Дрозды подни
мали шум, едва я приближался. По крику обнаруживалось, что в ельнике гнезд
ится большая колония дроздов и что, если была бы нужда, можно бы заготовит
ь сотни яиц. Но мне нужно было одно-единственное яичко да еще одно про зап
ас, на случай, если неосторожно раздавишь.
В другой день я шел настроенный на сорочьи гнезда. Сороки вьют свои гнезд
а высоко над землей, ближе к верхушкам елей. Около ствола, у основания двух
расходящихся из одного места сучьев, они сооружают из толстых прутьев г
незда с крышей. Крыша прутяная, как само гнездо. Вероятно, она служит защит
ой не от дождя, а от каких-нибудь непрошеных гостей, готовых полакомиться
сорочьими яйцами или птенцами. Впрочем, никто ведь не знает, почему дрозд
ы, грачи, сойки, совы, ястреба и вообще все другие птицы делают гнезда без к
рыш а сорока делает его неизменно с крышей.
Добыть сорочье яйцо мне долго не удавалось. Гнезда, находимые мной, оказы
вались пустыми. Однажды, вскарабкавшись на высокую ель, я полез в сорочье
гнездо и наткнулся на длинный хвост сороки. К моему удивлению, птица не ис
пугалась и не улетела. Я подергал ее за хвост, но и тогда она не проявила ни
каких признаков жизни. «Неужели притворяется?» Ц подумал я и потянул за
хвост со всей силой. В руках у меня оказалась окоченелая мертвая птица. По
чему она умерла? Наклевалась какой-нибудь химии на колхозных полях? Забо
лела какой-нибудь сорочьей болезнью? Я бросил мертвую птицу на землю и по
шарил в гнезде. Мои пальцы наткнулись на одно-единственное яйцо, показав
шееся ледяным.
В другие мои походы сорочьи гнезда исчезли из леса. Теперь я смотрел толь
ко на трухлявые высокие пни, преимущественно осиновые, стараясь разгляд
еть в трухлявом пне дырочку величиной в трехкопеечную монету. В жизни ни
когда не замечал этих крохотных дырочек, но вот понадобилось Ц и стал за
мечать. В трухлявых осиновых пнях, выдалбливая глубокие помещеньица и тр
атя на это выдалбливание гигантские в общем-то усилия, оказывается, устр
аивают себе гнездышки поползни и хохлатые синички.
А там пошли гнезда в кустарнике, в лесной душистой крапиве, на земле в высо
кой траве, на земле на полевой меже, на самой верхушке вековой сосны, где з
еленое облако хвои задевает за белоснежные кучевые облака.
На столе у меня появился «Определитель птичьих гнезд» А. В. Михеева, в кото
рый я каждый день заглядывал. Читать эту книгу стало интереснее, чем рома
н с остро развивающимся сюжетом. Казалось бы, что читать? Вот вам образчик
текста: «Лоток гнезда заполнен землей, навозом, в результате чего он плос
кий или даже выпуклый. В подстилке, состоящей из шерсти, травы, клочьев бум
аги, всегда встречаются тряпки и остатки разлагающейся пищи, в результат
е чего гнездо отличается дурным запахом. Размеры гнезда: наружный диамет
р 40-70 см, высота 30-40 см. Кладка Ц 2-4 беловатых яйца с бурыми пятнышками и черто
чками. Размеры яиц: 41-60х39-47. Коршун».
На всю жизнь останется ощущение зыбкости и легкого головокружения (на са
мом же деле медленно и плавно раскачивалась сосна), когда с сучка на сучок
я поднимался все выше, все выше, к недостижимому почти гнезду коршуна. На з
емле потом долго живет в руках и в ногах мелкая, напряженная, противная др
ожь. Но зато яйцо коршуна Ц вот оно, беловатое, с бурыми пятнышками и черт
очками!
А впереди, если бы увлечение продолжалось, ждали меня и яйцо филина, и яйцо
, допустим, розового фламинго, и яйцо соловья, и яйцо какой-нибудь там гага
ры, и лебедя, и пеликана, и в конце концов журавлиное, воображению недоступ
ное яйцо.
Зачем я рассказываю о птичьих яйцах, когда работа, затеянная мной, называ
ется «Черные доски»?
Во-первых, мне хотелось сказать, что в человеке живет страсть к собирател
ьству и нужен лишь толчок, чтобы она пробудилась и овладела человеком.
Во-вторых, мне хотелось сказать, что такая страсть живет и во мне.
