Галстук он загнал одному из жаждущих пижонов прямо на работе, выгадал
на свой первой сделке всего пятнадцать рублей.
И твердо решил на работе больше никаких сделок не совершать.
Лиса не трогает ближний курятник.

4. БОМБАРДИР
Есть много способов бомбить фирму.
В гостиницах и прямо в аэропортах, в кабаках и в театрах, в музеях и
непосредственно на улице.
Можно просто клянчить мелочи на бедность, брать мелочи покрупнее в
благодарность за общение или гостеприимство, можно менять на сувениры или
на водку, можно покупать за рубли, можно принимать в уплату за девочек,
такси и угощение в ресторане. Можно споить или припугнуть.
Отшумел достославный Московский Фестиваль, и вряд ил кто из
знаменитых на весь мир его участников извлек из него столько пользы,
сколько маленький и незаметный Фима Бляйшиц.
В течение месяца, методично и крайне осмотрительно, избегая оперов,
дружинников, а главное - страшное КГБ, подозревая стукача в каждом и
тщательно выстраивая каждый вечер несокрушимую версию абсолютной своей
невиновности в случае если чего, не появляясь дважды в одном и том же
месте, прощупывал и познавал он все ходы.
Открытия, которые насмешили бы свой наивной очевидностью барыг и
знатоков уголовного мира, он делал самостоятельно, сам искал решений и - -
новичок, не знающий законов, не ведает и запретов, - шел в мыслях и планах
дальше тех, кто был до него и вокруг него.
Открытие первое: будь ты хоть трижды чист перед Законом, но коли
контакты с иностранцами негласно не одобряются и находятся под особым
контролем, тебе всегда сумеют поломать ребра в милиции и вломить срок, или
в крайнем случае накатят телегу и уволят из комсомола и с работы, а потом
от черного досье век не избавишься.
Вывод - древний: не подмажешь - не поедешь.
Он занялся определением тех, кому надо совать в лапу, и поисками
путей к ним.
Швейцары брали поголовно, но поголовно же и стучали.
Поголовно были осведомителями ГБ гиды и шофера "Интуриста" (и
остаются поныне).
В каждом кабаке и в каждой гостинице постоянно дежурили менты и
гэбешники в штатском.
Практически всех иностранцев "водили" беспрерывно.
- От всех на свете не отмажешься, - поучительно сказал Фима
полюбившемуся ему Пржевальскому. - Информация - королева бизнеса.
Трудно сказать, знал ли он тогда о Ротшильде, которому голубок принес
весть о Ватерлоо и несведущий Париж, он он уяснил это задолго до
пресловутого информационного бума.
"Платить надо хозяину, а не шестеркам". В безумном приступе гордыни
он мечтал взять на содержание прямо начальника ленинградского КГБ. К чести
его надо отметить, что здравый смысл одержал верх, и он для себя
остановился на противоположной модели: платить именно шестеркам, а уж они
пусть сами, блюдя свои интересы, разбираются со своим начальством. Если он
сумеем платить им большем, чем начальство, то и работать, естественно, они
будут на него, а не на начальство.
Это удобная и естественная пирамида с широким о снованием и узким
верхом стоит и поныне.
Второе же открытие заключалось в следующем: не крутись сам, заставляй
крутиться других - ты один, а их много.
Он сел на сбор информации, прокачивая всех одноклассников, друзей
детства, их друзей и родственников: он выходил на систему "Интуриста" и
треста гостиниц.
По ночам он срочно учил английский; знакомая учительница ставила
произношение.
В транспорте на роботу и обратно обдумывал схемы всеохватной и
подстрахованной сети.
По вечерам и выходным фарцевал, не стремясь урвать большой кусок
сегодня, но дальновидно проверяя варианты для светлого завтра.
Бабки летели вихрем: постановка дела требовала расходов.
Он тренировал зрительную память, как примерный ученик разведшколы: в
театрах и кабаках уже отмечались им маловыразительные постоянные лица без
признаков любви к искусству и разгулу.
Шмотки сдавались сначала в комиссионки, он строго чередовал магазины
по списку.
