Он взял из нее несколько густо исписанных страниц, сложил их вместе, положил снова в папку и быстро защелкнул ее, словно боясь, что какая-нибудь буква захочет сбежать из его рукописи.
– Теперь извините меня, уважаемая доктор. Мы увидимся чуть позже, за обедом. А до этого мне предстоит разобраться с одним делом. Вы же знаете – новый заместитель.
Выйдя из кабинета и закрыв за собой дверь, Ванда остановилась, явно озадаченная этим странным разговором. Она слышала скрип, будто перо царапало по шершавой, очень шершавой бумаге, такой, какая лежала рядом с ужасной рыжей кожаной папкой с тисненым золотым гербом Венеции. И что только мог писать этот человек? Однако Ванде стало ясно, что Джироламо Морозини чувствовал себя призванным к чему-то более высокому, чем управление музеем, в который вряд ли кто-нибудь когда-нибудь заходил.
6
«Первый акт драмы. Роберт Баулдер, или Блеск и нищета американского хлопкового магната»
«Стоял один из тех прекрасных дней венецианского уходящего лета, которые словно созданы для прогулок по узеньким переулкам и пышным площадям живописного города в лагуне, когда американец Роберт Баулдер ступил на мост Академии. Это был статный, крупный, широкоплечий, стройный и ухоженный мужчина. Мягкие солнечные лучи позднего лета отсвечивали на его волосах, и отблески на воде всемирно известного Большого канала играли в монокле на его правом глазу. На нем были красные бархатные штаны, цвет, который носили дожи и который восхищает на портретах в Палаццо Дукале (Дворце дожей). На его плечах красовалась желтая куртка с золотыми пуговицами – смелое сочетание. Мужчины Венеции, неравнодушные к своему внешнему виду, не позволяют себе иных цветов, кроме голубого и серого, разбавляя их лишь летним классическим белым. Остальные цвета считаются модой от лукавого в этой столице хорошего вкуса, которая за долгую историю пережила тысячи взлетов и падений. Роберт Баулдер чувствовал себя в своей странной одежде уверенно, как человек, знающий себе цену. Без тени смущения он оглядывал прохожих, недоуменно провожавших взглядом это цветастое явление на старинном мосту Академии.
На середине моста на раскладном деревянном стуле сидел мальчик лет двенадцати и рисовал. Это был красивый ребенок, изящный, с блестящими светлыми волосами и удивительно синими – цвета аквамарина – глазами. Будучи небольшого роста, он не видел того, что было над парапетом, поэтому рисовал, глядя сквозь перила моста, всего лишь фрагмент вида всемирно известного Большого канала с импозантным уголком церкви Сайта Мария делла Салюте. Проходя мимо, Баулдер взглянул на словно светящуюся светловолосую голову мальчика и остолбенел. Он, почти все переживший и познавший, испытал в тот момент прилив нового, глубокого чувства, выразить которое словами он бы не смог. Баулдер был внимательным наблюдателем, поэтому он заметил, как достойно выглядел мальчик в этой позе художника. Он наклонился и заглянул юному художнику через плечо.
– Браво, молодой человек, – сказал он, – видно, здесь рождается великий талант.
Мальчик поднял голову и посмотрел в темные глаза. Он сразу почувствовал, что за ними скрывается какая-то тайна. Роберт Баулдер нежно провел рукой по его шелковистым волосам.
– Как тебя зовут? – тихо спросил он.
– Джироламо, – робко ответил мальчик.
– О, Джироламо, – повторил Баулдер. – Какое поэтичное имя.
Он улыбнулся, еще какое-то время завороженно смотрел на изящного ребенка, потом слегка поклонился.
– Разреши мне тоже представиться. Меня зовут Баулдер, Роберт Баулдер. Я живу в Палаццо Дарио.
– О, Палаццо Дарио! – воскликнул мальчик и живо показал карандашом в сторону элегантных палаццо всемирно известного Большого канала. – Это тот знаменитый проклятый палаццо, там, сразу у Палаццо Веньер деи Леони!
