» Ц думал Тарас Игнатьевич.
Неподалеку пожилой рабочий и рослый парень лет семнадцати ремонтирова
ли дюралевую лодку Ц поставили ее на ребро и что-то клепали. Один бросил
в сторону Бунчужного негромко:
Ц Там народ вкалывает, а он тут прохлаждается. Попробовал бы, каково сейч
ас на стапеле.
Тарас Игнатьевич усмехнулся. Пробовал. И не раз. Не сладко. Особенно тем, к
оторым приходится орудовать резаком или вести сварку в отсеках между бо
ртами или под палубой. Металл на солнце так раскаляется Ц голой рукой не
прикоснуться, а рядом пламя горелки или вольтова дуга. Романчук сейчас т
оже, наверное, варит какую-нибудь пустяковину. Под навесом. Чтоб солнышко
не припекало. Или в цехе, на легком сквознячке. Конечно, от хорошей жизни с
удостроительный на авторемонтный не променяешь. Щемит, нужно думать, сер
дце у него, у Романчука. Так щемит Ц не дай бог никому. Но не было у него дру
гого выбора. Сколько же это понадобится песку намыть, чтобы на этой вот ни
зинке да на месте правого края этого озера город поставить?..
Он долго сидел так и все думал, прикидывая в уме, что и как. Наконец поднялс
я, подошел к лодочникам. Что они там делают? Ага, накладывают заплату на пр
обоину. Посмотрел с минуту, посоветовал:
Ц Молотками поменяйтесь. Тот, что побольше, нужно вниз. А этим вот так над
о. Ц Он отобрал у юноши молоток и, ловко орудуя им, наложил заклепку, потом
любовно потрогал пальцем ее ровную головку. Возвращая молоток, сказал:
Ц Вот как надо ее, голубушку, братцы.
На обратном пути шел неторопливо и все поглядывал на густо поросшую ивня
ком и ветлами низинку. «Тут можно город тысяч этак на семьдесят, восемьде
сят отгрохать», Ц думал он. И ему уже виднелись многоэтажные дома, магази
нные витрины, детские садики, больницы, спортивный комплекс, обязательно
с бассейном для плавания, и ресторан Ц большой, с банкетными залами. Есл
и у кого свадьба или другое торжество, чтобы никуда радость свою не уноси
ть. И дорогу от нового города к заводским цехам он тоже видел. Не дорога, а с
адовые аллеи, увитые виноградной лозой. По такой аллее на работу или с раб
оты идти Ц одно удовольствие. Особенно весенней и летней порой. Не то что
в переполненном трамвае или в набитом до отказа автобусе.
В тот же день переговорил с Ватажковым Ц он тогда секретарем парткома р
аботал. Пригласили председателя завкома. Потом собрали «комсостав». И на
собраниях с рабочими обсудили. Идея понравилась. Еще бы, свой город! И где?
Рядом с заводом…
Однако те, от кого зависело это строительство, уперлись. Чтоб такой жилма
ссив Ц и рядом с заводом. Ни за что! А вдруг… Но разве мало предприятий пря
мо в городе. И какое это имеет значение при современном уровне техники? Ст
оило отвести одно «а вдруг», как тут же возникло другое Ц «а что, если». Ни
жневербовская ГЭС всего в семидесяти километрах. Плотина подпирает цел
ое море. «А что, если это море ринется сквозь проран. Крамольный-то под вод
ой окажется. Думать нужно, Тарас Игнатьевич!»
Подумали, подсчитали. Ничего страшного не случится. Вода в реке поднимет
ся до такого-то уровня, зальет всего лишь первые этажи. Дома превратятся в
островки спасения.
Больше всех выпало на долю Ватажкова. Он умудрился находить доказательс
тва одно убедительнее другого.
Ц Не город будет, а санаторий. Воздух круглый год как на курорте. Река ряд
ом. Пляж такой намоем Ц из Евпатории приедут к нам купаться.
Казалось, все «а вдруг» и «а что, если» были отметены, но разрешения на стр
оительство жилмассива добиться никак не удавалось. Все попытки Ватажко
ва и Бунчужного наталкивались на сопротивление «отцов города».
Ясность внес Ширин. Однажды он без доклада влетел в кабинет Бунчужного и,
пылая возмущением, прямо с порога начал:
Ц Вот где, оказывается, собака зарыта, Тарас Игнатьевич! Знаете, что они н
ам предлагают? Заречный район застраивать Ц не больше, не меньше.
В любом старом городе есть свой «тяжкий крест». Таким «крестом» у исполк
ома был Заречный район. Одноэтажные домики на немощеных улицах, весной и
осенью Ц грязь непролазная, ни проехать, ни пройти. Вот «отцы города» и р
ешили избавиться от этого «креста» с помощью судостроительного: кому же
и подымать такое, как не нашему судостроительному, кому еще под силу снес
ти начисто все Заречье и поставить на этом месте новый, современный жилм
ассив?
