стыдно ей было признаться, что, мол, страшно хочется попробовать.
- Нате, - буркнул дровосек и отрезал ей кривым ножом порядочный кусок. - Держите.
Принцесса кинула взгляд по сторонам: не смотрит ли кто?
- Блдарю, - пролепетала она в виде благодарности. Потом, откусивши, воскликнула: - М-м-м, какая прелесть!
Вы понимаете, хлеба с творогом принцессы никогда в жизни не видят.
Тут как раз выглянул в окно сам султан Сулейман. И глазам своим не поверил: вместо сырого сумрака - светлая вырубка, залитая полуденным солнцем, а на поленнице дров сидит принцесса и уплетает что-то за обе щеки, - от уха до уха белые усы от творога, - да с таким аппетитом уписывает, какого у нее никогда не бывало.
- Слава тебе господи! - с облегчением вздохнул султан Сулейман. - Значит, молодцы мои настоящего, ученого доктора мне привели!
И с тех пор, господин Мадияш, начала принцесса в самом деле поправляться; появился у нее румянец на щеках, и есть стала, как волчонок. Все это - под влиянием света, воздуха, солнца: имейте в виду, я вам оттого про это рассказал, что вы тоже живете в пещере, куда солнце не заглядывает и ветер не доходит. А это, господин Мадияш, вредно для здоровья. Вот что я хотел вам сказать.
Только гроновский доктор кончил свою сказку о принцессе Сулейманской, прибежал веснушчатый Винцек, ведя за собой доктора из Горжичек, доктора из Улице и доктора из Костельца.
- Привел! - крикнул он еще издали. - Ой батюшки, как бежал!
- Приветствую вас, уважаемые коллеги, - сказал гроновский доктор. - Вот наш пациент, - господин Мадияш, колдун. Как вы можете видеть, положение его весьма серьезное. Пациент объясняет, что проглотил косточку сливы или ренклода. По моему скромному мнению, болезнь его - скоротечная ренклотида.
- Гм, гм, - сказал доктор из Горжичек. - Я склонен думать, что это скорее удушливая сливитида.
- К сожалению, не могу согласиться с уважаемыми коллегами, - промолвил костелецкий доктор. - Я сказал бы, что в данном случае мы имеем дело с гортанной косткитидой.
- Господа, - отозвался упицкий доктор, - быть может, все мы сойдемся на том, что у господина Мадияша скоротечная ренклогортанная косткисливитида.
- Поздравляю вас, господин Мадияш, - сказал доктор из Горжичек. - Это очень серьезное, тяжелое заболевание.
- Интересный случай, - поддержал доктор из Упице.
- У меня, - отозвался костелецкий доктор, - бывали более яркие и любопытные случаи. Вы не слышали, как я спас жизнь Гоготалу с Кракорки? Нет? Так я сейчас расскажу.
СЛУЧАЙ С ГОГОТАЛОМ
Много лет тому назад жил-был на Кракорке Гоготало. Был он, доложу я вам, одним из самых безобразных страшилищ, какие только существовали на свете. Скажем, идет прохожий лесом - и вдруг позади что-то этак засопит, забормочет, завопит, запричитает, завоет либо ужасно захохочет. Понятное дело, у прохожего душа в пятки, такой страх на него нападет, и пустится он бежать, - улепетывает, сам себя не помня. А устраивал это Гоготало, и все эти безобразия творил он на Кракорке долгие годы, так что уж люди боялись туда по ночам ходить.
Вдруг приходит ко мне на прием удивительный человечек, один рот, пасть от уха до уха, шея обмотана какой-то тряпкой. И сипит, хрипит, харкает, регочет, хрюкает, храпит, - ну ни слова у него не разберешь.
- На что жалуетесь? - спрашиваю.
- С вашего позволения, доктор, - сипит он в ответ, охрип я малость.
- Вижу, - говорю. - А сами откуда?
Пациент почесал в затылке и опять прохрипел:
- Да, с вашего позволения, я и есть Гоготало с горы Кракорки.
- Ага, - говорю. - Так это вы - тот плут и хитрец, что людей в лесу пугает? Поделом вам, голубчик, что голос потеряли! Вы думаете, я буду лечить всякие ваши лари-да-фарингиты либо гатар кортани, то бишь катар гортани, - чтоб вам в лесу гоготать и людей до судорог доводить! Ну нет, хрипите и сипите себе сколько вам угодно. По крайней мере дадите другим покой.
Как взмолился тут Гоготало:
- Ради бога, доктор, вылечите меня от этой хрипоты. Я буду вести себя смирно, перестану людей пугать...