В-третьих, мне хотелось отметить, что страсть собирателя может быть совс
ем безыдейной (какая уж там идея Ц птичьи яйца) и тем не менее владеть чел
овеком, как владеет им всякая страсть.
В-четвертых, нужно иметь в виду, что человек о предмете своей страсти всег
да говорит с пристрастием, непонятным посторонним людям. «И что он нашел
в этих птичьих яйцах, с утра до ночи только о них и говорит?…» (или в марках,
или в морских камешках, или в старинных монетах). Но у нас теперь иное в пре
дмете разговора, и нужно заранее извиниться, если будет непонятым мое пр
истрастие к вещам, такого пристрастия на посторонний взгляд не заслужив
ающим.
Я Ц собиратель, и этим должно быть сказано все. Дай вам Бог хоть ненадолго
, хоть на годик сделаться собирателем!

2

Однажды я зашел в мастерскую известного московского художника и был уди
влен обилием икон, развешанных по стенам. Среди икон были большие, величи
ной с деревенское, а то и с церковное окно, были и маленькие, какие стоят об
ычно в избе в переднем углу, на киоте.
Нужно сказать, что я никогда, даже в пору яростного пионерского возраста,
примерно так с 1930 по 1937 год, не был воинствующим иконоборцем, подобно некото
рым моим сверстникам, бросавшим в печку иконы из переднего угла, как толь
ко отец с матерью уйдут из дома. В этом был, конечно, свой героизм, потому чт
о за выбрасывание икон иногда били. Но зато в школе пострадавшего пионер
а ставили в пример.
Вообще, как известно, во всякой иконе заключены два начала, поэтому и отно
шение к ней может быть двойственным. С одной стороны, она предмет религио
зного обихода, необходимая участница религиозных ритуалов и вообще атр
ибут религии, с другой стороны, она предмет искусства, произведение живо
писи и как таковая-историческая, художественная, национальная ценность
. Смешение этих двух сторон привело к потере огромного количества икон, к
потере невозвратной, невосполнимой и тем более горькой. Рассказывают, чт
о в Нижнем Новгороде в самые первые годы революции на железнодорожной ст
анции обнаружили два вагона, нагруженные старыми иконами. Доложили кому
-то из областного (или тогда еще губернского) начальства.
Ц Что? Иконы? Какие могут быть иконы? Зачем? Сжечь!
Второй случай произошел в Рязани, во время не столь давней сельскохозяйс
твенной истории. Нужно было найти помещение, чтобы ставить фляги с молок
ом. Нашли подвал, в котором хранились иконы, очевидно фонды областного му
зея. Чтобы освободить помещение, иконы сожгли.
Я думаю, что в обоих случаях это был вопрос головотяпства двух начальник
ов. Но только ли одного головотяпства? Вопрос слишком сложный, чтобы реши
ть его с наскоку. Мечтаю, собираюсь подступиться к нему поближе в какой-ни
будь будущей книге.
Да, и Перун был сброшен в Днепр князем Владимиром, окрестившим Русь. Предм
ет поклонения язычников с точки зрения первого христианина на Руси подл
ежал уничтожению. Но представим себе, если бы тот деревянно-золотой идол
с Киевского языческого капища уцелел? Какая бы это была драгоценность! К
акое бы это было этнографическое сокровище, какая бы это была жемчужина
наших музейных фондов!
Мы сейчас настолько отошли от язычества, от перунов, стрибогов, даждьбог
ов и ярил, что смешно было бы истреблять их из идейных и, так сказать, антир
елигиозных соображений. Точно так же, как смешно истреблять древнегрече
ские изваяния потому, что они суть предметы религиозного культа древних
греков. Мы теперь слишком культурны или, скажем, достаточно культурны, чт
обы смотреть на Венеру Милосскую как на предмет, не подлежащий немедленн
ому и обязательному истреблению только за то, что она богиня.
Не будучи яростным иконоборцем, я не был, разумеется, и защитником икон. С
какой бы стати мне, пионеру, их защищать? Просто для меня этого вопроса не
существовало. Участок сознания, Ц мозга или души, Ц который должен был
бы так или эдак реагировать на иконы, руководить моим отношением к икона
м, был у меня, по-видимому, отключен, заморожен, анестезирован.
