И кажущееся мне печальным кого-то заставит рассмеяться, а кого-то – равнодушно пройти мимо. Да, торопиться не стоит. А если мне снова будут насильно вручать счастье…
Возьму непременно, встречу с распростертыми объятиями! Как в народе говорят? «Дают – бери. Бьют – беги». Вот и мне пора начать прислушиваться к мудрому гласу простого люда, уверенно, из века в век идущего от прошлого к будущему…
Невеселые выдались праздники. Остается попробовать поверить, что в ближайшее время судьба не подкинет мне подарочек в духе всех предыдущих событий… Нет. Поздно. Вера вильнула хвостом и предпочла остаться за поворотом – тем, который открыл мне обзор ограды мэнора и знакомой фигуры, подпирающей ворота.
Какие возникают в душе чувства, когда видишь человека, встреча с которым была жизненно необходима, но лишь вчера, а сегодня кости повернулись к небесам другими гранями, заново выставляя оценки за пройденный урок? Вот и я, опознав бледное лицо над воротником плаща, как принадлежащее выздоровевшему скорпу, все тридцать семь шагов к воротам думал: сразу расправиться с магом или заставить помучиться? Раздумья ни к какому итогу не привели, и было решено для начала разведать обстановку путем… Беседы, конечно же.
– Кого я вижу! Еще одна мелкая подлая душонка… С чем пожаловал?
Вообще-то, под словами «еще одна» я подразумевал «после меня самого», потому что мысли, посетившие мою голову по дороге домой, после безмолвного поворота и, строго говоря, бегства с поля боя, не отличались благородством и великодушием. Но скорп понял мое ехидство иначе, контратаковав вопросом:
– Ее высочество тревожилась?
Я улыбнулся, вытягивая губы в линию. Такая гримаса делает меня похожим на лягушку (или лягуха, если быть совсем уж точным) и вызывает у собеседника помимо стойкого отвращения сомнение в широте моих умственных горизонтов.
– С чего бы ей тревожиться? Подумаешь, единственный защитник сначала едва не помер, а потом бесследно исчез… Экая ерунда! Нет, по такому поводу тревожиться глупо.
Кэр сдвинул веки поближе друг к другу, всматриваясь в мое лицо. Что он хочет найти? Причину моей злости? Как бы не так! Не найдет, даже если будет очень стараться. Почему? Потому что искать не надо: причина на поверхности. Я сам.
– У нее все хорошо?
– Лучше не бывает: живет в тепле, в сытости, спит круглыми сутками… Не жизнь, мечта! А до столицы как-нибудь сама доберется, без провожатых. Сюда же одна сумела приехать? Сумела. И ничто не мешает ей…
– У меня было очень мало времени.
Ага, догадался, наконец!
– Так мало, что нельзя было кого-нибудь поставить в известность о своем возвращении в стан живых?
Скорп наполовину виновато, наполовину обвиняюще заявил:
– Я приходил к мэнору. Ждал около получаса, но никто не входил и не выходил за ограду. Дольше оставаться не мог. Как же мне надо было поступить?
– Ты что, маленький мальчик? Не входят, не выходят… Написал бы записку, да просунул в ворота!
– Если бы сумел к ним приблизиться.
М-да. Неувязочка. Но сдаваться не собираюсь:
– К камешку бы привязал, размахнулся посильнее и кинул. На дорожку.
– Камешек, говоришь? И где тут поблизости есть что-то похожее?
Вообще-то, нет. За исключением…
– Из мостовой мог выковырять. Знаешь, если есть желание, способ его удовлетворения всегда найдется.
– Из мостовой? – Он хмыкнул и наклонил голову в шутливом поклоне: – Ты меня разгромил. Вчистую.
– Еще и не приступал. Вот когда начну…
– Есть повод?
Я прогнал с лица дурацкую улыбку.
– Есть. Ты жалкий трус.
Скорп подобрался:
– Это оскорбление? Желаешь бросить вызов?
– Это правда. И вызывать тебя я никуда не собираюсь.
– Тогда объяснись.
– Непременно. Что ты сделал после того, как вернулся к осмысленной жизни?
– Пришел сюда, я ведь уже говорил.
– А после?
Кэр надоедливо сморщился:
– Исполнил свой долг, только и всего.
– Ты подписал смертный приговор двум людям. В этом состоит твой долг, да? В истреблении невиновных?
– Они не люди, – в голосе скорпа зашуршал лед. – Они чудови…
– Не чудовищнее тебя!
