А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

- Ее глаза лукаво блеснули.- Я думаю, вы уже поняли, что призваны здесь воплощать только один образ?
- Саму мисс Шанель, разумеется? - Я взял ее под руку и повел по балкону, выходящему на озеро.- А вам, по-моему, нравится подчеркивать такие вещи. Да пусть себе богачи заказывают что им нравится - хоть мрамор и золото, хоть облака и плазму. Что тут такого? Искусство портрета всегда нуждалось в меценатах.
- Господи, не здесь! - Беатриса пропустила лакея с кипой скатертей. Когда тот прошел, она все-таки договорила: - Заказать себе портрет в небесах, из воздуха и солнца! Кое-кто сказал бы, что от этого тянет тщеславием - и еще худшими грехами…
- А именно? - поддразнил я.- Вы очень таинственны!
Беатриса посмотрела на меня отнюдь не секретарскими глазами:
- Это я вам скажу через месяц, когда истечет мой контракт. Ну, где же ваша команда?
- Вон они,- я показал в небо над озером, где три планера кружились над песчаной яхтой, вздымавшей облака сиреневой пыли. За спиной водителя сидела Леонора Шанель в золотистом костюме из кожи аллигатора. Волосы ее скрывала черная соломенная шляпка, но не узнать эту эффектную фигуру и резкий профиль было невозможно.
Когда яхта причалила, Ван Эйк и Пти Мануэль устроили импровизированное представление с обрывками облаков, мирно таявшими над озером. Ван Эйк вырезал из них орхидею, сердце и улыбающиеся губы, а малыш - голову какаду, двух одинаковых мышей и вензель "ЛШ ". Пока они кружились и пикировали, иной раз чиркая крыльями по воде, Леонора оставалась на набережной и любезно приветствовала взмахом руки каждую из этих летучих банальностей.
Вскоре они приземлились на набережной. Леонора все еще ждала, чтобы Нолан взялся за одну из туч, но он только метался вверх и вниз над озером, как усталая птица. Владетельница огненного края стояла недвижно, словно погруженная в тяжелые грезы; ее взгляд, прикованный к Нолану, не видел ни шофера, ни моих товарищей, ни нас с Беатрисой. Воспоминания - каравеллы без парусов - проплывали в сумрачной пустыне ее погасших глаз…
Леонора встречала гостей в декольтированном платье из органди и сапфиров, ее обнаженные груди сверкали в ажурной броне контурных драгоценностей. Тем временем Беатриса провела меня через стеклянные двери библиотеки взглянуть коллекцию картин, собранную на вилле. Я насчитал их больше двадцати: от величественных парадных портретов в гостиной (на одном была подпись Аннигони, на другом - президента Королевской Академии) до фантастических этюдов Дали и Фрэнсиса Бэкона в столовой и баре. Где бы мы ни проходили, отовсюду - из альковов, украшенных мраморными полуколоннами, из узорных рамок на каминных полках, даже со стенных росписей на лестнице - на нас смотрело одно и то же красивое и замкнутое лицо. Может быть, этот чудовищный нарциссизм был последним прибежищем, единственным спасением в ее бесконечном бегстве от реального мира?
В студии на крыше я увидел большую картину, блестевшую свежим лаком. Это была явная пародия на сентиментальную манеру светских портретистов: голубоватые тона и манерный поворот головы превращали портрет Леоноры в образ мертвой Медеи. Дряблая кожа под правой щекой, гладкий лоб и стиснутый рот придавали ей окоченелый вид: при всей своей точности портрет выглядел жутковатым шаржем.
Я глянул на подпись.
- Нолан! Боже, вы были здесь, когда он это писал?
- Я здесь всего два месяца - это было до меня. Она не пожелала заказывать раму.
- Неудивительно,- я подошел к окну, поглядел вниз, на прикрытые маркизами окна спален.- Значит, он жил здесь. А студию у Коралла D бросил.
- Но зачем Леонора опять пригласила его? Они же, должно быть…
- Чтобы он опять делал ее портреты - в размер всего неба. Я лучше знаю Леонору Шанель, чем вы, Беатриса.
Мы вернулись мимо множества каминов, жардиньерок и канапе на веранду, где Леонора принимала гостей.
Нолан в белом замшевом костюме стоял с нею рядом. Изредка он поглядывал на нее с высоты своего роста, словно забавляясь мыслями о тех странных возможностях, какие самовлюбленность этой женщины могла предоставить его мрачному юмору.
Леонора прижималась к его локтю. Обрамленные сапфирами глаза делали ее похожей на языческую жрицу. Груди, окованные контурными драгоценностями, были неподвижны, как притаившиеся змеи.