Я учился в техникуме, служил в солдатах, был студентом Литературного инс
титута, ездил в командировки от «Огонька», писал стихи о любви и о природе
, а также очерки о киргизских овцеводах, о рязанской пасечнице, о проблеме
поливных земель на Дону, о ненцах в малоземельской тундре. Я читал книги, л
овил рыбу, собирал грибы, пил вино, целовался с женщинами, ходил на стадион
смотреть футбольные матчи, играл с друзьями в шахматы, бывал в театрах, в
кино, посещал Третьяковскую галерею, ходил на очередные выставки живопи
си, собирал вот даже птичьи яйца, водил аквариум, и мне казалось, что мои ин
тересы довольно широки и разносторонни. Может быть, в какой-то степени та
к и было. Но понятия «икона», «русская икона», «древнерусская икона» для м
еня не существовало начисто, как сегодня не существует, например, ну что б
ы такое придумать, ну, например, как не существует для меня сегодня пробле
мы миграции морских звезд в пределах Карского моря.
Наверно, живут в Карском море морские звезды, и, наверно, существуют какие
-нибудь проблемы, связанные с ними, и можно увлечься и посвятить этому жиз
нь, написав одну или две диссертации. Но для меня сегодня такой проблемы н
ет. Я выдумал ее для примера и вскоре забуду снова.
Точно так же не существовало в моей жизни понятия «русская икона». Приме
р с морскими звездами получился не совсем удачный, потому что есть понят
ия, явления и проблемы, которые обязательны для каждого русского человек
а, чем бы он ни занимался. Ты можешь изучать морских звезд, речных моллюско
в, уральские минералы, свойства редких металлов, ты можешь быть инженеро
м, партийным работником, химиком, комбайнером, футболистом, писателем, эл
ектриком, ракетчиком, генералом, учителем, но если ты русский человек, ты д
олжен знать, что такое Пушкин, что такое «Слово о полку Игореве», что такое
Достоевский, что такое поле Куликово, Покров на Нерли, Третьяковская гал
ерея, рублевская «Троица», Владимирская Божья Матерь.
Увы, я говорю правду: в день моего прихода в мастерскую известного москов
ского художника я о морских звездах имел более четкое представление (поп
адались под ноги на берегу Карского моря), нежели о иконах.
Ну что же, тем больше я удивился, увидев развешанные на стенах иконы. Они б
ыли развешаны не рядами, как в церковном иконостасе, но вперемежку с друг
ими картинами, крупными фотографиями (например, фотография Александра Б
енуа в преклонном возрасте), вперемежку с разными интересными предметам
и, вроде деревянного ковша или красивой старинной ленты из девичьей косы
.
Иногда я слышал, но как-то пропускал мимо ушей, что действительно есть люд
и, которые собирают старинные иконы, и кто-то из моих друзей восхищенно ра
ссказывал однажды, что видел в одном доме поразительную икону XV века. Но е
сли я даже в Третьяковской галерее всегда проходил мимо икон не задержив
аясь, то что для меня разговоры? Я их, вот именно, пропускал мимо ушей.
И вдруг я воочию увидел иконы, развешанные по стенам. Хозяин мастерской д
оверил своей жене, и хозяйка повела меня от иконы к иконе, стараясь объясн
ить особенности и даже исключительность каждой из них. Но легко ли расск
азывать дальтонику или слепому о разнообразии красок на летнем закатно
м небе? Она говорила:
Ц Вот эта икона довольно поздняя. На ней проставлена дата Ц 1787 год. Конец
восемнадцатого века. Но писал ее замечательный мастер. Смотрите, как пер
ебегает по иконе красный цвет. Он зарождается в левом нижнем углу и, нарас
тая, в убыстряющемся ритме распространяется по доске, чтобы достигнуть с
воего апогея в одеждах Спасителя.
Или посмотрите на этой иконе (это жемчужина нашей коллекции Ц конец пят
надцатого). Какая смелость и цельность линий, какая выразительность при
скупости средств. Там было пиршество красок, а здесь господствуют одни т
олько линии. Теперь взглянем издали на ту красную икону, оценим ее как пят
но. Самый модный абстракционист сдох бы от зависти (это «сдох бы» прозвуч
ало в ее устах вовсе не грубо, а, напротив, очень к месту) перед таким вырази
тельным пятном. Эта икона, хотя она очень невелика по размеру, способна де
ржать целую большую стену в любом современном интерьере.
Мы остановились около иконы, необыкновенной по форме. Это была узкая гор
изонтальная доска. На ней были нарисованы семеро святых. Огрудные образы
, как я сказал бы теперь, шесть лет спустя. В середине, строго в фас, Ц изобр
ажение Иисуса Христа. Справа и слева обращены к нему святые, по трое с кажд
ой стороны. Святые обращены к Христу не только лицами, но даже и ручками, к
оторым несколько тесно на доске.
