- Дай мне еше немного полежать, отец, а потом скажи мне все, если хочешь.
Он сидел рядом с ней и держал eё за руку. А eё снова охватило то страшное, мучительное чувство, которое только что опрокинуло eё на землю. Но к нему уже примешивалось смутное чувство радости, ожидания чего-то приятного. Она eщё не могла подобрать слова, чтобы выразить его, но была уверена, что они будут страстными, торжественно-возвышенными. Ифтаха тоже охватило какое-то ужасное и сладостное переживание. Оно было туманным, призрачным, и он точно знал, что ему никогда не выразить его словами.
- Теперь говори, отец мой, прошу тебя, - нарушила молчание Яала.
И Ифтах, как мог, рассказал ей о битве, о том, как она сначала склонялась к победе, затем обернулась поражением и бедой, о том, как он дал клятву, а Господь eё принял, и как Бог вылетел из ковчега, вдохнул в него и его людей удесятеренные силы...
Яала внимательно слушала. Она задумчиво качала головой, взвешивая, соглашаясь, понимая. Торжественная, чудесная радость светилась на eё лице, и она сказала:
- Всем своим существом восхваляю Господа! Он очень милостив ко мне, потому что благосклонен к тебе, а я - твоя плоть и кровь.
Она доверилась отцу и открыла ему то, что до сих пор скрывала в своем сердце. Эмин был eё очень хорошим другом. Бог послал Эмина, чтобы спасти ее. Однако он хотел, чтобы она пришла в его постель, и если и не говорил об этом, то взгляд и все его поведение выражали это достаточно ясно. Это пугало ее.
Когда она высказывала тайны своего сердца, в ней нарастало возвышенное чувство. Она не была о себе высокого мнения. Она по-настоящему жила, когда пела. Или когда могла ощущать себя частью своего отца. Но если она окажется в постели с мужчиной, если она своим дыханием и жизнью будет питать его радость, то тогда, - она твердо это знает - она потеряет свой дар. И теперь Господь в своей милости посылает ей спасение от этого страха. Она счастлива, что объединяется с Богом, что eё кровь вольется в его кровь и придаст Ему новые силы.
- Господь наградил тебя способностью волновать людей голосом и взглядом, - промолвил Ифтах, - а теперь Он хочет ограбить меня и забрать тебя к себе... Да eщё лишает тебя того, что присуще каждой женщине и доставляет ей радость!
- Мне не нужно это, - ответила Яала. - Я этого боюсь. Я довольна и горда, что приняла участие в этой победе. Сделай со мной то, о чем ты сумел мне сказать!
Они долго сидели рядом. Ифтах видел, что любит эту девочку больше и иначе, чем жену, он ревновал к Господу и чувствовал себя глубоко оскорбленным. В eё голову, однако, приходили дикие, приятные мысли. Она видела камень, на котором ей предстояло лежать, нож Господа и содрогалась. Тем не менее, одновременно она чувствовала гордость и радость, ибо это содрогание являлось высочайшим счастьем, истинным и справедливым. Она заранее чувствовала свое единение с Господом, отец и Господь объединились в ней в единое целое. И она была полна умиротворения.
IV
Ифтах и дочь скрыли от Ктуры свою страшную беседу. Ктура не задавала вопросов. Когда она перед Мицпе снова увидела Ифтаха, eё неприятно поразила его растерянность. Но другого она и не ожидала. Ифтах победой над народом своей матери и своей жены оскорбил бога Милькома. Мильком сразу же отомстил ему, помрачив разум изменника и направив его меч против братьев-эфраимитов. Тем временем Ифтах уже осознал свою вину, и если он не вступил победителем в Мицпе, то потому, что боялся вызвать eщё больший гнев Милькома. Она, Ктура, должна была помочь Ифтаху. Ей нужно было снова повернуть его к Милькому.
- Ты выполнил свое обещание, - сказала она, - спас Гилеад и усмирил свой дерзкий клан. Но давай уйдем от этих людей, которые по-прежнему остаются твоими врагами. Вернемся в страну, которую ты завоевал своим мечом и без Господа, где фанатичный, чужой бог не имеет над тобой власти. А там, - хитро и доверительно прибавила она, - тебя, разумеется, простит и Мильком.
Ифтах со страхом понял, как она отдалилась от него. Она действительно думала, что он выступил на Аммон, чтобы покрасоваться перед Зилпой и братьями. Она не видела разницы между великой войной Израиля с врагами и мелкими вылазками, которые он предпринимал против городов Башана. Как же она поймет то страшное, что им предстоит?
