Они продолжают обход и осмотр, дорогой инженер рассказывает, что на днях собирается в Швецию.
– Но вы, ведь, вернетесь? – спрашивает Аронсен.
– Разумеется. – Он не знает за собой ничего такого, чтоб правительство или полиция задержали бы его на родине.
Исаак устроил так, чтобы еще раз пройти мимо маленькой кузницы.
– А сколько же может стоить такой горн? – спрашивает он.
Сколько стоит? Этого инженер, правду сказать, не помнил. Наверное, порядочно, но в бюджете большого рудного дела это ровно ничего не составляет. Бедный инженер, может быть в эту минуту ему было совсем невесело, но он соблюдал видимость и был важен и щедр до конца:
– Исааку нужен походный горн? Возьми вот этот! Компания его богата, она дарит ему походный горн!
Час спустя Аронсен и Исаак идут домой. Аронсен несколько успокоился, у него появилась маленькая надежда, Исаак спускается со скалы, таща на спине драгоценный походный горн. Старый паром привык таскать тяжести! Инженер вызвался прислать сокровище в Селланро завтра с кем-нибудь из рабочих, но Исаак поблагодарил и попросил его не беспокоиться. Он подумал о своих, как они удивятся, когда он придет с целой кузницей на спине.
А удивляться-то пришлось Исааку.
Во двор как раз въезжала лошадь, запряженная в высшей степени странный воз. Возница был человек из села, а рядом с ним шел господин, на которого Исаак уставился с изумлением: это был Гейслер.
У Исаака могли бы быть причины подивиться кое-чему другому, но он был не мастер думать о многих вещах зараз.
– Где Ингер? – сказал он только, проходя мимо кухни. Он подумал, что Гейслера надо хорошенько попотчевать.
Ингер? Она ушла по ягоды, ушла по ягоды с самого того времени, как Исаак ушел на скалу, ушла вместе с Густавом, со шведом. Старуха совсем одурела и влюбилась, время шло к осени и зиме, но она снова чувствовала в себе жар, снова зацвела.
– Пойдем, покажи мне, где у вас тут морошка – сказал Густав.
Как тут устоять! Она побежала в клеть, несколько минут простояла в набожном раздумье, но он ведь стоял под окном и ждал; мир гнался за ней по пятам. Кончилось тем, что она пригладила волосы, заботливо посмотрелась в зеркало и вышла. Ну, что ж, а разве не все поступили бы так же? Женщины не отличают одного мужчину от другого, во всяком. случае, не всегда, не часто.
Они ходят по ягоднику и рвут ягоды, рвут морошку на болоте, перебираются с кочки на кочку, она высоко поднимает юбку и показывает свои заманчивые икры. Кругом тихо, птенцы у куропатки выросли, и она уже квохчет, попадаются мягкие местечки, с кустиками по болоту. Не прошло и часу, а они уж садятся отдохнуть.
– Так вот ты какой! – говорит Ингер.
О, она так и млеет от него, улыбается блаженно, потому что совсем влюблена. О, Господи, как сладко и как больно быть до такой степени влюбленной, и сладко и больно! Конечно, обычай и приличие требуют защищаться. Да, чтоб сдаться. Ингер так влюблена, смертельно и бесповоротно, она готова для него на все и полна к нему нежности и ласки.
Старуха.
– Когда скотный двор отстроят, ты уедешь, – говорит она потом.
Нет, он не уедет. Ну, конечно, когда-нибудь придется уехать, но не раньше, чем недели через две.
– Не пора нам домой? – спрашивает она.
– Нет.
Они собирают ягоды, немного погодя опять попадается мягкое местечко, и Ингер говорит:
– Ты с ума сошел, Густав!
Часы бегут, батюшки, да никак они заснули в кустах! Неужто заснули? Это поразительно, посреди пустыни, в раю. Но вот Ингер садится прямо, прислушивается и говорит:
– Как будто едут по дороге?
Солнце закатывается, вересковые холмы слегка потемнели от тени, когда они направляются домой. По пути попадается много мягких местечек, Густав их видит, и Ингер тоже видит, но ей все время кажется, что впереди них едут.
Да, но извольте-ка идти и всю дорогу защищаться от такого сумасшедшего!
Ингер так слаба, она только улыбается и говорит:
– Нет, я такого, как ты, не видала!
Домой она приходит одна. И хорошо, что она пришла именно сейчас, замечательно хорошо, приди она минутой позже, вышло бы нехорошо. И Исаак как раз вошел во двор со своей кузницей и с Аронсеном; а перед домом стоит лошадь и тележка.
