— Капитан! — жестко отрезал Костигэн. — Сейчас слишком поздно звенеть шпорами и качать права.
— Что?!
— Во-первых, вам следовало бы подумать о потере судна немного раньше. Во-вторых, нам нельзя допустить, чтобы они захватили Охо-Пуэртос. Но мы им это уже позволили — и вы, кстати, тоже! — поэтому сейчас с этим уже ничего не поделаешь! Осталось только остановить их.
— Вот поэтому я и хочу...
— Но, капитан, единственный способ наверняка сделать подобное — это не позволить им проникнуть в радиорубку, связаться с Майами и поставить тамошние власти в известность относительно всех деталей и о том, что здесь происходит. Майами, в свою очередь, свяжется с командованием военно-морского флота, а эсминцы уж позаботятся обо всем остальном.
— Они не поверят нам! Подумают, что кто-то сыграл с ними злую шутку.
— Они поверят! — уверенно возразил Костигэн. — Но если нет, то можете сообщить им наши координаты, чтобы они могли с нами связаться. Тогда все можно будет проверить.
Капитан на некоторое время задумался. Но Бандер был уверен, что каким бы способом они теперь ни действовали, результат будет один: их непременно уничтожат. Если они начнут штурмовать мостик или как там еще капитан собирался вернуть себе контроль над судном — их просто перестреляют, как куропаток. Если же они попытаются ворваться в радиорубку, то разве не ясно, что те, кто там окажется, будут вооружены.
— Капитан, — прервав молчание, заявил Костигэн. — Я намерен поступить так, как только что сказал: с вами или без вас — все равно! Но выполнить задачу будет легче, если радиограмму отправите именно вы. Я не знаю ваших позывных, а в береговой охране Майами по звукам из тарелки репродуктора не смогут определить, что с ними говорю именно я. Но если мне придется это сделать одному, я все равно сделаю это. Ну, а теперь скажите, где ваш вахтенный держит дубликаты ключей?
— Здесь, — ответил капитан, кивая на шкафчик у переборки, смешался на миг и вздохнул. — Не совсем ясно, каков ваш план, — засомневался он. — Что же мы все-таки будем делать, когда окажемся возле радиорубки?
— Мы должны будем...
Но Бандер не дождался конца объяснений. Совершенно неожиданно, даже для самого себя, он воскликнул:
— Нас всех перебьют этой же ночью!.. Вот увидите!
* * *
На мостике было очень тихо, и Вирджил Купер точно не знал, что ожидает его здесь. Но все равно, ему казалось, что больно уж тут подозрительно тихо. Может быть, темнота тут сыграла свою роль. Но единственное освещенное место на судне было здесь, возле штурвала, и свет падал на лицо Алекса, делая его вид жутковатым. Другое пятно света излучал экран радара на переборке по левому борту. Джейсон Тренч с Аннабел стояли возле пульта управления радаром, их глаза были прикованы к монитору, а лица омывало голубовато-бледное пульсирующее электронное сияние. Никто из них двоих не произносил ни слова. Когда Купер подошел ближе, то заметил, что они держатся за руки. Он ухмыльнулся.
— Эй, надеюсь, что никого здесь не прервал на полуслове? — Этими словами он обнаружил свое присутствие.
— Мы смотрим телик, — отозвался Джейсон и засмеялся.
— Что-нибудь интересненькое?
— Да ничего! Думал, может быть, поймаем Эда Салливана, это же воскресная ночь, не так ли?
— Да. Так и не увидели его?
— Нет здесь ничего, кроме всякой муры, — огрызнулся Джейсон и отвернулся от экрана.
— Эй, я нашел тут кое-что, принадлежащее тебе, Аннабел.
— Да? — удивилась та, поднимая на Купера глаза.
Тот полез в карман, вытащил тюбик губной помады и протянул его Аннабел.
— Ох, благодарю! — произнесла она.
— Что это? — поинтересовался Джейсон.
— Моя губная помада.
— Я нашел ее возле трапа на корме.
— Спасибо, — повторила Аннабел. Она секунду помедлила, а затем удивленно спросила: — На корме?
— Ну да, за вентиляционной трубой. Знаешь, это где...
Аннабел встала и пошла к освещенному судовому компасу. Держа помаду на ладони, она поднесла ее к свету и, обернувшись к обоим мужчинам, покачала головой:
— Это не моя.
* * *
Я люблю его, думала Саманта. Люк должен вернуться сюда с минуты на минуту. Сказал, что будет здесь, как только передаст сообщение, велел мне оставаться здесь и ждать. Я люблю его...