Через полтора месяца он ощущал себя абсолютно другим человеком - да
он и был другим: _д_е_л_о_в_а_р_ с _б_а_ш_л_я_м_и_. Это категория особая,
это по натуре эдакая акула-истребитель, грозу Уолл-стрита и мафии
одновременно, беспощадный профессионал-боец за денежные знаки,
притворяющийся окушком под сплошным и частым советским бреднем. Волк и
волкодав в одном лице. Короче, характерная биологическая особь. Где Закон
не защищает бизнес - там бизнес показывает Закону, кто такая мать Кузьмы и
кто платить за музыку, под которую Закон пляшет.

5. БРОСАЙ КРЮЧЬЯ
Была некогда такая команда на флотах, когда крючья с тросами летели в
такелаж и фальшборт вражеского корабля и, вцепляясь, подтягивали его
вплотную для абордажной добычи.
Первым сел на Фимин крючок шофер интуристовского автобуса, который,
как все наши шофера, любил после работы крепко врезать и плотно закусить,
вознаграждая себя за вынужденное воздержание при баранке.
Шофера Фима целенаправленно встретил в одной компании, где и
подружился с ним до чрезвычайности, имея приготовленную дополнительную
бутылку в кармане плаща на вешалке и приготовленную речь на как бы
развязавшемся языке: он завидует шоферу, его мужской работе, полной
интересный впечатлений, его заработку и эффектной мужественной
полноценности.
Дружба продолжилась назавтра в "Метрополе", куда Фима пришел со
знакомой, каковая безусловно и предпочла мужественного шофера ему, а Фима
оплатил счет и посадил их в такси.
Шоферу понравилось как угощение, так и знакомая, и Фиму он презирал
за ничтожество, он от повторного приглашения не отказался, ощущая себя,
однако, не только высшим существом, но слегка все-таки обязанным этому
доброму растяпистому еврею существом.
Выпив и размякнув, он Фиме посочувствовал и поучил его жизни, и
согласился помочь ему в осуществлении мечты - доставании модного
заграничного пиджака.
За пиджак он получил более, чем рассчитывал, и через недельку также
более получил за шуйзы - дивные такие туфельки на толстенном микропоре.
Если на свете и затаился где-либо в темноте шофер, не любящий левых
денег, так это был не тот парень. Поднатужившись в арифметике, он
вычислил, что его заработок удваивается, и испытал к Фиме бережное
уважение. Совместное питье вскоре кончилось, чего нельзя сказать о
совместном бизнесе.
Кстати, шофер вскоре пить тоже бросил, как это ни смешно. Поскольку
портят человека, как признали наконец и на родине социализма, не деньги, а
их отсутствие, то шофер с деньгами вдруг ощутил реальность, так сказать,
голубой мечты любого, опять же, шофера - иметь собственный автомобиль,
купил на фарцованные деньги "Победу", переехал в одну из первых в
Ленинграде отдельных кооперативных квартир и стал до невозможности
порядочным гражданином. Он и поныне жив, на пенсии уже, живет у метро
"Электросила", и по воскресным утрам, опохмелясь у пивного ларька (уж
субботняя банка - это святое), все порывается рассказать какому-нибудь
новичку о Фиме как примере гениальности и масштабности личности, несмотря
на национальную ущербность.
А шмотки он сдавал, после первых встреч, уже не самому Фиме, а
"мальчику", из улично-ресторанных бездельников, которого Фима, опять же,
хорошо угостил, и повторил, и предложил в третий раз, но сначала -
рассчитаться невинной переноской невинных вещей до парикмахерской, где
портфель с барахлом был отдан расторопной мастерице. Первая цепочка
заработала: Фима лишь получал от парикмахерши процеженные деньги, которые
и распределял по справедливости между всеми трудящимися в этой маленькой
фирме.
Цепочка, естественно, попыталась отделаться от босса как от
нахлебника и захребетника и утаить груз, но на то и босс, чтобы уметь
ремонтировать цепочки: мальчик, конечно, отнюдь не хотел знакомить шофера
с парикмахершей, чтоб не стать ненужным самому, и именно он-то, связующее
звено, возомнившее себя мозгом, был по безмоглой-то голове и другим нежным
органам жестоко отметелен приблатненным с Фиминого двора (и вся-то любовь
за две бутылки, а бойцу одно удовольствие) и предупрежден о неполном
служебном соответствии: в следующий раз вообще в канал сбросят.
И к первой цепочке стали быстро подсоединяться разнообразные другие:
фирма превращалась в концерн.
