А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Хан вспоминает молодую пару, что имела впереди блестящую карьеру, сияющие жизненные перспективы, гордых родителей, радующихся счастью своих детей. И, конечно, гордых за будущих внуков, за сыновей своих детей. Самое главное в жизни – родить сына. И вот начинаются приемы у врачей; семейства, собирающиеся специально для обсуждения результатов медицинских тестов. Затем – горькие маленькие таблетки и мерзкое, отвратительное время ожидания. Шахин Бадур Хан не знает и не может знать, сколько неродившихся дочерей было уничтожено подобным образом.
Он бы с удовольствием продолжил беседу с этим человеком, но внимание мужчины внезапно привлек кто-то в зале. Шахин следит за его взглядом. Та женщина, о которой с таким презрением говорила Билкис, очаровательная «поселянка», пробирается сквозь взволнованную толпу гостей. Вот-вот прибудет дива.
– Моя жена, – сообщает мужчина. – Она меня зовет. Пожалуйста, извините. Было очень приятно с вами познакомиться.
Собеседник Хана ставит бокал с шампанским на землю и идет к женщине.
Слышатся аплодисменты, на сцену выходит Мумтаз Хук. Она улыбается, улыбается, улыбается своим слушателям. Ее первая песня сегодня будет подарком щедрым хозяевам – в надежде на счастье, долгую жизнь и процветание их благословенного ребенка. Музыканты ударяют по струнам.
Шахин Бадур Хан уходит.
Он поднимает руку, чтобы остановить какое-нибудь такси, редкое в здешних краях, где живут люди, располагающие собственным транспортом. Но безуспешно. Тут какой-то авторикша с громыханием проезжает мимо, останавливается у разрыва в разделительной полосе и подъезжает к тротуару. Шахин Бадур Хан спешит к нему, но рикша резко поворачивает и откатывает к противоположному тротуару. Шахин Бадур Хан замечает фигуру в тени пластикового навеса, укутанную в какую-то ткань.
Авторикша вновь пересекает разделительную линию и с грохотом подъезжает к Шахин Бадур Хану. Из повозки глядит лицо – элегантное, чуждое, хрупкое. Под скулами залегли тени. Свет поблескивает на безволосом, посыпанном слюдой черепе.
– Прошу вас, вы можете разделить со мной прогулку.
Шахин Бадур Хан отшатывается, как будто джинн произнес тайное имя его души.
– Не здесь, не здесь, – шепчет он.
Ньют моргает глазами. Медленный поцелуй. Рев мотора, маленький фатфат влетает в ночной поток машин. Свет уличных фонарей падает на серебряный медальон на шее у ньюта – трезубец Шивы.
– Нет, – умоляет Шахин Бадур Хан. – Нет…
Он человек, на котором лежит большая ответственность. Сыновья выросли и покинули дом, жена все эти годы была для него практически чужой. Но у него есть такое множество других обязанностей: проблемы войны и мира, засухи, целое государство, о котором надлежит заботиться. Тем не менее водителю Хан дает вовсе не адрес своего дома. Они едут совсем в другое место, в особое место. Куда, как он надеется, ему больше уже никогда не придется ездить. Жалкая надежда. То особое место находится в гали, слишком узком для машин. Над головой нависают деревянные джхароки с искусной резьбой и старые испорченные кондиционеры. Шахин Бадур Хан открывает дверцу такси и выходит в иной мир. Он напряженно и часто дышит, с трудом сдерживая дрожь. Вот пришли… В быстро исчезнувшем свете открывшейся и тут же закрывшейся двери – два силуэта, слишком изящные, слишком элегантные, слишком хрупкие и беззащитные для земных созданий.
– О, – издает он приглушенный возглас. – О!..
14
Тал
Тал бежит. Чей-то голос из такси зовет Тал. Ньют не оглядывается. И не останавливается. Тал бежит, шаль развевается за спиной размытым пятном темно-синего пейсли. Истошно сигналят автомобили, чьи-то лица изрыгают проклятия. Тал чувствует запах пота и видит блеск чужих зубов. Чудом выскакивает из-под колес маленького быстрого «форда». Отовсюду слышны звуки музыки. Тал поворачивается, обходит оглушительно воющие сирены грузовиков, ловко проскальзывает между пикапом и автобусом, отправляющимся от остановки. Ньют задерживается на мгновение на островке безопасности, чтобы оглянуться назад. Маленькое такси все еще пыхтит у тротуара. Рядом стоит какая-то фигура, залитая светом фар.
