Вы думаете, что я вас запугиваю, мистер Паркер? Я не запугиваю вас. Я не запугиваю таких, как вы, мистер Паркер. Мне насрать на таких, как вы, и я берегу свое самое вонючее дерьмо для таких случаев, как этот! У вас есть еще что-нибудь, чем бы вы хотели поделиться с нами?
— Я не могу вам больше ничего рассказать.
Он встал.
— Тогда наше дело здесь завершено. Детективы, у нас есть камера для мистера Паркера?
— Думаю, что есть, сэр.
— И у него найдутся соседи из числа отбросов этого чудного города, пьяницы и сутенеры, люди с низкими моральными качествами?
— Мы это устроим, сэр.
— Тогда организуйте это, детектив.
Я сделал напрасную попытку заявить о своих правах:
— Могу я пригласить адвоката?
— Мистер Паркер, вам не нужен адвокат! Вам нужен катафалк дерьма, чтобы вывезти вас к чертовой матери из города! Вам нужен поп помолиться о том, чтобы вы не достали меня больше, чем вам уже удалось! И на твоем месте, сукин ты сын, я бы плакал кровавыми слезами и умолял бы: «Мамочка, роди меня обратно», потому что, если ты, ублюдок, вошь казематная, будешь чинить препятствия следствию, я выверну тебе жопу наизнанку и засуну тебя туда со всеми потрохами, мать твою!!! Пинкертон хр-р-ренов!!! Детектив, уберите этого человека с глаз моих!
Они запихнули меня в большую камеру до шести вечера, а потом, когда решили, что я уже достаточно долго парился, Аддамс пришел и выпустил меня. Когда мы направлялись к главному входу, его напарник встретил нас на полпути и наблюдал, как мы идем по коридору.
— Я ничего не нашел на Нортона и хочу, чтобы вы это знали, — сказал он.
Я поблагодарил его, и он кивнул.
— А еще я нашел, что значит «платейе». Мне пришлось спросить мистера Альфонса Брауна, человека, который устраивает экскурсии для черных по старым землям народа гулла. Он сказал, что это один из видов привидений: духи, которые могут менять форму. Может быть, все же старик пытался сообщить, что ваш клиент целился в них.
— Может быть, но у Атиса не было оружия.
Он не ответил, и его напарник подтолкнул меня.
Мое имущество было возвращено все, за исключением оружия. Мне дали квитанцию и сообщили, что пистолет они пока оставят у себя. Через стекла двери я видел, как заключенные собирались стричь газон и вычищать мусор на клумбах. Интересно, насколько сложно будет поймать такси.
— Вы собираетесь уехать из Чарлстона в ближайшем будущем? — спросил Аддамс.
— Нет, особенно после того, что произошло.
— Хорошо. Если соберетесь выехать куда-то, сообщите нам, понятно?
Я направился было к двери, но обнаружил, что рука Аддамса покоится на моей груди.
— Знайте, мистер Паркер, у меня нехорошее предчувствие на ваш счет. Я сделал несколько звонков, пока вы сидели здесь, и мне не понравилась одна вещь. Так вот, я не хочу, чтобы вы начинали один из своих «крестовых походов» в городе шефа Гринберга. Вы меня поняли? Воздержитесь от этого и убедитесь, что не забыли позвонить нам и предупредить о своем отъезде. А мы пока оставим ваш пистолет у себя до тех пор, пока не стартует ваш самолет, и лучше бы ему тут же врезаться во взлетную полосу. Тогда, возможно, мы вернем вам «пушку».
Рука опустилась, и Аддамс открыл передо мной дверь.
— Увидимся, — сказал он на прощанье.
Я остановился, изобразил замешательство и щелкнул пальцами.
— Как вас там?
— Аддамс.
— С одним д.
— С двумя д.
Я кивнул:
— Постараюсь запомнить.
* * *
Когда я вернулся в отель, у меня едва хватило сил на то, чтобы раздеться, прежде чем упасть в постель и проспать до десяти утра. Мне ничего не снилось, будто и не было никаких смертей прошлой ночью.
Но Чарлстон получил еще не все свои трупы. Пока тараканы разбегались по обочинам дорог, чтобы спрятаться от света наступающего дня, и последние ночные совы готовились ко сну, человек по имени Сесил Эксли шел по направлению к небольшой пекарне и кофейне на Ист-Бэй, владельцем которых он являлся. Ему надо было сделать кое-какую работу — испечь свежий хлеб и круассаны к завтраку, и, хотя короткая стрелка часов еще не добралась до шести, Сесил уже опаздывал.
