А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Его хозяин прижал ко лбу дрожащую руку.
– Как давно я не был в свете! – прошептал он. – Может быть, это безумие, но мне надо ее видеть. Что-то во мне кричит, что может случиться несчастье… большое несчастье! Это не обычная ночная лихорадка меня колотит, это предчувствие, наваждение, навязчивая до головокружения идея. Я не могу уйти от этого дома. За его стенами мне чудится битва между спасением и отчаянием…
Он подошел к ограде и ухватился за прутья.
– Черт возьми! – сказал крестьянин. – Может, это и неплохая мысль, мне ничего не стоит взобраться здесь и спрыгнуть там.
Он говорил тихо, но все-таки хозяин, сильно сжав его руку, заставил его замолчать.
– Слушай! – шепнул он.
Со стороны площади Согласия послышались шаги. Они перешли улицу и укрылись под деревьями. Приблизились двое мужчин. Первый остановился у подножья фонаря, который находился по ту сторону калитки, ведущей в сад особняка де Шав, самое большее – в двадцати шагах от навеса, под которым несла свою караульную службу мадемуазель Гит, второй подошел к другому фонарю, расположенному немного дальше от сада.
– Залезай, Мартен, – скомандовал второй, обхватив столб, на котором держался фонарь.
И они тут же ловко, словно две кошки, взобрались наверх.
Раздался звон разбитых стекол, и оба фонаря погасли.
Мадемуазель Гит под своей соломенной крышей перестала скучать, она подумала:
«Господин маркиз предупредил меня об этом. Парни свое дело знают. Теперь очередь за другими».
Тем временем двое, влезавшие на фонари, спокойно, как простые припозднившиеся прохожие, вернулись на авеню Габриэль.
Хозяин с крестьянином, прячась за деревьями, наблюдали за этой сценой с удивлением, смешанным с любопытством.
– Здесь что-то будет! – сказал хозяин.
– Да, это точно, – подтвердил крестьянин. – И мне кажется, нам лучше было бы подождать с этой стороны, а не с той.
– Возможно… Подождем.
– Если нам надо ждать, – снова заговорил крестьянин, – то, поскольку я уже целую вечность не курил, а в окрестностях даже кошки не видно, может быть, я выкурю хоть одну трубку?
Хозяин ничего не ответил. Крестьянин набил трубку и чиркнул химической спичкой о колено. Спичка вспыхнула.
Они стояли на опушке рощи.
За оградой сада послышался серебристый смех, потом они услышали щелчок повернувшегося в замке ключа.
– В добрый час! – сказала мадемуазель Гит. – Вот и сигнал; теперь, когда позаботились о том, чтобы фонари погасли, он виден куда лучше.
Калитка отворилась, повернувшись на петлях.
– Ну? – с нетерпением поторопила мадемуазель Гит. Хозяин приложил палец к губам и первым пересек авеню Габриэль. Крестьянин последовал за ним.
– Ага! – сказала мадемуазель Гит. – Вас только двое. Что ж, заходите… Ах, черт! – тут же перебила она сама себя. – Что я за дура! Нет, я еще не гожусь в часовые! Я забыла о пароле! Ну, «буря», – произнесла она, – а что дальше?
И сделала вид, что загораживает калитку, смеясь, потому что нисколько не беспокоилась.
Незнакомец, одетый в черное, вместо ответа зажал ей рот рукой – да так ловко, что она и крикнуть не успела.
– Дай платок, Медор! – сказал он тихо. – И поскорее! Надо в два счета заткнуть ей рот.
Мадемуазель Гит попробовала сопротивляться, но эти двое были крепкими мужчинами. Платок во рту заставил ее онеметь. Хозяин поднял ее на руки.
– Найди открытую дверь, – приказал он Медору. Тот ринулся на поиски и легко обнаружил домик в саду, дверь которого мадемуазель Гит оставила приоткрытой.
Хозяин переступил порог и сказал крестьянину:
– Оставайся в саду, последи за домом, а особенно – за окрестностями.
Он положил на диван девушку, которую до сих пор держал на руках. В комнате было светло: мадемуазель Гит перед уходом не погасила лампу. Незнакомец вгляделся в девушку, и невольное движение выдало его удивление.
Это не помешало ему оборвать шнуры занавесок с явным намерением связать пленницу.
Но прежде чем приступить к этой работе, он снова взглянул на лицо девушки, которая все еще слабо сопротивлялась, и вновь разволновался.