– Я остался в живых только потому, что…
– Потому что сестры честно и по доброй воле выполнили свою часть уговора. Вздумай они сбежать или отказаться, а они вполне могли так сделать… Не прошло бы и ювеки до твоих похорон.
– Но…
– Или ты решил, что гаккар пришел делиться с тобой противоядием после моей угрозы? Сам хоть понимаешь, насколько нелепо это звучит?
Кэр опустил ресницы, переводя взгляд с моего лица на притоптанный снег.
– Честно говоря, я тогда не думал о причинах. Дождался, пока женщины ушли, а потом…
– Побежал жаловаться в Анклав. Знаю.
Любопытство все-таки взяло верх над виноватым сожалением:
– Но откуда?
– Оттуда! Я столкнулся с судьей, отряженным для разбирательства, вынесения окончательного решения и приведения приговора в исполнение.
– Хочешь сказать…
– Да, с Заклинателем.
– И…
– И очень недоволен твоим поведением. Ты сам виноват в атаке гаккара: надо было тихо и спокойно зайти, а не разворачивать на ходу сети заклинаний.
Скорп быстро нашел оправдание:
– Зов принцессы был слишком сильным и испуганным.
– Из той комнаты присутствующим все равно некуда было деться: ты мог принять меры по спасению ее высочества на выходе, а не врываясь, неизвестно куда, и не попадая навстречу опасному противнику. Думать надо! Головой.
– То-то ты много думаешь!
– Много, представь себе. В конце концов, если бы не мои думы, тебя не удалось бы вылечить.
– Кстати, я благодарен.
Смотрю в темные глаза, боясь заметить в них даже крохотную искорку насмешки. И не замечаю.
– Ладно, неважно.
– Важно, – поправляют меня. – Даже наставник, заменивший мне отца, не сделал бы для меня столько.
Давлю в себе смешок. Конечно, не сделал бы! Не представляю мага в здравом уме, согласившегося на переговоры с гаккаром. Именно поэтому хоть и виню скорпа, но не слишком искренне: он, и в самом деле, не мог ждать. Знать, что по земле ходит существо, несущее немедленную гибель твоим сородичам, и медлить вместо того, чтобы стараться отвести угрозу… Нет, Кэр поступил совершенно правильно. Со своей точки зрения и с точки зрения принцессы, нуждающейся в опеке и охране, а двух причин разной природы происхождения достаточно для оправдания. Даже в моих глазах.
К тому же, он все равно не заставил бы себя примириться с гаккаром. Просто-напросто потому, что не пожелал бы знакомиться поближе. Отправлять на смерть легко лишь тех, кого даже в лицо не знаешь: уж историй, подтверждающих сию нехитрую истину, я в свое время наслушался! Сотни простых солдат пехотных полков собственными трупами мостили гати Болотной войны. А вот командиры Черных егерей считали каждого человека из невеликого числа своих подчиненных бесценным сокровищем. Наверное, именно благодаря сей скаредности война была выиграна с меньшими потерями, чем рассматривали в своих планах маршалы империи.
– Ну я-то тебе не отец, с меня и спрос другой.
Скорп улыбнулся:
– Это верно. Но я благодарен не только за себя.
– Вспомнил о принцессе? Вовремя. С ней надо…
– Что-то делать?
– Работать! Причем, не покладая рук. У Империи осталось меньше двух лет спокойной жизни: потом девочка войдет в силу, и начнется такое…
Кэр оживленно подался вперед:
– Какое?
– Нехорошее.
– Разве ничего нельзя предпринять?
– В смысле?
Он задумчиво куснул губу.
– Я слышал, что Заклинатели умеют подавлять наследственные пороки или вовсе излечивать их. Вполне возможно, удастся приглушить и зов крови.
Я передернул плечами. Если бы все было так просто, как мнится не-Заклинателям…
– Нет.
– Невозможно? Уверен?
Ага, значит мне, как самому приближенному к детям Хаоса, дается право диктовать условия? Замечательно!
– Возможно. Но мы не станем вмешиваться в кровь принцессы.
– Почему? Благо Империи важнее…
– Блага ребенка, чьи родители не оказались осторожными в нужный момент? Брось! Ни одна чаша весов не перевесит другую.
Кэр упрямо дернул подбородком:
– Ты сам-то понимаешь, о чем говоришь? Если принцесса принадлежит к одаренным, мало того, к Заклинателям, она не сможет принять корону. Никаким чудом не сможет. Единственный выход – обратиться к мастерам, которые заставят ее дар уснуть и не позволят просыпаться. Понимаешь? Единственный! Иначе… Принцессе придется отказаться от трона. Но если это произойдет, возникнет вопрос: почему? И чтобы никто не смел сомневаться или строить опасные предположения, понадобится… Догадываешься, что?
