отцу. Ведь ее отец – самый важный человек при дворе, и, пока он любил ее, Аделаида тоже была важной. Она чувствовала разлад между королем и королевой и предпочитала красивого, очаровательного и всесильного отца, а не толстую и слишком уж набожную мать.
По мере того как дети взрослели, Людовик все больше и больше интересовался ими. И в Аделаиде, и в дофине чувствовался твердый моральный дух, и королю это очень нравилось.
Аделаида была милой маленькой забавной девочкой, но наследником трона являлся Людовик.
Королю сообщили, что дофин стал слишком упрямым и кто-то должен был воздействовать на мальчика. Авторитетом для дофина был только король, поэтому сделать это мог только он. Дофин заявил своим наставникам, что однажды он станет королем, и поэтому это он будет приказывать им, а не наоборот.
Когда Людовик пришел в покои дофина на первом этаже дворца, десятилетний мальчик, увидев отца, низко поклонился.
Король улыбнулся. Обычно дофин, приветствуя отца, прыгал к нему на руки и просил покатать на плечах. Очевидно, что у дофина начало вырабатываться чувство собственного достоинства, он взрослел.
Людовик попытался вспомнить себя десятилетним мальчиком. Как он себя вел? Был ли он таким же своевольным, как и дофин? Вряд ли, но даже если и был, у Людовика было оправдание, ведь в десять лет он уже был королем.
– Сын мой, – обратился Людовик, – мне доложили о вашем поведении.
Дофин повернулся к стоящему рядом наставнику и приказал: «Оставьте нас».
Наставник посмотрел на короля, и Людовик кивком подтвердил приказание мальчика. Дофин знал, что сейчас ему сделают выговор, и не хотел, чтобы это произошло на глазах у наставника. Когда тот ушел, король сел и, привлекая мальчика к себе, сказал:
– Это ты его ударил по щекам?
– Да, папа. Он заслужил это!
– Это ты так решил или он сам?
Мальчик выглядел удивленным.
– Этот человек не прислушивается к голосу разума, – высокомерно заявил он.
– Голосу твоего разума конечно же, – сказал король, скрывая улыбку.
– Именно разума, – твердо ответил дофин. Людовик засмеялся.
– Сын мой, – сказал он, – однажды этим королевством будешь править ты. Мудрый король всегда прислушивается к рекомендациям своих советников.
– Я готов слушать, папа.
– Важно не просто слушать, – сказал король. – Нужно еще обдумать совет и, пока ты еще слишком юн, стоит ему последовать. Когда я был в твоем возрасте…
Выражение лица мальчика изменилось. Он прижался ближе к своему отцу.
– Расскажи мне, папа, о своем детстве. Расскажи мне, как в парламенте ты потребовал митру архиепископа или как черный с белым котенок пришел на собрание совета.
Людовик рассказал о своем детстве. Он надеялся, что так мальчик, которому судьба уготовила роль короля Франции, получит представление об обязанностях короля.
Лицо мальчика просияло, взгляд смягчился.
Когда Людовик закончил, дофин сказал:
– Папа, если бы моим наставником был ты, а не аббат де Сен-Кюр…
– Знаю, мой мальчик, ты бы не ударил меня по лицу. Так?
– Конечно нет, – хмуро буркнул ребенок.
– Даже если бы я не прислушался к голосу твоего разума?
– Я бы так любил своего наставника, что разум не имел бы значения, – сказал мальчик.
Людовику льстила сообразительность сына. Он часто повторял его высказывания, и придворные улыбались, услышав их в очередной раз. Король был любящим отцом и очень гордился своим сыном. Некоторые коварные люди просили замолвить за них словечко перед отцом, и маленький дофин, наслаждаясь чувством собственной важности, изо всех сил старался выполнить их просьбы. Людовик хотел, чтобы двор знал, какое уважение он питает к сыну, и, если эти просьбы были приемлемы, соглашался с мальчиком и выполнял их.
Людовику очень нравилось, что при дворе у него есть семья, и часто жалел о том, что четырех его дочек увезли в Фонтевро. Он очень любил близняшек и с грустью думал о том, что скоро девочки достигнут того возраста, когда их нужно будет выдавать замуж.
Луизе-Елизавете и Анне-Генриетте было по двенадцати лет. Дон Филипп, сын короля Филиппа V и его второй жены Елизаветы, искал себе невесту.