Но страх возникал в ее душе всякий раз при любом странном звуке, будь то подозрительный щелчок или потрескивание, возникавшие в офицерской кают-компании, где она притаилась в углу, сжавшись в комочек на сиденье. Занавес над проходом в переборке был задернут — он сказал ей держать его в таком положении. Тут было темно. Она никогда не любила темноты. А вот кошек она любила, ей нравилось, когда в доме жили кошки, сначала Фанг и Фонг, а потом появились еще и другие. Саманта так и не покормила их этим утром. Океан шумно дышал, отделенный от ее сиденья тонкой металлической скорлупкой корабельного борта. Она слышала, как он сердито проносит свои волны мимо, и эти звуки страшили ее, потому что если Люку не удастся отправить радиограмму, как он обещал, то утром, еще до рассвета, корабль будет взорван, и вода хлынет во все проходы и отсеки, и все они пойдут ко дну.
Я боюсь, подумала она в который раз. И тут же приказала себе мысленно: сейчас же прекрати! Думай о чем-нибудь другом.
Кошки, должно быть, тоже умирают с голоду?..
Всегда было чертовски темно в том доме на берегу, но ей нравилось там по ночам, когда он ее обнимал.
Вот и здесь, в офицерской кают-компании, он тоже держал ее в своих объятиях... Кажется, как давно это было! Они стояли прильнув друг к другу, занавес был опущен, кругом темнота и тишина.
«Я хочу пойти с тобой», — сказала она ему.
«Нет, ты останешься здесь! Если что-нибудь пойдет не так...»
«...Не хочу, чтобы ты был...»
«...то здесь ничего не случится».
Она не видела его лица в темноте. И лишь чувствовала на себе его руки и рядом его тело, плотно прижатое к ее телу: точно так же он обнимал ее и прижимался к ней, когда они лежали в постели в том доме на берегу, а вокруг была такая же темнота. Все это вполне могло происходить в доме на побережье, в ее спальне с жалюзи на окнах, выходящих на вымощенное плитами патио: все это могло случиться и в задней комнате управления порта — такие ночи там тоже не были редкостью, — тогда она была слегка навеселе после выпитого вина, и он говорил, что любит ее. Да, эта ночь на корабле могла бы ничем не отличаться от остальных, но она отличалась... эта ночь! Отличалась!
В его голосе появилось что-то странное, заметила она.
«Я не знаю, переживем ли мы эту ночь» — так сказал он.
В каюте было темно и тихо. Его губы — возле ее уха, и он говорил шепотом:
«Даже сама мысль выйти отсюда — пугает меня. Я даже не знаю, получится ли у меня что-нибудь. Весь план в целом...»
Он покачал головой. Она же не сказала ничего в ответ.
«Хорошо бы, чтобы кто-нибудь сделал это за меня. Я же хочу одного — остаться здесь, в темноте, держать тебя в своих объятиях и не шевелиться — никогда! Не желаю выходить отсюда, нападать на кого-то из засады и даже убивать, если понадобится, а такое вполне может случиться».
Она все еще молчала. Он дрожал — она чувствовала дрожь во всем его теле, прижатом к ее телу, но ничего не говорила и не делала. Словно окаменела.
«Я не хочу выходить отсюда», — повторил он.
«Я знаю», — наконец вырвалось у нее.
По-прежнему стояла тишина.
«Саманта?»
«Да?»
Он вздохнул.
«Как бы я хотел остаться в стороне от всего! — Он снова вздохнул. — Я приду за тобой, — пообещал он. — Сразу же после того, как мы передадим сообщение, я вернусь».
Последовало молчание.
«Саманта, я не знаю, что нас здесь ожидает».
«А я тем более».
«Будь что будет! Я люблю тебя!»
«И я люблю тебя, Люк!»
«Жди меня», — промолвил он и вышел.
Она не видела в темноте свои часы на руке. И тревожилась за своих кошек. Тревожилась за Люка, а потом ей пришла вдруг в голову мысль, что, возможно, она беспокоится только о себе. Но тут же возразила сама себе, напомнив, что любит его, что он совершает отважнейший поступок, выступая против целого корабля фанатиков. Да, он действительно храбрый и ответственный человек. Затем она сказала себе, что ненавидит его за то, что он оставил ее здесь одну, в темноте, отправившись выполнять свою безнадежную миссию. Они непременно убьют его, а потом найдут и ее и убьют тоже. Он просто глупец!..
Она беспокоилась — который теперь час?
Ей опять послышалось какое-то подозрительное движение, но какое?
Шаги?
