А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Окно раскрыто, шторы опущены… Балконная дверь! Да, открыта балконная дверь!
— не поднимая век, заговорила она. — Почему-то под балконом вода… Шторы полощатся на ветру… По воде идут люди, много людей. Нет, не люди призраки, мертвецы! Кричат что-то!.. «О, плохи твои дела, мадам, мысленно пропел Заремба. — С головкой непорядок…» — Прошу, закройте рот, — будто очнувшись, попросила Соломина. — Ваши золотые зубы мешают сосредоточиться.
Полковник оценил ее непосредственность: как возможно было прожить с ней целых восемь лет?! Бедный Поспелов…
— Закрыл, — сказал он. — Дышать позволите?
— Георгий стоит на балконе, с ружьем, — снова заговорила она, будто бы находясь в трансе. — За спиной… Не вижу, кто за спиной. Какая-то тень… И мертвецы, мертвецы! Они стреляют! И Георгий стреляет! Битое стекло, женский крик… Ружье упало в воду! Но он жив! Вижу, как стоит за стеной, на руке кровь… Все, больше ничего.
Заремба побродил взад-вперед вдоль стола, склонился к Соломиной, оперевшись на кресло.
— И это все вы так прямо и видите?
— Да, вижу… Только нужно сосредоточиться. Очень сильною. Вам это не понять!..
Трудно и объяснить… Надо почувствовать его, ощутить прикосновение, услышать, как он дышит… И тогда открывается зрение. В ее глазах стояла боль…
— — Может быть, я чем-то смогу помочь вам? — пожалел Заремба Помочь? Устройте мне встречу с мужем! Прошу вас! Хотя бы на несколько часов!..
— Простите, не могу.
— В таком случае, не говорите ничего, — без обиды попросила она. — Вы же сможете срязаться с Георгием и спросить, было ли все, что я видела. Сможете?
— Пожалуй, да.
— Вы сами убедитесь, что я не обманула. Все это было, и я видела.
— Значит, мертвецы шли по воде? И стреляли?
— По воде…
— Считаете, это возможно?
— Не знаю… Наверное, для мертвецов все возможно, — вяло предположила Соломина. — Меня интересует только мой муж!
— Понимаю.
— Ничего вы не понимаете, — выложила на стол несколько листков бумаги из записной книжки. — Когда получите подтверждение — передайте Георгию вот это. Здесь все написано. День, час и место, которых нужно опасаться. Нужно избегать! Особенно вот этот день! Вот, двадцать девятого октября… Двадцать три часа десять минут… Пусть не подходит к воде! Ни в коем случае! Ему ничего не угрожает ни дома, ни в лесу. Но у воды его ждет смерть! Передадите?
— Непременно! Завтра же, с утренней почтой!
— И еще вот, обратите внимание, — она вытащила листок. — Семнадцатого июля, девять часов двадцать две минуты утра.
— Запомнил, — чувствуя себя неуютно, проговорил полковник. — Это не трудно… Не волнуйтесь, я все передам.
— Спасибо и за это… А не могли бы сказать: где сейчас мой муж? Не называйте города, хотя бы в какой стороне? Мне это важно.
— В южных областях, — неопределенно сказал Заремба. — На юге.
— На юге? Странно… Хорошо. Я еще приду к вам. Мне кажется, мы еще встретимся, и не один раз.
— Да, разумеется! — согласился он, провожая к двери. — Буду рад! А кто вы по профессии, если не… тайна.
— Я? Я просто очаровательная женщина.
— И все?
— Разве этого мало? — улыбнулась она и погрозила пальчиком. — И прошу вас, не обманывайте меня больше. Мой муж вовсе не на юге, а далеко на севере. В Карелии.
Ведь правда? Правда! А спрашивала я у вас, чтобы проверить, лжете вы или нет.
Оказывается, лжете. Но я все-все знаю. И скоро к нему поеду. Потому что мужу грозит беда.
Захлопнув за ней дверь, Заремба сунул руки в карманы и бесцельно походил по кабинету. Образ бывшей жены Поспелова и ее откровения оказались навязчивыми даже для привыкшего к чертовщине полковника: голос застрял в ушах, перед глазами, словно навязчивый солнечный зайчик, было ее лицо. Просто очаровательная женщина… И очень скромная! Потом он спохватился, что уже девятый час вечера — уборщица пришла мыть полы, — давно пора домой. Он спрятал бумаги в сейф, подержал в руках записки Соломиной: господи, что делает с бабами собственная дурь! Что имеем — не храним, потерявши плачем… Жила бы с Поспеловым, как за каменной стеной! Детей бы рожала! Тогда бы и была просто очаровательная… Заремба скомкал листки и бросил в корзину. Оказывается, и нынче сходят с ума от любви!