Ван Эйк представился с преувеличенным поклоном. За ним подошел Мануэль, от волнения раскачиваясь больше обычного.
Рот Леоноры презрительно скривился, она смерила взглядом мою негнущуюся ногу.
- Вы, Нолан, наполняете свой мир калеками. Этот ваш карлик - он что, тоже летает?
Пти Мануэль так и не отвел от нее глаз. Они были влажны, как раздавленные цветы.
Представление началось через час. Огромные облака, подсвеченные закатным солнцем, висели над плато, как золоченые рамы для будущих картин. Планер Ван Эйка спиралью поднимался к первому облаку, срывался и карабкался снова, угадывая путь в сталкивающихся вихрях.
Когда обрисовались лоб и скулы, гладкие и безжизненные, точно из пены, гости на веранде зааплодировали. Через пять минут, когда планер Ван Эйка спустился к поверхности озера, я понял, что он превзошел самого себя.
Облитый светом прожекторов, сопровождаемый аккордами увертюры к "Тристану" (динамики были установлены на склоне плато), портрет Леоноры торжественно плыл над нами, источая мелкий дождь. Мне казалось, что он раздувается от всей этой помпезности, словно гигантская резиновая игрушка.
Облако попалось удачное: до самой береговой линии оно сохраняло форму, а потом сразу расплылось в вечернем воздухе, словно чья-то раздраженная рука смахнула его с небосклона.
Пти Мануэль начал подъем, крутясь вокруг темного облака, словно уличный сорванец вокруг мрачной толстухи. Он метался в разные стороны, как будто не мог решить, что делать с этой непредсказуемой колонной холодного пара; потом начал вырезать контуры женской головы. Кажется, никогда я не видел его таким неуверенным. Едва он закончил, снова раздались аплодисменты, но вскоре сменились хихиканьем и игривыми за-
мечаниями. Приукрашенный портрет Леоноры перекосился в воздухе, подхваченный встречными течениями. Челюсть вытянулась, застывшая улыбка стала идиотической. За какую-то минуту громадное подобие Леоноры Шанель вывернулось вниз головой.
Я сообразил отвести прожектора, и внимание зрителей обратилось к чернокрылому планеру Нолана, взлетевшему к вершине нового облака. Обрывки облачной ваты кружили в темнеющем воздухе, мелкий дождь скрывал до времени его двусмысленное творение.
К моему удивлению, портрет вышел очень похожим. Взрыв аплодисментов, несколько тактов из "Тангейзера" - и прожектора озарили элегантную голову.
Стоя среди гостей, Леонора подняла бокал в честь Нолана.
Озадаченный его благородством, я пригляделся к небесному лицу - и все понял. Именно точность портрета заключала в себе жестокую иронию. Обращенная вниз линия рта, вздернутый, чтобы натянуть кожу на шее, подбородок, дряблое местечко под левой щекой - все было передано в облаке с той же убийственной дотошностью, что и в живописном портрете.
Гости толпились вокруг Леоноры, поздравляя ее с удачным представлением. Она же не отводила глаз от своего облачного портрета, словно видела себя впервые. На висках ее выступили вены…
Наконец голубые и розовые огни фейерверка затмили плывущее над озером изображение.
Незадолго до рассвета мы с Беатрисой Лэфферти шли по пляжу, наступая на скорлупу сгоревших ракет. На опустевшей веранде в лучах фонарей блестели неубранные стулья. Едва мы дошли до ступеней, наверху раздался звон стекла и женский возглас. Стеклянная дверь с треском растворилась; мужчина в белом костюме торопливо пересек веранду.
Едва Нолан исчез в темноте, в освещенное пространство вступила Леонора Шанель. Устремив взгляд в темные облака, клубящиеся над виллой, она рассеянно обрывала драгоценности с глаз; они падали на плиты пола и слабо вспыхивали у ее ног.
Из-под эстрады вдруг вывернулся Пти Мануэль и быстро пробежал на своих кривых ножках во тьму.
За воротами взревел мотор. Леонора повернулась и медленно пошла в дом, ступая по своим изломанным отражениям в осколках стекла.
Высокий блондин с холодными и жадными глазами шагнул ей наперерез из-за поющих статуй, стерегущих темную библиотеку. Потревоженные статуи отозвались тихим гулом. Когда Ван Эйк медленно двинулся навстречу Леоноре, они подхватили и усилили звук его шагов.
Следующему нашему представлению суждено было оказаться последним.
К вечеру над озером собрались тяжелые тучи, тусклый отблеск солнца зловеще подсвечивал их черные чрева… Такие облака - не для скульпторов.
