Ведь если верить евангелисту, то оба они всего лишь «приглашенные» на свадьбу, и не их забота следить за тем, как подаются кушанья, а их хозяину. Если только… если только в данном случае речь не идет о свадьбе самого Иисуса — тогда его вмешательство становится совершенно обоснованным…Такое толкование фактов подтверждает последняя деталь. Сразу же после чуда «хозяин стола» — возможно, майордом или церемониймейстер, — попробовав новое вино, «зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе». Но ведь эти слова относятся явно к Иисусу, а у Иоанна, подчеркнем, они обращены к «жениху»… Не следует ли из этого заключить, следуя логике, что тот и другой были одним и тем же лицом?Если Иисус был женат, имеем ли мы средство установить по Евангелию личность его возможной супруги?За исключением Марии, его матери, там фигурируют всего две женщины, как бы входящие в ближайшее окружение Иисуса. Первая — это Магдалина, или точнее Мария из Магдала, то есть из Магдалы Галилейской, прозванной также Магдалеянкой, двусмысленная роль которой кажется умышленно затемненной. Так, у Марка и Матфея она появляется под своим именем только в момент распятия, среди учеников Иисуса; но Лука упоминает о ней гораздо раньше, когда Иисус в начале своей деятельности проповедует еще в Галилее, откуда, как кажется, она уезжает, чтобы сопровождать его в Иудею, или, по крайней мере, довольно поспешно отправляется туда вслед за ним. Как же можно вообразить себе, что она не была замужем, если в то время немыслимо было для незамужней женщины ездить одной по дорогам Палестины, и еще меньше — находясь в окружении «равви»? Затруднительная деталь, которая часто давала пищу для различных гипотез, и одна из них состоит в том, что Мария из Магдалы на самом деле была женой одного из учеников Иисуса; но в этом случае ее особенные отношения с, учителем и их интимность не преминули бы вызвать подозрения и" быть может, даже обвинения в супружеской неверности…Несмотря на поверие, навязанное народными преданиями, Мария из Магдалы, сверх того, не фигурирует ни в одном из Евангелий в роли блудницы. Лука говорит о ней лишь в начале своей книги, как о женщине, из которой вышли «семь демонов», позволяя таким образом предположить, что она была одержима и что Иисус применил к ней какой-то способ изгнания дьявола. Но эти слова могут также быть намеком на какое-нибудь обращение или ритуал посвящения. Известно, например, что культ Иштар, или Астарты, «богини-матери» и «царицы Небес» включал семь степеней посвящения, и не исключено, что до своей встречи с Иисусом Магдалеянка была одной из многочисленных последователей этого культа.В главе, предшествующей намеку на Магдалеянку и на семь демонов. Лука упоминает еще об одной женщине, которая «омыла благовониями» ноги Иисуса. Со своей стороны, Марк приводит ту же историю, также не уточняя имени женщины. Ни тот, ни другой, во всяком случае, не отождествляют ее с Марией из Магдалы, но, тем не менее, Лука объявляет, что речь идет о «грешнице». Не один раз было высказано мнение, что семь изгнанных демонов символизируют грехи Магдалеянки, которая, следовательно, в свою очередь, становилась грешницей; но и в этих условиях она не была той же самой женщиной с благовониями. Впрочем, если бы она участвовала в языческом культе, не стала ли бы она таким образом «грешницей» в глазах Луки и всех последующих поколений?Но Магдалеянка была чем-то гораздо большим, чем блудницей из народных легенд. У нее на самом деле, как нам сообщает Лука, подругой была жена интенданта Ирода, и обе они вместе с другими подругами «помогали своим богатством» Иисусу и его ученикам. Следовательно, Магдалеянка, вероятно, была богатой, как и другая грешница, и Марк в своем Евангелии упоминает дорогую цену благовоний из народа, которыми были омыты ноги учителя.Так почему же этот эпизод из жизни Иисуса имеет для нас такое значение? По нашему мнению, по причине того, что этот жест был не просто спонтанной реакцией импульсивной женщины, а мог принадлежать какому-нибудь специфическому ритуалу. Миропомазание — не будем об этом забывать — было действительно прерогативой царей и «законного мессии», чье имя означает «помазанник Божий». В силу этого помазания Иисус становился настоящим мессией, и женщина, посвящающая его в этот высший сан, облекалась в свою очередь одинаковой с ним значительностью.