На углу Франклин и Мэгэзин он слегка замедлил шаг. Громада старой чарлстонской тюрьмы возвышалась перед ним — свидетельство горя и безнадежности. Низкая белая стена окружала двор, заросший высокой зеленой травой, в центре которого стояла сама тюрьма. Красные кирпичи дорожек местами были выломаны и украдены, вероятно, теми, кто считал, что их насущные потребности гораздо важнее реликвий истории. Два одинаковых четырехэтажных здания с плоскими крышами, украшенными зубцами и сорняками, стояли по обеим сторонам от запертых ворот. Прутья ворот и решетки на окнах стали красно-оранжевыми от ржавчины. Бетон раскололся, и его куски вокруг рам выпали, обнажая кирпичную кладку. Старое здание постепенно разрушалось.
Рабы голландской колонии Весей и их союзники в неудавшемся восстании в 1822 года были прикованы цепью в сарае для порки негров на заднем дворе тюрьмы, перед тем как их казнили. Большинство из них шли на эшафот, заявляя о своей невиновности, а один из них, Бахус Хаммет, даже смеялся, когда ему на шею набрасывали петлю. Многие прошли через эти ворота прежде и после них. Сесил Эксли верил, что во всем Чарлстоне больше не найдется такого места, где прошлое и настоящее так тесно соприкасаются, где можно тихо стоять ранним утром и чувствовать, как содрогается земля от жестокости и кровавых казней прошлого. У Сесила была привычка время от времени останавливаться у ворот старой тюрьмы и мысленно читать короткую молитву за всех, кто томился здесь во времена, когда человек с цветом кожи, как у него, не мог сойти с корабля в Чарлстоне вместе с другими моряками, чтобы его немедленно не препроводили в камеру на все время стоянки.
Справа от Сесила стояла старая тюремная карета, прозванная Черной Люси. Прошло много лет, с тех пор как Люси в последний раз раскрыла свои объятия, чтобы принять новых пассажиров, но, когда Сесил присмотрелся, он заметил силуэт человека, стоящего у решетки заднего окна кареты. На секунду сердце Эксли перестало биться, он протянул руку к воротам, пытаясь опереться, чтобы не упасть. За последние пять лет у него уже были два инфаркта, и он не хотел покинуть этот мир из-за третьего. Но вместо того, чтобы поддержать его, ворота со скрежетом раскрылись внутрь тюремного двора.
— Эй, — окликнул Сэсил незнакомца и кашлянул. Его голос звучал так, будто сейчас сорвется. — Эй, — повторил он. — Вы там как, в порядке?
Фигура не шелохнулась. Эксли шагнул на территорию тюрьмы и с опаской начал приближаться к Черной Люси. Рассветное солнце осветило город, заливая первыми лучами стены тюрьмы, но фигура возле кареты все еще оставалась в тени.
— Эй, — еще раз позвал Сесил, но его голос тут же сорвался, и звук превратился в нечленораздельное мычание от того, что он увидел.
Атис Джонс был привязан к прутьям кареты. Его тело было избито, лицо окровавлено и почти неузнаваемо. Кровь потемнела и запеклась на груди. Кровью были пропитаны и белые шорты — единственная одежда, оставленная на нем. Голова свесилась на грудь, колени стягивала веревка, ноги скрещены. Не хватало только креста в виде буквы Т, но он и так походил на фигуру распятого Христа.
Старая тюрьма получила еще одно привидение.
Глава 20
Новость мне принес Адамс. Его глаза еще больше, чем раньше, налились кровью от недосыпа, когда он встретился со мной в холле «Чарлстон Плейс». Лицо детектива покрывала серо-черная щетина, которая уже причиняла ему неудобство и чесалась. Он постоянно расчесывал ее со звуком шипящего на сковороде бекона. От Адамса пахло сладким разлившимся кофе, травой, ржавчиной и кровью. Травинки прилипли к его брюкам и ботинкам. Вокруг его запястий сохранились следы, оставленные резиновыми перчатками, которые он надевал на месте происшествия, когда с трудом тащил что-то массивное.
— Мне жаль, — сказал он. — Я не могу сказать вам ничего хорошего о том, что произошло с этим парнем. Его смерть была ужасной.
Я почувствовал, как смерть Атиса тяжким грузом ложится на мои плечи, как будто мы вместе падаем, и его тело обрушивается на меня сверху. Мне не удалось защитить его. Нам всем не удалось защитить его, а теперь он умер в наказание за преступление, которого не совершал.