– Эти черты похожи на те, что я себе представлял… – прошептал он. – Такой я ее видел в снах… Если бы это была…
Не закончив начатой фразы, он резким движением выдернул кляп.
– Кто вы, дитя мое? – дрожащим голосом спросил незнакомец.
Мадемуазель Гит выпрямилась в горделивом гневе и бросила ему в лицо:
– Я? Я – госпожа маркиза де Розенталь, так что вы теперь – берегитесь!
Незнакомец вздохнул так, словно с его души свалился тяжелый груз.
И, одним движением руки снова заткнув рот мадам де Розенталь, он обвязал ее веревкой, словно пакет.
Положив пленницу на диван, незнакомец погасил лампу, вышел и запер дверь на ключ.
Снова полил дождь, и ветер, завывая среди деревьев, обещал, что вскоре шквал налетит с удвоенной силой.
Незнакомец тихонько свистнул: подбежал Медор.
– Вон там есть открытая дверь, – показал он в сторону главного дома, где находились апартаменты госпожи де Шав, в окнах которых горел яркий свет.
– Что ты видел? – спросил хозяин.
– Снаружи – ничего, но внутри… Я видел, как открылась эта дверь. Вышли четыре человека с фонарем, и лицо одного из них показалось мне знакомым: это был тот самый человек, кого я видел с господином герцогом на сцене театра мадемуазель Сапфир. Эти люди крадучись прошли вдоль дома и вошли вон туда.
Он указал пальцем на часть первого этажа, отведенную под контору Бразильской компании.
– Я прокрался за ними, – добавил Медор, – и слышал звук, какой бывает, когда дверь открывают отмычкой.
– И все?
– Нет. Этот шут гороховый, тот что был тогда с герцогом, сказал: «Поторопитесь и не бойтесь: господин герцог слишком занят, чтобы услышать нас».
Разговаривая, они дошли до открытой двери, которая располагалась под окнами апартаментов господина де Шав.
Спутник Медора минутку колебался, а потом вошел в дом со словами:
– Покарауль тут. И как следует. Я не знаю, куда иду, но что-то, что сильнее меня, заставляет меня действовать.
Он стал на цыпочках подниматься по черной лестнице.
На площадке, которой эта лестница заканчивалась, он остановился и прислушался – и услышал где-то поблизости звуки, похожие на шум борьбы.
Шаря взглядом по сторонам, он обнаружил тонкую, едва различимую полоску света в двадцати шагах от себя: свет шел через щель между порогом и дверью.
В момент, когда он двинулся, направляясь в ту сторону, из-за этой самой двери послышался душераздирающий крик. Кричала женщина.
XX
ПИСЬМО МЕДОРА
Мы вовсе не забыли о том, что той же самой ночью, около одиннадцати часов, любовное свидание графа Гектора де Сабрана и мадемуазель Сапфир было прервано внезапным и подлым нападением на улице, идущей вдоль набережной от площади Инвалидов к Марсову полю. Сапфир потеряла сознание, как только ставший для нее тюрьмой фиакр тронулся с места. Последнее, что она услышала, был приказ:
– В особняк де Шав!
Ее первой мыслью, когда она пришла в себя в длинном темном коридоре, по которому ее несли на руках, было смутное воспоминание об ужасной боли. Она испытала ее, увидев, как Гектор упал под сразившим его ударом.
Что с ним стало? Кто пришел к нему на помощь? Была ли рана смертельной?
Вторая мысль была: я – в особняке де Шав.
Она была смелой девочкой и уже искала в своей разбитой душе силы, чтобы воспрянуть для надежды или для борьбы.
Люди, которые несли ее, разговаривали между собой.
– Потише! – сказал один из них, кажется, тот, кто командовал остальными и только что был с ней в фиакре. – Госпожа герцогиня больна, наверняка не может крепко спать и хорошо бы, по крайней мере, чтобы новая наложница-фаворитка не разбудила ее, едва появившись в особняке. Для господина герцога не существует ничего, кроме его прихотей. Он смотрит на предместье Сент-Оноре, как на дыру, затерянную в дебрях Бразилии, но я – человек светский, и потому хочу все-таки соблюдать приличия.
– Ну, уж если кто и зашумит, так не малютка, – ответил один из носильщиков, – она все равно что мертвая.
– Я тут ни при чем, – сказал виконт Аннибал Джоджа, которого читатель, безусловно, уже узнал в первом из собеседников. – Я бы предпочел, чтобы она была хоть немного поживее, потому что господин герцог вернется пьяный как сапожник и в отвратительном настроении из-за проигрыша. Но у нас нет выбора. Потише! Вот дверь госпожи герцогини!