И, несмотря ни на что, он должен ей сказать. Теперь же. Он не мог допустить, чтобы она услышала об этом от третьего лица. И, говоря как бы сам с собой, короткими фразами он все ей рассказал.
Ктура дико уставилась на него, широко раскрыв глаза. Человек, который стоял перед ней и произносил слова, противоречившие природе, не был Ифтахом. Настоящего Ифтаха, eё Ифтаха, злобный бог втолкнул в пещеру к покойникам. А тот, кто стоял перед ней, был духом мертвого Ифтаха - злым духом, пришедшим, чтобы принести ей зло.
Она очнулась. Поняла значение его слов. Он хотел убить Яалу. Он хотел уничтожить eё плоть и кровь, дочь, ради которой Ктура должна была жить дальше! И зачем?.. Во имя врага, во имя Господа, чтобы он стал сильнее! Она всегда знала: когда-нибудь враждебный бог нападет на нее, как тогда волк... Она не могла говорить. Словно кусок камня сдавил ей грудь и горло.
- Тебя, если хочешь отлучиться от Господа, я могу спасти. Дитя спасти не могу, - резюмировал Ифтах.
Ктура освободилась от скованности. Разразилась криком.
- Дурак!.. Кровопийца! - кричала она. - Мильком смилостивился над тобой и потребовал Яалу для Аммона, чтобы мы продолжались в роду царей. Ты не согласился. Ты хочешь убить eё ради твоего Господа, чтобы получить eщё больше власти! Ты - ненасытный! Разве ты не видишь, что вместе с ней ты уничтожишь себя и меня? Твой бог помутил тебе разум! Я этого не потерплю! Я заслоню собой своего ребенка!
Ифтах посмотрел на нее, полный сострадания и печали, но как на чужую.
Она вдруг резко изменилась, сделалась совсем молодой и вернулась к своей прежней мольбе, бессмысленно и настойчиво повторяя:
- Ифтах, муж мой, мой любимый, я возьму тебя за руку, за другую возьму свое дитя, и мы уйдем прочь из владений этого коварного, вероломного Господа. В окрестностях Хермона кончается его власть.
Она схватила его руку, прикоснулась ею к шраму, оставшемуся после битвы с волком, и зашептала с несвойственной ей настойчивостью:
- Я заслужила, чтобы мы жили в стране радости. Мой бог - это твой бог, он ничего тебе не сделает.
Ифтах не был нежным мужем, но он притянул eё к себе и, утешая, погладил. Она была прекрасна в своей беспомощности. Он ощутил eё красоту, прикасаясь к eё гладкой коже. Его охватила страсть.
Его рука наткнулась на чужих, маленьких идолов, которых она носила под одеждой. Он всегда снисходительно, сам наполовину веря, относился к тому, что она считала эти талисманы своими защитниками. Но теперь вдруг эти колдовские творения вывели его из себя. Отсюда происходило то страшное, что на него нагрянет. Ему вспомнилось, как давным-давно он отрезал ей волосы, чтобы она стала иной. Она действительно сделалась тогда другой. Она выглядела смешной с голым черепом. Он смеялся, но новая Ктура ему нравилась. Теперь он понял, что она не обновилась тогда, в ней не оказалось ни одной искры Господа. Росли eё волосы, и она возвращалась к своему прежнему состоянию, пока окончательно не стала прежней Ктурой.
Она почувствовала, что в нем происходит. Ифтах, eё муж, снова превращался во враждебного духа из пещеры мертвых, в убийцу eё дочери. Она оттолкнула его, повернулась и пошла прочь. Остановилась, оглянулась, посмотрела на него eщё раз большими испытующими глазами. Он шагнул к ней, приблизился. Она испугалась и побежала. Помчалась от него, полная ненависти и страха.
Ифтах пошел в шатер Господа, чтобы сообщить служителю Бога о клятве и готовности eё исполнить. Он мог бы, как хотел, построить алтарь из неотесанного камня и принести на нем свою жертву; он не нуждался в священнике, ибо знал, что враждебный ему Авиам получит удовлетворение от кровавого обета, к которому он себя принудил. Но вопреки разуму, он лелеял тайную надежду, что священник укажет ему выход из трудной ситуации.