— Вы знаете время смерти? — спросил я Адамса, пока он намазывал кусочек тоста толстым слоем масла.
— Коронер предполагает, что к тому времени, как его нашли, он был мертв уже в течение двух или трех часов. Непохоже, что его убили на территории тюрьмы. В карете было не так много крови, а на стенах и земле у тюрьмы ее не было вообще, даже следов. Его убивали медленно и постепенно: начали с пальцев рук и ног, потом перешли к жизненно важным органам. Они кастрировали его перед смертью, но, вероятно, незадолго до нее. Никто ничего не видел. Я думаю, они поймали его раньше, чем он успел уйти достаточно далеко от дома, затем отвезли его в какое-то укромное место, где и обработали.
Я подумал о Лэндроне Мобли, о жестокости, с которой было истерзано его тело, и чуть было не проговорился. Но дать Адамсу больше, чем у него уже есть, означало дать ему все, а я не был готов сделать это. Здесь было слишком много такого, чего я сам не понимал.
— Вы собираетесь поговорить с Ларузами?
Адамс покончил со своим тостом.
— Я думаю, они узнали об этом тогда же, когда и я.
— Или раньше.
Адамс погрозил мне пальцем.
— Такого рода предположения непозволительны человеку, у которого проблемы.
Он подал знак официантке, что хочет еще кофе.
— Но, уж если вы подняли этот вопрос, зачем Ларузам убивать Джонса таким образом?
Я промолчал.
— Я имею в виду характер ранений: он свидетельствует о том, что люди, убившие Джонса, хотели что-то выяснить перед тем, как он умер. Вы думаете, они хотели, чтобы он сознался?
Я чуть не задохнулся от возмущения.
— Зачем?! Для успокоения его души? Нет. Если эти люди пошли на то, чтобы уничтожить его охранников, а затем замучили его, мне кажется, у них не было особых сомнений насчет того, почему они так поступают.
Хотя, была, конечно, вероятность того, что Адамс прав в своем предположении и последнее признание могло быть мотивом. Предположим, что люди, которые разыскали Атиса, были почти уверены в том, что он убил Марианну Ларуз, но быть почти уверенным недостаточно. Они хотели получить признание из его собственных уст, потому что, если он невиновен, тогда последствия были бы гораздо более серьезными: настоящий преступник мог ускользнуть. Последние сутки свидетельствовали о том, что какие-то люди были всерьез озабочены тем, что кто-то убил Марианну Ларуз по каким-то конкретным причинам. Кажется, настало время задать некоторые щекотливые вопросы Ларузу-младшему, но я не хотел бы делать этого в одиночестве. Завтра Ларузы устраивают прием, и я ждал, что ко мне в Чарлстоне присоединится один замечательный парень. У Ларузов будут два званых гостя, которые в конце концов разрушат мир их неограниченных возможностей.
В тот день я провел ряд изысканий в публичной библиотеке Чарлстона. Я поднял подшивки газет о смерти Греди Труэта, но там было немногим больше того, что рассказала мне Адель Фостер. Неизвестные люди пробрались в его дом, привязали его к стулу и перерезали бедняге горло. Отпечатки пальцев не были найдены, но группа, которая осматривала место происшествия, нашла нечто. Не бывает мест преступления, где бы не осталось никаких следов. Меня так и подмывало позвонить Адамсу, но если я сделаю это, то тем самым рискую выболтать все, что у меня есть. Я также нашел еще кое-что о платейе. Судя по книге Роджера Пинкни «Голубые корни», платейе были постоянными обитателями мира духов, потустороннего мира, хотя могли проникнуть в мир смертных, неся возмездие. У них была способность менять форму. Как и говорил Адамс, платейе были оборотнями.
Я покинул библиотеку и направился на Митинг-стрит. Терезий так и не возвращался в свою квартиру и не показывался на работе уже два дня. Никто ничего не мог сказать о нем. Стриптизерша, которая взяла мои двадцать долларов, а потом отправила меня на улицу к Крошке Энди, тоже не показывалась.
Наконец я позвонил в офис государственных защитников и мне сказали, что Лэйрд Райн защищает клиента в суде штата сегодня во второй половине дня. Я припарковал машину около своего отеля и направился к Четырем Законам, где нашел Райна в зале №3 за обсуждением дела женщины по имени Йоханна Белл, которая обвинялась в том, что нанесла мужу телесные повреждения холодным оружием во время ссоры. Предположительно, они с мужем проживали раздельно в течение трех месяцев, когда он вернулся домой и разразился скандал по поводу того, кому принадлежит видеомагнитофон. Ссора резко оборвалась, когда она пырнула его ножом. Мистер Белл сидел на два ряда впереди жены, изо всех сил жалея себя, любимого.