– Правильно, молодой человек, – ответил Баулдер, улыбаясь забавному оживлению мальчика. – Если хочешь, можешь прийти ко мне в гости. Я покажу тебе заколдованный дворец изнутри. А коль скоро ты такой талантливый живописец, я разрешу тебе написать мой портрет в салоне. Как ты смотришь на это?
Его голос слегка дрожал, но он надеялся, что мальчик этого не заметил. Ему страстно захотелось обнять мальчика и прижать к самому сердцу, чтобы заглушить эту внутреннюю дрожь. Но он овладел собой.
– А вы уже видели призраков Палаццо Дарио? – взволнованно спросил мальчик.
Звук его голоса теплом прокатился по сердцу Баулдера.
– Нет, к сожалению, еще нет, – ответил он и улыбнулся, опустившись рядом с ребенком на одно колено.
Его рука коснулась мальчишеского затылка и нежно погладила его.
– Ну, – мягко сказал он, – почтит ли меня молодой человек своим визитом?
И тут он испугался. Он так боялся услышать отказ, что на какое-то мгновение слезы навернулись ему на глаза.
– Не знаю, – нерешительно протянул Джироламо.
Приглашение было ошеломляющим, но в то же время и странным; почему этот чудной взрослый вдруг заинтересовался им и его рисунками? Нижняя губа мальчика подрагивала, он напряженно всматривался в зеленую сверкающую воду всемирно известного Большого канала, в пролетающих голубей, будто прислушивался к себе, ищя ответ. Наконец он улыбнулся и облизнул сухие губы.
– Хорошо, я пойду, – сказал он.
– Так пойдем же… – начал Баулдер, но закончить фразу не успел.
Словно шаровая молния вспыхнула и пронеслась между ними, и, обернувшись, они увидели графиню Лоредана-Фалье в узком черном платье и серой широкополой шляпе. Карминно-красные роскошные волосы струились по ее спине. На пальце сверкал огромный аметист. Она была Президентом венецианского Красного Креста, и все знали, что вечера она проводила в баре «У Гарри» всегда в сопровождении старой компаньонки. Великолепная венецианка, пожалуй, единственная и последняя в своем роде. Это было еще то время, когда в баре «У Гарри» встречалось немало персон избранного круга.
Увидев ее, Роберт Баулдер побледнел. Их взгляды скрестились, как клинки, в немом поединке. Она схватила Джироламо за руку и отдернула его от Баулдера.
– Нонна! – крикнул мальчик, вырываясь от нее. В следующее мгновение графиня Лоредана-Фалье уже тащила его вниз по ступеням моста Академии. .
– Ты что, не видел, какой мерзавец к тебе пристал? – взбешенно закричала она и дала Джироламо такой подзатыльник, что он взвыл.
– Мужик в красных штанах! Гадость какая!
Они отошли довольно далеко, но она не переставала ругать мальчика, и Баулдер услышал, как тот клятвенно пообещал ей никогда больше не разговаривать с мужчинами в красных брюках.
Баулдер с тоской смотрел им вслед. Суждено ли ему еще увидеть Джироламо? А если да, случится ли это в Палаццо Дарио? Да, Джироламо придет… он знал это.
Роберт Баулдер был человеком, у которого было все: богатство, власть и красота. В своей «прежней» жизни он был богатым американским хлопковым магнатом. В город-лагуну он приехал на заслуженный отдых. Он жил в Венеции со своим любимым Хуаном. Хуан Мерида был коренастый кубинец, чья кряжистость сводила на нет все попытки одеть его элегантно. Баулдер получал от него все, что обычно может дать мужчине только любящая женщина – обожание, любовь, нежность. Они переехали в Венецию, прозванную городом любви. Несмотря на внешнюю непохожесть, Баулдер и Мерида чувствовали себя единым целым и подходили друг другу, как перчатки из одной пары. Их мысли, манеры, мнения – все сходилось: Роберт мог начать фразу, а Хуан закончить ее. Кроме этой любви, Хуана ничего более не интересовало. Роберт занимался теперь только управлением своей собственностью и дни напролет проводил, охотясь на уток на озере Торчелло.