Тал ныряет в стальной поток машин.
Этим утром Тал пытается спрятаться от всех за якобы срочными делами, за сказками о нестерпимой головной боли, но все равно каждый считает своим долгом подойти и получить хотя бы небольшую толику бликов сла-а-авы зна-а-аме-нитых люде-е-ей на та-а-акой гла-а-амурной вечеринке. Нита была просто зачарована. Даже на первый взгляд вполне равнодушные к подобным делам крутые ребята, то и дело мелькавшие мимо компьютера Тала, ухитрялись – конечно, не напрямую, – атаковать Тала намеками и подозрениями. Сеть полнилась сообщениями о вечеринке – так же, как и новостные каналы. Даже выпуски новостей часа отправляли снимки с приема на палмы по всему Бхарату. И на одном из снимков было изображение двух ньютов, танцующих в центре зала под аплодисменты и задорные выкрики присутствующих.
И тут у Тала за глазами включился нервный Кунда-Хадар, и все снова ожило. Абсолютно все. До мелочей. Каждая подробность. Ласки в такси, нечленораздельные бормотания и кощунства в отеле в аэропорту. Утренний свет, серый и беспощадный, обещающий еще один день нестерпимой жары, и карточка на подушке…
– О… – шепчет Тал. – Нет.
Тал возвращается домой поздно – из-за торжеств по поводу приближающегося бракосочетания Апарны Чавлы и Аджая Надиадвала – с развившейся за день манией преследования. Скорчившись в фатфате, ньют чувствует давление карточки, лежащей в сумке, тяжелой и опасной, как пакет с радиоактивным веществом. Необходимо сейчас же избавиться от нее. Выбросить в окно. Пусть она как бы сама собой упадет на пол такси. Потерялась и забылась – вполне естественно. Но Тал не может так поступить. Тал страшно боится того, что это – любовь, и у Тала нет соответствующего саундтрека для подобного состояния.
На лестнице снова много женщин, они то идут вверх по ступенькам, то спускаются, несут пластиковые ведерки с водой, болтают, но вдруг их голоса затихают – они замечают, что мимо протискивается Тал, бормоча путаные извинения. За спиной Тала звучат приглушенный шепоток и хихиканье. Любой шорох, любая доносящаяся откуда-то мелодия сильной пощечиной бьет по лицу Тала. Не думай об этом. Через три месяца тебя здесь не будет. Тал вваливается в свою комнату, срывает с себя сделавшиеся отвратительными, пропахшие табачным дымом вечерние одежды и бросается в постель.
Тал программирует двухчасовой сон без сновидений, однако возбуждение, сильная боль в сердце и какое-то мучительное чувство растерянности преодолевают технологическую заданность. Ньют лежит, смотрит на полоски света, отбрасываемые оконными рамами, на то, как они движутся по потолку, похожие на медлительных червячков, и вслушивается в хаотический бесконечный хорал городского шума.
Тал вновь развертывает в памяти безумную ночь, разглаживая ее мучительные неровности. Вечер был нужен Талу не для того, чтобы найти возлюбленного, даже не для того, чтобы потрахаться. Вечер был нужен Талу, чтобы совсем немного поразвлечься среди знаменитостей и получить свою крошечную долю гламура. Талу не надо возлюбленных. Талу не требуется усложняющих жизнь связей. Тал не нуждается в путанице. И меньше всего Талу нужна любовь с первого взгляда. Любовь и все остальные ужасы, которые, как еще недавно казалось Талу, остались в Мумбаи.
Мама Бхарат не сразу ответила на стук Тала. Похоже, ей нездоровится, она с трудом открывает дверь. У Тала нашлась чашка воды, которой хватило для небольшого омовения – смыть с себя остатки сна и грязи, но дым, алкоголь и секс как будто въелись в само существо Тала. Их запах вызывает отвращение. Пока старушка готовит чай, ньют, сидя на низком диване, смотрит новости по кабельному телевидению, почти отключив звук. Мама Бхарат теперь все делает очень медленно, слабеет с каждым днем. Ее старость пугает Тала.
– По-моему, – говорит Тал, – я понимаю, что такое любовь.
Мама Бхарат откидывается на спинку кресла и сочувственно качает головой.
– В таком случае тебе надо все мне рассказать.
Тал начинает свой рассказ от момента выхода в парадную дверь подъезда и доводит его до карточки на подушке.
– Покажи мне карточку, – просит Мама Бхарат.