Райн держался очень хорошо, когда просил судью заменить ей освобождение под залог на освобождение под честное слово. Ему было чуть больше тридцати лет, но он не даром считался опытным адвокатом: привел убедительные доводы, подчеркивая, что миссис Белл прежде не была правонарушительницей; упомянул о том, что в период совместного проживания ей приходилось не раз вызывать полицию из-за разного рода угроз и психического давления со стороны мужа; что она не сможет оплатить залог и что ее нельзя помещать в тюрьму, поскольку у нее маленький сын. Райн выставил ее мужа полным ничтожеством, которому повезло, что ему всего лишь проткнули легкое, и судья согласился освободить Йоханну под честное слово, данное суду. После суда она обняла Райна и взяла на руки сына у пожилой женщины, которая стояла, ожидая ее, в коридоре.
Я поймал Райна на ступеньках здания.
— Мистер Райн?
Он остановился и что-то похожее на озабоченность промелькнуло на его лице. Как начинающий государственный защитник он сталкивался с самыми примитивными формами жизни и иногда был вынужден защищать тех, по ком плакала виселица. Я не сомневался, что в некоторых случаях жертвы его клиентов переносили свой гнев на адвоката.
— Да?
Вблизи он выглядел еще моложе: ни единого седого волоска, и голубые глаза прикрыты длинными мягкими ресницами. Я мельком показал ему свою лицензию. Он бросил на нее взгляд и кивнул.
— Чем могу помочь, мистер Паркер? Вы не возражаете, если мы поговорим по дороге? Я обещал жене сводить ее поужинать.
Я приноровился к его шагам.
— Я работаю с Эллиотом Нортоном по делу Атиса Джонса, мистер Райн.
Он запнулся, как будто сразу же утратил свою манеру держаться, потом пошел немного быстрее, я тоже ускорил шаги, чтобы нагнать его.
— Я больше не занимаюсь этим делом, мистер Паркер.
— С тех пор как умер Атис, это уже не дело. Точка.
— Я слышал, мне жаль.
— Не сомневаюсь. У меня есть к вам несколько вопросов.
— Я не уверен, что смогу ответить на какие-либо вопросы. Может быть, вам стоит спросить мистера Нортона?
— Я бы так и сделал, если бы Эллиот был поблизости, но мои вопросы весьма деликатного свойства.
Он остановился на перекрестке, пережидая красный свет и бросил на светофор вполне красноречивый взгляд, который давал понять, что Райн воспринимает его скромную роль своей жизни слишком близко к сердцу.
— Я же сказал, не знаю, чем могу помочь вам.
— Почему вы отказались от дела?
— У меня было много других дел.
— Но не таких, как это.
— У меня не такая большая клиентура, чтобы я мог выбирать, брать мне дело или нет, мистер Паркер. Мне дали дело Джонса. Оно должно было отнять у меня массу времени. Я мог бы завершить десять дел за то время, которое мне потребовалось, чтобы всего лишь ознакомиться с документами по этому делу. Мне не было жаль, что оно ушло от меня.
— Не верю.
— Почему?
— Потому что вы молодой государственный защитник. Вы, вероятно, амбициозны, и, как я понял, сидя в зале суда, эти амбиции вполне оправданы. Дело такого высокого уровня, как убийство Марианны Ларуз, попадается не каждый день. Если бы вы хорошо проявили себя, пусть даже проиграли бы дело, это открыло бы перед вами новые возможности. Я не думаю, что вы так легко расстались с ним.
На светофоре загорелся зеленый, и нас стали пихать со всех сторон люди, переходившие улицу. Но Райн все не двигался.
— Вы на чьей стороне, мистер Паркер, во всем этом?
— Я пока не решил. Хотя в конечном итоге полагаю, что я на стороне погибшей женщины и умершего мужчины, чего бы это ни стоило.
— А Эллиот Нортон?
— Друг. Он попросил меня приехать сюда. Я приехал.
Райн повернулся, чтобы посмотреть мне в лицо.
— Меня попросили передать дело ему, — сказал он.
— Через Эллиота?
— Нет. Он никогда не подходил ко мне. Это был другой человек.
— Вы знаете кто?