Конечно, Заречный район Ц место неплохое и не за тридевять земель от Кра
мольного. Но и не рядом ведь, а значит, снова трамваи, троллейбусы, автобус
ы, часы «пик», пропади они пропадом.
«Схлестнулись» на партактиве. Ватажков выступил тогда спокойно, убедит
ельно и в то же время горячо, страстно. Собственно говоря, именно его высту
пление тогда все и решило. «Удивительно, как он умеет словом за живое брат
ь, Яков Михайлович», Ц подумал Бунчужный.
Тарас Игнатьевич посмотрел на спидометр. Если так, не торопясь, ехать, и оп
оздать можно. «И откуда это у меня Ц как только задумаюсь о прошлом, всег
да скорость снимаю». Он нажал на акселератор. Машина сразу же набрала ско
рость. Шоссе казалось теперь эластичным, будто не полоса асфальта, а широ
кая, упругая резиновая лента мягко пружинит под колесами. Справа и слева
до самого горизонта раскинулась неоглядная степь, и эта степь медленно в
ращается Ц слева по часовой, а справа против часовой стрелки.

26

Утро выдалось погожее. Небо на рассвете было совсем чистое. Потом его зат
януло облаками. Легкие и светлые, похожие на застывшую пену, они тесно жал
ись друг к другу, что-то напоминая Багрию. Он долго силился вспомнить, что
именно, и не мог. Потом вспомнил Ц ледоход. В детстве. Ранний мороз сковал
реку, затем потеплело, низовой ветер взломал лед. Короткая оттепель смен
илась морозом. Утром отец пошел на реку и взял с собой Андрея. Ярко светило
солнце. Припушенные первым снегом льдины едва заметно двигались вниз по
течению. Белые, казалось невесомые, они прижимались друг к другу, будто бо
ялись плыть в одиночку.
Сейчас облака напоминали Багрию те льдины. Просветы между ними темнели с
иневой. Только там, где за облаками стояло солнце, синева светлела, и облак
а тут были особенно яркие, свет от них шел очень мягкий, спокойный. Казалос
ь, от этого мягкого света все вокруг затихло: деревья, птицы, даже лягушки
на озере.
«Хорошо, наверное, сейчас рыба берет, Ц подумал Багрий. Ц Жаль, не удалос
ь уговорить Тараса Игнатьевича поехать на рыбалку. А ему надо бы с самим с
обой побыть наедине. Слабого человека одиночество гнетет, лишает покоя,
иногда надолго выбивает из колеи. А сильного успокаивает, делает крепче…
На озере, против расщепленного молнией тополя, хорошо берет плотва. И оку
нь попадается…»
…Приятная это работа Ц подвязывать виноградную лозу. Есть какое-то вол
шебство в этой старой, как мир, и всегда молодой работе, что-то неповторим
ое в прикосновении к свежим молодым побегам.
На винограднике Андрей Григорьевич все делал сам. Высаживал саженцы. На
зиму заботливо укрывал кусты. Осторожно, чтоб не повредить, открывал вес
ной. Виноградный куст любит уход. Есть, правда, и неприхотливые сорта Ц «
лидия», например. Но Багрий любил и с ней возиться. Ему нравилась «лидия»
Ц и буйный рост ее, и форма листа, покрытого снизу белым нежным пушком. И п
лоды со своеобразным вкусом нравились. Тарас Игнатьевич как-то сказал:
Ц Чудесная у вас «лидия», Андрей Григорьевич. Какой-то удивительный сор
т. Обязательно возьму несколько саженцев: напротив нашей заводской поли
клиники Ц глухая стена. Плохо она смотрится на фоне цветников. Вот я и за
тяну ее виноградом.
И он взял несколько саженцев. Потом рассказал:
Ц Ну и гонит лозу. Я интереса ради проверил: в жаркую погоду иногда двадц
ать сантиметров за сутки выгоняет. Шестиметровую стену до верха затянул
а.
В одном месте проволока провисла. Багрий подтянул ее плоскогубцами и сно
ва стал подвязывать.
Да, нелегко сейчас Тарасу Игнатьевичу. Сколько же это они вместе? Двадцат
ь пять? Нет, больше. Когда столько лет с человеком под одной крышей… Как-то
он примет ее смерть? Справится ли?.. Справится, конечно. Это старые и слабые
не справляются, часто идут следом. Надо бы давно сказать ему все начистот
у, да вот язык не поворачивается. И потом, Яков Михайлович просил.