Всю жизнь Баулдер мечтал о том, чтобы поселиться на всемирно известном Большом канале в Венеции. Он знал, что в фешенебельных палаццо всемирно известного Большого канала жили многие знаменитые певцы, композиторы, художники, писатели и поэты: Хемингуэй и Райнер Мария Рильке, Хуго фон Гофманстель и Марсель Пруст и даже сама королева-мать. Он купил Палаццо Дарио у одного загадочного типа, которого всего два раза в жизни видел в кафе «Флориан». Глаза этого типа горели, как угли. Он предложил свой пустующий дворец по смехотворной цене. Баулдер, который никогда не отказывался от выгодной сделки, согласился, не колеблясь. Предполагал ли он тогда, что, заключив эту сделку, он тем самым вручил свою душу темной силе?
Такие люди, как Роберт Баулдер, вряд ли вообще бывают чувствительны к подобным ощущениям. А уж тем более американцы, в отличие от европейцев, совершенно не восприимчивы к спиритическим феноменам. Если бы таинственный человек с горящими глазами сказал Баулдеру, что на Палаццо Дарио лежит проклятие, которое стоило жизни всем прежним его владельцам, он расхохотался бы в ответ. Возможно, на него мог бы произвести впечатление несчастный случай, произошедший с Марио дель Монако, известным тенором, после того как он договорился о цене с таинственным человеком и подписал договор о покупке злосчастного дворца. На обратном пути в Тревизо элегантный лимузин певца перевернулся, и, еще не оправившись от жутких травм, он аннулировал покупку Ка Дарио.
Баулдер, однако, вступил во владение Палаццо Дарио совершенно уверенно. Бурно отпраздновав подписание договора о покупке в кафе «Флориан», он сел в гондолу на набережной Св.Марка. Луна, совершавшая свой ночной обход, влекла за собой шлейф световой дорожки по воде всемирно известного Большого канала. Шлейф призрачного сияния ложился, как саван, и на Палаццо Дарио, но Баулдер не чувствовал, что холодные пальцы проклятия уже касались его.
– Потрясающий венецианский свет! – вздыхал он, пока гондольер мерно работал веслом по черной воде всемирно известного Большого канала.
Наутро он написал стихотворение, вдохновленный чарующей красотой венецианского ночного неба. Впервые в жизни он чувствовал это неодолимое желание написать стихотворение. Следуя этому желанию, он написал:
«Венеция, город мечтаний
И бури желаний… »
Мерида изобразил на этом листке прекрасный вид из их окна. Оба были счастливы и пропускали мимо ушей предостережения искренних доброжелателей и друзей, касающиеся их нового жилища. Мало того, они, казалось, испытывали судьбу, обставив дворец так, что он стал казаться еще более мрачным: темная камка, темная мебель – все это придавало проклятому дворцу облик мавзолея. Они приобрели огромные настенные ковры, пурпурные бархатные гардины и горы изысканного столового серебра. Старинная мебель, купленная Баулдером, казалось, еще более усиливала ледяное дыхание дворцового проклятия. Она стонала и охала, как больной, сжимавший зубы от боли, будучи не в силах преодолеть свою немочь. Она стонала, словно желая предостеречь Роберта Баулдера. Если бы он услышал эти предупреждения!
В последующие за этой странной встречей на мосту Академии дни Баулдер был глубоко взволнован. Он не мог заснуть и бродил ночами по салонам Палаццо Дарио, пока не начинал брезжить рассвет и нежный отблеск проплывал по глади всемирно известного Большого канала. Буря чувств кипела в нем и незримое пламя сжигало его. Такое было впервые! Встреча с маленьким Джироламо, его голос, его губы – это было единственное, что теперь существовало для Баулдера. Невидимая рука словно вела его и постоянно возвращала на мост Академии. Часто он часами простаивал там, задумчиво глядя на отблески света в зеленой воде всемирно известного Большого канала. И однажды произошло то, чего он так жаждал в своих грезах.