Ван Эйк не отходил от Леоноры. Когда я разыскал Беатрису, она хмуро глядела вслед песчаной яхте, рывками мчавшей их к озеру. Предгрозовые шквалы трепали и дергали паруса.
- Я не вижу ни Нолана, ни Мануэля,- сказала она озабоченно.- Представление начинается через три часа.
- Представление уже окончено.- Я положил руку на ее локоть.- Когда освободитесь отсюда, Беа, приезжайте ко мне. Будем жить у Коралла D, я научу вас резать статуи из облаков…
Ван Эйк и Леонора вернулись через полчаса. Он прошел мимо меня, как мимо пустого места; Леонора прижималась к его плечу. Дневные драгоценности на ее лице ярко вспыхивали, разбрасывая резкие отблески по всей веранде.
К восьми, когда начали съезжаться гости, Нолана и Мануэля еще не было. В электрическом свете веранда стала теснее и уютнее, но черные громады туч нависали над нею, словно разгневанные гиганты. Крылья наших планеров трепетали в неспокойном воздухе.
Шарль Ван Эйк не продержался в небе и минуты - опрокинутый порывом бури, его планер сорвался в штопор. В пятидесяти футах над плато он сумел выровняться и поймал восходящий поток. Пока он не приблизился к туче, планер слушался, но при первой попытке оседлать вершину чудовищного облака машину опять перевернуло, закрутило - и на глазах у Леоноры и гостей планер с оторванным крылом врезался в воду.
Я вскочил и двинулся к Леоноре. И тут увидел Нолана с Мануэлем: стоя под балконом, они молча смотрели, как Ван Эйк выбирается из тонущего планера в трех сотнях ярдов от дома.
- Зачем было приходить? - спросил я Нолана.- Ты уж не летать ли собрался?
- Нет,- процедил он, не вынимая рук из карманов.- Потому и пришел.
Леонора блистала в вечернем туалете из павлиньих перьев, развернувшихся гигантским шлейфом у ее ног. Сотни павлиньих глаз вспыхивали, отражали предгрозовой свет, облекая ее тело кольчугой синего пламени.
- Мисс Шанель,- проговорил я извиняющимся тоном,- облака как безумные. Сейчас будет буря!
Она кинула на меня насмешливый взгляд.
- А рисковать вы что - не собирались? Для таких облаков мне нужен крылатый Микеланджело. А что Но-лан? Тоже испугался?
Она почти выкрикнула это имя. Нолан вскинул на нее глаза - и повернулся спиной. Освещение над Западной Лагуной уже сменилось: половину озера заволокло тусклым маревом.
Меня дернули за рукав: это Пти Мануэль уставился снизу хитрыми детскими глазами.
- Реймонд, а я могу! Дай я возьму планер.
- Мануэль, бога ради! Убьешься!
Но он уже проскочил между золочеными стульями. Леонора вздрогнула, когда он с той же бесцеремонностью дернул за руку и ее.
- Мисс Шанель!- Горбун смущенно улыбался.- Хотите, я для sac вырежу статую? Прямо сейчас, из большой тучи, а?
Она смотрела на него сверху вниз, не отвечая. Казалось, ее и отталкивает и дразнит простодушие карлика - он пожирал ее взглядом, нисколько не стесняясь всей сотни холодных глаз ее шлейфа.
Ван Эйк, хромая, брел от озера к вилле. Я догадывался, что Мануэль вступил в негласное соперничество с белокурым тевтоном.
Лицо Леоноры тронула гримаса.
- Майор Паркер, велите ему… Хотя нет! Поглядим, на что годен этот калека.
Облачная масса, клубившаяся над виллой подобно испарениям зловещего вулкана, подсвечивала ее лицо странными тусклыми отблесками.
Она вдруг просияла над Мануэлем своей ослепительной улыбкой:
- Ну, давай! Посмотрим, что ты вырежешь из грозы! В ее сверкающем драгоценностями лике, казалось,
проступили очертания мертвой головы.
Под стеклянный хохот Леоноры Нолан перебежал террасу, павлиньи перья хрустнули под его каблуками. Но перехватить Мануэля мы не успели - ужаленный насмешкой госпожи, он с быстротой песчаного краба скользил по склону. А на веранде уже собирались зрители-…
Желто-оранжевый планер набрал высоту и поравнялся с тучей. В пятидесяти ярдах от ее мрачных извилин внезапный вихрь ударил машину, но Мануэль выровнялся и начал работу. Капли черного дождя сорвались к нашим ногам.