— Он сказал, что его фамилия Киттим. У него что-то не так с лицом. Он пришел ко мне в офис и сказал, что я должен позволить Эллиоту Нортону защищать Атиса Джонса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Я не могу вам больше ничего рассказать.
Он встал.
— Тогда наше дело здесь завершено. Детективы, у нас есть камера для мистера Паркера?
— Думаю, что есть, сэр.
— И у него найдутся соседи из числа отбросов этого чудного города, пьяницы и сутенеры, люди с низкими моральными качествами?
— Мы это устроим, сэр.
— Тогда организуйте это, детектив.
Я сделал напрасную попытку заявить о своих правах:
— Могу я пригласить адвоката?
— Мистер Паркер, вам не нужен адвокат! Вам нужен катафалк дерьма, чтобы вывезти вас к чертовой матери из города! Вам нужен поп помолиться о том, чтобы вы не достали меня больше, чем вам уже удалось! И на твоем месте, сукин ты сын, я бы плакал кровавыми слезами и умолял бы: «Мамочка, роди меня обратно», потому что, если ты, ублюдок, вошь казематная, будешь чинить препятствия следствию, я выверну тебе жопу наизнанку и засуну тебя туда со всеми потрохами, мать твою!!! Пинкертон хр-р-ренов!!! Детектив, уберите этого человека с глаз моих!
Они запихнули меня в большую камеру до шести вечера, а потом, когда решили, что я уже достаточно долго парился, Аддамс пришел и выпустил меня. Когда мы направлялись к главному входу, его напарник встретил нас на полпути и наблюдал, как мы идем по коридору.
— Я ничего не нашел на Нортона и хочу, чтобы вы это знали, — сказал он.
Я поблагодарил его, и он кивнул.
— А еще я нашел, что значит «платейе». Мне пришлось спросить мистера Альфонса Брауна, человека, который устраивает экскурсии для черных по старым землям народа гулла. Он сказал, что это один из видов привидений: духи, которые могут менять форму. Может быть, все же старик пытался сообщить, что ваш клиент целился в них.
— Может быть, но у Атиса не было оружия.
Он не ответил, и его напарник подтолкнул меня.
Мое имущество было возвращено все, за исключением оружия. Мне дали квитанцию и сообщили, что пистолет они пока оставят у себя. Через стекла двери я видел, как заключенные собирались стричь газон и вычищать мусор на клумбах. Интересно, насколько сложно будет поймать такси.
— Вы собираетесь уехать из Чарлстона в ближайшем будущем? — спросил Аддамс.
— Нет, особенно после того, что произошло.
— Хорошо. Если соберетесь выехать куда-то, сообщите нам, понятно?
Я направился было к двери, но обнаружил, что рука Аддамса покоится на моей груди.
— Знайте, мистер Паркер, у меня нехорошее предчувствие на ваш счет. Я сделал несколько звонков, пока вы сидели здесь, и мне не понравилась одна вещь. Так вот, я не хочу, чтобы вы начинали один из своих «крестовых походов» в городе шефа Гринберга. Вы меня поняли? Воздержитесь от этого и убедитесь, что не забыли позвонить нам и предупредить о своем отъезде. А мы пока оставим ваш пистолет у себя до тех пор, пока не стартует ваш самолет, и лучше бы ему тут же врезаться во взлетную полосу. Тогда, возможно, мы вернем вам «пушку».
Рука опустилась, и Аддамс открыл передо мной дверь.
— Увидимся, — сказал он на прощанье.
Я остановился, изобразил замешательство и щелкнул пальцами.
— Как вас там?
— Аддамс.
— С одним д.
— С двумя д.
Я кивнул:
— Постараюсь запомнить.
* * *
Когда я вернулся в отель, у меня едва хватило сил на то, чтобы раздеться, прежде чем упасть в постель и проспать до десяти утра. Мне ничего не снилось, будто и не было никаких смертей прошлой ночью.
Но Чарлстон получил еще не все свои трупы. Пока тараканы разбегались по обочинам дорог, чтобы спрятаться от света наступающего дня, и последние ночные совы готовились ко сну, человек по имени Сесил Эксли шел по направлению к небольшой пекарне и кофейне на Ист-Бэй, владельцем которых он являлся. Ему надо было сделать кое-какую работу — испечь свежий хлеб и круассаны к завтраку, и, хотя короткая стрелка часов еще не добралась до шести, Сесил уже опаздывал.