За долгие годы выработались и навечно закрепились у Багрия твердые прав
ила, нарушить которые он и думать не смел. Больному не скажешь такую правд
у, а с родственниками нельзя играть в прятки, потому что есть у людей забот
ы и обязанности, связанные не только с жизнью, но и со смертью. Нелегко быв
ает порой открывать эту правду. Впрочем, Андрей Григорьевич научился нах
одить нужные слова для каждого. Труднее всего с родными и близкими. С ними
ох как трудно. Вот и с Тарасом Игнатьевичем. Как это он спросил вчера, за уж
ином:
Ц Ну, чем порадуешь, Андрей Григорьевич?
Багрий промолчал. И в конце ужина Тарас Игнатьевич снова спросил о том же.
Багрий опять промолчал. Налил рюмки, как редко наливал, до самых краешков,
и произнес тихо:
Ц Давай еще по одной.
Бунчужный вздохнул:
Ц Понятно.
«Непостижимая это штука Ц жизнь, Ц думал Багрий. Ц И смерть тоже… Гриш
а Таранец, например, говорит: «Какое мне дело до смерти? И думать о ней не хо
чу. Пока я жив, смерти нет. А когда она придет, меня уже не будет». А Таня откр
овенно признается: «Боюсь. Как вспомню, что и мне умереть суждено, страшно
становится».
Да, каждый воспринимает это по-своему. Чехов перед смертью сказал всего д
ва слова: «Их штербе» Ц «я умираю». Почему он, такой до глубины души русск
ий, произнес эти роковые слова на чужом языке? Может быть, это как усмешка,
немного грустная, очень добрая, такая знакомая всем, чеховская усмешка? М
ожет быть.
Каждый встречает смерть по-своему. Один Ц буйным протестом, другой Ц с
непонятной покорностью, третий Ц с ужасом. А Валентина Лукинична вот жд
ет смерти как счастья, как избавительницу. Это и понятно. Она хоть и не зна
ет всей правды, но чувствует ее. И ждет. И все ждут. Даже он, Багрий. Даже родн
ая дочь. Только они Ц врачи, сестры, санитарки Ц молчат. Одна тетя Домочк
а Ц святая душа Ц не скрывает своих мыслей.
Ц И чем только, горемычная, господа прогневила, что он такую муку ей посы
лает? Хоть бы смилостивился да прибрал скорее.
А Тарас Игнатьевич сказал вчера:
Ц Не могу себе представить, чтобы она раньше меня ушла: моложе она меня. И
крепкая ведь, выносливая. Сколько за войну пережила! И вдруг, чтобы вот так
… Ц помолчал немного и добавил: Ц Знаю, тяжелая у нее болезнь, но хрониче
ская ведь. Как это сказал Вадим Петрович ваш: «От хронических болезней ре
дко умирают». Ведь понимаю Ц ваши это слова. Мне Вадим Петрович даже нрав
ится иногда тем, что старается на вас походить. Преданный ученик всегда д
олжен стараться на учителя походить. Ц Он помолчал, потом сказал глухов
ато: Ц Я все обдумал: как только можно будет взять ее домой, ты мне скажи. Я
ведь Галину понимаю: она дочь. Она, даже если нужда отпадет, тянуть будет с
выпиской. А вы не тяните. Мне важно, чтобы она дома была. Пусть больная, толь
ко дома чтоб…
Тихо журчит вода. Багрий прислушался. Это родник у красного камня.
Красная с опаловыми прожилками скала, обглоданная бурями, иссеченная до
ждями и снегом, подступила к самой воде. Из этой скалы бил родник. Хрусталь
ный ручеек стекал по узкому желобку в ерик. Вода в роднике была на редкост
ь вкусная и такая холодная, что даже в самую жару от нее ломило зубы. Многи
е считали ее лечебной и приезжали с далеких дачных участков, чтобы набра
ть для питья.
Багрий опять прислушался. Нет, это не родник. Это вода в ерике журчит, обте
кая красный камень. «Течение пошло из озера, Ц подумал Багрий. Ц Теперь
хорошо удить и на реке, и на самой стремнине, против ерика. Когда течение и
з озера, там всегда начинается добрый жор».
Облака стали еще светлее. Замолкшие было на некоторое время птицы снова
завели Ц каждая свое. Далеко, за озером, не скупясь, отсчитывала кому-то г
оды кукушка. Безобразничали воробьи под стрехой, громко кричали, передра
знивали кого-то скворцы. Нерешительно, сначала вразнобой, а потом дружно,
начали свой концерт лягушки на озере и сразу же замолкли.
«Надо бы все же сказать правду Тарасу Игнатьевичу, Ц подумал Багрий. Ц
О результатах лабораторных обследований мы ведь ему тоже неправду сказ
али. Ничего страшного, мол, воспалительный процесс. Обойдется. А надо бы ск
азать, что рак. И Ц метастазы. Я бы вчера вечером сказал, да вот Яков Михайл
ович…»
Багрий закончил ряд и перешел к следующему. Тут тоже одна проволока пров
исла, и он подтянул ее.