Они поднялись по черной лестнице правого крыла и как раз проходили мимо апартаментов мадам де Шав.
Стало тихо. Они прислушивались: все в этой части особняка молчало.
Острым взглядом Сапфир, которую считали бесчувственной, попыталась рассмотреть места, по которым передвигалась таким странным образом.
Люди, которые доставили ее сюда, несли светильники. Она смогла увидеть убранство галереи и – среди прочего – античную бронзовую лампу, свисавшую с потолка. Лампа почти погасла.
В другом конце коридора находились личные покои господина де Шав. Именно туда и направились носильщики вместе с нашей бедной Сапфир.
Если бы существовал прибор с названием, кончающимся на «…метр», и предназначенный для измерения дикости привычных для господина герцога скотских оргий, мы могли бы увидеть, что последнее время тот докатился до низшего уровня; дальше падать было некуда. Он оставил прославленный кружок, где преуспевающие в свете люди истощали свои кошельки и прожигали жизнь, ибо дикарь в конце концов сожрал в нем дворянина. Так что Джоджа был прав, сравнивая его поступки с варварскими выходками авантюристов другого полушария.
Не станем утверждать, что во всем Париже не нашлось бы несколько равных ему и способных помериться с ним силами парижан, тем не менее можно с уверенностью сказать, что у большинства наших Ришелье иные повадки. Дома свиданий с мебелью и картинами на полмиллиона экю давно забыты, а наши пройдохи, более экономные, развлекаются в меблированных комнатах.
В Париже считается, что человек, осквернивший собственное гнездо, дошел до последней стадии вырождения.
Господин же герцог был в этом смысле не большим парижанином, чем мексиканские ягуары, запертые в клетках Зоологического сада.
Его апартаменты, очень богатые и убранные в креольском стиле, отличались экзотическими запахами и красками и напоминали о грубой роскоши, столь любимой латиноамериканскими искателями приключений.
Здесь было много оружия, главным образом мексиканского. Господин герцог не раз принимал участие в жутких играх, во время которых каждый защищает свое золото выхваченным из ножен ножом. Вы смогли бы увидеть у господина герцога все разновидности оружия, так хорошо известные по рассказам о Новом Свете: длинные охотничьи ножи, сделанные в Соединенных Штатах, равно как и длинностволые карабины, и револьверы-кольты, и тонкие португальские кинжалы, и такие гнусные инструменты, как кровавые мачете.
В момент, когда Джоджа и его спутники вошли в покои герцога, спальня была пуста, но за легкими занавесками главной галереи, напоминающей просторную веранду тропического жилища, можно было увидеть двух негров атлетического сложения, которые спали, растянувшись на циновках.
На них были ливреи дома де Шав. При звуке открывающейся двери они приподнялись на локтях, и белки их глаз сверкнули на черном дереве лиц.
Носильщики уложили Сапфир на кровать.
– Ко мне, – сказал Джоджа.
Негры тут же вскочили. Это были два великолепных животных, которых звали Юпитер и Сатурн – подобно планетам или богам.
Джоджа заговорил с ними, как с собаками:
– Идите к его светлости, – велел он, – и расскажите ему о том, что видели.
– Хозяин будет драться, – проворчал Сатурн. Джоджа поднял толстую палку, которую держал в руке. Негры покорились и направились к двери.
– Если хозяин не может ходить, – прибавил Джоджа, передразнивая их манеру говорить, – вы его приносить!
Впрочем, во Франции не существует рабства – Юпитер и Сатурн были свободными людьми.
Как только они вышли, виконт Аннибал взял со стола лампу и, приблизившись к постели, осветил лицо Сапфир.
Четверо мерзавцев, похитивших Сапфир, были очень хорошо одеты. Их ремесло требовала некоторой заботы о туалете, и среди физиономий прочих бандитов их лица выделялись в лучшую сторону, ибо их низость была другого рода. В них совмещались черты сомнительных дельцов с чертами ценителей произведений искусства.
Изумительная красота девушки, внезапно выхваченная из мрака светом лампы, едва не ослепила их.
Раздались тихие благоговейные возгласы – словно любители оперы приветствовали примадонну.
– Ах! – единодушно воскликнули они. – Лакомый кусочек! Сколько?
Джоджа подмигнул.