На углу Франклин и Мэгэзин он слегка замедлил шаг. Громада старой чарлстонской тюрьмы возвышалась перед ним — свидетельство горя и безнадежности. Низкая белая стена окружала двор, заросший высокой зеленой травой, в центре которого стояла сама тюрьма. Красные кирпичи дорожек местами были выломаны и украдены, вероятно, теми, кто считал, что их насущные потребности гораздо важнее реликвий истории. Два одинаковых четырехэтажных здания с плоскими крышами, украшенными зубцами и сорняками, стояли по обеим сторонам от запертых ворот. Прутья ворот и решетки на окнах стали красно-оранжевыми от ржавчины. Бетон раскололся, и его куски вокруг рам выпали, обнажая кирпичную кладку. Старое здание постепенно разрушалось.
Рабы голландской колонии Весей и их союзники в неудавшемся восстании в 1822 года были прикованы цепью в сарае для порки негров на заднем дворе тюрьмы, перед тем как их казнили. Большинство из них шли на эшафот, заявляя о своей невиновности, а один из них, Бахус Хаммет, даже смеялся, когда ему на шею набрасывали петлю. Многие прошли через эти ворота прежде и после них. Сесил Эксли верил, что во всем Чарлстоне больше не найдется такого места, где прошлое и настоящее так тесно соприкасаются, где можно тихо стоять ранним утром и чувствовать, как содрогается земля от жестокости и кровавых казней прошлого. У Сесила была привычка время от времени останавливаться у ворот старой тюрьмы и мысленно читать короткую молитву за всех, кто томился здесь во времена, когда человек с цветом кожи, как у него, не мог сойти с корабля в Чарлстоне вместе с другими моряками, чтобы его немедленно не препроводили в камеру на все время стоянки.
Справа от Сесила стояла старая тюремная карета, прозванная Черной Люси. Прошло много лет, с тех пор как Люси в последний раз раскрыла свои объятия, чтобы принять новых пассажиров, но, когда Сесил присмотрелся, он заметил силуэт человека, стоящего у решетки заднего окна кареты. На секунду сердце Эксли перестало биться, он протянул руку к воротам, пытаясь опереться, чтобы не упасть. За последние пять лет у него уже были два инфаркта, и он не хотел покинуть этот мир из-за третьего. Но вместо того, чтобы поддержать его, ворота со скрежетом раскрылись внутрь тюремного двора.
— Эй, — окликнул Сэсил незнакомца и кашлянул. Его голос звучал так, будто сейчас сорвется. — Эй, — повторил он. — Вы там как, в порядке?
Фигура не шелохнулась. Эксли шагнул на территорию тюрьмы и с опаской начал приближаться к Черной Люси. Рассветное солнце осветило город, заливая первыми лучами стены тюрьмы, но фигура возле кареты все еще оставалась в тени.
— Эй, — еще раз позвал Сесил, но его голос тут же сорвался, и звук превратился в нечленораздельное мычание от того, что он увидел.
Атис Джонс был привязан к прутьям кареты. Его тело было избито, лицо окровавлено и почти неузнаваемо. Кровь потемнела и запеклась на груди. Кровью были пропитаны и белые шорты — единственная одежда, оставленная на нем. Голова свесилась на грудь, колени стягивала веревка, ноги скрещены. Не хватало только креста в виде буквы Т, но он и так походил на фигуру распятого Христа.
Старая тюрьма получила еще одно привидение.
Глава 20
Новость мне принес Адамс. Его глаза еще больше, чем раньше, налились кровью от недосыпа, когда он встретился со мной в холле «Чарлстон Плейс». Лицо детектива покрывала серо-черная щетина, которая уже причиняла ему неудобство и чесалась. Он постоянно расчесывал ее со звуком шипящего на сковороде бекона. От Адамса пахло сладким разлившимся кофе, травой, ржавчиной и кровью. Травинки прилипли к его брюкам и ботинкам. Вокруг его запястий сохранились следы, оставленные резиновыми перчатками, которые он надевал на месте происшествия, когда с трудом тащил что-то массивное.
— Мне жаль, — сказал он. — Я не могу сказать вам ничего хорошего о том, что произошло с этим парнем. Его смерть была ужасной.
Я почувствовал, как смерть Атиса тяжким грузом ложится на мои плечи, как будто мы вместе падаем, и его тело обрушивается на меня сверху. Мне не удалось защитить его. Нам всем не удалось защитить его, а теперь он умер в наказание за преступление, которого не совершал.
— Вы знаете время смерти? — спросил я Адамса, пока он намазывал кусочек тоста толстым слоем масла.