– Здравствуйте! – говорит Гейслер и здоровается с Ингер. Все стоят и смотрят друг на друга. Лучше не могло и выйти…
Гейслер опять приехал. Он не показывался несколько лет, но вот опять явился, постаревший и поседевший, но как всегда бодрый и подвижный, и нынче он нарядный, в белой жилетке и при цепочке. Черт поймет этого человека!
Проведал он, что ли, о том, что на медной скале не все благополучно, и решил сам расследовать дело? Как бы то ни было, вот он, здесь. Вид у него в высшей степени оживленный, он осматривает место и землю, тихонько выгибая голову и водя глазами, видит большие перемены, маркграф расширил свои владения. Гейслер удовлетворенно кивает головой.
– Что это ты тащишь? – спрашивает он Исаака. – Ведь это лошади впору! – говорит он.
– Кузнечный горн, – объясняет Исаак. – Он мне не раз сослужит службу на хуторе, – говорит он, наконец, называя Селланро хутором.
– Где ты его достал?
– На скале. Инженер взял да и подарил мне.
– Разве там есть инженер? – спрашивает Гейслер, будто не знал.
А неужто Гейслер уступает какому-то инженеру на скале!
– Я слыхал, что у тебя есть сенокосилка, так вот, я привез тебе жнейку, – говорит он и указывает на воз.
Она стояла, красная с синим – огромный гребень, сенные грабли на конном ходу, Жнейку сняли с телеги, осмотрели, Исаак впрягся в нее и попробовал.
Неудивительно, что рот у него был разинут, столько чудес скопилось в Селланро!
Заговорили о медной скале, о руднике:
– Они спрашивали про вас, – сказал Исаак.
– Кто спрашивал?
– Инженер и все господа. Говорили, что им непременно нужно вас разыскать.
Исаак зашел, пожалуй, чересчур далеко, Гейслеру это, видно, не понравилось, он вздернул голову и сказал:
– Я здесь, если им что-нибудь от меня нужно!
На следующий день оба курьера вернулись из Швеции, и с ними приехали двое из владельцев рудника, они были верхом, важные и толстые господа; судя по виду, страсть какие богатые. Они почти не остановились в Селланро, а, не слезая с лошади, спросили про дорогу и поехали дальше по направлению к скале. Гейслера они как будто не заметили, хотя он стоял довольно близко.
Курьеры с вьючными лошадьми отдохнули с часок, потолковали с каменщиками у скотного двора, узнали, что старый господин в белом жилете и с золотой цепочкой – Гейслер, и тоже отправились дальше. Но один из курьеров вернулся в тот же вечер с устным приглашением Гейслеру пожаловать к господам на скалу.
– Я здесь, если им что-нибудь от меня нужно! – приказал ответить Гейслер.
Должно быть, он стал очень важен, думал, пожалуй, что владеет всем миром, и находил устное приглашение слишком небрежным? Но как же случилось, что он попал в Селланро как раз тогда, когда был нужен? Значит, он умел быть всеведущим, и много кое-чего знал. Ну, а господам на скале, когда они получили ответ Гейслера, пришлось побеспокоиться и самим пожаловать в Селланро. Их сопровождали инженер и два горняка.
Да, стало быть, много было крючков и обходов, прежде чем свиданье состоялось. Хорошего это не предвещало, нет, Гейслер ужасно как разважничался.
Господа были на этот раз очень вежливы, они извинились, что присылали за ним вчера, они так устали от дороги. Гейслер был тоже вежлив и ответил, что он тоже устал с дороги, иначе он бы пришел.
– Ну, а теперь к делу: не продаст ли он скалу по южной стороне озера?
– Вы – покупатели? – спросил Гейслер, – или я говорю с посредниками?
Это было только ехидство со стороны Гейслера, он сразу должен был видеть, что важные и толстые господа не посредники. Пошли дальше:
– Какая цена? – сказали они.
– Да, цена! – сказал и Гейслер и задумался. – Два миллиона, – сказал он.
– Вот как, – сказали господа и улыбнулись. Гейслер не улыбнулся.
Инженер и горняки поверхностно исследовали гору, заложили несколько буровых скважин, взорвали в нескольких местах породу, и вот данные: месторождение вулканического происхождения, неровного залегания, согласно предварительным разведкам мощность его всего больше на участке между владениями компании и Гейслера, потом постепенно уменьшается. На протяжении последней полумили годной к разработке руды не попадается.