«Далеко шагнула наука, Ц подумал Багрий. Ц Помню, в наших местах маляри
я просто косила, а теперь… Вадим Петрович и Галина вот институт окончили,
несколько лет работают, а малярии не видели. А я помню: бывало, приходишь н
а прием, а вокруг амбулатории десятки больных в лихорадочном ознобе. Или
туберкулезный менингит взять… Когда-то такой диагноз поставить было Ц
что смертный приговор вынести. Ни один ведь не выздоравливал… Да, шагнул
а вперед медицина, далеко шагнула. А вот когда такое, как у Валентины Лукин
ичны, Ц худо. Совсем худо. Ватажков прав, хорошо, что Тарас Игнатьевич не з
нает всей правды. Ни к чему сейчас».
Неподалеку послышался и стал нарастать звук мотора. Кто-то шел на полном
ходу по ерику. Мотор вдруг взвыл. «Ну конечно, намотало водоросли на винт,
Ц подумал Багрий. Ц А теперь, не выключая мотора, поднял хвостовину, что
бы сбить водоросли. Не жалеет машину, бездельник этакий».
С ерика донеслась ругань. «Сам виноват, а на мотор злится, Ц усмехнулся Б
агрий и посмотрел на часы, Ц скоро Вадим Петрович и Романов должны приех
ать. Чем бы их попотчевать? Надо было мне сегодня на рыбалку съездить, нало
вить рыбы, уху сварить: все же лучше меня здесь уху никто не приготовит. Ба
тя научил: он заядлый рыбак был, даже на белугу хаживал. Да, надо бы мне на ры
балку съездить, но и подвязку откладывать нельзя. Может быть, у сторожа ры
ба есть? Он, по-моему, браконьерствует потихоньку, говорят, в потаенных ме
стах ятеря ставит».
Багрий пошел к домику сторожа, но того не было. Жена сказала, что старик до
лжен скоро вернуться с рыбалки.
Ц Когда вернется, если улов хороший будет, пусть и мне рыбы принесет, Ц п
опросил Багрий.
Женщина пообещала, и Андрей Григорьевич вернулся на свой виноградник ус
покоенный. Снова принялся за подвязку, но мысли его сейчас были уже о сосе
де Ц Назаре Каретникове. «Только бы он не набрался и сегодня или не завея
лся куда: мне обязательно нужно поговорить с ним сегодня. Впрочем, на втор
ой день он обычно не пьет».
Он снова стал перебирать в памяти подробности пьяной болтовни Каретник
ова и на лестничной площадке, и дома, перед тем как улечься в постель.
Ц Здорово, Андрей Григорьевич!
Багрий так ушел в свои мысли, что даже вздрогнул от неожиданности. У яблон
и стоял сторож Ц невысокий, коренастый, очень загорелый, с добродушным ш
ироким лицом, инвалид Отечественной войны. Он был босой. Серые полотняны
е брюки закатаны выше колен. Легкая из такой же ткани куртка широко распа
хнута, рукава тоже подвернуты выше локтей. Багрий подошел, поздоровался,
спросил, как рыбалка.
Ц Рыбалка не дюже, Ц ответил сторож. Ц На базар нести нечего. А вот на ух
у для вас насмыкал. Казала жинка, что вы приходили, вот я и принес.
Ц Спасибо, Ц поблагодарил Багрий, принимая садок с трепещущейся рыбой.
Ц У меня сегодня гости. Садок я вам потом принесу и деньги за рыбу.
Ц Ладно, за вами не пропадет, Ц сказал сторож и ушел, припадая на правую н
огу.
Андрей Григорьевич вымыл руки у ключа, набрал ведерко воды и наточил кух
онный нож, стал чистить рыбу. «Да, старик прав, Ц подумал он, Ц и впрямь до
брая уха будет».
Рыба была уже почищена и вода в котелке звонко булькала, когда Багрий уви
дел их Ц Шарыгина и Романова. Они шли не торопясь по мостику через ерик. Б
агрий поднялся им навстречу. Он и позабыл, что на нем измазанные землей бр
юки и непомерно большой клеенчатый фартук. Потом, заметив, он махнул руко
й. Вытер ладонь о брюки, поздоровался с Романовым, кивнул Шарыгину и, обращ
аясь к Романову, произнес:
Ц Вы уж простите меня: собрался переодеться к вашему приходу, да завозил
ся вот на винограднике и не успел.
Ц Ну что вы, Андрей Григорьевич, Ц успокоил его Шарыгин, Ц на даче как н
а даче.
Иван Семенович рассмеялся. Действительно, какие могут быть церемонии: да
ча Ц она дача и есть.
Ц Давненько я у вас не был тут, дорогой Андрей Григорьевич. Почти год.
Ц Меньше, Ц сказал Багрий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38