– А когда мне можно прийти в Палаццо Дарио и нарисовать вас, синьор? – зазвенел рядом высокий голос.
Баулдер узнал. Это был Джироламо. На нем была бархатная куртка цвета ночной синевы, которая удивительно шла его аквамариновым глазам. Он был само воплощение очаровательной прелести.
– Думаю, лучше всего сегодня, – ответил Баулдер.
Сердце мальчика бешено забилось, оттого что Баулдер тут же пригласил его на обед в Палаццо Дарио.
Немного погодя они вошли во дворец через кованые железные ворота. Баулдер налег плечом на тяжелую дубовую дверь, и Джироламо очутился в помещении с прохладным белым мраморным полом, залитом мягким, теплым янтарным светом высоких свечей. Там стояли старинные музыкальные инструменты: арфы, чембало, лиры и спинеты вид клавикорда.
.
В комнате никого не было.
– Вы занимаетесь музыкой? – прошептал Джироламо.
– Нет, – ответил Баулдер и улыбнулся с некоторым презрением. – Это Хуан захотел обставить салон музыкальными инструментами.
Он запнулся.
– Хуан мой… камердинер, – сказал он и погладил мальчика по шелковистым волосам.
Затем он провел его по всему дворцу и показал даже «роскошную» ванную, отметив восторг, с которым Джироламо рассматривал биде из цельного куска мрамора. В салоне мальчику особенно понравились тигровые шкуры с подпалинами, а в прихожей его до смерти напугали маленькие мраморные детские саркофаги.
– О, это всего лишь подставки для шляп, – улыбнулся Баулдер, заметив, что мальчик испугался.
Они ели икру каракатицы при занавешенных окнах. Приглушенный свет от горящих свечей колебался, словно двигались призраки. Баулдер почувствовал возбуждение, как при охотничьем гоне, и с трудом овладел собой.
После обеда он предложил пройти в другую комнату. Толкнув широкую дверь, он пропустил мальчика вперед. У Джироламо перехватило дыхание. На натертом до блеска паркете лежал небольшой ковер цвета зеленого дна венецианской лагуны с искусным восточным орнаментом, в алькове стояла огромная кровать красного дерева. Это, конечно, была спальня Роберта Баулдера. Мальчик оцепенел, холод сжал его сердце. Кто этот человек, которому он доверился?
Баулдер заметил это. В палаццо стояла такая тишина, что можно было услышать хлопанье голубиных крыльев на площади Св.Марка. Баулдер нежно положил руку на плечо Джироламо и почувствовал, как тот вздрогнул.
– Вы пригласили меня на обед, и я согласился только на это, синьор, – отчаянно крикнул он.
Он чувствовал, что задыхается.
– Отпустите меня, а не то я позову бабушку, графиню Лоредана-Фалье! – совершенно отчаявшись, снова закричал он.
Эти слова ударили Баулдера, словно обухом по голове. Теперь ему нельзя было запаниковать или проявить слабость.
– Ничего не произошло, малыш, успокойся. Я сейчас же отведу тебя домой.
Неожиданно метнувшись назад, чего Баулдер никак не ожидал, мальчик рванулся к двери и побежал к выходу. Баулдер побежал за ним и схватил его за куртку, но Джироламо вырвался и оставил ее в руке Баулдера. Тяжело дыша, Баулдер остался стоять у входа, держа темно-синюю бархатную куртку, а мальчик уже скрылся, выбежав из кованых железных ворот.