Пожимаю плечами:
– Скоропостижная и, разумеется, случайная гибель наследницы. Полагаю, ее осуществление будет возложено на тебя.
Темные глаза Кэра полыхнули болью.
– Да, на меня. А я не хочу, понимаешь? НЕ ХОЧУ!
– Или не можешь?
Он непонимающе нахмурился:
– Какая разница?
– Огромная. Мочь, значит, иметь телесные силы для свершения того или иного действа. Хотеть, значит, добавлять к ним силы душевные. Так, можешь?
Прежде, чем ответить, скорп трусливо перевел взгляд на ограду мэнора, находящегося через улицу напротив.
– Могу.
– Уверен?
– Чего ты добиваешься?
– Я? – смахиваю с засова калитки пух свежего снега. – Ничего. Ровным счетом.
– Тогда к чему все вопросы?
– К тому. Нельзя насильно лишать человека чего бы то ни было. Дар – часть принцессы, часть, без которой Сари перестанет быть собой. Да, она не понимала, чем обладает, пока я не взял на себя труд объяснений. Возможно, только я и виноват, но… Поверь: девочка все равно осознала бы свою силу. Не хочу даже думать, какие последствия вызвало бы это «осознание». Не знаю, как обстоят дела у магов, а дар Заклинателя подвластен только самому себе: ничто извне не способно унять бурю, родившуюся внутри души и через тело нашедшую выход во внешний мир.
Кэр снова смотрит на меня. Смотрит недоверчиво и настороженно.
– Тебе-то откуда известно, что и как?
– Почему мне не должно быть известно?
– Потому что слуг редко допускают к хозяйским секретам.
Действительно. Я не могу знать. Но я знаю. Как объяснить эту странность магу? И нужно ли объяснять? Боюсь, он все равно не поверит в мою историю. Потому что не сможет вообразить. Может быть, позже? А скорее, никогда.
– Неважно, из каких источников пришли мои знания. Они верны, и это все, что могу сказать. Если бы принцесса не узнала главной подробности своего происхождения, Империю ожидали бы потрясения. Правда, они так и так состоятся. Наверное. Может быть.
– Потрясения? Конечно, состоятся! – подхватил скорп. – Если дар ее высочества проявит себя!
Нет, ну какой тупой парень… Не желает чуточку раскинуть мозгами. А может, ему просто нечем раскидывать? Свидание с гаккаром подкосило и без того натруженный разум?
– Настаиваешь на вмешательстве? Хорошо. Представь, оно произойдет. Принцесса станет почти обычным человеком. Почему «почти»? Потому что воспоминания о даре останутся. Скажешь, следует и память девочке подчистить? Не-а, не выйдет: дар – не осознанное ощущение, существующее само по себе и сохраняющееся воспоминаниями в каждой пяди тела. К тому же, если пытаться чистить страницы памяти, обязательно сотрешь лишку. И возможно, именно ту, которая важнее прочих… Ну да ладно, допустим, и сие удастся с грехом пополам. Но принцесса будет искалечена, словно ей отрезали руку-ногу или выбили глаз. Ты желаешь своей госпоже болезненного и несчастного будущего?
– Почему несчастного? Она ведь не будет помнить о…
– Ты плохо слушаешь. Помнить – нет, не будет. А вот ощущать – да. Каждую минуту существования. Думаешь, мучиться, не понимая, из-за чего, лучше? Наоборот: зная, чего лишен, можно уговорить себя смириться. Но не зная… Все равно, что сражаться с невидимым противником. Именно этого ты желаешь принцессе? Всю жизнь вести борьбу неизвестно с кем и ради чего?
От восхода в закат, через бурный океан ненужных побед и непрожитых лет… Почему у меня в голове вдруг всплыли строки незаконченного перевода? Потому, что я увидел смысл песни с другой стороны? Которой по счету? Эльфийка показала мне одну. Встреча с Ливин подарила другую. Теперь вот принцесса и ее судьба… Третья сторона? Возможно ли такое?
Скорп качнул головой, еще не соглашаясь, но уже не протестуя:
– И что же, по-твоему, делать?
– У меня есть идея. Но сейчас, если не возражаешь, мне нужно идти. Кое-что закончить.
– Что-то важное?
– Как знать? Мне кажется, да. Ты только посмеешься, если узнаешь… Я скажу принцессе, что с тобой все хорошо. Может, позвать ее? Поболтаетесь, поболтаете?