— Коронер предполагает, что к тому времени, как его нашли, он был мертв уже в течение двух или трех часов. Непохоже, что его убили на территории тюрьмы. В карете было не так много крови, а на стенах и земле у тюрьмы ее не было вообще, даже следов. Его убивали медленно и постепенно: начали с пальцев рук и ног, потом перешли к жизненно важным органам. Они кастрировали его перед смертью, но, вероятно, незадолго до нее. Никто ничего не видел. Я думаю, они поймали его раньше, чем он успел уйти достаточно далеко от дома, затем отвезли его в какое-то укромное место, где и обработали.
Я подумал о Лэндроне Мобли, о жестокости, с которой было истерзано его тело, и чуть было не проговорился. Но дать Адамсу больше, чем у него уже есть, означало дать ему все, а я не был готов сделать это. Здесь было слишком много такого, чего я сам не понимал.
— Вы собираетесь поговорить с Ларузами?
Адамс покончил со своим тостом.
— Я думаю, они узнали об этом тогда же, когда и я.
— Или раньше.
Адамс погрозил мне пальцем.
— Такого рода предположения непозволительны человеку, у которого проблемы.
Он подал знак официантке, что хочет еще кофе.
— Но, уж если вы подняли этот вопрос, зачем Ларузам убивать Джонса таким образом?
Я промолчал.
— Я имею в виду характер ранений: он свидетельствует о том, что люди, убившие Джонса, хотели что-то выяснить перед тем, как он умер. Вы думаете, они хотели, чтобы он сознался?
Я чуть не задохнулся от возмущения.
— Зачем?! Для успокоения его души? Нет. Если эти люди пошли на то, чтобы уничтожить его охранников, а затем замучили его, мне кажется, у них не было особых сомнений насчет того, почему они так поступают.
Хотя, была, конечно, вероятность того, что Адамс прав в своем предположении и последнее признание могло быть мотивом. Предположим, что люди, которые разыскали Атиса, были почти уверены в том, что он убил Марианну Ларуз, но быть почти уверенным недостаточно. Они хотели получить признание из его собственных уст, потому что, если он невиновен, тогда последствия были бы гораздо более серьезными: настоящий преступник мог ускользнуть. Последние сутки свидетельствовали о том, что какие-то люди были всерьез озабочены тем, что кто-то убил Марианну Ларуз по каким-то конкретным причинам. Кажется, настало время задать некоторые щекотливые вопросы Ларузу-младшему, но я не хотел бы делать этого в одиночестве. Завтра Ларузы устраивают прием, и я ждал, что ко мне в Чарлстоне присоединится один замечательный парень. У Ларузов будут два званых гостя, которые в конце концов разрушат мир их неограниченных возможностей.
В тот день я провел ряд изысканий в публичной библиотеке Чарлстона. Я поднял подшивки газет о смерти Греди Труэта, но там было немногим больше того, что рассказала мне Адель Фостер. Неизвестные люди пробрались в его дом, привязали его к стулу и перерезали бедняге горло. Отпечатки пальцев не были найдены, но группа, которая осматривала место происшествия, нашла нечто. Не бывает мест преступления, где бы не осталось никаких следов. Меня так и подмывало позвонить Адамсу, но если я сделаю это, то тем самым рискую выболтать все, что у меня есть. Я также нашел еще кое-что о платейе. Судя по книге Роджера Пинкни «Голубые корни», платейе были постоянными обитателями мира духов, потустороннего мира, хотя могли проникнуть в мир смертных, неся возмездие. У них была способность менять форму. Как и говорил Адамс, платейе были оборотнями.
Я покинул библиотеку и направился на Митинг-стрит. Терезий так и не возвращался в свою квартиру и не показывался на работе уже два дня. Никто ничего не мог сказать о нем. Стриптизерша, которая взяла мои двадцать долларов, а потом отправила меня на улицу к Крошке Энди, тоже не показывалась.
Наконец я позвонил в офис государственных защитников и мне сказали, что Лэйрд Райн защищает клиента в суде штата сегодня во второй половине дня. Я припарковал машину около своего отеля и направился к Четырем Законам, где нашел Райна в зале №3 за обсуждением дела женщины по имени Йоханна Белл, которая обвинялась в том, что нанесла мужу телесные повреждения холодным оружием во время ссоры. Предположительно, они с мужем проживали раздельно в течение трех месяцев, когда он вернулся домой и разразился скандал по поводу того, кому принадлежит видеомагнитофон. Ссора резко оборвалась, когда она пырнула его ножом. Мистер Белл сидел на два ряда впереди жены, изо всех сил жалея себя, любимого.