- Усиленно рекомендую вам перестать, - говорю. - Вы как раз своим гиканьем голосовые связки себе и надорвали, так что говорить не можете. Понимаете? Вам вредно в лесу орать, милый мой. Там холодно, сыро, а у вас дыхательные органы слишком чувствительны. Уж не знаю, удастся ли мне избавить вас от катара, но придется вам раз навсегда бросить пуганье прохожих и держаться подальше от леса, а то вас никто не вылечит.
Нахмурился Гоготало, почесал у себя за ухом.
- Тяжеленько это. Чем же я буду жить, коли брошу пуганье? Ведь я только и умею, что гикать да реветь, покуда в голосе.
- Чудак, - говорю ему. - С таким замечательным голосовым аппаратом, как у вас, я поступил бы в оперу певцом, а то стал бы рыночным торговцем, либо цирковым зазывалой. С таким великолепным могучим голосом зарываться в деревне просто обидно - как по-вашему? В городе вы нашли бы лучшее применение.
- Я сам подумывал об этом, - признался Гоготало. - Да, попробую найти себе другое занятие; вот только бы голос вернуть!
Ну, смазал я ему гортань йодом, государи мои, прописал хлористый кальций и марганцовку для полосканья, ангиноль внутрь и компрессы на горло. После этого о Гоготале на Кракорке больше не было слышно. Он в самом деле куда-то перебрался и перестал народ пугать.
СЛУЧАЙ С ГАВЛОВИЦКИМ ВОДЯНЫМ
- Был и у меня любопытный медицинский случай, - заговорил в свою очередь упицкий доктор. - У нас в Упе, за гавловицким мостом, в корнях верб и ольхи жил старик водяной. Звали его Иодгал Брючга, ворчун, страшилище, нелюдим; случалось, наводнение устраивал и даже детей топил во время купанья. Словом, его присутствие в реке никому радости не доставляло.
Как-то раз осенью приходит ко мне на прием старичок в зеленом фраке и с красным галстуком на шее; охает, чихает, кашляет, сморкается, вздыхает, потягивается, бормочет:
- Простудился я, дохтур, насморк схватил. Здесь ноет, тут колет, спину ломит, суставы выворачивает, кашлем всю грудь разбило, нос заложило так, что не продохнешь. Помогите, пожалуйста.
Выслушал я его и говорю:
- У вас ревматизм, дедушка; я дам вам вот эту мазь, то есть линаментум, чтоб вы знали; но эго не все. Вам нужно быть в теплом, сухом помещении, понимаете?
- Понимаю, - проворчал старик. - Только на счет сухости и тепла, молодой господин, не выйдет.
- Почему же не выйдет? - спрашиваю.
- Да потому, господин дохтур, что я - гавчовицкий водяной, - отвечает дед. - Ну как же я так устрою, чтобы в воде сухо и тепло было? Ведь мне и нос-то вытирать водной гладью приходится. В воде сплю и водой накрываюсь. Только вот теперь, на старости лет, стал из мягкой воды постель себе стелить вместо твердой, чтобы не так жестко лежать было. А насчет сухости и тепла - трудно.
- Ничего не поделаешь, дедушка. В холодной воде с таким ревматизмом вам быть вредно. Старые кости тепла требуют. Сколько вам лет-то, господин водяной?
- Охо-хо, - забормотал старик. - Я ведь, господин дохтур, еще с языческих времен на свете живу. Выходит несколько тысяч лет, а то и побольше. Да, немало пожил!
- Вот видите, - сказал я. - В ваши годы, дедушка, вам бы поближе к печке. Постойте, мне пришла в голову мысль! Вы слышали о горячих ключах?
- Слыхал, как не слыхать, - проворчал водяной. - Да ведь здесь таких нету.
- Здесь нет, но есть в Теплице, в Пиштьянах, еще кое-где. Только глубоко под землей. И горячие ключи эти, имейте в виду, как будто нарочно созданы для больных ревматизмом старых водяных. Вы просто-напросто поселитесь в таком горячем источнике, как местный водяной, и заодно будете лечить свой ревматизм.
- Гм, гм, - промолвил дедушка в нерешительности. - А какие обязанности у водяного горячих ключей?
- Да не особенно сложные, - говорю. - Подавать все время горячую воду наверх, не позволяя ей остынуть. А излишек выпускать на земную поверхность. Вот и все.
- Это бы ничего, - проворчал гавловицкий водяной. - Что ж, поищу какой-нибудь такой ключ. Премного благодарен вам, господин дохтур.
И заковылял из кабинета. А на том месте, где стоял, лужицу оставил.
И представьте себе, коллеги, - гавловицкий водяной оказался настолько благоразумным, что последовал моему совету: поселился в одном из горячих источников Словакии и выкачивает из недр земли столько кипятку, что в этом месте непрерывно бьет теплый ключ. И в горячих водах его купаются ревматики, с большой для себя пользой. Они съезжаются туда лечиться со всего света.