Когда у тебя семь дочерей, к поискам мужей для них нужно приступать заранее. Одной из близняшек придется поехать в Испанию. Известие привело девочек в трепет.
Они любили гулять вместе в садах дворца, говорить о будущем, а теперь приходит время расставания…
В этот день 1739 года они по обыкновению прогуливались, когда Луиза-Елизавета сказала:
– В последние дни отец много времени проводит с послом Испании.
Анна-Генриетта кивнула. Она посмотрела на пруд, выложенный мраморными изразцами с нарисованными птицами. Птицы выглядели так естественно, что вполне могли сойти за настоящих. Она не стала говорить, что утром заходила к отцу и что тот с самого утра заперся с послом, кардиналом и другими важными людьми. Она боялась, что так как Луиза-Елизавета считалась старшей, то в невесты выберут сестру, а не ее.
– Интересно, а на что похожа Испания, – спросила Анна-Генриетта.
Когда Луиза-Елизавета ответила, в ее голосе прозвучали истерические нотки:
– Говорят, что там очень мрачно.
– Так было в прошлом. Король наш родственник. Я слышала, что испанский королевский двор стал больше походить на французский с тех самых пор, как на престоле Бурбоны.
– По-моему, это вполне естественно. – Луиза-Елизавета обернулась на дворец медового цвета, ее родной дом, в котором она так все любила.
– Возможно, – продолжала ее сестра, – испанский королевский двор не так уж сильно отличается от Версаля.
– Но там не будет тебя… не будет нашего брата и нашей мамы. И папы… Там будет другой король… не папа! Ты можешь себе это представить? Я вот не могу. Король, который не наш папа.
– Тем не менее, он может быть очень добрым.
– Он не может быть таким же, как наш отец. – В горле Луизы-Елизаветы застрял комок.
– Можно привыкнуть. И возможно, ты со временем станешь королевой Испании.
– Нет, – ответила Луиза-Елизавета, – у дона Филиппа слишком много старших братьев.
Но ее глаза заблестели. Сестра заметила, что она довольна. Нежная Анна-Генриетта будет страдать больше, если из дома увезут ее. У нее не было желания властвовать, а у Луизы-Елизаветы его было в избытке. Старшая всегда была лидером. Анна-Генриетта была вполне довольна тем, что ее ведут те, кого она любит.
Теперь Анна-Генриетта пришла к выводу, что если кому-то из них и придется уехать, то пусть это будет Луиза-Елизавета. Она конечно же какое-то время будет несчастна, но вскоре начнет привыкать к новой стране. А если же покинуть Версаль заставят ее, Анну-Генриетту, то у нее будет разбито сердце. Анне-Генриетте будет достаточно грустно расстаться с Луизой-Елизаветой, но, по крайней мере, остальные члены семьи остаются с ней. У нее остается ее великолепный и любимый дом, где она сможет постепенно позабыть свою печаль.
Она молилась, что если уж ей суждено выйти замуж, то пусть это будет кто-нибудь, кто жил здесь. Возможно, это не так уж и невероятно. Луиза-Елизавета продолжала говорить об Испании. Она много читала о стране и знала, что королева Елизавета строила большие планы для своих сыновей и управляла королем.
«Ну вот, она уже все распланировала», – подумала Анна-Генриетта.
Тут она улыбнулась, потому что к ним кто-то приближался, и, прежде чем она увидела кто, она уже знала, что это был герцог де Шатре, правнук покойного регента герцога Орлеанского.
Он был очень красив; более того, Анна-Генриетта считала его самым красивым среди всех придворных. Он мог посоревноваться в красоте даже с ее отцом. Герцог поклонился принцессам.
– Мадам Первая, мадам Вторая! – пробормотал он.
– Доброе утро.
Ему улыбнулись обе принцессы, но он смотрел на Анну-Генриетту.
– Надеюсь, я не помешал? – спросил герцог. – Могу я погулять с вами?
Анна-Генриетта посмотрела на сестру.
– Ну конечно же можно, – быстро ответила Луиза-Елизавета. Было ясно, что все ее мысли сейчас о собрании, что идет сейчас во дворце, а вовсе не о таких пустяках.
– Сегодня во дворце очень оживленно, месье де Шатре, – сказала Анна-Генриетта.