Не все еще потеряно!
Лифт оказался занятым — перевозили мебель с этажа на этаж, кто-то из начальства переезжал. Заремба стал спускаться по лестнице и, минуя третий этаж, вспомнил Лугового. Зайти, что ли, «доложить», что беседа с бывшей очаровательной женщиной проведена, претензии выполнены, и не видать ему Поспелова теперь, как своих ушей!
Луговой был у себя в прокуренном до синевы кабинете: его команда больше всего работала по ночам…
— Ну ты мне и удружил барышню! — сказал Заремба. — Оригинальная дама, мягко говоря, с большим приветом. Про мертвецов рассказывала, до сих пор шерсть на спине дыбом! Идут, говорит, по воде и стреляют. В моего мужа! А муж — в мертвецов.
— Ты береги моего парня, — предупредил Луговой. — В твоей епархии не мудрено, что и крыша съедет… Считаешь, у его… подруги полный бред?
— Раньше ты ее знал?
— Как же, раза два беседовал! Никаких намеков не заметил. Избалованная, конечно, капризная…
— Побеседовал бы сегодня!
— А мы говорили. Не про мертвецов, но… чувствую, говорит, Поспелову грозит беда. Навязчивая идея.
— У меня не стреляют, — засмеялся Заремба. — Ну, если только мертвецы… Это у тебя как на фронте.
— Что Поспелов делает-то? Только не темни.
— Что? На ферме живет, с дамой! Пасеку недавно купил. Поеду к нему медовуху пить.
— А ты бы прислушался к этой барышне, Александр Васильевич, серьезно посоветовал Луговой. — Знаешь, почему все красивые женщины ведьмы? Только потому что красивые. Что-то им Бог дает!..
— Ума бы дал!
— Они умеют предчувствовать. А когда есть у красивой женщины навязчивая мысль — стоит обратить внимание. А ну как правда? Согласен, ума мало, но предчувствие развито — не откажешь. Космос!
— Вот только про космос не надо! — замахал руками Заремба. — У меня от космоса язва желудка открывается… Слушай, за Поспеловым не водилось такого, чтоб умолчать, скрыть какие-нибудь дела? Не доложить и все?
— У кого этого не водилось?
— Когда дело касается личной безопасности?
— Тем более! У нас ведь все разведчики — супермены. Лет до тридцати, пока петух жареный не клюнет, пока пару операций не завалит. Колхозный труд сейчас не в почете, котируется жесткий индивидуализм. Вражеская пропаганда свое дело сделала.
— Понимаешь, старый фермер со страху удрал, а Поспелов ничего, живет, вдруг вспомнил Заремба. — Тишь и благодать у него…
Неожиданно перед глазами всплыло лицо Соломиной — как она медитировала, полулежа в кресле. Мертвецы идут… Ведь и хозяин фермы зимой о каких-то покойниках рассказывал, будто ходил в Долину Смерти хоронить… И балкон у него есть над водой! Правда, тогда лед был на озере и прорубь, чтобы белье полоскать… Откуда ей известно про балкон? Поздно уже, поеду домой, соврал он и торопливо распрощался. — От впечатлений голова лопается. А ну приснится?..
Заремба поднялся двумя этажами выше и зашел к ночной смене связистов. Заказал экстренную с Поспеловым, попросил переключить на свой кабинет. Пока поднимался еще выше, почувствовал одышку, чего раньше не наблюдалось. У своей двери хотел перевести дух, но услышал зуммер армейского полевого телефона кодированной связи…
— Ты мне что про мертвецов не доложил? — будто быв шутку спросил он вместо приветствия. — Только не говори, что они к тебе не ходят.
— Ходят, — не сразу отозвался Поспелов. — Но не много.
— Ходят, все-таки? — трубка в ладони неприятно отпотела. — И стреляют?
— Случается, стреляют…
— Почему скрыл? Почему не доложил сразу?
— Потому что еще не разобрался, чего покойники ходят, — был ответ.
— И по воде ходят?