Значительность очевидная, и она будет возрастать до самого окончания деятельности Иисуса, так как, согласно трем синоптическим Евангелиям, Магдалеянка пойдет во главе группы женщин, шествующих с ней через города и села, как Симон Петр — во главе учеников. Это она первой найдет опустевшую могилу на следующий день после казни, это ее выберет Иисус, чтобы «в первый день недели» поведать ей о своем воскресении. Итак, во всех Евангелиях Мария из Магдалы занимает привилегированное положение, и такое благосклонное к ней отношение должно было вызвать ревность друзей или других учеников Иисуса. Впрочем, может быть, именно по этой причине последующие народные предания попытались очернить этот персонаж. Представляя ее блудницей, ей мстили за первое место, которое она занимала в жизни Иисуса, и за ее интимность с ним; предоставляя ей эту единственную во всех Евангелиях связь с духовным учителем, ее не преминули запачкать в глазах потомков. Что и произошло. Сегодня о ней думают как о проститутке, и во времена Средневековья дома, предназначенные для раскаявшихся грешниц, назывались «Магдалинскими приютами». К счастью, Евангелия свидетельствуют, как мало заслуживала она такой репутации, целиком построенной на зависти и сплетнях.Каким бы двусмысленным ни был этот образ, Мария из Магдалы — не единственная предполагаемая жена для Иисуса; действительно, есть еще одна, представленная в четвертом Евангелии, зовущаяся Марией из Вифании, сестра Марфы и Лазаря — это трое близких друзей Иисуса, причем богатых, ибо у них имелся дом в окрестностях Иерусалима, достаточно большой, чтобы принять Иисуса со всеми учениками. Кроме того, известно, что при доме этом имелся склеп и большой сад — доказательство того, что семья Лазаря не нуждалась и, возможно, входила в число местных аристократов.В четвертом Евангелии, когда Лазарь заболел, Иисус только что покинул Вифанию и вместе с учениками находился на берегу Иордана. Он узнает эту новость, но, тем не менее, остается у реки еще два дня, и только после этого он отправляется в Иудею. По его прибытии Лазарь уже лежит в гробу, и Марфа в слезах принимает учителя со словами:«Господи! Если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой!»Этот рассказ интересен для нас, потому что в нем говорится о том, что Марфа, принимая Иисуса, была одна, а ее сестра Мария сидит в доме и выходит оттуда только по просьбе учителя. А тайное Евангелие от Марка, упоминаемое выше, высказывается на этот счет более определенно: она выходит из дома прежде, чем Иисус приказывает ей это, и ее тут же грубо отталкивают его ученики, и Иисус должен вмешаться, чтобы успокоить их.Это отношение Марии, оставшейся в доме, в то время как ее сестра поспешно идет навстречу Иисусу, совершенно правдоподобно, ибо, согласно еврейскому обычаю «Шива», она соблюдает семидневный траур. Но почему она не присоединяется к Марфе в саду? Существует и этому очень простое, на наш взгляд, объяснение: действительно, по еврейским законам, женщинам в период «Шивы» запрещалось выходить из дома, и она могла подчиниться лишь приказу мужа, и в этом смысле поведение Иисуса и Марии из Вифании полностью совпадает с традиционным поведением еврейской супружеской пары.Кроме того, Лука описывает следующий эпизод, подтверждающий гипотезу о возможном браке Иисуса с Марией из Вифании: «В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, принимала его в доме своем; у нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? Скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую честь, которая не отнимется у нее.» (Лука, X, 38-42)