После этого случая Баулдер замкнулся в себе. Его сердце стало холодным, как истрийский мрамор, из которого был построен Палаццо Дарио. Часто он прижимал мягкую темно-синюю куртку к своей щеке. Преданный Хуан Мерида не мог понять причины тягостного состояния души своего возлюбленного. Чтобы как-то развлечь его, он предложил устроить вечеринку.
– Давай пригласим Карлоса де Бестеги, серебряного магната, который купил Палаццо Лабиа, Жан-Анатоля де Бройли, Артура Жефре и Маргерит Деко, дочь третьего герцога Деко!
– Тогда нужно не забыть Дейзи Феллоуз, ведь ее вместе с Маргерит Деко американская пресса назвала bestdressed women самая элегантная женщина (англ.).
года! – заметил Роберт Баулдер.
– И, конечно, Элизабет Тейлор, – сказал Мерида, счастливый тем, что его Роберт ожил. – Она на нас так обиделась, что мы не пригласили ее на бал, посвященный карнавалу.
– Да, но если она опять будет настаивать, чтобы всемирно известный Большой канал ради нее закрыли… – пробормотал Баулдер.
– … пусть лучше сидит дома! – закончил Хуан Мерида.
Во время приготовления к празднику у Мериды с утра до ночи не было ни минуты, чтобы присесть. Со старинной мебели сняли чехлы, элегантный салон Мохамеда и розовый салон были вычищены, а полы отполированы до блеска. Вечеринки, которые Роберт Баулдер и Хуан Мерида закатывали в Венеции, стали настоящей легендой. Венецианцев редко приглашали на них, поскольку они избегали Роберта Баулдера, а за глаза сплетничали о нем и его друге. Когда в проклятом Палаццо Дарио шли «Зеленые балеты», многие шептались о том, что это могло означать и зачем давать такое название, если и объяснить его невозможно. И волнения по поводу этих балетов, конечно, нуждались в разъяснениях.
Гостями Баулдера были в первую очередь состоятельные англичане. Они останавливались в Венеции на своих элегантных яхтах по пути на Поситано и Капри. Эти сияющие белизной яхты бросали якоря перед сказочной кулисой церкви Мария делла Салюте. На время пребывания в Венеции многие из гостей нанимали личного гондольера, который забирал их с яхт и высаживал на площади Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Теперь извините меня, уважаемая доктор. Мы увидимся чуть позже, за обедом. А до этого мне предстоит разобраться с одним делом. Вы же знаете – новый заместитель.
Выйдя из кабинета и закрыв за собой дверь, Ванда остановилась, явно озадаченная этим странным разговором. Она слышала скрип, будто перо царапало по шершавой, очень шершавой бумаге, такой, какая лежала рядом с ужасной рыжей кожаной папкой с тисненым золотым гербом Венеции. И что только мог писать этот человек? Однако Ванде стало ясно, что Джироламо Морозини чувствовал себя призванным к чему-то более высокому, чем управление музеем, в который вряд ли кто-нибудь когда-нибудь заходил.
6
«Первый акт драмы. Роберт Баулдер, или Блеск и нищета американского хлопкового магната»
«Стоял один из тех прекрасных дней венецианского уходящего лета, которые словно созданы для прогулок по узеньким переулкам и пышным площадям живописного города в лагуне, когда американец Роберт Баулдер ступил на мост Академии. Это был статный, крупный, широкоплечий, стройный и ухоженный мужчина. Мягкие солнечные лучи позднего лета отсвечивали на его волосах, и отблески на воде всемирно известного Большого канала играли в монокле на его правом глазу. На нем были красные бархатные штаны, цвет, который носили дожи и который восхищает на портретах в Палаццо Дукале (Дворце дожей). На его плечах красовалась желтая куртка с золотыми пуговицами – смелое сочетание. Мужчины Венеции, неравнодушные к своему внешнему виду, не позволяют себе иных цветов, кроме голубого и серого, разбавляя их лишь летним классическим белым. Остальные цвета считаются модой от лукавого в этой столице хорошего вкуса, которая за долгую историю пережила тысячи взлетов и падений. Роберт Баулдер чувствовал себя в своей странной одежде уверенно, как человек, знающий себе цену. Без тени смущения он оглядывал прохожих, недоуменно провожавших взглядом это цветастое явление на старинном мосту Академии.