Кэр улыбнулся:
– Пожалуй, нет. Предпочту подумать в одиночестве. Над твоими словами.
– А чего над ними-то думать? Думай над своим решением, только и всего!
***
На стук входной двери из кухни выглянула Каула: как раз, чтобы получить непререкаемое распоряжение.
– Меня нет! И не будет! – Рявкнул я, бросая в угол куртку и стаскивая с ног сапоги, но удивления в глазах матушки оказалось слишком много, и пришлось уточнить: – До вечера. Самое позднее, до утра.
– И ужинать не будешь?
В ответ неопределенно взмахиваю рукой и спешу пройти в свою комнату. Плюхаюсь в кресло и разгребаю ворох бумажных листов на столе.
Вот оно! То, чего так долго ждал. Вдохновение. А точнее, закономерный превращение обрывочных мыслей и чувств в горсточку слов. Мало, скажете? Больше и не нужно! Зеркало сознания начинает кружиться, поворачиваясь то одной, то другой гранью, меняя маски отражений, границы образов смягчаются, меркнут, вовсе исчезают, пока не остается…
От восхода в закат, через бурный океан
Ненужных побед и непрожитых лет
Я спешила назад, в город незаживших ран,
Из тени выбираясь на свет.
Она вернулась. В самом деле, вернулась. Пришла, не побоявшись снова ощутить прежнюю боль. И что нашла в давно покинутом месте?
Все как прежде: пыль и запустенье легковесных обещаний.
Я вернулась. Я пришла на зов. Но разве ты меня звал?
Мечты не сбылись. Надежды не осуществились. Двери душ оказались прочно заперты на замки и засовы. Делать… Но что? Верить? Как это трудно! Пока еще есть силы, но разве они вечны?
Город грёз. Крылья мертвых слов.
Закрытые двери. Забитые щели.
И мир – полосами…
Город слёз. Детство прочь ушло.
Я пробую верить, пока сердце тлеет,
Но не угасает…
Рано или поздно все выясняется, тайны открываются, ложь становится очевидной, словно солнце, карабкающееся по небу все выше и выше, своими лучами рассеивает серую пелену обмана. Вслед за зимой приходит весна, пробуждающая мир к жизни. Но человеку не хватает только лишь солнца и тепла, чтобы жить. Необходимо еще кое-что, сущая мелочь…
По небесной тропе поднимается рассвет,
Разгоняя туман недомолвок и лжи,
Высыхает капель на проснувшейся листве.
Но где найти желание жить?
Путь был долгим, и все же закончился. Цель была определена в точности, без разночтений и условностей. Цель достигнута, но… Победа это или поражение? Они так похожи друг на друга…
Ты назначил встречу, я примчалась, без сомнений и раздумий.
Время, место – все совпало, только… Ты меня не узнал.
Мы живем, пока надеемся. На глупость, на ерунду, на наивное и нелепое чудо? Неважно. Хватит ли нашей надежде сил, чтобы растопить лед зимы в сердце, чтобы дождаться весны? Время не желает стоять на месте, по крупинкам откалывая и унося прочь частички острова, зовущегося человеческой жизнью. Мы все время платим и платим, но долги только растут…
Город грёз. Жаркая волна
Последней надежды меня обжигает,
Но лед не растает…
Город слёз. Скольким я должна?
Не рядом, не между. А дни убегают
Невидимой стаей…
Только в ночной тишине, когда из высокой черноты на нас смотрят прищуренные глаза-звезды сестер, променявших счастье небесное на счастье земное, только тогда мы находим в себе силы забыть о совершенных ошибках и глупых мечтах. Мы остаемся наедине сами с собой, одинокими кострами на разных берегах. Но что мешает языкам пламени слиться вместе? Что мешает нашим теням танцевать один танец на двоих?
До утра прогоняю прочь
С увядшей весною грехи и моленья,
Мечты и сомненья…
Два костра раздвигают ночь:
Останься со мною еще на мгновенье,
Пускай – только тенью…
Ф-фух! Устало кладу голову на подушку сложенных на столе рук. Жаль, что Ливин не услышит эту песню. А впрочем, и к лучшему, потому что… Из нас двоих настоящее чудовище вовсе не «белошвейка», а я. Беспринципное, бесцеремонное, бессовестное чудовище: пользуюсь чужим горем для собственного удовольствия. Хотя, какое уж тут удовольствие, мучительно перебирать в уме разрозненные образы, дожидаясь благословенного момента, который заставит хаос мыслей принять стройную форму слов? Никакого. И все же, стыдно. Если бы не признание несостоявшейся невесты, думаю, возился бы над переводом не одну ювеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Возьму непременно, встречу с распростертыми объятиями! Как в народе говорят? «Дают – бери. Бьют – беги». Вот и мне пора начать прислушиваться к мудрому гласу простого люда, уверенно, из века в век идущего от прошлого к будущему…
Невеселые выдались праздники. Остается попробовать поверить, что в ближайшее время судьба не подкинет мне подарочек в духе всех предыдущих событий… Нет. Поздно. Вера вильнула хвостом и предпочла остаться за поворотом – тем, который открыл мне обзор ограды мэнора и знакомой фигуры, подпирающей ворота.