Она вертит ее в потемневших, изуродованных временем руках. Сжимает губы.
– У меня вызывает большие сомнения мужчина, оставляющий карточку не с домашним, а с клубным адресом.
– Но ньют – не мужчина.
Мама Бхарат закрывает глаза.
– Ну конечно. Прости. Хотя ведет он себя как мужчина.
Пылинки поднимаются на горячей полоске солнечного света, пробивающейся сквозь растрескавшийся деревянный ставень.
– Ну и что же по отношению к нему ты чувствуешь?
– Любовь.
– Я не об этом. Какие планы относительно него?
– Я думаю… Мне кажется… Я хочу быть с этим ньютом, я хочу идти туда, куда идет ньют, видеть то, что видит ньют, делать то, что делает ньют, – просто для того, чтобы знать множество мелких, но очень важных вещей. Вам что-нибудь понятно?
– Я все поняла, – отвечает Мама Бхарат.
– И как вы думаете, что мне делать?
– А что же еще можно сделать?
Тал резко встает, сжав руки.
– Значит, так я и поступлю.
Маме Бхарат удается удержать стакан Тал, который из-за слишком решительного движения мог упасть на ковер и залить его горячим сладким чаем. Шива Натараджа, бог танца, с полки на этажерке наблюдает за происходящим. Его все сокрушающая нога занесена над несчастным миром.
Остатки дня Тал проводит в традиционной отключке, которая представляла собой формальный и достаточно сложный процесс, начинавшийся с составления микса. Для подобного занятия существовало название «STRANGE CLUB». Сарисинные ди-джеи составляли подборку из последних забойных грувов и традиционных вьетнамских, бирманских и ассамских мелодий.
Тал сбрасывает с себя одежду, подходит к зеркалу, поднимает руки высоко над головой, любуется своими округлыми плечами, по-детски изящным торсом, полными бедрами – без всяких половых органов между них. Тал подносит запястья рук к зеркалу, внимательно рассматривает отражение гусиной кожи от подкожных контрольных штифтов, созерцает очень красивые шрамы на руках.
– Ну что ж, играй!
Музыка включается с такой силой, что сотрясается пол. И практически сразу же сосед по имени Пасван начинает стучать в стену и орать что-то о шуме, ночной смене, собственной бедной жене и детях, которых мерзкие извращенцы-педерасты-гомики доводят до безумия.
Налюбовавшись отражением в зеркале, Тал в танце доходит до уютного местечка рядом со шкафом и балетным взмахом руки отодвигает занавеску. Покачивая телом в ритме музыки, ньют рассматривает свои костюмы, представляя различные сочетания, находя в них неожиданную символику, туманные намеки. Господин Пасван уже колотит в дверь, клянется, что он спалит всех сумасшедших паразитов в округе, вот посмотрите!.. Тал раскладывает на кровати подобранную им комбинацию, вновь в танце перемещается к зеркалу, открывает коробочки с гримом и косметикой.
К тому времени, когда солнце село в роскошные грязно-карминные и кровавые цвета заката, ньют уже полностью готов к тому, чтобы отправляться в путешествие. Пасваны примерно час назад перестали стучать в стену, и теперь до Тала долетали только отчаянные всхлипывания.
Ньют извлекает чип из плеера, сует его в сумочку и отправляется в темную-темную ночь.
– Отвезите меня в указанное здесь место.
Водитель фатфата смотрит на карточку и кивает. Тал включает микс и откидывается на сиденье, чувствуя приближение экстаза.
Клуб расположен в весьма непривлекательном переулке. Но Талу прекрасно известно, что большинство лучших клубов располагается именно в таких районах. Входная дверь – резного дерева, посеревшая, с множеством прожилок от жары и грязи; такое впечатление, что она здесь еще с доколониальных времен. Мигает глазок маленькой камеры слежения. Дверь открывается от простого прикосновения. Тал отключает микс, прислушивается. Звук традиционного дхола и бансури. Ньют делает судорожный вдох и входит.
Здесь когда-то жил какой-то большой господин. Балконы, сделанные из того же сильно поврежденного временем сероватого дерева, поднимаются на целых пять этажей вокруг внутреннего дворика, теперь полностью застекленного. Вьющиеся растения и бананы буйно разрослись по стенам, по резным деревянным колоннам, расползлись они и по ребрам стеклянного купола. Из самого центра крыши свисают гроздья биолюминисцентных ламп, похожие на странные вонючие плоды. На выложенном плиткой полу расставлены терракотовые масляные светильники. Повсюду мерцание и загадочные тени. Из углублений в крытых деревянных галереях слышны звуки приглушенной беседы и мелодичное журчание смеха ньютов. Музыканты, самозабвенно сосредоточившиеся на своих мелодиях, сидят на коврике лицом друг к другу у центрального бассейна – мелкого четырехугольника, заросшего лилиями.