Авиам долгие ночи в душе спорил с Ифтахом. Он, Авиам, достиг цели, он заставил Ифтаха воевать с Аммоном и обеспечил помощь Эфраима. И Ифтах победил, но в кровавой страсти напал на пришедших ему на помощь и истребил их, превратил сияющий день в позор и тьму. Когда Ифтах вошел, священник, несмотря на свою дряхлость, поднялся с почти юношеской быстротой. Он открыл рот, чтобы объявить преступнику о гневе Господнем. Но разве перед ним стоял Ифтах? Разве это был тот Ифтах, от которого исходило обычно такое сияние бодрости, что веселым становились взгляды самых серьезных людей? Разве мог этот издерганный человек, изнуренный горем и гневом, победить под Нахал-Гадом? Строгие, злые слова священника застряли у него в горле. Ифтах, помолчав, сказал:
- Ты победил, первосвященник Авиам! Священник не знал, как понимать эти слова. Неужели этот гнусный человек осмелился требовать помазания?
- Не думаю, - строго сказал Авиам, - что смогу тебя помазать. Ты одержал великую победу. Но боюсь, что ты побеждал не ради Господа.
- Ты боишься?.. Возможно, ты и прав, - неожиданно спокойно и миролюбиво ответил Ифтах.
Такой ответ показался Авиаму насмешкой. Как он ни старался приглушить гнев, он все слышался в его словах:
- Иордан - река Господа, добрая река, которая никогда не была границей между западным и восточным Израилем. Ты превратил eё в страшный непроходимый поток. Ты гнусно расколол великий Израиль. Единение братьев вот план Господа. Ты же убил своих братьев.
В словах Авиама заключался глубокий смысл. Но все в нем - большая голова, жалкое тело, назидательный, священнический тон, было противны Ифтаху. Он слегка улыбнулся, показав белые зубы.
- Разве не ты, - спросил он с горькой, дружелюбной усмешкой, - погнал меня на эту войну?
- Мы были народом бродячих пастухов, - продолжал Авиам. - Семь поколений мы мечтали стать оседлыми и превратить завоеванную землю в страну, где каждый мог бы спокойно сидеть под фиговым деревом, мог предложить страннику еду и кров. Мы - из западных племен и любим порядок. Я думал, что ты - настоящий воин и будешь воевать против сыновей Аммона, которые пытаются оттеснить нас в Тогу, в пустыню. Но тебе самому нравится отвратительная свобода в пустыне... Я добился того, чтобы Эфраим отплатил добром за зло, а ты убил союзников. Своим высокомерием ты разорвал связь Гилеада с Израилем.
Все было именно так, как он говорил. Ифтах совершил eщё большее зло. Он планировал отдать дочь Милькому и, возможно, он должен был и за это держать ответ перед хранителем ковчега. Господь давно знал об этом. И если бы он открылся Авиаму, ничего не изменилось бы. Ифтахом овладела усталость. Он сел на корточки и сказал:
- Побереги слова, первосвященник! Они пусты и мелки перед той долей, что уготована мне.
Авиам смолк перед тихим отчаянием Ифтаха. Должно было произойти что-то необычное. Но задавать вопросы он не посмел.
- Я принес клятву, - продолжал Ифтах. - Она росла и стала громадной. Превратилась в гору, которая давит на меня.
- Что за клятва? - осторожно спросил Авиам, выдержав паузу. - Ты отказался от помазания и кресла судьи?
- Неужели это самое необычное, что могло прийти тебе в голову? горько усмехнулся Ифтах. - Нет, дружище, столь незначительным унижением не удовлетворишь Господа. Слушай, Авиам-первосвященник - друг мой и враг! Слушай, что придумал Бог, чтобы меня уничтожить!
И он рассказал о клятве.
Авиам, потрясенный, закрыл глаза. Он отдавал себе отчет в собственном невежестве и собственной незначительности. Некогда он собирался подвергнуть этого человека простому испытанию, требуя, чтобы он изгнал свою жену. Нет, Господь придумал для своего любимца другое испытание - единственное в своем роде.
Он посмотрел на Ифтаха. Вот он - здесь, победитель в сражении при Нахал-Гаде. Он сидел на каменном троне судьи и готовился к помазанию. А теперь - съёжился на земле, придавленный горем. Может, был какой-то путь облегчить исполнение клятвы?..
- Прошу тебя, повтори eщё раз слово в слово, как ты клялся тогда! сказал Авиам.
Ифтах поднял глаза на священника. Он, очевидно, хочет ему помочь. Ифтах и ожидал от него помощи. Однако сейчас он уже изменил свое решение и полагал, что пришел сюда напрасно. Договор, заключенный с Господом, ясен и однозначен. За словесные неточности Авиаму не ухватиться.
- Я не ищу сострадания, священник, - сказал Ифтах тихо, но твердо и безнадежно. - Я не хочу, чтобы ты обсуждал слова моей клятвы, пытаясь помочь мне. Это дело мое и Господа. Я сам предложил Ему Яалу, дурак, а Он не так глуп, чтобы отказываться от столь дорогого подарка. Он забирает у меня моего ребенка, мою плоть и кровь... Всем богам нужна кровь, правда?..