Какие возникают в душе чувства, когда видишь человека, встреча с которым была жизненно необходима, но лишь вчера, а сегодня кости повернулись к небесам другими гранями, заново выставляя оценки за пройденный урок? Вот и я, опознав бледное лицо над воротником плаща, как принадлежащее выздоровевшему скорпу, все тридцать семь шагов к воротам думал: сразу расправиться с магом или заставить помучиться? Раздумья ни к какому итогу не привели, и было решено для начала разведать обстановку путем… Беседы, конечно же.
– Кого я вижу! Еще одна мелкая подлая душонка… С чем пожаловал?
Вообще-то, под словами «еще одна» я подразумевал «после меня самого», потому что мысли, посетившие мою голову по дороге домой, после безмолвного поворота и, строго говоря, бегства с поля боя, не отличались благородством и великодушием. Но скорп понял мое ехидство иначе, контратаковав вопросом:
– Ее высочество тревожилась?
Я улыбнулся, вытягивая губы в линию. Такая гримаса делает меня похожим на лягушку (или лягуха, если быть совсем уж точным) и вызывает у собеседника помимо стойкого отвращения сомнение в широте моих умственных горизонтов.
– С чего бы ей тревожиться? Подумаешь, единственный защитник сначала едва не помер, а потом бесследно исчез… Экая ерунда! Нет, по такому поводу тревожиться глупо.
Кэр сдвинул веки поближе друг к другу, всматриваясь в мое лицо. Что он хочет найти? Причину моей злости? Как бы не так! Не найдет, даже если будет очень стараться. Почему? Потому что искать не надо: причина на поверхности. Я сам.
– У нее все хорошо?
– Лучше не бывает: живет в тепле, в сытости, спит круглыми сутками… Не жизнь, мечта! А до столицы как-нибудь сама доберется, без провожатых. Сюда же одна сумела приехать? Сумела. И ничто не мешает ей…
– У меня было очень мало времени.
Ага, догадался, наконец!
– Так мало, что нельзя было кого-нибудь поставить в известность о своем возвращении в стан живых?
Скорп наполовину виновато, наполовину обвиняюще заявил:
– Я приходил к мэнору. Ждал около получаса, но никто не входил и не выходил за ограду. Дольше оставаться не мог. Как же мне надо было поступить?
– Ты что, маленький мальчик? Не входят, не выходят… Написал бы записку, да просунул в ворота!
– Если бы сумел к ним приблизиться.
М-да. Неувязочка. Но сдаваться не собираюсь:
– К камешку бы привязал, размахнулся посильнее и кинул. На дорожку.
– Камешек, говоришь? И где тут поблизости есть что-то похожее?
Вообще-то, нет. За исключением…
– Из мостовой мог выковырять. Знаешь, если есть желание, способ его удовлетворения всегда найдется.
– Из мостовой? – Он хмыкнул и наклонил голову в шутливом поклоне: – Ты меня разгромил. Вчистую.
– Еще и не приступал. Вот когда начну…
– Есть повод?
Я прогнал с лица дурацкую улыбку.
– Есть. Ты жалкий трус.
Скорп подобрался:
– Это оскорбление? Желаешь бросить вызов?
– Это правда. И вызывать тебя я никуда не собираюсь.
– Тогда объяснись.
– Непременно. Что ты сделал после того, как вернулся к осмысленной жизни?
– Пришел сюда, я ведь уже говорил.
– А после?
Кэр надоедливо сморщился:
– Исполнил свой долг, только и всего.
– Ты подписал смертный приговор двум людям. В этом состоит твой долг, да? В истреблении невиновных?
– Они не люди, – в голосе скорпа зашуршал лед. – Они чудови…
– Не чудовищнее тебя!
– Я остался в живых только потому, что…
– Потому что сестры честно и по доброй воле выполнили свою часть уговора. Вздумай они сбежать или отказаться, а они вполне могли так сделать… Не прошло бы и ювеки до твоих похорон.