Ц Это называется деисусный чин, Ц объясняла хозяйка. Ц Чаще он состои
т из многих икон. Каждый святой изображается на отдельной доске. Обратит
е внимание на полную, сочную зелень фона. Икона писалась на русском север
е. Зелень просторного северного леса самая приятная краска для глаз севе
рянина. Этот цвет он сделал основным на иконе. Даже нимбы здесь не золотые
, как было бы, если бы икона писалась в царствующей Москве, но тоже нежно-зе
леные, мягкие, нежные.
Обратите внимание на расположение рук. Если проследить их графику слева
направо, получается волнистая, очень ритмичная линия, словно уточки пока
чиваются на волнах. Во всем разлита мягкость, просьба, мольба. Но в этом и с
остоит смысл иконы.
Ц Скажите, а эти черные зияющие дырки по краям доски, они от гвоздей?
Ц Видите ли, икона, когда мы ее нашли, загораживала дверь на колокольню.
Ц То есть как?
Ц Очень просто. Дверь. Чтобы в нее никто не входил, нужно приколотить поп
еречную доску. Только не надо возмущаться. Икона потому и осталась цела, ч
то была употреблена в дело. Очевидно, ее приколотили к двери, когда церков
ь закрылась. В начале тридцатых годов.
Ц А где остальные иконы? Вероятно, они были не хуже этой?
Ц Мы не знаем. Церковь теперь пуста. Вот одна-единственная икона, которо
й была заколочена дверь на колокольню. Да что вы так удивились? Посмотрит
е теперь на это.
Мне показали доску, размером пятьдесят на семьдесят сантиметров. На доск
е нарисован Иисус Христос, едущий на осле. Архитектура. Большое дерево. Лю
ди, встречающие Христа, кидают ослу под ноги пальмовые ветки и одежды.
Ц Ну вот. Икона называется «Вход в Иерусалим». В народе ее чаще называют
«Вербное воскресенье». Эта икона из праздничного чина. Она уцелела совер
шенно случайно. Вологодская старушка, у которой нам довелось ночевать, н
акрывала ею кадушку с солеными огурцами.
Ц Как же так? Даже я, ничего не понимающий в живописи, а тем более в иконах,
вижу, что она красивая.
Ц Конечно, если бы она выглядела как сейчас, то, может быть, не поднялась б
ы рука накрывать кадушку. Мы вам покажем, как выглядят иконы, которыми в за
крытых церквах заколочены окно или дверь. И которыми накрывают кадушки.
И которые валяются на полу просто так. Возьмите эту. Отнесем ее в комнату и
положим на стол.
Я взял доску, показавшуюся мне тяжелой, отнес и положил ее на стол, как мне
было сказано. Во мне возникло недоумение. На столе лежала совершенно чер
ная, непроницаемая, ничего не выражающая доска. Местами чернота шелушила
сь мелким белесым шелушением. В одном месте от доски отсыпался как бы сло
й штукатурки. Там, где были гвоздики, прикреплявшие медный оклад, оказали
сь теперь белые выкрошившиеся дырочки. Часть медных гвоздиков уцелела. О
дин гвоздик задержал около себя лоскуток медного оклада величиной с коп
ейку. Края лоскутка были рваные, загибались кверху.
К этому времени сам художник подошел к иконе, чтобы принять участие в том,
что должно было происходить дальше.
Хозяйка оторвала кусочек ваты, окунула его в подсолнечное масло, налитое
в розеточку, и начала намасливать черную доску. Сквозь непроглядную чер
ноту начали проступать контуры изображения. Было это похоже на то, как ес
ли бы грязное, глухое, шелушащееся кровельное железо на глазах превращал
ось в черное же, но все-таки стекло, сквозь которое, как бы черно оно ни было
, можно что-нибудь разглядеть. Одно это было удивительно для меня.
Ц Неужели столько грязи накопилось веками? Ц спросил я, искренне думая
, что за несколько веков могло накопиться столько грязи.
Ц Это не грязь, а олифа.
Ц В таком случае для чего замазали олифой икону?
Ц Олифой ее покрыли, чтобы предохранить краски от влаги, от царапин и воо
бще от времени. Кроме того, покрытая олифой икона сияет и светится. Олифой
в старину пользовались вместо лака. Но у нее есть одно коварное свойство.
Через каждые восемьдесят Ц сто лет олифа чернеет, и, вместо того чтобы де
лать живопись иконы более яркой, сияющей, загораживает ее, как черная зан
авеска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21