– Это так, мадам.
В его глазах появилась тревога. Герцог продолжал смотреть на Анну-Генриетту, будто совсем забыл о существовании мадам Луизы-Елизаветы.
Когда к девочкам присоединился герцог де Шатре, их гувернантки, наблюдавшие за своими подопечными с небольшого расстояния, пошли к девочкам. Но прежде чем они подошли, к сестрам подбежал запыхавшийся паж.
Принцессы и герцог де Шатре затаили дыхание. Они ждали, что скажет паж, и были уверены, что он многое им расскажет.
– Что вам угодно? – крикнула Луиза-Елизавета еще до того, как паж приблизился к ним.
– Мадам… – Он прервался, и троице казалось, что пауза длится вечно; но только казалось.
– Мадам Луиза-Елизавета, – продолжал паж. – Его величество хочет немедленно с вами поговорить.
Напряжение спало. Луиза-Елизавета кивнула. Она последовала за пажом по траве ко дворцу. Ее путь в Испанию начался, и кто знает, к какой чести и славе он приведет?
Анна-Генриетта смотрела ей вслед. Она не заметила, как к ним подошли гувернантки. Она видела только великолепную красоту Версаля и неподдельную радость в глазах молодого герцога де Шатре.
В аббатстве Порт-Рояль сидела молодая женщина и ожесточенно вышивала. Иголка прыгала в ее руках, и стежки выходили неровными.
Она приказала одной из молодых дам, которая также была в монастыре и находилась примерно в том же положении, что и она сама, прийти к ней и поговорить. Паулина Фелиция де Нель всегда командовала, и, как ни странно, ей подчинялись. Разговоры с избранными ею собеседниками обычно сводились к монологу Паулины Фелиции, прерываемому лишь восклицаниями восхищения, удивления или односложными ответами. Большего она не позволяла.
Вот сейчас она говорила:
– Ты понимаешь, что мне двадцать четыре? Двадцать четыре! А я сижу здесь взаперти. Я, Паулина Фелиция де Нель, должна провести всю оставшуюся жизнь здесь! Разве это не возмутительно?
Она сделала паузу, давая своей собеседнице возможность кивнуть, что та незамедлительно и сделала.
– Я здесь… а моя сестра – в королевском дворце! И она не просто скромная фрейлина. Она могла бы править Францией, если бы захотела. А не правит лишь потому, что моя сестра дура. Луиз-Жюли – любовница короля. Ты только представь! Сравни то, как она проводит время и как его провожу я. Смириться с таким может только дура. А я не дура. По-твоему, я дура?
– О нет, мадемуазель де Нель.
– Тогда должна ли я оставаться здесь, вышивать подобную вот дрянь? Молиться? Смотреть, как увядает моя молодость? Любовницы королей должны помогать своим семьям. Это их долг.
Если бы я была на месте Луиз-Жюли… но я не на ее месте. А знаешь почему? Из-за недостатка возможностей. Она вышла замуж за нашего кузена, графа де Майи, и он привел ее ко двору. Если бы я была старшей сестрой, то за графа де Майи вышла бы я, и это меня бы он взял ко двору. Уверяю, тогда самой важной придворной дамой была бы Паулина Фелиция, а не Луиз-Жюли, как сейчас. Ты согласна?
– О да, мадемуазель.
– И если бы я была любовницей короля, я бы не осталась в тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Мне необходимо говорить с его величеством.
Паж, изо всех сил стараясь не рассмеяться от «взрослых» манер ребенка, почтительно ответил:
– Мадам, насколько мне известно, его величество сейчас на мессе.
Аделаида благосклонно кивнула и проследовала к покоям короля.
Возвращаясь с мессы, Людовик, как обычно, чувствовал себя неуютно, ему хотелось вести праведную жизнь, но очень нравилось общество мадам де Майи, хоть сознание того, что это грех, и отравляло его счастье.
Людовик не мог долго печалиться. Мысль о том, что вскоре он отправится в Куси, замечательный дворец среди лесов рядом с Сеной, подняла его настроение. Дворец был прибежищем для него и мадам де Майи. Сразу же после покупки не мог отказать себе в удовольствии перестроить и украсить его. Дворец перекрасили в голубой цвет, отделали золотом, а в комнатах сделали зеркальные стены. Теперь Куси стал по-настоящему прекрасен.