Последуйте его примеру, господин Мадияш, - исполняйте все, что мы, врачи, вам советуем.
СЛУЧАЙ С РУСАЛКАМИ
- У меня тоже был один интересный случай, - заговорил доктор из Горжичек. - Сплю я раз ночью как убитый, - вдруг слышу кто-то в окно стучит и зовет: "Доктор! Доктор!"
Открываю окно.
- В чем дело? - спрашиваю. - Я кому-нибудь понадобился?
- Да, - отвечает мне какой-то встревоженный, но приятный голос. - Иди! Иди, помоги!
- Кто это? - спрашиваю. - Кто меня зовет?
- Я, голос ночи, - послышалось из мрака. - Голос лунной ночи. Иди!
- Иду, иду, - ответил я, как во сне, и поспешно оделся.
Выхожу из дома - никого!
Признаюсь, я струхнул не на шутку.
- Эй! - зову вполголоса. - Есть тут кто-нибудь? Куда мне идти?
- За мной, за мной, - нежно простонал кто-то невидимый.
Пошел я на этот голос прямо по целине, не думая о дороге, сперва росистым лугом, потом бором. Ярко светила луна, и все застыло в ее холодных лучах. Господа, я знаю здешние края как свои пять пальцев; но той лунной ночью окружающее казалось чем-то нереальным, какой-то феерией. Иной раз узнаешь какой-то другой мир в самой знакомой обстановке.
Долго шел я на этот голос, вдруг вижу: да ведь это Ратиборжская долина, ей-богу.
- Сюда, сюда, доктор, - опять послышался голос.
Будто блеснув, всплеснула речная волна, и стою я на берегу Упы, на серебристом лугу, залитом луной. А посередине луга что-то светится: не то тело, не то просто туман; и слышу я - не то тихий плач, не то шум воды.
- Так, так, - говорю успокоительно. - Кто же мы такие и что у нас болит?
- Ах, доктор, - произнесла дрожащим голосом маленькая светящаяся туманность. - Я - просто вила, речная русалка. Мои сестры плясали, и я плясала с ними, как вдруг, сама не знаю почему, - может, о лунный луч споткнулась, может, поскользнулась на блестящей росинке, - только очутилась я на земле: лежу и встать не могу, и ножка болит, болит...
- Понимаю, мадемуазель, - сказал я. - У вас, как видно, фрактура, иначе говоря - перелом. Надо привести в порядок... Значит, вы - одна из тех русалок, что танцуют в этой долине? Так, так. А попадется молодой человек из Жернова или Слатаны, вы его закружите насмерть, да? Гм, гм. А знаете, милая? Ведь это безобразие. И на этот раз вам пришлось дорого за него заплатить, правда? Доигрались?
- Ах, доктор, - застонала светлинка на лугу, - если б вы только знали, как у меня ножка болит!
- Конечно, болит, - говорю. - Фрактура не может не болеть.
Я стал на колени возле русалки, чтоб осмотреть перелом.
Уважаемые коллеги, я вылечил не одну сотню переломов, но скажу вам: с русалками трудно иметь дело. У них все тело сплошь из одних лучей, причем кости образованы так называемыми жесткими лучами; в руку взять нельзя: зыбко, как дуновение ветерка, как свет, как туман. Извольте-ка это выпрямить, стянуть, забинтовать! Доложу вам, дьявольски трудная задача. Попробовал было паутинками обматывать, кричит: "Ой-ой-ой! Режут, как веревки!" Хотел иммобилизировать сломанную ножку лепестком цветка яблони, плачет: "Ах, ах, давит, как камень!" Что делать? В конце концов снял я блик, металлический отблеск с крыльев стрекозы, или либеллы, и приготовил из него две дощечки. Затем разложил лунный луч, пропустив его сквозь каплю росы, на семь цветов радуги, и самым нежным из них, голубым, привязал эти дощечки к сломанной русалочьей ноге. Это было сущее мученье! Я весь вспотел; мне стало казаться, что полная луна жарит, как августовское солнце. Покончив с этой работой, сел рядом с русалкой и говорю:
- Теперь, мадемуазель, ведите себя смирно, не шевелите ножкой, пока не срастется. Но послушайте, душенька, я вам, с подругами вашими, просто удивляюсь: как это вы до сих пор здесь? Ведь все вилы и русалки, сколько их ни было, давным-давно в гораздо лучшие места перебрались...
- Куда? - перебила она.
- Да туда, где фильмы делают, знаете? - ответил я. Они играют и танцуют для кино; денег у них куры не клюют, и все на них любуются - слава на весь мир, мадемуазель! Все русалки и вилы давно в кино перешли, и все водяные и лешие, сколько их ни есть. Если бы вы только видели, какие на этих вилах туалеты и драгоценности! Никогда б не надели они такого простого платья, как на вас.