По просьбе Марфы можно догадаться, что Иисус здесь пользуется определенной властью; но еще более важным является его ответ, который намекает на супружеские узы, и можно понять также, что Мария из Вифании, как и Мария из Магдалы, является пламенной последовательницей учителя.Как мы видели, много есть причин для того, чтобы считать Магдалеянку и женщину, омывшую ноги Иисуса, одним и тем же лицом. Но разве не могла быть ею Мария из Вифании, сестра Марфы и Лазаря? И следовательно, не имеем ли мы дело с одной и той же женщиной, появляющейся в Евангелиях в разных контекстах и в разных лицах? Во всяком случае, таково было мнение средневековой Церкви, и после нее, следуя некоторым народным преданиям, его разделяли многочисленные комментаторы Библии.Согласно Матфею, Марку и Иоанну, при распятии присутствовала Магдалеянка, а не Мария из Вифании. Однако, если последняя была верной ученицей, каковой она казалась, то ее отсутствие в этот ужасный момент — смерти учителя через распятие — не кажется ли непонятным, если не скандализирующим? Или же она присутствовала, но под другим именем — Марии из Магдалы, о которой говорится в Евангелиях? Если одна и та же женщина представляет двух, то, гипотетически, конечно, все объясняется, и в таком случае, Мария из Вифании могла присутствовать при распятии.Отождествленная с Марией из Вифании, Магдалеянка также могла быть женщиной, омывшей ноги Иисуса благовониями, и, наконец, как в четвертом Евангелии, Марией, сестрой Марфы и Лазаря, причем это подтверждается достаточно четко и два раза. Сначала в главе XI, 1-2: «Был болен некто Лазарь из Вифании, из селения, где жили Мария и Марфа, сестра ее. Мария же, которой брат Лазарь был болен, была та, которая помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими».
И второй раз в следующей главе: «За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых. Там приготовили ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним. Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира» (Иоанн, XII, 1-3).
Из этих двух цитат видно, что Мария из Вифании и та, которая омывает его благовониями, бесспорно, являются одним лицом и, очень возможно, той же женщиной, что и Магдалеянка. Если Иисус был женат, то он, следуя логике, был женат на женщине, много раз появляющейся в Евангелиях под тремя именами и в трех различных ролях.Если Мария из Магдалы и Мария из Вифании являются одной и той же женщиной, женой Иисуса, то Лазарь приходится ему шурином. Имеются ли в Евангелиях следы этой родственной связи?Ни Лука, ни Матфей, ни Марк не упоминают о воскресении Лазаря, но мы уже знаем, что этот рассказ был изъят из первоначального текста Марка по совету Климента Александрийского. И только благодаря четвертому евангелисту, Иоанну, потомки узнали об этом событии из жизни Иисуса. Кажется, что Лазарь рассматривается как очень дорогой друг учителя, более близкий ему, чем его собственные ученики — независимо от воскресения, — и однако, что любопытно, он не принадлежит к узкому кругу его самых близких друзей.В противовес ученикам, Лазарю тоже будет угрожать опасность, осведомляет нас Иоанн, когда знатные священнослужители решат избавиться от Иисуса и убить того вместе с ним. Помогал ли он учителю в его деятельности больше, чем сами его ученики, и совсем другим способом, не принадлежа к его близкому окружению, где о нем никогда не упоминается? И нужно ли видеть в угрозе ему возможную причину его отсутствия в день распятия, отсутствия, по меньшей мере, удивительного, для человека, вернувшегося к жизни, благодаря Иисусу?Почему, наконец, эта смущающая деталь затем навсегда исчезла из Евангелий? Если только… Но сначала попробуем немного прояснить этот момент, восстанавливая факты:Пробыв три месяца в Вифании, Иисус удаляется вместе с учениками на берег Иордана, куда посланник приносит ему весть о болезни Лазаря. Посланник не называет имени, он говорит только, как будто сообщает о хорошо известном человеке: «Господи, тот, которого Ты любишь, болен». И у Иисуса в этот момент интересная реакция: вместо того, чтобы поспешить к этому человеку, которого он «любит», чтобы помочь ему, он, кажется, напротив, принимает эту весть спокойно, если не сказать с некоторым безразличием. «Эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий» (Иоанн, XI, 4). Что касается его отношения, то оно смущает нас не меньше, ибо «он пробыл два дня на том месте, где находился», не беспокоясь явно о здоровье больного.Наконец, он решает вернуться в Вифанию, объявляя своим ученикам: «Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его».