Рисковые одиночки поняли и оценили преимущества организации труда и
гарантированного заработка. Ершистых карали беспощадно. Нищих уличных
мальчишек купили на корню: в такие мелочи Фима быстро даже перестал
вникать.

6. МЫ РОЖДЕНЫ, ЧТОБЫ СКАЗКУ СДЕЛАТЬ БЫЛЬЮ
И вскоре это выглядело так:
К дому двадцать два по Восьмой линии подваливал сияющей
интуристовский автобус. Оттуда выходил вальяжный молодой человек с двумя
чемоданами, поднимался на второй этаж и звонил в дверь Фиминой квартиры.
Дверь распахивалась - и он оказывался в приемной, где за огромным столом
сидел другой вальяжный молодой человек. Последний бегло смотрел на
содержимое чемоданов и швырял их в угол, из ящика стола доставал пачку
денег и швырял посетителю. Дверь захлопывалась, автобус уезжал.
Квартира сияла простором. Соседи были выселены посредством дорогой
комбинации: дом поставили на капремонт, указанным жильцам предоставили
новую (лучшую) жилплощадь, после чего новая комиссия признала дом годным
без капремонта, а негодными объявила только их комнаты, каковые Фима и
отремонтировал, оставшись хозяином двухсотметровых хоромов.
Продукты привозились исключительно с рынка и кладовых Елисеева.
В подъезде дежурила пара денди с широкими плечами.
Два телефона звонили круглосуточно и говорили непонятным разведческим
языком.
А в маленькой задней комнате, привычной с детства, сидел Фима в
дешевом костюмчике фабрики Володарского, в скороходовский туфлях, с часами
"Победа", и координировал движение маховика.
Он не изменил своих привычек ни в чем. Мало ел, практически не пил,
тихо и вежливо разговаривал, и только для передвижения, абсолютно
необходимого в деле, купил старый подержанный "Москвич".
Милиционер на углу пытался отдавать ему честь. Через неделю льстивого
милиционера перевели в Москву. Милиционерам вообще не полагалось знать о
существовании Фимы Бляйшица. На то были мальчики.

7. ШЛЯПА
Тем временем "открыли" финскую границу - для финнов сюда, но уже на
нашим туда, ясно. И водкотуристы валом повалили в Питер отдыхать на
уик-эндах от своего полусухого закона. Общение с иностранцами росло, и
Фима рос вместе с ним.
Среди прочих инспекторских вылазок отправился он по весне на
Выборгское шоссе, где подвижные пикеты его мальчиков останавливали и
трясли автобусы с финнами, снимая сливки еще до города, прямо после
границы.
Он оставил "Москвич" на обочине перед поворотом и закурил за
кустиком:
Первый мальчик сидел с бутылкой наготове в коляске мотоцикла, а
второй поворачивал на костерке шашлычки.
Автобус показался, мальчики приветствовали, лица за стеклами радостно
оживились и готовно откликнулись на приглашение к десятиминутному
пикничку, прямо так, запросто, без потери времени и без всяких хлопот и
расходов. Шофер принял полтинник, в багажнике люльки открылся ящик водки,
и интернациональное братание на лоне природы естественно перетекло в
алкогольно-вещевой обмен.
Фима утвердительно кивнул и направился обратно к машине.
Но в последний момент глаз зацепил что-то, заинтересовавшее его.
Из автобуса вывалился здоровенный дородный мужичина, розовый от
свинины и пухлый от пива. Замшевые шорты обтягивали его откормленные
ляжки, а клетчатая безрукавка - нуждающуюся в бюстгальтере грудь. Он был
похож скорее на тирольского немца, нежели на турмалая. Он и оказался
тирольцем, а в Финляндии просто гостил.
А на голове у упитанного тирольца была шляпа.
Это была не простая, а какая-то необыкновенная шляпа.
Она была белая, как синий снег, и поигрывала искристой радугой, как
бриллиантовое колье королевы. Драгоценным муаром опоясывала ее орденская
лента, и горделиво подрагивало стрельчатое рыцарское перо, горя алым
знаком доблести. Короче, какая-то офигенная шляпа.
Фима задумчиво вернулся на свой наблюдательный пост.