Людовик очень хотел погрузиться в умиротворяющую атмосферу Куси, куда он отправится вместе с любовницей и несколькими самыми преданными друзьями. Он очень надеялся, что там не будет чувствовать угрызений совести. Конечно же его можно понять и простить. Мария, его королева, не могла предложить ему физического удовлетворения, а ведь Людовик здоровый мужчина двадцати девяти лет.
– Лет через сорок будет достаточно времени для раскаяния, – говорил герцог де Ришелье.
Но совесть время от времени грызла Людовика, и он думал обо всем этом, пока шел в свою спальню. Войдя в переднюю, Людовик с удивлением заметил бегущую к нему маленькую фигурку.
Маленькие ручки обхватили его колени, и, прерываемый рыданиями, раздался голосок: «Папа! Папа! С тобой говорит твоя мадам Аделаида!»
Он поднял ребенка на руки. Щеки девочки были мокрыми. Как только ее лицо поравнялось с его, она обняла его за шею и прижалась к отцу.
– Что беспокоит тебя, моя радость? – нежным голосом спросил Людовик.
– Они хотят забрать Аделаиду у папы и отослать ее.
– И кто же собирается сделать эту ужасную вещь? – спросил он.
– Они говорят, что ты и собираешься.
– Я? Разве я могу отослать мою любимую мадам Аделаиду?
– Нет… нет… папа, не можешь. Поэтому ты и должен остановить их, они хотят отослать нас к монахиням… на годы… годы… годы.
– Это потому, что вам нужно учиться, моя дорогая.
– Здесь я выучусь… быстрее.
– Ну… Все уже хорошо обдумано, и было решено, что лучшими учителями для тебя и твоих сестер будут именно монахини. Очень скоро вы вновь окажетесь дома.
– Через годы и годы, – закричала она и заревела в голос.
– Тише, малышка, – успокаивал ее Людовик, тщетно ища кого-нибудь, чтобы передать ему плачущего ребенка. Но Аделаида не собиралась позволить ему так просто отделаться от нее. Еще крепче вцепившись в отца, она обрушила на него целый водопад слез. – Тише, тише, тише! – кричал Людовик.
– Но они заберут меня у моего папы… останови их, пожалуйста. Пожалуйста… пожалуйста… ну, пожалуйста!
– Но, моя дорогая…
– Ты король. Ты можешь!
– Аделаида…
Девочка начала неистово лупить его кулачками.
– Можешь? Можешь? – верещала она.
– Понимаешь, Аделаида…
– Если ты отправишь меня туда, я там умру, – выла она. – Обязательно умру, потому что не могу жить без моего папы…
Девочка не притворялась. Аделаида понимала, что если она уедет из Версаля в Фонтевро, то действительно пройдут долгие, долгие годы, пока она вернется сюда.
К ним подошел герцог де Ришелье и поинтересовался:
– Послать за гувернанткой мадам, ваше величество?
– Нет… не надо! – кричала Аделаида. – Я не позволю моему папе покинуть меня.
– Что я могу поделать? – беспомощно спросил король.
– Ваше величество, поскольку дама утверждает, что она вас не отпустит, вы можете либо отправиться вместе с ней в Фонтевро, или оставить ее вместе с собой в Версале.
– Или, – сказал король, – настоять, чтобы она поехала без меня.
– Не думаю, ваше величество, что в ваших правилах отказывать очаровательной молодой даме в ее просьбе.
Аделаида вся напряглась, но продолжала всхлипывать и прижиматься к отцу.
– Ну, – сказал король, – думаю, один лишний житель Версаля вряд ли так уж опустошит казну.
Людовик поцеловал дочь в горячую щечку.
– Ну, моя девочка, хватит плакать. Ты остаешься в Версале вместе с папой.
В ответ Аделаида так крепко обняла отца, что тот чуть не задохнулся.
– Мое новое платье такого же цвета, как глаза вашего величества, – сказала она. – Поэтому я так люблю его.
– Как очаровательно ведут себя дамы… когда выполняешь их просьбы, – тихо сказал Ришелье.
Король засмеялся. Он поднял Аделаиду так высоко над головой, что она чуть не задела резьбу на потолке.
– Мадам Аделаида, – закричал он, – я рад, что вы остаетесь с нами, не меньше, чем вы сами.