Гейслер слушал этот доклад с величайшим равнодушием. Он достал из кармана какие-то документы и внимательно смотрел в них, но это были не карты, и Бог знает, были ли то вообще документы, касавшиеся медной горы.
– Вы недостаточно глубоко пробурили! – сказал он, словно вычитал это из бумаг.
– Это верно, – сейчас же согласились господа; а инженер спросил:
– Откуда же Гейслер может это знать? Ведь вы совсем не бурили?
Тогда Гейслер улыбнулся, словно пробурил земной шар на двести метров в глубину, но потом засыпал скважины.
Они пробыли до полудня и все толковали и так и этак, и уж начали посматривать на часы. Они заставили Гейслера спустить цену до четверти миллиона, но ни на волос больше. Должно быть, они довольно серьезно обидели его, они исходили из того, что он рад продать, вынужден продавать, но это было совсем не так, ха-ха, разве они не видят, что он сидит перед ними, почти такой же важный и богатый, как они!
– Пятнадцать, двадцать тысяч тоже хорошие деньги, – сказали господа.
Гейслер не отрицал этого, особенно, когда эти деньги нужны, но двести пятьдесят тысяч больше.
Тогда один из господ сказал, и сказал, должно быть, для того, чтоб пригнуть немножко Гейслера к земле:
– Между прочим, мы привезли вам поклон от родных госпожи Гейслер из Швеции.
– Благодарствуйте! – ответил Гейслер.
– A propos, – сказал другой господин, видя, что ничто не помогает. – Четверть миллиона! Ведь это же не золото, это руда.
Гейслер кивнул:
– Это руда.
Тогда все господа сразу потеряли терпение, пять часовых крышек раскрылось и снова захлопнулось, и теперь уж некогда было шутить, настало время обедать. Господа не пожелали обедать в Селланро, а поехали обратно на рудник, кушать свой собственный обед.
Так окончилось свиданье.
Гейслер остался один.
Каковы были занимавшие его мысли? Может быть, их и не было, может быть, он был равнодушен и ни о чем не думал? Отнюдь нет, он думал, но не проявлял никакого беспокойства. После обеда он сказал Исааку:
– Мне надо бы пройти на мою скалу, и я хотел бы взять с собой Сиверта, как в прошлый раз.
– Хорошо, – моментально сказал Исаак.
– Нет. У него другие дела.
– Он сейчас же пойдет с вами! – сказал Исаак и позвал Сиверта.
Гейслер поднял руку и кратко сказал: – Нет. Он расхаживал всюду по двору, несколько раз подходил к каменщикам и оживленно говорил с ними. Как это он мог собой так владеть, ведь только что его занимало такое важное дело!
Может быть Гейслер так долго жил на авось, что для него уже ни в чем не могло быть риска, во всяком случае, никакого стремительного падения с ним уже не могло больше случиться.
Все было дело случая. Продав маленький рудный участок родственниками своей жены, он сейчас же купил всю прилегающую к нему скалу. Зачем он это сделал? Хотел ли посердить владельцев, сделавшись их ближайшим соседом?
Первоначально он, вероятно, думал обеспечить за собой маленькую полоску на южной стороне озера, где, вероятно, расположился бы рудничный поселок, в случае разработки руды; владельцем же всей скалы он сделался потому, что она почти ничего не стоила, и потому, что ему не хотелось возиться с размежеваньем, которое затянулось бы надолго. Он сделался горным королем из равнодушия, маленький участок под бараки и машины превратился в целое царство вплоть до моря.
В Швеции первый маленький рудный участок переходил из рук в руки, и Гейслер следил за его судьбой. Разумеется, первые владельцы купили глупо, до безобразия глупо, семейный совет ничего не понимал в горном деле, они не обеспечили за собой достаточного пространства скалы, им хотелось только откупиться от некоего Гейслера и избавиться от его близости. Новые же владельцы были не меньшие забавники, то были крупные люди, они могли позволить себе шутку и купить ради развлечения, купить за пирушкой, Господь их знает! Когда же произвели разведки и дело оказалось серьезным, перед ними вдруг встала стена: Гейслер.
– Они дети! – думал, может быть, Гейслер, он ужасно расхрабрился и держал голову очень высоко. Правда, господа старались охладить его, они думали, что перед ними стоит нищий, и намекнули о каких-то пятнадцати, двадцати тысячах, – они дети, они не знают Гейслера. Вот он стоит!