На середине моста на раскладном деревянном стуле сидел мальчик лет двенадцати и рисовал. Это был красивый ребенок, изящный, с блестящими светлыми волосами и удивительно синими – цвета аквамарина – глазами. Будучи небольшого роста, он не видел того, что было над парапетом, поэтому рисовал, глядя сквозь перила моста, всего лишь фрагмент вида всемирно известного Большого канала с импозантным уголком церкви Сайта Мария делла Салюте. Проходя мимо, Баулдер взглянул на словно светящуюся светловолосую голову мальчика и остолбенел. Он, почти все переживший и познавший, испытал в тот момент прилив нового, глубокого чувства, выразить которое словами он бы не смог. Баулдер был внимательным наблюдателем, поэтому он заметил, как достойно выглядел мальчик в этой позе художника. Он наклонился и заглянул юному художнику через плечо.
– Браво, молодой человек, – сказал он, – видно, здесь рождается великий талант.
Мальчик поднял голову и посмотрел в темные глаза. Он сразу почувствовал, что за ними скрывается какая-то тайна. Роберт Баулдер нежно провел рукой по его шелковистым волосам.
– Как тебя зовут? – тихо спросил он.
– Джироламо, – робко ответил мальчик.
– О, Джироламо, – повторил Баулдер. – Какое поэтичное имя.
Он улыбнулся, еще какое-то время завороженно смотрел на изящного ребенка, потом слегка поклонился.
– Разреши мне тоже представиться. Меня зовут Баулдер, Роберт Баулдер. Я живу в Палаццо Дарио.
– О, Палаццо Дарио! – воскликнул мальчик и живо показал карандашом в сторону элегантных палаццо всемирно известного Большого канала. – Это тот знаменитый проклятый палаццо, там, сразу у Палаццо Веньер деи Леони!
– Правильно, молодой человек, – ответил Баулдер, улыбаясь забавному оживлению мальчика. – Если хочешь, можешь прийти ко мне в гости. Я покажу тебе заколдованный дворец изнутри. А коль скоро ты такой талантливый живописец, я разрешу тебе написать мой портрет в салоне. Как ты смотришь на это?
Его голос слегка дрожал, но он надеялся, что мальчик этого не заметил. Ему страстно захотелось обнять мальчика и прижать к самому сердцу, чтобы заглушить эту внутреннюю дрожь. Но он овладел собой.
– А вы уже видели призраков Палаццо Дарио? – взволнованно спросил мальчик.
Звук его голоса теплом прокатился по сердцу Баулдера.
– Нет, к сожалению, еще нет, – ответил он и улыбнулся, опустившись рядом с ребенком на одно колено.
Его рука коснулась мальчишеского затылка и нежно погладила его.
– Ну, – мягко сказал он, – почтит ли меня молодой человек своим визитом?
И тут он испугался. Он так боялся услышать отказ, что на какое-то мгновение слезы навернулись ему на глаза.
– Не знаю, – нерешительно протянул Джироламо.
Приглашение было ошеломляющим, но в то же время и странным; почему этот чудной взрослый вдруг заинтересовался им и его рисунками? Нижняя губа мальчика подрагивала, он напряженно всматривался в зеленую сверкающую воду всемирно известного Большого канала, в пролетающих голубей, будто прислушивался к себе, ищя ответ. Наконец он улыбнулся и облизнул сухие губы.
– Хорошо, я пойду, – сказал он.
– Так пойдем же… – начал Баулдер, но закончить фразу не успел.