– Но…
– Или ты решил, что гаккар пришел делиться с тобой противоядием после моей угрозы? Сам хоть понимаешь, насколько нелепо это звучит?
Кэр опустил ресницы, переводя взгляд с моего лица на притоптанный снег.
– Честно говоря, я тогда не думал о причинах. Дождался, пока женщины ушли, а потом…
– Побежал жаловаться в Анклав. Знаю.
Любопытство все-таки взяло верх над виноватым сожалением:
– Но откуда?
– Оттуда! Я столкнулся с судьей, отряженным для разбирательства, вынесения окончательного решения и приведения приговора в исполнение.
– Хочешь сказать…
– Да, с Заклинателем.
– И…
– И очень недоволен твоим поведением. Ты сам виноват в атаке гаккара: надо было тихо и спокойно зайти, а не разворачивать на ходу сети заклинаний.
Скорп быстро нашел оправдание:
– Зов принцессы был слишком сильным и испуганным.
– Из той комнаты присутствующим все равно некуда было деться: ты мог принять меры по спасению ее высочества на выходе, а не врываясь, неизвестно куда, и не попадая навстречу опасному противнику. Думать надо! Головой.
– То-то ты много думаешь!
– Много, представь себе. В конце концов, если бы не мои думы, тебя не удалось бы вылечить.
– Кстати, я благодарен.
Смотрю в темные глаза, боясь заметить в них даже крохотную искорку насмешки. И не замечаю.
– Ладно, неважно.
– Важно, – поправляют меня. – Даже наставник, заменивший мне отца, не сделал бы для меня столько.
Давлю в себе смешок. Конечно, не сделал бы! Не представляю мага в здравом уме, согласившегося на переговоры с гаккаром. Именно поэтому хоть и виню скорпа, но не слишком искренне: он, и в самом деле, не мог ждать. Знать, что по земле ходит существо, несущее немедленную гибель твоим сородичам, и медлить вместо того, чтобы стараться отвести угрозу… Нет, Кэр поступил совершенно правильно. Со своей точки зрения и с точки зрения принцессы, нуждающейся в опеке и охране, а двух причин разной природы происхождения достаточно для оправдания. Даже в моих глазах.
К тому же, он все равно не заставил бы себя примириться с гаккаром. Просто-напросто потому, что не пожелал бы знакомиться поближе. Отправлять на смерть легко лишь тех, кого даже в лицо не знаешь: уж историй, подтверждающих сию нехитрую истину, я в свое время наслушался! Сотни простых солдат пехотных полков собственными трупами мостили гати Болотной войны. А вот командиры Черных егерей считали каждого человека из невеликого числа своих подчиненных бесценным сокровищем. Наверное, именно благодаря сей скаредности война была выиграна с меньшими потерями, чем рассматривали в своих планах маршалы империи.
– Ну я-то тебе не отец, с меня и спрос другой.
Скорп улыбнулся:
– Это верно. Но я благодарен не только за себя.
– Вспомнил о принцессе? Вовремя. С ней надо…
– Что-то делать?
– Работать! Причем, не покладая рук. У Империи осталось меньше двух лет спокойной жизни: потом девочка войдет в силу, и начнется такое…
Кэр оживленно подался вперед:
– Какое?
– Нехорошее.
– Разве ничего нельзя предпринять?
– В смысле?
Он задумчиво куснул губу.
– Я слышал, что Заклинатели умеют подавлять наследственные пороки или вовсе излечивать их. Вполне возможно, удастся приглушить и зов крови.
Я передернул плечами. Если бы все было так просто, как мнится не-Заклинателям…
– Нет.
– Невозможно? Уверен?
Ага, значит мне, как самому приближенному к детям Хаоса, дается право диктовать условия? Замечательно!
– Возможно. Но мы не станем вмешиваться в кровь принцессы.
– Почему? Благо Империи важнее…
– Блага ребенка, чьи родители не оказались осторожными в нужный момент? Брось! Ни одна чаша весов не перевесит другую.
Кэр упрямо дернул подбородком:
– Ты сам-то понимаешь, о чем говоришь? Если принцесса принадлежит к одаренным, мало того, к Заклинателям, она не сможет принять корону. Никаким чудом не сможет. Единственный выход – обратиться к мастерам, которые заставят ее дар уснуть и не позволят просыпаться. Понимаешь? Единственный! Иначе… Принцессе придется отказаться от трона. Но если это произойдет, возникнет вопрос: почему? И чтобы никто не смел сомневаться или строить опасные предположения, понадобится… Догадываешься, что?