В этот момент, уточняет Иоанн, Иисус говорит о смерти, и действительно, через несколько стихов он повторяет: «Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему».
На что Фома, называемый «Близнец», отвечает, обращаясь к другим ученикам: «Пойдем и мы умрем с ним» (Иоанн, XI, 16).
Что означают эти слова? Если Лазарь умер, ученики, во всяком случае, не имеют коллективного желания также умереть! Как же объяснить эту неспешность, которую Иисус, кажется, проявляет, чтобы отправиться в Вифанию?Профессор Мортон Смит считает, что перед нами действительно разворачивается действие одного из таинств посвящения, многочисленных в Палестине во времена Иисуса. Эти таинства включали в себя ряд символических ритуалов, среди которых фигурировали «смерть» и «воскресение», недолгое времяпрепровождение в могиле — прелюдия к возрождению; затем следовал ритуал, ставший сегодня крещением — символическое погружение в воду, потом бокал вина — символ крови пророка или мага, возглавляющего церемонию. Ученик делил с ним содержимое бокала в знак совершенного мистического союза, в котором и тот, и другой, учитель и посвященный, составляли отныне единое целое. В самом деле, здесь мы находим характерные черты христианского крещения, установленного св. Павлом, и «тайной вечери» Иисуса и его учеников.Жизнь Иисуса, продолжает профессор Смит, напоминает, впрочем, очень близко жизнь многочисленных магов и знахарей, которые ходили тогда по дорогам и городам Ближнего Востока: тайные сборища, тихие беседы с чудом исцеленными, приказ ничего не разглашать и привычка говорить исключительно параболами и аллегориями постоянно отмечали их поступки.Именно с этой стороны вполне возможно, что Лазарь во время пребывания Иисуса на берегах Иордана мог оказаться вовлеченным в посвященческий ритуал, конечным этапом которого было символическое воскресение после предварительного пребывания в гробу. Желание учеников принять участие в этом ритуале «умирая с ним» теперь понятно, как понятна и безмятежность Иисуса, узнавшего о предполагаемой смерти Лазаря. Правда, Марфа и Мария кажутся глубоко смущенными, либо плохо поняв, либо неправильно истолковав это событие. Во время посвящения мог иметь место какой-нибудь инцидент, если только речь не шла о ловкой инсценировке, известной лишь нескольким близким друзьям.Посвящение, особенная дружба… Лазарь беседует с Иисусом гораздо больше, чем с другими учениками — это, конечно, исключительные узы; и ученики, ревновавшие, быть может, попытались присоединиться к нему во время таинственного ритуала. Но почему Лазарь является единственным его участником? Почему неизвестный никому до сих пор и единственный из его приближенных, он пользуется у учителя такой неслыханной милостью? Почему век спустя еретики-карпократийцы придали этому рассказу такое большое значение? Почему Климент Александрийский изъял его из Евангелия от Марка? Не потому ли, что Иисус «любил» Лазаря больше, чем кого-либо другого? Или из-за тесных родственных уз, которые подразумевались между ними? Или же по обеим причинам одновременно? Все равно, четвертое Евангелие точно высказывается на этот счет, ибо, когда Иисус возвращается в Вифанию и оплакивает или притворяется оплакивающим смерть своего друга, свидетели этой сцены восклицают, подхватив слова посланника: «Смотри, как Он любил его!» (Иоанн, XI, 36).
Вспомним, что автор четвертого Евангелия, единственного, где фигурирует эпизод с воскрешением Лазаря, никогда не называет сам себя. Он говорит не об «Иоанне», но много раз о «любимом ученике», «о том, кого Иисус любил», позволяя таким образом думать, что он был избранным и пользовался ласковым отношением учителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43