Словно шаровая молния вспыхнула и пронеслась между ними, и, обернувшись, они увидели графиню Лоредана-Фалье в узком черном платье и серой широкополой шляпе. Карминно-красные роскошные волосы струились по ее спине. На пальце сверкал огромный аметист. Она была Президентом венецианского Красного Креста, и все знали, что вечера она проводила в баре «У Гарри» всегда в сопровождении старой компаньонки. Великолепная венецианка, пожалуй, единственная и последняя в своем роде. Это было еще то время, когда в баре «У Гарри» встречалось немало персон избранного круга.
Увидев ее, Роберт Баулдер побледнел. Их взгляды скрестились, как клинки, в немом поединке. Она схватила Джироламо за руку и отдернула его от Баулдера.
– Нонна! – крикнул мальчик, вырываясь от нее. В следующее мгновение графиня Лоредана-Фалье уже тащила его вниз по ступеням моста Академии. .
– Ты что, не видел, какой мерзавец к тебе пристал? – взбешенно закричала она и дала Джироламо такой подзатыльник, что он взвыл.
– Мужик в красных штанах! Гадость какая!
Они отошли довольно далеко, но она не переставала ругать мальчика, и Баулдер услышал, как тот клятвенно пообещал ей никогда больше не разговаривать с мужчинами в красных брюках.
Баулдер с тоской смотрел им вслед. Суждено ли ему еще увидеть Джироламо? А если да, случится ли это в Палаццо Дарио? Да, Джироламо придет… он знал это.
Роберт Баулдер был человеком, у которого было все: богатство, власть и красота. В своей «прежней» жизни он был богатым американским хлопковым магнатом. В город-лагуну он приехал на заслуженный отдых. Он жил в Венеции со своим любимым Хуаном. Хуан Мерида был коренастый кубинец, чья кряжистость сводила на нет все попытки одеть его элегантно. Баулдер получал от него все, что обычно может дать мужчине только любящая женщина – обожание, любовь, нежность. Они переехали в Венецию, прозванную городом любви. Несмотря на внешнюю непохожесть, Баулдер и Мерида чувствовали себя единым целым и подходили друг другу, как перчатки из одной пары. Их мысли, манеры, мнения – все сходилось: Роберт мог начать фразу, а Хуан закончить ее. Кроме этой любви, Хуана ничего более не интересовало. Роберт занимался теперь только управлением своей собственностью и дни напролет проводил, охотясь на уток на озере Торчелло.
Всю жизнь Баулдер мечтал о том, чтобы поселиться на всемирно известном Большом канале в Венеции. Он знал, что в фешенебельных палаццо всемирно известного Большого канала жили многие знаменитые певцы, композиторы, художники, писатели и поэты: Хемингуэй и Райнер Мария Рильке, Хуго фон Гофманстель и Марсель Пруст и даже сама королева-мать. Он купил Палаццо Дарио у одного загадочного типа, которого всего два раза в жизни видел в кафе «Флориан». Глаза этого типа горели, как угли. Он предложил свой пустующий дворец по смехотворной цене. Баулдер, который никогда не отказывался от выгодной сделки, согласился, не колеблясь. Предполагал ли он тогда, что, заключив эту сделку, он тем самым вручил свою душу темной силе?
Такие люди, как Роберт Баулдер, вряд ли вообще бывают чувствительны к подобным ощущениям. А уж тем более американцы, в отличие от европейцев, совершенно не восприимчивы к спиритическим феноменам. Если бы таинственный человек с горящими глазами сказал Баулдеру, что на Палаццо Дарио лежит проклятие, которое стоило жизни всем прежним его владельцам, он расхохотался бы в ответ. Возможно, на него мог бы произвести впечатление несчастный случай, произошедший с Марио дель Монако, известным тенором, после того как он договорился о цене с таинственным человеком и подписал договор о покупке злосчастного дворца. На обратном пути в Тревизо элегантный лимузин певца перевернулся, и, еще не оправившись от жутких травм, он аннулировал покупку Ка Дарио.