Она затаила дыхание: кто-то спускался по трапу; создавалось такое впечатление, что это кто-то посторонний. Она начала считать шаги: шесть, семь, восемь — теперь они слышались уже на палубе. Она ждала. Тишина. Услышала, как открывается дверь. Кто-то входил в корабельный офис. Вспыхнул свет.
— Есть здесь кто-нибудь? — спросил мужской голос.
— Нет, — последовал чей-то ответ.
И опять тишина. И шаги. Она думала, что вот-вот с ней случится обморок. Ей с трудом удавалось сдерживать дыхание, и она была уверена, что лишится чувств, едва кто-то отдернет занавес.
— Она должна быть где-то здесь, — предположил первый мужчина.
Они сейчас вплотную подошли к ней. Она забилась в угол на самом краешке сиденья, перепуганная и вся собравшаяся в комочек, едва дыша, почему-то вспоминая, что Люк говорил о том, что хотел бы, чтобы на его месте оказался кто-то другой, что не хочет нападать из засады и, возможно, даже убивать, и о том, как ему не хочется выходить отсюда.
Но он все же ушел.
Чувствуя, как липкий комок подкатился к горлу, она соскользнула с сиденья и впотьмах начала шарить вокруг себя в поисках чего-то режущего — ножа, стеклянной посуды, которую могла бы разбить и использовать потом острый кусок стекла в качестве оружия, как вдруг занавес резко отдернулся.
Свет из корабельного офиса хлынул вдруг в офицерскую кают-компанию. Высокий бледный мужчина, с шапкой темных волос, заглянул за него, улыбнулся и сказал:
— Сеньорита! У нас на мостике нашлась одна вещица, принадлежащая вам!
* * *
Они сняли поклажу с мулов, и теперь большие деревянные ящики стояли возле самой воды, дожидаясь, когда их начнут грузить. Все еще лил дождь, поэтому ящики были под брезентом. Эл-Фелиз и его люди, укрывшись своими пончо, сидели на корточках на берегу костра, пили кофе и жевали холодную свинину. Лодка была пришвартована вдоль ветхого дока, который, покосившись, криво вдавался в воду. Ангел то и дело обеспокоенно поглядывал на лодку.
— Терпение, амиго! — посоветовал Эл-Фелиз.
— Когда же мы начнем погрузку?
— Скоро! Когда поедим.
— Я хочу попасть туда.
— У нас еще есть два дня, — сообщил Эл-Фелиз. Он ухмыльнулся и сплюнул на песок. — Если мы будем слишком спешить, то нагоним эту леди. Ты этого хочешь?
— Какую еще леди? — опешил Ангел.
— Какую? Ураган Флору! А это та еще леди! — Эл-Фелиз рассмеялся. — Она и так нас уже достала, разве нет? Поэтому вряд ли стоит наступать ей на пятки. — Он тряхнул обеими руками, показав куда-то вдаль, затем вытер с лица капли дождя, после чего поднял свою кружку для кофе и протянул ее одному из своих людей. Тот наполнил ее. Эл-Фелиз отпил немного, кинул взгляд на Ангела, все еще не сводившего глаз с лодки. — Спокойней, — вновь произнес он. — Тише едешь — дальше будешь!
Ангел злобно хрюкнул, и Эл-Фелиз опять разразился смехом.
— Амиго, — произнес он мягко и наставительно, — мы не можем следовать вплотную за ураганом.
— А мы вовсе и не должны следовать за ним, — упрямился Ангел. — Можем обогнуть мыс к югу, а затем через Карибский бассейн.
— Мимо Гуантанамо?
— Нет, если пристанем к полуострову.
— Но мы не должны высаживаться на полуострове, — заметил Эл-Фелиз. — Нам надо пристать к северному побережью.
— По первоначальному плану — должны на полуострове.
— Это было еще до Флоры.
— И мы так еще и не знаем о степени причиненного там ущерба.
— Но мы не хотим испытывать судьбу. Центр Флоры прошел через полуостров. Разумно предположить, по меньшей мере, что пострадали побережье и доки. Кроме того, — Эл-Фелиз пожал плечами, — им было уже сообщено, что прибытие намечено на севере. Нельзя же опять менять план.
— Почему Флора должна обязательно нагрянуть? — недовольно спросил Ангел и с досадой хлопнул кулаком о ладонь.
— Потому что нагрянет, — философски заметил Эл-Фелиз с улыбкой на лице. — Мой друг, ты обладаешь необходимой энергией, преданностью делу, решимостью истинного фанатика, но...
— Фанатика? — возмущенно переспросил Ангел.