На следующий день Аделаида наблюдала, как четырех ее младших сестер увезли в Фонтевро. Вместе с ними поехала мадам де Ла Ланде. Аделаида немного поплакала из-за того, что их увозят, но все же она была довольна, поскольку оставалась в Версале. Девочка узнала, что если она захочет чего-то, то это можно получить, если просить определенным образом и в определенное время.
Прошел год, и Аделаида порой забывала о самом факте существования маленьких принцесс. Когда же она думала о них, то искренне сочувствовала им, отправившимся в мрачное старое аббатство. Гораздо веселее было жить в Версале, вместе с отцом. Иногда Людовик сам приходил в детскую проведать ее; иногда она вместе с ним ходила к дофину, хотя ей это и не очень нравилось: брат умел завоевать внимание отца и отвлечь его от Аделаиды.
Девочка всячески демонстрировала свою любовь к отцу. Ведь ее отец – самый важный человек при дворе, и, пока он любил ее, Аделаида тоже была важной. Она чувствовала разлад между королем и королевой и предпочитала красивого, очаровательного и всесильного отца, а не толстую и слишком уж набожную мать.
По мере того как дети взрослели, Людовик все больше и больше интересовался ими. И в Аделаиде, и в дофине чувствовался твердый моральный дух, и королю это очень нравилось.
Аделаида была милой маленькой забавной девочкой, но наследником трона являлся Людовик.
Королю сообщили, что дофин стал слишком упрямым и кто-то должен был воздействовать на мальчика. Авторитетом для дофина был только король, поэтому сделать это мог только он. Дофин заявил своим наставникам, что однажды он станет королем, и поэтому это он будет приказывать им, а не наоборот.
Когда Людовик пришел в покои дофина на первом этаже дворца, десятилетний мальчик, увидев отца, низко поклонился.
Король улыбнулся. Обычно дофин, приветствуя отца, прыгал к нему на руки и просил покатать на плечах. Очевидно, что у дофина начало вырабатываться чувство собственного достоинства, он взрослел.
Людовик попытался вспомнить себя десятилетним мальчиком. Как он себя вел? Был ли он таким же своевольным, как и дофин? Вряд ли, но даже если и был, у Людовика было оправдание, ведь в десять лет он уже был королем.
– Сын мой, – обратился Людовик, – мне доложили о вашем поведении.
Дофин повернулся к стоящему рядом наставнику и приказал: «Оставьте нас».
Наставник посмотрел на короля, и Людовик кивком подтвердил приказание мальчика. Дофин знал, что сейчас ему сделают выговор, и не хотел, чтобы это произошло на глазах у наставника. Когда тот ушел, король сел и, привлекая мальчика к себе, сказал:
– Это ты его ударил по щекам?
– Да, папа. Он заслужил это!
– Это ты так решил или он сам?
Мальчик выглядел удивленным.
– Этот человек не прислушивается к голосу разума, – высокомерно заявил он.
– Голосу твоего разума конечно же, – сказал король, скрывая улыбку.
– Именно разума, – твердо ответил дофин. Людовик засмеялся.
– Сын мой, – сказал он, – однажды этим королевством будешь править ты. Мудрый король всегда прислушивается к рекомендациям своих советников.
– Я готов слушать, папа.
– Важно не просто слушать, – сказал король. – Нужно еще обдумать совет и, пока ты еще слишком юн, стоит ему последовать. Когда я был в твоем возрасте…
Выражение лица мальчика изменилось. Он прижался ближе к своему отцу.
– Расскажи мне, папа, о своем детстве. Расскажи мне, как в парламенте ты потребовал митру архиепископа или как черный с белым котенок пришел на собрание совета.
Людовик рассказал о своем детстве. Он надеялся, что так мальчик, которому судьба уготовила роль короля Франции, получит представление об обязанностях короля.
Лицо мальчика просияло, взгляд смягчился.
Когда Людовик закончил, дофин сказал:
– Папа, если бы моим наставником был ты, а не аббат де Сен-Кюр…
– Знаю, мой мальчик, ты бы не ударил меня по лицу. Так?
– Конечно нет, – хмуро буркнул ребенок.
– Даже если бы я не прислушался к голосу твоего разума?
– Я бы так любил своего наставника, что разум не имел бы значения, – сказал мальчик.