– Столько золота и банковских билетов, – ответил он, – сколько мы вчетвером сможем унести в карманах, под рубашками, в шляпах, в носовых платках и в портфелях. Внизу – три миллиона пятьсот тысяч франков, находящихся в полном нашем распоряжении.
Алчные взгляды сообщников виконта требовали объяснений.
Джоджа снова подошел к Сапфир и поводил лампой перед ее глазами.
– Прекрасная мраморная статуя! – прошептал он. Ни один мускул на лице девушки не дрогнул.
– Она сама о себе позаботится, – сказал он вслух, поставив лампу на стол. – Господин герцог возьмет на себя труд разбудить ее. Мы нуждались в ней, чтобы войти в дом, а теперь дела призывают нас в другое место.
Он пошел к двери, остальные трое – за ним. Последний взял свечу, зажег ее и вставил в фонарь.
Они крадучись прошли по коридору и спустились по черной лестнице, расположенной с той стороны, где был домик, в котором обосновалась госпожа маркиза де Розенталь.
Спускаясь, они услышали, как стукнули створки ворот и по двору проехала карета.
– Вот и его светлость! – воскликнул Джоджа. – Надо поторопиться, ребята. Впрочем, с вами обращаются, как с избалованными детишками: с вашей дороги убрали все камешки. Два бразильских кассира выпили сегодня грог, который навеет им прекрасные сны, и они будут спать, пока не проснутся от палочных ударов.
Они спустились вниз и прошли по саду, обогнув первый этаж, на полпути Джоджа остановился и прислушался.
– Это дождь, – сказал один из его спутников. Действительно, с неба снова стали падать крупные капли, громко зашумев в ветвях деревьев.
Наши ночные бродяги вошли в вестибюль, ведущий к кабинетам. Среди похитителей наверняка находился выдающийся мастер, потому что главная дверь была отперта мгновенно.
Теперь они оказались в кабинетах и первым делом из осторожности нанесли визиты кассиру и его помощнику, спавшим как убитые по правую и левую стороны от комнат, где находилась касса.
– Отличный был грог! – похвалил Джоджа. – За работу!
Ссоры между двумя прославленными фабрикантами выявили убожество замков с шифрами и секретами. Они стали бы непреодолимым препятствием для профанов, но настоящих искусников они останавливают не больше, чем простая защелка, которую можно отодвинуть при помощи веревочки.
У одного из этих господ был с собой маленький хорошенький саквояж вроде тех, с какими ходят модные врачи. Он-то и приступил к операции. Замок был ощупан, прозондирован, обласкан и скоро выдал свой секрет.
Касса открылась, и стали видны груды золота и громадные пачки банковских билетов.
Саладен и члены «Клуба Черных Шелковых Колпаков» были хорошо информированы. Касса господина герцога содержала ровно столько, сколько составляли две объявленные суммы.
Джоджа и его спутники мигом нагрузились, как мулы, и теперь им оставалось только убраться как можно скорее.
– Мой шпагоглотатель, – сказал Джоджа, выходя первым, – найдет гнездо золотой птички опустевшим. Жаль, что я не увижу его физиономии! К ограде!
Тем временем дождь превратился в ливень. Несмотря на шум ветра и бурю, Джоджа остановился, чтобы прислушаться к звукам, доносившимся из крыла, где располагались покои господина герцога. Он повернул голову к окнам его светлости и увидел за стеклами бешено мечущиеся тени.
– Пусть разбираются сами! – прошептал он.
И продолжил путь к ограде, сказав человеку с саквояжем:
– Ну-ка, открой нам этот последний замок!
В ту же секунду он в ужасе отскочил, увидев, что калитка открыта.
Его колебания длились, однако, не больше двух-трех секунд.
– Погасите фонари, – приказал он. – Оружие держите наготове, пройдем через рощу и – спасайся кто может!
И они ринулись под деревья.
В эту грозовую ночь шум их шагов сразу же затерялся во все возрастающем грохоте и треске бури.
Но через несколько мгновений в этом дьявольском мраке стали слышны раскаты хохота.
– Ах, ты, кажется, хотел видеть физиономию шпагоглотателя? – произнес чей-то голос.
Прорезавшая тучи молния осветила на мгновение такую картину: четыре человека стоят далеко друг от друга, и каждый окружен бандитами с занесенными ножами.
В сторонке неподвижно стояли члены «Клуба Черных Шелковых Колпаков», в центре группы выделялось бледное под шапкой черных волос лицо Саладена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51