— Да, фанатика, а ты как думал? Но у тебя и нетерпение и упорство фанатика. Еще кофе! — попросил Эл-Фелиз и опять протянул кружку. — Ты отказываешься верить, что Флора может заставить нас изменить свои планы. Отказываешься верить, что она все еще лютует вон там. — Он показал в направлении ожидаемого урагана пальцем. — И в то, что будет чрезвычайно опасно, если мы станем следовать за ним вплотную. Ты отказываешься признать тот факт, что случай, обстоятельства и непредвиденные инциденты вынуждают иногда человека изменить свои намерения, а иногда даже повлиять на ход истории... Грасиас! — поблагодарил Эл-Фелиз человека, наливавшего ему в кружку кофе. Он отпил глоток. — Наберись терпения, друг! Лодка будет нагружена к девяти часам. Нас не ждут раньше вторника, да и то после заката солнца.
— Нам следовало бы нагрузить ее на другом конце острова. Могли бы...
— Снова здорово! На другом конце острова есть Гуантанамо. И это непреложный факт! И Флора — факт! И Гуантанамо — факт! Прими все это как данность, — произнес он и допил одним большим глотком остаток кофе. — Мы оставим Ла-Фе вечером в девять. Нам надлежит проследовать к северной стороне острова и плыть вдоль линии побережья, держась от него на расстоянии тридцати или сорока миль, миновать Гавану и Матанзас и многие другие пункты, пока не проследуем мимо Баракуа. На предельной скорости нам понадобится два дня, чтобы достигнуть места назначения. Но зато будем оставаться позади Флоры и вдали от зорких глаз на Гаунтанамо. Вот тебе и еще факты, Ангел. Таков наш план!
На берегу ветер яростно набрасывался на брезентовые покрытия, стремясь сорвать их с ящиков. Ангел вскочил на ноги и бросился к брезенту, когда тот взмыл в воздух, подобно огромной летучей мыши. Он вцепился в его край руками и прижал вздувающийся пузырями брезент к песку, рассерженный, потащил его обратно к клади. Ветер, как по заказу, тут же подогнал дождевые струи к оголившимся стенкам ящиков из грубо обструганных досок, пока Ангел пытался снова и снова укрыть штабель брезентом. На стенках ящиков на испанском броскими черными буквами были нанесены с помощью трафарета два слова с грозным предостережением: ОПАСНО! ДИНАМИТ!
* * *
Беда с этим надувательством состоит в том, думала Сондра Лэски, что нельзя пожаловаться администрации гостиницы даже на протекающий кран.
Роджер Каммингс был просто человеческим существом, личностью, подобной тем, которые во множестве прогуливаются по улицам Вашингтона и других городов мира. И, будучи мужчиной, не мог не заметить пару хорошеньких женских ножек, появляющихся подле магазина «Рисование и гравировка» во все дни недели, кроме суббот, воскресений и праздников. И опять же, будучи всего лишь человеком, не мог удержаться от соблазна завязать случайное знакомство. А кто бы на его месте поступил иначе? И нет ничего удивительного в том, что, подобно многим другим мужикам — все мы всего лишь человеки! — оказался способен бросить девушку одну посреди болота, кишащего москитами и крокодилами, а то и обнаженными индейцами Флориды с темноволосыми челками на голове.
А может быть, это не так?
Не все мужчины обманщики?
Может, Роджер Каммингс, как таковой, и способен бросить девушку в беде, а может, и нет? Может, Роджер Каммингс и сам — ведь он тоже человек — сейчас попал в беду: сбит грузовиком на шоссе, укушен змеей на болоте или же скальпирован одним из этих дикарей индейцев — кто может ответить на этот вопрос? Может, Роджер Каммингс как личность вовсе не жалкая крыса, возможно, он сейчас жадно глотает ртом воздух, окликая ее по имени, и тянет из воды руку, всю покрытую илом, как Стюарт Грэнджер, — кто скажет?
Но Сондра не могла позвонить в администрацию, чтобы сообщить им, что кран течет, ведь тогда придется признаться, что она была здесь с Роджером Каммингсом, который является сенатором Соединенных Штатов. И если обнаружится, что Роджер Каммингс попал в беду — не дай Бог! — то и ей не миновать неприятностей.
Нет уж, черт с ним, раз он такая большая шишка! Пусть выпутывается сам!
Если уж ему так приспичило — брести по болоту в этот городишко, где и на лошади не развернуться, чтобы поучаствовать в ежегодно устраиваемом здесь пожаре, — это его дело! Что до нее, то есть множество вещей, которыми она могла бы заняться в то время, что торчит здесь в Богом забытой дыре, на самом краю океана, да еще, возможно, плюс ко всему, сюда приближается и ураган. Не об этом ли ей говорили — будто бы сюда или же не сюда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35