Людовику льстила сообразительность сына. Он часто повторял его высказывания, и придворные улыбались, услышав их в очередной раз. Король был любящим отцом и очень гордился своим сыном. Некоторые коварные люди просили замолвить за них словечко перед отцом, и маленький дофин, наслаждаясь чувством собственной важности, изо всех сил старался выполнить их просьбы. Людовик хотел, чтобы двор знал, какое уважение он питает к сыну, и, если эти просьбы были приемлемы, соглашался с мальчиком и выполнял их.
Людовику очень нравилось, что при дворе у него есть семья, и часто жалел о том, что четырех его дочек увезли в Фонтевро. Он очень любил близняшек и с грустью думал о том, что скоро девочки достигнут того возраста, когда их нужно будет выдавать замуж.
Луизе-Елизавете и Анне-Генриетте было по двенадцати лет. Дон Филипп, сын короля Филиппа V и его второй жены Елизаветы, искал себе невесту.
Когда у тебя семь дочерей, к поискам мужей для них нужно приступать заранее. Одной из близняшек придется поехать в Испанию. Известие привело девочек в трепет.
Они любили гулять вместе в садах дворца, говорить о будущем, а теперь приходит время расставания…
В этот день 1739 года они по обыкновению прогуливались, когда Луиза-Елизавета сказала:
– В последние дни отец много времени проводит с послом Испании.
Анна-Генриетта кивнула. Она посмотрела на пруд, выложенный мраморными изразцами с нарисованными птицами. Птицы выглядели так естественно, что вполне могли сойти за настоящих. Она не стала говорить, что утром заходила к отцу и что тот с самого утра заперся с послом, кардиналом и другими важными людьми. Она боялась, что так как Луиза-Елизавета считалась старшей, то в невесты выберут сестру, а не ее.
– Интересно, а на что похожа Испания, – спросила Анна-Генриетта.
Когда Луиза-Елизавета ответила, в ее голосе прозвучали истерические нотки:
– Говорят, что там очень мрачно.
– Так было в прошлом. Король наш родственник. Я слышала, что испанский королевский двор стал больше походить на французский с тех самых пор, как на престоле Бурбоны.
– По-моему, это вполне естественно. – Луиза-Елизавета обернулась на дворец медового цвета, ее родной дом, в котором она так все любила.
– Возможно, – продолжала ее сестра, – испанский королевский двор не так уж сильно отличается от Версаля.
– Но там не будет тебя… не будет нашего брата и нашей мамы. И папы… Там будет другой король… не папа! Ты можешь себе это представить? Я вот не могу. Король, который не наш папа.
– Тем не менее, он может быть очень добрым.
– Он не может быть таким же, как наш отец. – В горле Луизы-Елизаветы застрял комок.
– Можно привыкнуть. И возможно, ты со временем станешь королевой Испании.
– Нет, – ответила Луиза-Елизавета, – у дона Филиппа слишком много старших братьев.
Но ее глаза заблестели. Сестра заметила, что она довольна. Нежная Анна-Генриетта будет страдать больше, если из дома увезут ее. У нее не было желания властвовать, а у Луизы-Елизаветы его было в избытке. Старшая всегда была лидером. Анна-Генриетта была вполне довольна тем, что ее ведут те, кого она любит.
Теперь Анна-Генриетта пришла к выводу, что если кому-то из них и придется уехать, то пусть это будет Луиза-Елизавета. Она конечно же какое-то время будет несчастна, но вскоре начнет привыкать к новой стране. А если же покинуть Версаль заставят ее, Анну-Генриетту, то у нее будет разбито сердце. Анне-Генриетте будет достаточно грустно расстаться с Луизой-Елизаветой, но, по крайней мере, остальные члены семьи остаются с ней. У нее остается ее великолепный и любимый дом, где она сможет постепенно позабыть свою печаль.
Она молилась, что если уж ей суждено выйти замуж, то пусть это будет кто-нибудь, кто жил здесь. Возможно, это не так уж и невероятно. Луиза-Елизавета продолжала говорить об Испании. Она много читала о стране и знала, что королева Елизавета строила большие планы для своих сыновей и управляла королем.
«Ну вот, она уже все распланировала», – подумала Анна-Генриетта.