— В последний раз по воде пришли…
Заремба, не выпуская трубки, перевесился через стол, наощупь отыскал мусорную корзину и сунул руку…
Корзина была пустой. Содержимое ее уже наверняка поедала машина для уничтожения секретных документов…
В тот же день он установил негласное наблюдение за Соломиной, и пара «топтунов», вооруженная техникой и радиосвязью, стала отслеживать каждый ее шаг, звонок по телефону, любую, даже случайную встречу. Воспользовавшись отсутствием хозяйки, оперативники вошли в квартиру и провели тщательный досмотр. Ничего особенного обнаружено не было, если не считать фирменного конверта частного сыскного бюро «Адам и Ева». Соломиной оттуда пришло какое-то письмо, однако найти его не удалось. Оперативники по своей инициативе провели небольшую операцию, в результате которой в их руках оказалась сумочка Соломиной, но и там письма не оказалось.
Пустой конверт «Адама и ЕВва они изъяли, и теперь он лежал на столе Зарембы под стеклом: следовало продолжить работу, установить для начала хотя бы местонахождение сыскного бюро — обратного адреса на конверте почему-то не было, — и попробовать пойти „обратным ходом“: выяснить, с какой целью Соломина обращалась в частный сыск. Однако в течение первых „горячих“ дней сделать это не удалось, а потом Заремба улетел в дальнюю командировку: в Охотском море отчего-то потонул сухогруз…
В третий раз скелеты наступали с озера, шагали по воде, аки по суху, разбивая сапогами серебристо-зеленую рябь. Кажется, их было больше, визг и ор звонко разносились по округе и вместе с ветром врывались сквозь дверь балкона в комнату. Мертвенный свет отражался в озере.
Устроить спектакль, театр теней с зеленой подсветкой, с чучелами, стреляющим оружием было сложно даже на земле. На воде же практически не реально, если не использовать киношную технику и трюки. Сознание отказывалось воспринимать это как действительность, однако незахороненные солдаты шли и требовали предать их останки земле.
Зрелище потрясало воображение, разум еще противился, однако был уже близок, чтобы принять все происходящее: закрадывалась мысль — возможно. Возможно! Ибо великий грех — бросить останки на растерзание зверю и птице, забыть о мертвых, презреть их смерть, оставить души на вечное блуждание…
— Снимай все, — справляясь с чувствами, приказал Георгий. — Больше крупного плана, детали… Чтобы не сойти с ума, в этот миг требовалось занятие, работа, отвлекающая разум. Татьяна снимала из-за его спины, а Поспелов стоял с ружьем наизготовку. Если на видеопленке окажется пустота, значит они оба медленно сходят с ума. Массовой галлюцинации не может быть слишком разная психика, жизненный опыт, мировосприятие.
Взирая на этот шабаш, на вопящие останки, Георгий непроизвольно загадал, точнее, поклялся: если и сегодня все обойдется, завтра же он поедет в Долину Смерти собирать и хоронить погибших солдат. Провались эта разведоцерация, пропавшие вертолеты, «новые русские», побывавшие в раю…
Мертвецы снова открыли огонь спелов не отвечал. — Снимай, Танюша, снимай! Он был уверен в собственной неуязвимости. Пустая эта стрельба оставалась бутафорской, и если даже предположить, что восстание мертвых возможно, то выстрел из прошлого никак не долетит в настоящее…
И неожиданно по лицу, по голому торсу ударило битым стеклом! По деревянной обшивке дома будто молотком застучали! Зацел рикошет, попадая в стальную решётку балкона.
Он отшвырнул Татьяну в распахнутый Дверной проем, сам метнулся в угол и открыл огонь. Наугад, в сторону пляшущих у стволов вспышек. Магазин опустел мгновенно.
Пригибаясь, Георгий сунулся к двери.
— Таня! Таня?! — Я здесь!
Ружье вылетело из рук — кажется, пуля попала в шейку приклада, ожгло пальцы. Он вкатился в комнату, Татьяна лежала на полу за стеной. Огонь смолк, но галочий гомон голосов все еще реял над озером и метались зеленые тени.
Они лежали минут десять, может, больше — время потеряло смысл, как и все другие привычные понятия. Можно было поднять голову, встать: судя по удаляющимся звукам, шабаш откатывался, покидал озеро, — но они не двигались, распластавшись, как убитые. Не было ни сил, ни желания, встать, как бывает, когда наконец поднимешься на высокую гору и рухнешь на ее вершине. Всё. Дальше идти некуда…
— Если они еще, — проговорила бесцветно Татьяна, — если еще раз придут я не выдержу.
Поспелов сел, прислонился спиной к стене. На озере все смолкло и зеленоватый отсвет на шторах угас, как зловещая заря.
— Мертвые не стреляют, — проговорил он. — Я это знаю.
— Все равно…
— Где камера?
— Улетела куда-то… Надо включить свет. Ты меня толкнул.
— Прости, — он встал, нашарил выключатель.