– Добро пожаловать.
Словно в кино перед Талом появляется маленькая, похожая на птичку женщина. На ней малиновое сари и бинди представительницы касты брахманов. Она идет, немного склонив голову набок. Тал внимательно смотрит на нее. Ей, наверное, лет семьдесят – семьдесят пять. Взгляд женщины скользит по лицу Тала.
– Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. У меня гости из всех слоев общества, из Варанаси и окрестностей.
Среди широких листьев женщина находит крошечный банан, срывает его, очищает от кожуры и протягивает Талу.
– Ну, давайте, ешьте, ешьте. Они у меня растут просто так, я за ними не ухаживаю.
– Мне не хотелось бы проявлять невежливость, но…
– Вы желаете знать, для чего это. Для того, чтобы вы почувствовали себя так, как чувствуют себя все находящиеся здесь. Для начала каждый должен съесть один такой плод. Существует множество его разновидностей, но начинаем мы с тех, что растут у дверей. Остальное вы узнаете позже. Расслабьтесь, дорогуша. Помните: вы среди друзей.
Она вновь предлагает Талу банан. Принимая его у нее из рук, Тал замечает изгиб пластика у женщины за правым ухом. Все сразу становится понятным: и своеобразный взгляд, и наклон головы. Хёк слепого. Тал надкусывает банан. У плода действительно вкус банана. И вдруг неожиданно для себя Тал начинает различать незамеченные раньше детали резьбы на деревянных балюстрадах, узор плитки на полу, цвета и особое плетение дхури. Теперь отчетливо звучат отдельные музыкальные партии, и ньют чувствует, как они сталкиваются, переплетаются, сливаются в единую мелодию. У Тала необычайно усиливается острота всех чувств. Сознание становится ясным. Ньют чувствует в затылке некое тепло, нечто подобное внутренней улыбке. Тал еще дважды кусает банан и съедает его полностью. Слепая старушка забирает у него кожуру и бросает ее в маленькое деревянное мусорное ведро, уже наполовину заполненное чернеющей пахучей кожицей плодов.
– Мне нужен кое-кто. Транх.
По лицу Тала скользит ищущий взгляд черных глаз старушки.
– Транх. Милашка. Нет, Транх здесь нет… пока… Но Транх придет, придет…
Старушка радостно сжимает руки. Начинает действовать банан, и Тал чувствует, как мягкое тепло распространяется от агнья-чакры по всему телу. Ньют включает свою музыку и приступает к изучению загадочного клуба. На балконах вокруг небольших столиков расставлены низенькие диванчики. Для тех, кто не желает есть бананы, имеются элегантные медные кальяны. Тал проплывает мимо группки ньютов, окутанных облаком дыма. Они наклоняют головы, приветствуя Тала. Однако здесь не только ньюты, здесь много обычных людей. В углу, в алькове, китаянка в восхитительном черном костюме целует ньюта. Ньют лежит на спине на широком диване. Пальцы китаянки ловко поигрывают с гормональной гусиной кожей на предплечье у ньюта. Что-то внутреннее подсказывает Талу, что лучше бы отсюда уйти, но это ощущение сразу же вытесняется приятным теплым чувством полной утраты ориентации в пространстве. Еще один банан – и все будет хорошо.
Тал осторожно делает шаг к краю пруда, чтобы получше рассмотреть балконные ярусы. Чем выше вы поднимаетесь, тем меньше одежды вам нужно, делает вывод Тал. Все в порядке. Все в полном порядке. Так сказала слепая женщина.
– Транх?.. – произносит Тал у группы, сгрудившейся у источающего сильный аромат кальяна.
Совсем еще юный и такой хрупкий очаровательный ньют с тонкими чертами восточноазиатского лица выглядывает из-под множества мужских тел.
– Извините, – говорит Тал и проходит мимо.
– Вы видели Транх? – спрашивает Тал у какой-то нервной дамы, стоящей у дивана рядом со смеющимися ньютами.
Они все поворачиваются и пристально смотрят на Тала.
– Транх еще нет?
Мужчина стоит у третьей лозы с волшебными бананами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74