- О! - возразила русалка. - Наши платья ткутся из сияния светлячков!
- Да, - сказал я, - но таких уж не носят. И фасон теперь совсем не такой.
- С шлейфом? - взволнованно спросила русалка.
- Не сумею вам сказать, - сказал я. - Я в этом плохой знаток. Но мне пора уходить: скоро рассвет, а, насколько мне известно, вы, русалки, появляетесь только в темноте, правда? Итак, всего доброго, мадемуазель. А насчет кино подумайте!
Больше я этой русалки не видел. Думаю, ее сломанная берцовая косточка хорошо срослась. И можете себе представить: с тех пор русалки и вилы перестали появляться в Ратиборжской долине. Наверно, перешли в киностудии. Да вы сами в кино можете заметить: кажется, будто на экране двигаются барышни и дамы, а тела у них никакого нет, потрогать нельзя, вс? - сплошь из одних лучей: ясное дело русалки! Вот отчего приходится в кино гасить свет и следить за тем, чтоб было темно: ведь вилы и всякие призраки боятся света и оживают только впотьмах.
Из этого также видно, что в настоящее время ни призраки, ни другие сказочные существа не могут показываться при дневном свете, если только не найдут себе другой, более дельной профессии. А возможностей у них для этого хоть отбавляй!
Господи, мы с вами так заболтались, дети, что совсем забыли о волшебнике Мадияше! И не мудрено; ведь он не может ни шепнуть, ни губами пошевелить: сливовая косточка все сидит у него в горле. Он может только потеть от страха, пучить глаза и думать: "Когда же эти четыре доктора помогут мне?"
- Ну-с, господин Мадияш, - сказал, наконец, доктор из Костельца. - Приступим к операции. Но сперва нам надо вымыть руки, так как для хирурга самое главное - чистота.
Все четверо принялись мыть руки: сперва вымыли в теплой воде, потом в чистом спирте, потом в бензине, потом в карболке. Потом надели чистые белые халаты... Ой, миленькие, сейчас начнется операция! Кто боится, пускай лучше закроет глаза.
- Винцек, - сказал доктор из Горжичек, - подержи пациенту руки, чтоб он не шевелился.
- Вы готовы, господин Мадияш? - важно спросил доктор из Упице.
Мадияш кивнул головой. А сам ни жив ни мертв, колени трясутся от страха,
- Тогда приступим! - провозгласил гроновский доктор.
Тут доктор из Костельца развернулся и дал волшебнику Мадияшу такого тумака, или леща, в спину, что загремело так, будто гром грянул, и в Находе, Старкоче, даже в Смиржице народ стал оглядываться, не начинается ли гроза; земля затряслась, и в Сватон?вице обвалилась галерея в заброшенной шахте, а в Находе закачалась колокольня; по всему краю до самого Трутнова, Полице и еще дальше вспугнулись все голуби, все собаки залезли от страха к себе в конуру и все кошки спрыгнули с печи; а сливовая косточка выскочила у Мадияша из горла с такой огромной силой и скоростью, что залетела за Пардубице и упала только возле Пржелоуче, убив в поле пару волов и уйдя на три сажени два локтя полторы стопы семь дюймов четыре пяди и четверть линии в землю.
Сперва выскочила у Мадияша из горла сливовая косточка, а за ней слова: "...тюх нескладный!" Это была застрявшая половина той фразы, которую он хотел крикнуть веснушчатому Винцеку: "Ах ты, пентюх нескладный!" Но она не улетела так далеко, а упала тут же, за Иозефовом, перешибив при этом старую грушу.
После этого Мадияш разгладил усы и промолвил:
- Очень вам благодарен!
- Не за что, - ответили четыре доктора. - Операция прошла удачно.
- Только, - прибавил упицкий доктор, - чтобы совсем избавиться от этой болезни, господин Мадияш, вам надо сотню-другую лет отдохнуть. Настоятельно рекомендую вам, как и гавловицкому водяному, переменить воздух и климат.
- Я согласен с коллегой, - поддержал гроновский доктор. - Вы нуждаетесь в обилии солнца и воздуха, как принцесса Сулейманская. Исходя из этого, я горячо советовал бы вам пожить в пустыне Сахаре.
- Я со своей стороны разделяю эту точку зрения, - добавил костелецкий доктор. - Пустыня Сахара будет для вас чрезвычайно полезна, господин Мадияш, уже по одному тому, что там не растут сливы, которые могли бы явиться серьезной угрозой вашему здоровью.
- Присоединяюсь к мнению уважаемых коллег, - сказал доктор из Горжичек. - И уж раз вы - чародей, господин Мадияш, так в этой пустыне вы получите возможность исследовать и продумать вопрос о том, как наколдовать в ней влагу и плодородие, чтобы там могли жить и работать люди.
1 2 3