Пожимаю плечами:
– Скоропостижная и, разумеется, случайная гибель наследницы. Полагаю, ее осуществление будет возложено на тебя.
Темные глаза Кэра полыхнули болью.
– Да, на меня. А я не хочу, понимаешь? НЕ ХОЧУ!
– Или не можешь?
Он непонимающе нахмурился:
– Какая разница?
– Огромная. Мочь, значит, иметь телесные силы для свершения того или иного действа. Хотеть, значит, добавлять к ним силы душевные. Так, можешь?
Прежде, чем ответить, скорп трусливо перевел взгляд на ограду мэнора, находящегося через улицу напротив.
– Могу.
– Уверен?
– Чего ты добиваешься?
– Я? – смахиваю с засова калитки пух свежего снега. – Ничего. Ровным счетом.
– Тогда к чему все вопросы?
– К тому. Нельзя насильно лишать человека чего бы то ни было. Дар – часть принцессы, часть, без которой Сари перестанет быть собой. Да, она не понимала, чем обладает, пока я не взял на себя труд объяснений. Возможно, только я и виноват, но… Поверь: девочка все равно осознала бы свою силу. Не хочу даже думать, какие последствия вызвало бы это «осознание». Не знаю, как обстоят дела у магов, а дар Заклинателя подвластен только самому себе: ничто извне не способно унять бурю, родившуюся внутри души и через тело нашедшую выход во внешний мир.
Кэр снова смотрит на меня. Смотрит недоверчиво и настороженно.
– Тебе-то откуда известно, что и как?
– Почему мне не должно быть известно?
– Потому что слуг редко допускают к хозяйским секретам.
Действительно. Я не могу знать. Но я знаю. Как объяснить эту странность магу? И нужно ли объяснять? Боюсь, он все равно не поверит в мою историю. Потому что не сможет вообразить. Может быть, позже? А скорее, никогда.
– Неважно, из каких источников пришли мои знания. Они верны, и это все, что могу сказать. Если бы принцесса не узнала главной подробности своего происхождения, Империю ожидали бы потрясения. Правда, они так и так состоятся. Наверное. Может быть.
– Потрясения? Конечно, состоятся! – подхватил скорп. – Если дар ее высочества проявит себя!
Нет, ну какой тупой парень… Не желает чуточку раскинуть мозгами. А может, ему просто нечем раскидывать? Свидание с гаккаром подкосило и без того натруженный разум?
– Настаиваешь на вмешательстве? Хорошо. Представь, оно произойдет. Принцесса станет почти обычным человеком. Почему «почти»? Потому что воспоминания о даре останутся. Скажешь, следует и память девочке подчистить? Не-а, не выйдет: дар – не осознанное ощущение, существующее само по себе и сохраняющееся воспоминаниями в каждой пяди тела. К тому же, если пытаться чистить страницы памяти, обязательно сотрешь лишку. И возможно, именно ту, которая важнее прочих… Ну да ладно, допустим, и сие удастся с грехом пополам. Но принцесса будет искалечена, словно ей отрезали руку-ногу или выбили глаз. Ты желаешь своей госпоже болезненного и несчастного будущего?
– Почему несчастного? Она ведь не будет помнить о…
– Ты плохо слушаешь. Помнить – нет, не будет. А вот ощущать – да. Каждую минуту существования. Думаешь, мучиться, не понимая, из-за чего, лучше? Наоборот: зная, чего лишен, можно уговорить себя смириться. Но не зная… Все равно, что сражаться с невидимым противником. Именно этого ты желаешь принцессе? Всю жизнь вести борьбу неизвестно с кем и ради чего?
От восхода в закат, через бурный океан ненужных побед и непрожитых лет… Почему у меня в голове вдруг всплыли строки незаконченного перевода? Потому, что я увидел смысл песни с другой стороны? Которой по счету? Эльфийка показала мне одну. Встреча с Ливин подарила другую. Теперь вот принцесса и ее судьба… Третья сторона? Возможно ли такое?
Скорп качнул головой, еще не соглашаясь, но уже не протестуя:
– И что же, по-твоему, делать?
– У меня есть идея. Но сейчас, если не возражаешь, мне нужно идти. Кое-что закончить.
– Что-то важное?
– Как знать? Мне кажется, да. Ты только посмеешься, если узнаешь… Я скажу принцессе, что с тобой все хорошо. Может, позвать ее? Поболтаетесь, поболтаете?
Кэр улыбнулся:
– Пожалуй, нет. Предпочту подумать в одиночестве. Над твоими словами.