Тут она улыбнулась, потому что к ним кто-то приближался, и, прежде чем она увидела кто, она уже знала, что это был герцог де Шатре, правнук покойного регента герцога Орлеанского.
Он был очень красив; более того, Анна-Генриетта считала его самым красивым среди всех придворных. Он мог посоревноваться в красоте даже с ее отцом. Герцог поклонился принцессам.
– Мадам Первая, мадам Вторая! – пробормотал он.
– Доброе утро.
Ему улыбнулись обе принцессы, но он смотрел на Анну-Генриетту.
– Надеюсь, я не помешал? – спросил герцог. – Могу я погулять с вами?
Анна-Генриетта посмотрела на сестру.
– Ну конечно же можно, – быстро ответила Луиза-Елизавета. Было ясно, что все ее мысли сейчас о собрании, что идет сейчас во дворце, а вовсе не о таких пустяках.
– Сегодня во дворце очень оживленно, месье де Шатре, – сказала Анна-Генриетта.
– Это так, мадам.
В его глазах появилась тревога. Герцог продолжал смотреть на Анну-Генриетту, будто совсем забыл о существовании мадам Луизы-Елизаветы.
Когда к девочкам присоединился герцог де Шатре, их гувернантки, наблюдавшие за своими подопечными с небольшого расстояния, пошли к девочкам. Но прежде чем они подошли, к сестрам подбежал запыхавшийся паж.
Принцессы и герцог де Шатре затаили дыхание. Они ждали, что скажет паж, и были уверены, что он многое им расскажет.
– Что вам угодно? – крикнула Луиза-Елизавета еще до того, как паж приблизился к ним.
– Мадам… – Он прервался, и троице казалось, что пауза длится вечно; но только казалось.
– Мадам Луиза-Елизавета, – продолжал паж. – Его величество хочет немедленно с вами поговорить.
Напряжение спало. Луиза-Елизавета кивнула. Она последовала за пажом по траве ко дворцу. Ее путь в Испанию начался, и кто знает, к какой чести и славе он приведет?
Анна-Генриетта смотрела ей вслед. Она не заметила, как к ним подошли гувернантки. Она видела только великолепную красоту Версаля и неподдельную радость в глазах молодого герцога де Шатре.
В аббатстве Порт-Рояль сидела молодая женщина и ожесточенно вышивала. Иголка прыгала в ее руках, и стежки выходили неровными.
Она приказала одной из молодых дам, которая также была в монастыре и находилась примерно в том же положении, что и она сама, прийти к ней и поговорить. Паулина Фелиция де Нель всегда командовала, и, как ни странно, ей подчинялись. Разговоры с избранными ею собеседниками обычно сводились к монологу Паулины Фелиции, прерываемому лишь восклицаниями восхищения, удивления или односложными ответами. Большего она не позволяла.
Вот сейчас она говорила:
– Ты понимаешь, что мне двадцать четыре? Двадцать четыре! А я сижу здесь взаперти. Я, Паулина Фелиция де Нель, должна провести всю оставшуюся жизнь здесь! Разве это не возмутительно?
Она сделала паузу, давая своей собеседнице возможность кивнуть, что та незамедлительно и сделала.
– Я здесь… а моя сестра – в королевском дворце! И она не просто скромная фрейлина. Она могла бы править Францией, если бы захотела. А не правит лишь потому, что моя сестра дура. Луиз-Жюли – любовница короля. Ты только представь! Сравни то, как она проводит время и как его провожу я. Смириться с таким может только дура. А я не дура. По-твоему, я дура?
– О нет, мадемуазель де Нель.
– Тогда должна ли я оставаться здесь, вышивать подобную вот дрянь? Молиться? Смотреть, как увядает моя молодость? Любовницы королей должны помогать своим семьям. Это их долг.
Если бы я была на месте Луиз-Жюли… но я не на ее месте. А знаешь почему? Из-за недостатка возможностей. Она вышла замуж за нашего кузена, графа де Майи, и он привел ее ко двору. Если бы я была старшей сестрой, то за графа де Майи вышла бы я, и это меня бы он взял ко двору. Уверяю, тогда самой важной придворной дамой была бы Паулина Фелиция, а не Луиз-Жюли, как сейчас. Ты согласна?
– О да, мадемуазель.
– И если бы я была любовницей короля, я бы не осталась в тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29