В этот день господа больше не приехали со скалы, верно, решили, что умнее не проявлять слишком большой горячности. На следующее утро они приехали и с ними были вьючные лошади, они направлялись в обратный путь. Но тут оказалось, что Гейслер ушел.
– Разве Гейслер ушел?
Господа не могли ничего решить, сидя на конях, пришлось слезть и подождать. Куда же ушел Гейслер? Никто не знал, он ходил повсюду, он очень интересовался хозяйством в Селланро, в последний раз его видели у лесопилки.
Послали за ним курьеров, но Гейслер, должно быть, ушел далеко, потому что не откликался, когда его звали. Господа смотрели на часы и сначала очень сердились и говорили: – Не ходить же нам здесь дураками и ждать! Если Гейслер хочет продавать, так он должен быть на месте! – Но великая досада господ улеглась, они стали ждать, даже начали забавляться; это становится невозможно, они заночуют где-нибудь на пограничных скалах! – Блестяще! – говорили они, – наши семьи когда-нибудь найдут наши кости!
В конце концов, Гейслер явился. Он отправился прогуляться, сейчас пришел прямо с летнего загона.
– Похоже, что летний загон для тебя мал, – сказал он Исааку. – Сколько у тебя там всего скотины?
Вот как он мог говорить в то время, как господа стояли с часами в руках!
Гейслер был заметно красен в лице, словно выпил спиртного:
– Пфу-у, как я разогрелся от прогулки! – сказал он.
– Мы были почти уверены, что застанем вас дома, – сказал один из господ.
– Вы об это меня не просили, – ответил Гейслер, – иначе я был бы на месте.
– Ну, а как же сделка? Согласен Гейслер принять сегодня разумное предложение? Ведь не каждый же день ему предлагают пятнадцать, двадцать тысяч крон, что?
Этот новый намек сильно задел Гейслера. Да и что это за манера! Но господа верно не говорили бы так, если б не были сердиты, а Гейслер не побледнел бы моментально, если б раньше не побывал в укромном месте и там не покраснел. Теперь же он побледнел и холодно ответил:
– Я не хочу назвать цену, какую, может быть, удобно было бы заплатить господам, но я знаю цену, какую хочу получить сам. Я не желаю больше слушать детскую болтовню о горе! Моя цена та же, что и вчера.
– Четверть миллиона крон?
– Да.
Господа сели на коней.
– Теперь я скажу Гейслеру вот что, – начал один из них:
– Мы прибавили до двадцати пяти тысяч.
– Вы продолжаете шутить, – ответил Гейслер. – Зато я намерен предложить вам нечто очень серьезное: хотите продать ваш маленький рудник?
– Да, – несколько растерянно сказали господа, – об этом можно подумать.
– Тогда я покупаю его, – сказал Гейслер.
Вот так Гейслер! Двор был полон народа и все слышали, все жители Селланро, и каменщики, и господа, и курьеры, он, пожалуй, и гроша не мог достать на такую покупку, а впрочем, бог знает, может быть, и мог, черт его поймет. Во всяком случае, он совсем сбил с толку господ своими немногими словами. Что это – ловушка? Или он хотел придать этим приемом еще больше значения своей горе?
Господа думали, господа начали тихонько переговариваться между собой, опять сошли с лошадей. Но тут вмешался инженер; оборот этот ему, видимо, очень не нравился и, должно быть, у него были некоторые права, а то и власть. Двор был полон народа, и все слушали.
– Мы не продаем! – сказал он.
– Нет? – спросили господа.
– Нет.
Они еще пошептались, потом сели на коней всерьез.
– Двадцать пять тысяч! – крикнул один из господ. Гейслер не отвечал, повернулся и пошел к каменщикам. Так окончилось последнее свиданье.
Гейслер казался равнодушным к последствиям, расхаживал взад-вперед, говорил то с тем, то с другим, в данную минуту ему было интересно смотреть, как каменщики кладут толстые стропила через весь двор. Им хотелось кончить постройку на этой же неделе, Крыша только временная, потом сверху надо всем двором предполагалось надстроить особое помещение для корма.
Исаак отпустил Сиверта с работы; это он сделал для того, чтоб Сиверт в любую минуту был свободен для путешествия с Гейслером на скалу. Напрасная забота, Гейслер или отказался от этой затеи, или забыл о ней. Он взял у Ингер кое-чего перекусить, пошел по направлению к равнине, и проходил до вечера.
Он зашел на два новых хутора, ниже Селланро, поговорил с хозяевами, потом добрался до Лунного и пожелал узнать, что сделал за эти годы Аксель Стрем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39