Авиам увидел, что противоречивые чувства раздирают этого человека. Он был слишком горд, чтобы ухватиться за указанный ему выход, но одновременно - ждал, что Авиам что-то придумает. Самолюбие Авиама было удовлетворено. Во всем Гилеаде только он один мог помочь Ифтаху, и это возвышало его в собственных глазах.
- Ты считаешь, что жертва должна добровольно отдаться Богу, если Он готов принять ее, - снова заговорил священник. - Только врага Господь может забрать помимо его воли. Сейчас ты должен сделать так, чтобы твой порыв перешел в жертвенное животное. Господь не примет жертву, если она не готова отдаться Ему всем своим существом до последней капли крови.
Ифтах медлил с ответом. Затем повернул голову к собеседнику и мрачно сказал:
- Моя дочь согласна и готова к этому. Не бойся, священник!
Авиам почувствовал сострадание к Ифтаху, увидев, как гордость в нем борется с любовью к своему ребенку. Он снова протянул ему руку, во второй раз предложил спасение от клятвы.
- Знаешь ли ты, что клятва потеряет силу, если тот, кто дал ее, преобразится? - спросил он.
Ифтах, не понимая, о чем идет речь, посмотрел на священника.
- Некоторые, - объяснил Авиам, - меняют или теряют свое имя. Смена имени - результат твердого решения. Человек становится совершенно другим, как будто он только что родился. Он теряет все достигнутое им, но освобождается и от долгов. Господь не требует от обновленного человека, чтобы он выполнял клятвы прежнего.
- Я должен прятаться от Господа? - удивился Ифтах. - Отказаться от своего имени? Я не должен быть больше Ифтахом?
Он засмеялся своим громким, хриплым смехом.
- Ты впадаешь в детство, старик! Может быть, мне зваться Толой? Или ты придумаешь для меня какое-нибудь другое красивое имя? Или пусть мои любимые братья, называвшие меня бастардом, не считают меня больше законным сыном Гилеада? Ты подготовил для меня хитрую ловушку. Но Ифтаха так просто не поймаешь.
Он снова погрузился в свои горестные думы.
- Может быть, ты действительно хочешь помочь мне, Авиам. Но это, к сожалению, невозможно... - сказал он.
Авиам сделал то, что должен был сделать. Он отказался от поиска путей спасения дочери Ифтаха, и подумал о том, какие последствия может иметь это событие для рода Гилеад и всего Израиля. Возможно, ужасная клятва обернется благом для всех. Сыновья Эфраима не останутся равнодушными к судьбе человека, которого Господь возвысил до такой великой победы только затем, чтобы с eщё большей силой низвергнуть его. Возможно, оскорбленный Эфраим не потребует возмездия, узнав, что сам Бог отомстил Ифтаху. Авиам нащупал путь к примирению.
Однако вскоре политик Авиам опять превратился в священника. Ему захотелось утешить убитого горем, запутавшегося в самом себе человека.
- Когда Господь требует на свой алтарь кого-то из нас, - открыл он Ифтаху, - Он хочет, чтобы избранник подготовился к ритуалу с подобающей торжественностью. Итак, дай твоей дочери несколько недель, чтобы она превознесла свою судьбу и оплакала eё с подругами.
- Яала - дочь своего отца, - ответил Ифтах неуверенно. - Она готова и не нуждается в отсрочке.
Но в глубине души он был рад промедлению.
VI
Когда Ифтах предложил дочери пожить некоторое время в одиночестве в горах, чтобы подготовиться, она испытала разочарование.
- Надеюсь, мой отец не считает меня трусливой, - сказала она. - Я не испугаюсь. Моя кровь насыщена радостным смирением, достойным Господа. Я не нуждаюсь в отсрочке и подготовке.
Однако по лицу отца она поняла, что он хочет промедления. Ведь это он соединил eё с Господом, а значит его желание - желание Бога. Она перестала сопротивляться. Старалась понять ход мыслей отца. В одной из песен музыкантов Вавилона пелось, что проситель должен предстать пред Богом очищенным и торжественным, как перед царем. Она поклонилась и сказала:
- Слушаюсь и повинуюсь.
Но все же попросила отца сократить срок пребывания в горах. Они договорились, что она останется там две недели.
Когда Ктура услышала, что Яале дана отсрочка, она вновь обрела надежду. Яала останется в горах вдалеке от отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29