Мальчики не оставили необыкновеннейшую шляпу без внимания. Тирольцу
вручили шашлык и стакан. Он выпил и закусил. Мальчик указал на шляпу и
изобразил, что тирольцу представился единственный в жизни шанс толково
пристроить эту в общем-то малоинтересную вещь. Тиролец качнул
отрицательно.
Мальчик похлопотал еще пару минут, а после перешел к более
сговорчивым гостям нашего города, бо их было сорок пять, а наших умельцев
всего двое, и за часок максимум надо было всех обработать.
За кустом Фима сплюнул окурок и направился к пикнику.
Мальчики приветствовали босса навытяжку, изображая ошеломление, хотя
такая проверка была в порядке вещей. Шофер посмотрел на часы, а финны - на
солнце, садящееся в озере: они хотели в гостиничный ресторан, но не
раньше, чем выпьют все здесь.
Фиме постелили чехол у костерка, спихнув с места пару финнов, спешно
ополоснули в озере и подали стакан, налили, сняли лучший шашлык и
распечатали пачку "Мальборо". Такое отношение впечатлило окружающих. Фима
встретился взглядом и тирольцем, поднял стакан и предложил жестом сесть
рядом. "Это большой босс. Миллионер. Очень сильный человек", - значительно
шепнули мальчики тупому тирольцу.
Тот достойно присел к Фиме и чокнулся. Они обменялись фразами о
прекрасной природе и необходимости дружить. Мальчики кончали потрошить
автобус, затискивали сумки в люльку.
Фима достал из кармана золотой паркер и подарил тирольцу на память.
Тиролец с благодарностью обогатил свою память, но расстаться со шляпой
отказался.
- О'кей, - сказал Фима. - Сто рублей.
- Найн.
- Двести. Я хочу сделать подарок одному знаменитому кинорежиссеру.
Эйзенштейн, может, слышал? броненосец "Потемкин"?
- О, йа!
Тиролец соглашался слушать об Эйзенштейне, но решительно глох, когда
речь заходила о шляпе.
- Тысячу, - сказал Фима.
Мальчики вылупили глаза. Финны приостановились допивать.
- Слушай, ты, дубина стоеросовая, - нежно сказал Фима по-русски,
обнимая тирольца за трехохватную талию. - Хряк баварский. Какого хрена
тебе надо, скажи? сдай чепец и канай кирять, животное!
Он кинул мальчикам ключи от машины, и через минуту тирольца в два
смычка накачивали коньяком: слева армянским, справа французским. Тиролец
выжрал литр благородного напитка, довольно рыгнул, утер губы и подтвердил
свое намерение никогда не расставаться с дорогой его сердцу шляпой.
- Сниму и уеду, - раздраженно предложил старший мальчик.
- Не трогай, - холодно приказал Фима.
Тиролец заплакал, перешел на немецкий и стал сбивчиво бормотать
романтическую историю, связанную с этим необыкновенным головным убором.
- Гитлер капут! - оборвал Фима. - Что ты делал во время войны? Служил
в СС? Воевал в России?!
- Найн! - завопил тиролец. - Их бин швейцарец!
- Швейцарская гвардия французских королей, - польстил эрудированно
Фима. - А в армию тебя не взяли по здоровью? - презрительно хлопнув по
заколыхавшемуся животу. - Сердце больное, небось? еле ходишь?
- Я был спортсменом, - обиженно заявил тиролец.
- И что за спорт? кто больше пива выпьет?
- Ватерполо! Я даже играл за сборную Швейцарии!
- Такая туша умеет плавать?
- Жир потонуть не даст, - презрительно включился старший мальчик. - -
Пора ехать, Ефим Данилович.
- Да я, наверное, плаваю и то лучше, чем ты, - сказал Фима.
И вот Фима с раздразненным, как бык, тирольцем начинают сдирать с
себя одежды. Вода в озере Красавица, что по Выборгскому шоссе, заметьте, и
летом ледяная, а в мае просто в свиное ухо закручивает.
Фима остается в семейных трусах и первым шагает к берегу, кося на
тирольца. Старший мальчик заводит мотоцикл, младший делает стойку на
шляпу.
Тиролец остается в плавках и в шляпе. И в таком виде идет к воде.
Шофер непроизвольно гогочет. Фима бледнеет. Мальчик спотыкается.
В воде Фима сдергивает с тирольца шляпу и бурля воду, как сумасшедшая
землечерпалка, суматошно плывет вперед.
1 2 3