Райн держался очень хорошо, когда просил судью заменить ей освобождение под залог на освобождение под честное слово. Ему было чуть больше тридцати лет, но он не даром считался опытным адвокатом: привел убедительные доводы, подчеркивая, что миссис Белл прежде не была правонарушительницей; упомянул о том, что в период совместного проживания ей приходилось не раз вызывать полицию из-за разного рода угроз и психического давления со стороны мужа; что она не сможет оплатить залог и что ее нельзя помещать в тюрьму, поскольку у нее маленький сын. Райн выставил ее мужа полным ничтожеством, которому повезло, что ему всего лишь проткнули легкое, и судья согласился освободить Йоханну под честное слово, данное суду. После суда она обняла Райна и взяла на руки сына у пожилой женщины, которая стояла, ожидая ее, в коридоре.
Я поймал Райна на ступеньках здания.
— Мистер Райн?
Он остановился и что-то похожее на озабоченность промелькнуло на его лице. Как начинающий государственный защитник он сталкивался с самыми примитивными формами жизни и иногда был вынужден защищать тех, по ком плакала виселица. Я не сомневался, что в некоторых случаях жертвы его клиентов переносили свой гнев на адвоката.
— Да?
Вблизи он выглядел еще моложе: ни единого седого волоска, и голубые глаза прикрыты длинными мягкими ресницами. Я мельком показал ему свою лицензию. Он бросил на нее взгляд и кивнул.
— Чем могу помочь, мистер Паркер? Вы не возражаете, если мы поговорим по дороге? Я обещал жене сводить ее поужинать.
Я приноровился к его шагам.
— Я работаю с Эллиотом Нортоном по делу Атиса Джонса, мистер Райн.
Он запнулся, как будто сразу же утратил свою манеру держаться, потом пошел немного быстрее, я тоже ускорил шаги, чтобы нагнать его.
— Я больше не занимаюсь этим делом, мистер Паркер.
— С тех пор как умер Атис, это уже не дело. Точка.
— Я слышал, мне жаль.
— Не сомневаюсь. У меня есть к вам несколько вопросов.
— Я не уверен, что смогу ответить на какие-либо вопросы. Может быть, вам стоит спросить мистера Нортона?
— Я бы так и сделал, если бы Эллиот был поблизости, но мои вопросы весьма деликатного свойства.
Он остановился на перекрестке, пережидая красный свет и бросил на светофор вполне красноречивый взгляд, который давал понять, что Райн воспринимает его скромную роль своей жизни слишком близко к сердцу.
— Я же сказал, не знаю, чем могу помочь вам.
— Почему вы отказались от дела?
— У меня было много других дел.
— Но не таких, как это.
— У меня не такая большая клиентура, чтобы я мог выбирать, брать мне дело или нет, мистер Паркер. Мне дали дело Джонса. Оно должно было отнять у меня массу времени. Я мог бы завершить десять дел за то время, которое мне потребовалось, чтобы всего лишь ознакомиться с документами по этому делу. Мне не было жаль, что оно ушло от меня.
— Не верю.
— Почему?
— Потому что вы молодой государственный защитник. Вы, вероятно, амбициозны, и, как я понял, сидя в зале суда, эти амбиции вполне оправданы. Дело такого высокого уровня, как убийство Марианны Ларуз, попадается не каждый день. Если бы вы хорошо проявили себя, пусть даже проиграли бы дело, это открыло бы перед вами новые возможности. Я не думаю, что вы так легко расстались с ним.
На светофоре загорелся зеленый, и нас стали пихать со всех сторон люди, переходившие улицу. Но Райн все не двигался.
— Вы на чьей стороне, мистер Паркер, во всем этом?
— Я пока не решил. Хотя в конечном итоге полагаю, что я на стороне погибшей женщины и умершего мужчины, чего бы это ни стоило.
— А Эллиот Нортон?
— Друг. Он попросил меня приехать сюда. Я приехал.
Райн повернулся, чтобы посмотреть мне в лицо.
— Меня попросили передать дело ему, — сказал он.
— Через Эллиота?
— Нет. Он никогда не подходил ко мне. Это был другой человек.
— Вы знаете кто?
— Он сказал, что его фамилия Киттим. У него что-то не так с лицом. Он пришел ко мне в офис и сказал, что я должен позволить Эллиоту Нортону защищать Атиса Джонса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41