– А чего над ними-то думать? Думай над своим решением, только и всего!
***
На стук входной двери из кухни выглянула Каула: как раз, чтобы получить непререкаемое распоряжение.
– Меня нет! И не будет! – Рявкнул я, бросая в угол куртку и стаскивая с ног сапоги, но удивления в глазах матушки оказалось слишком много, и пришлось уточнить: – До вечера. Самое позднее, до утра.
– И ужинать не будешь?
В ответ неопределенно взмахиваю рукой и спешу пройти в свою комнату. Плюхаюсь в кресло и разгребаю ворох бумажных листов на столе.
Вот оно! То, чего так долго ждал. Вдохновение. А точнее, закономерный превращение обрывочных мыслей и чувств в горсточку слов. Мало, скажете? Больше и не нужно! Зеркало сознания начинает кружиться, поворачиваясь то одной, то другой гранью, меняя маски отражений, границы образов смягчаются, меркнут, вовсе исчезают, пока не остается…
От восхода в закат, через бурный океан
Ненужных побед и непрожитых лет
Я спешила назад, в город незаживших ран,
Из тени выбираясь на свет.
Она вернулась. В самом деле, вернулась. Пришла, не побоявшись снова ощутить прежнюю боль. И что нашла в давно покинутом месте?
Все как прежде: пыль и запустенье легковесных обещаний.
Я вернулась. Я пришла на зов. Но разве ты меня звал?
Мечты не сбылись. Надежды не осуществились. Двери душ оказались прочно заперты на замки и засовы. Делать… Но что? Верить? Как это трудно! Пока еще есть силы, но разве они вечны?
Город грёз. Крылья мертвых слов.
Закрытые двери. Забитые щели.
И мир – полосами…
Город слёз. Детство прочь ушло.
Я пробую верить, пока сердце тлеет,
Но не угасает…
Рано или поздно все выясняется, тайны открываются, ложь становится очевидной, словно солнце, карабкающееся по небу все выше и выше, своими лучами рассеивает серую пелену обмана. Вслед за зимой приходит весна, пробуждающая мир к жизни. Но человеку не хватает только лишь солнца и тепла, чтобы жить. Необходимо еще кое-что, сущая мелочь…
По небесной тропе поднимается рассвет,
Разгоняя туман недомолвок и лжи,
Высыхает капель на проснувшейся листве.
Но где найти желание жить?
Путь был долгим, и все же закончился. Цель была определена в точности, без разночтений и условностей. Цель достигнута, но… Победа это или поражение? Они так похожи друг на друга…
Ты назначил встречу, я примчалась, без сомнений и раздумий.
Время, место – все совпало, только… Ты меня не узнал.
Мы живем, пока надеемся. На глупость, на ерунду, на наивное и нелепое чудо? Неважно. Хватит ли нашей надежде сил, чтобы растопить лед зимы в сердце, чтобы дождаться весны? Время не желает стоять на месте, по крупинкам откалывая и унося прочь частички острова, зовущегося человеческой жизнью. Мы все время платим и платим, но долги только растут…
Город грёз. Жаркая волна
Последней надежды меня обжигает,
Но лед не растает…
Город слёз. Скольким я должна?
Не рядом, не между. А дни убегают
Невидимой стаей…
Только в ночной тишине, когда из высокой черноты на нас смотрят прищуренные глаза-звезды сестер, променявших счастье небесное на счастье земное, только тогда мы находим в себе силы забыть о совершенных ошибках и глупых мечтах. Мы остаемся наедине сами с собой, одинокими кострами на разных берегах. Но что мешает языкам пламени слиться вместе? Что мешает нашим теням танцевать один танец на двоих?
До утра прогоняю прочь
С увядшей весною грехи и моленья,
Мечты и сомненья…
Два костра раздвигают ночь:
Останься со мною еще на мгновенье,
Пускай – только тенью…
Ф-фух! Устало кладу голову на подушку сложенных на столе рук. Жаль, что Ливин не услышит эту песню. А впрочем, и к лучшему, потому что… Из нас двоих настоящее чудовище вовсе не «белошвейка», а я. Беспринципное, бесцеремонное, бессовестное чудовище: пользуюсь чужим горем для собственного удовольствия. Хотя, какое уж тут удовольствие, мучительно перебирать в уме разрозненные образы, дожидаясь благословенного момента, который заставит хаос мыслей принять стройную форму слов? Никакого. И все же, стыдно. Если бы не признание несостоявшейся невесты, думаю, возился бы над переводом не одну ювеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41