Вот появились очертания женского лица. Сатанинские глаза горели сквозными прорезами в туче, рот кривился темным пятном в шевелящейся облачной массе…
Нолан, уже подбегая к планеру, громко вскрикнул. Мануэля подхватил восходящий поток и вознес высоко над тучей. Борясь с обезумевшим воздухом, его планер устремился вниз и снова врезался в тучу. Ее гигантская масса вдруг разомкнулась, устремилась вперед как бы в чудовищном спазме и поглотила машину.
В молчании мы смотрели, как размочаленный планер крутило в чреве тучи. Обломки фюзеляжа разлетелись, пронзая расползающиеся контуры гигантского лица. Когда планер рухнул в воду, это лицо уже корчилось в агонии. Его перекрутило, рот оторвался, глаз лопнул, куски заворачивались в разные стороны… Новый шквал превратил их в ничто.
С ярко освещенного прожекторами неба все еще сыпались обломки планера.
Мы с Беатрисой Лэфферти объезжали озеро, искали тело Мануэля.
Зрители, ставшие свидетелями его смерти, потеряли вкус к представлению: общество поспешно разъезжалось. За несколько минут берег опустел. Леонора равнодушно глядела вслед отъезжающим, стоя рядом с Ван Эйком среди неубранных столов.
Беатриса, застыв у песчаной яхты, молчала. На песке валялись обломки планера,- обрывки холста, размочаленные стойки, схлестнувшиеся узлами рулевые тяги. В нескольких ярдах от кабины я увидел тело Пти Мануэля - мокрый ком, вроде утонувшей обезьяны,- и отнес его к яхте.
- Реймонд! - Беатриса обернулась к берегу. Тучи сгустились уже над всем озером, первые вспышки молний целили в холмы позади дома. В наэлектризованном воздухе вилла, казалось, утратила всю свою пышность. В полумиле от нас, спустив шевелящийся хобот к озеру, шел по долине смерч.
Грозовой вихрь качнул яхту. Беатриса крикнула:
- Реймонд! Там Нолан - летит в смерче!
Тогда только я различил чернокрылый планер, чертивший круги под чудовищным зонтом смерча. Нолан уверенно вел машину у самой воронки, не отставая от гиганта, словно рыбка-лоцман возле огромной акулы. Казалось, это он гонит торнадо на виллу Леоноры.
Через двадцать секунд смерч обрушился на здание, и я сразу потерял Нолана из виду. Вилла словно взорвалась, черный вихрь разбитых стульев и кирпичей вымахнул над крышей. Мы с Беатрисой бросились прочь от яхты и упали в какую-то яму. Когда смерч удалился, сливаясь с грозовым небом, черное марево еще висело над разгромленной виллой, и обломки порывались снова взлететь. Вокруг нас носились обрывки картин и перекрученные перья.
Только через полчаса мы осмелились подойти к тому, что совсем недавно было виллой. Веранда была завалена разбитой посудой и изломанными стульями. Я долго не мог найти Леонору. Ее лицо попадалось повсюду: картины с ее резким профилем валялись тут и там на мокрых камнях. Ее улыбка, кружась, слетела на меня откуда-то сверху и обернулась вокруг моей ноги.
Ее труп лежал среди разбитых столов у эстрады, облепленный окровавленным холстом. Лицо было все перекошено и разбито, как у того портрета, что Мануэль пытался вырезать в туче.
Ван Эйка мы нашли в клочьях навеса. Он повис в путанице проводов, захлестнутый за шею гирляндой лампочек. Провода чудом не оборвались, и лампочки расцвечивали бледное мертвое лицо разноцветными бликами.
Я склонился над перевернутым "Роллс-Ройсом", сжал плечи Беатрисы.
- А Нолана нет - не видно ни куска его планера.
- Несчастный… Реймонд, ведь это он привел сюда смерч! Он управлял им…
По мокрой веранде я вернулся к телу Леоноры и прикрыл его обрывками холстов - ее же растерзанными лицами.
Я увез Беатрису в студию Нолана, в пустыню у подножия Коралла D. Мы ничего больше не слышали о
Нолане и никогда не поднимались в воздух. Слишком много воспоминаний несут облака…
Три месяца назад случайный проезжий, заметив ветшающие за студией планеры, остановился у Коралла D и зашел к нам. Он рассказал, что видел над Красным берегом планериста, вырезавшего из облаков гирлянды и детские лица. Как-то раз тот вырезал голову карлика.
Это, по-моему, как раз в духе Нолана,- так что, пожалуй, он вырвался тогда из объятий бури.
По вечерам мы с Беатрисой сидим среди поющих статуй, внимая их голосам и глядя, как легкие облака собираются над Кораллом D.
1 2 3