Камера валялась в дальнем углу. Стекло в балконной двери и три глазка в окне оказались простреленными. Следы от пуль на обоях напоминали засохших зимних мух.
— Пойдем смотреть пленку. Фильм ужасов.
— Не хочу…
Поспелов молча поставил ее на ноги, встряхнул.
— Ну?.. Ты же одну серию, самую первую, смотрела без меня. И ничего, выдержала.
— Тогда боевыми не стреляли.
— Но тогда у тебя и опыта не было. А теперь ты самый опытный боец в мире. Никто еще столько не воевал с покойниками.
— В меня первый раз… стреляли.
— Поздравляю с боевым крещением. Пойдем посмотрим, — Георгий повлек ее к двери. — Может, мы не только семейная пара фермеров. Еще пара чокнутых. Может, блазнятся нам скелеты.
Магнитофон проглотил кассету, включилась обратная перемотка.
— Не буду смотреть, — запротестовала Татьяна. — Лучше принесу водки.
Она схитрила и специально задержалась на кухне. Потом прошла по комнатам и везде включила свет.
Съемка оказалась мутной — не хватало освещения, — изображение расплывчатым, смазанным, однако на крупном плане отчетливо виделись детали: кости, будто связанные проволокой, лохмотья одежды — шинели, гимнастерки и даже нижнее белье.
Черепа скалили белые зубы, двигали челюстями, в костлявых руках оружие…
Странное дело: на экране все это выглядело наивно, не страшно, плоско. Только звук остался ярким, настоящим, несмотря на шорох ветра, записанный магнитофоном.
Он не досмотрел пленку, выключил — за дверью была Таня.
Вместе с водкой она принесла аптечку: на запястье левой руки у Георгия оказалась небольшая ранка, оставленная битым стеклом. Кровь уже запеклась, перевязывать не было нужды. Зато саднило указательный палец, опаленный пулей: сорвало кожу.
Они по очереди выпили водки из горлышка, без закуски, как на войне.
— Ну, что с нашими головами? — спросила она, кивая на магнитофон.
— Пока что ничего… Сейчас напьемся и посмотрим с начала до конца.
— Не буду! Избавь!.. Ты можешь сказать, что все это значит?
— Могу. Такое в моей практике бывало, — сообщил он.
— Такое? Со скелетами?
— Без скелетов, правда… Это еще когда в школе КГБ учился. Поехали мы на «терпелку» — полевые занятия по спецподготовке. Лес, горы, почти как в Карелии.
По вечерам у костра сидели, песенки под гитару… А места всем никогда не хватало. Был у нас один хлопец с Украины, шутник большой. Придумал фокус: разрядил патрон, порох высыпал, а пулю назад вставил. Пришел к костру и бросил в огонь. Всех как ветром сдуло. Кто знает, заряжен или нет?.. Бросил, самое лучшее место у костра занял, потом второй раз… На третий раз, естественно, никто не побежал. А патрон оказался боевой. Шутка жесткая, но совершенно грамотная.
— Мы занимаем чье-то место? — водка слегка расслабила Татьяну.
— Кому-то мешаем, кому-то, как бельмо на глазу…
— Неужели нас раскрыли? Расшифровали?
— Не может быть. Ворожцов к спецслужбам не имеет никакого отношения, местный житель. Но и его вытеснили отсюда.
— Приемы действительно жесткие… Против нас действует какой-то монстр!
— Действительно, монстр. У которого возможности неограниченные, Поспелов отхлебнул водки. — Я начинаю верить в инопланетный разум. И кто только назвал его гуманоидом?.. Вот он и есть наш противник, монстр со славой гуманоида. Не знаю, какого она происхождения, земного или космического, но это не абстракция — конкретная сила, существующая в «бермудском треугольнике». Уверен, ее можно пощупать руками, если после этих спектаклей остаются ржавые каски и пулевые пробоины. Кстати, знаешь, где сейчас этот хлопец, что бросал патрончики в костер? Один из соруководителей националистического движения на Украине, злобный враг России. Москалей готов резать собственными руками. А был весельчак, балагур, душа компании. Даже на шутки с патронами никто не обиделся… Недавно смотрел оперативную видеохронику по последним событиям в Белоруссии. А он уже среди минских националистов, приехал руководить, устанавливать свои порядки.
Эдакий трансфермер, способный менять форму, но не содержание… Наш противник полностью контролирует обстановку в «треугольнике», и если мы ему мешаем, значит он где-то тут близко. Если для него не проблема устраивать нам каждую ночь представления со скелетами, то и зеленые человечки в скафандрах — его детище.
— Зеленые человечки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48