Баулдер, однако, вступил во владение Палаццо Дарио совершенно уверенно. Бурно отпраздновав подписание договора о покупке в кафе «Флориан», он сел в гондолу на набережной Св.Марка. Луна, совершавшая свой ночной обход, влекла за собой шлейф световой дорожки по воде всемирно известного Большого канала. Шлейф призрачного сияния ложился, как саван, и на Палаццо Дарио, но Баулдер не чувствовал, что холодные пальцы проклятия уже касались его.
– Потрясающий венецианский свет! – вздыхал он, пока гондольер мерно работал веслом по черной воде всемирно известного Большого канала.
Наутро он написал стихотворение, вдохновленный чарующей красотой венецианского ночного неба. Впервые в жизни он чувствовал это неодолимое желание написать стихотворение. Следуя этому желанию, он написал:
«Венеция, город мечтаний
И бури желаний… »
Мерида изобразил на этом листке прекрасный вид из их окна. Оба были счастливы и пропускали мимо ушей предостережения искренних доброжелателей и друзей, касающиеся их нового жилища. Мало того, они, казалось, испытывали судьбу, обставив дворец так, что он стал казаться еще более мрачным: темная камка, темная мебель – все это придавало проклятому дворцу облик мавзолея. Они приобрели огромные настенные ковры, пурпурные бархатные гардины и горы изысканного столового серебра. Старинная мебель, купленная Баулдером, казалось, еще более усиливала ледяное дыхание дворцового проклятия. Она стонала и охала, как больной, сжимавший зубы от боли, будучи не в силах преодолеть свою немочь. Она стонала, словно желая предостеречь Роберта Баулдера. Если бы он услышал эти предупреждения!
В последующие за этой странной встречей на мосту Академии дни Баулдер был глубоко взволнован. Он не мог заснуть и бродил ночами по салонам Палаццо Дарио, пока не начинал брезжить рассвет и нежный отблеск проплывал по глади всемирно известного Большого канала. Буря чувств кипела в нем и незримое пламя сжигало его. Такое было впервые! Встреча с маленьким Джироламо, его голос, его губы – это было единственное, что теперь существовало для Баулдера. Невидимая рука словно вела его и постоянно возвращала на мост Академии. Часто он часами простаивал там, задумчиво глядя на отблески света в зеленой воде всемирно известного Большого канала. И однажды произошло то, чего он так жаждал в своих грезах.
– А когда мне можно прийти в Палаццо Дарио и нарисовать вас, синьор? – зазвенел рядом высокий голос.
Баулдер узнал. Это был Джироламо. На нем была бархатная куртка цвета ночной синевы, которая удивительно шла его аквамариновым глазам. Он был само воплощение очаровательной прелести.
– Думаю, лучше всего сегодня, – ответил Баулдер.
Сердце мальчика бешено забилось, оттого что Баулдер тут же пригласил его на обед в Палаццо Дарио.
Немного погодя они вошли во дворец через кованые железные ворота. Баулдер налег плечом на тяжелую дубовую дверь, и Джироламо очутился в помещении с прохладным белым мраморным полом, залитом мягким, теплым янтарным светом высоких свечей. Там стояли старинные музыкальные инструменты: арфы, чембало, лиры и спинеты вид клавикорда.
.
В комнате никого не было.
– Вы занимаетесь музыкой? – прошептал Джироламо.
– Нет, – ответил Баулдер и улыбнулся с некоторым презрением. – Это Хуан захотел обставить салон музыкальными инструментами.
Он запнулся.
– Хуан мой… камердинер, – сказал он и погладил мальчика по шелковистым волосам.
Затем он провел его по всему дворцу и показал даже «роскошную» ванную, отметив восторг, с которым Джироламо рассматривал биде из цельного куска мрамора. В салоне мальчику особенно понравились тигровые шкуры с подпалинами, а в прихожей его до смерти напугали маленькие мраморные детские саркофаги.
– О, это всего лишь подставки для шляп, – улыбнулся Баулдер, заметив, что мальчик испугался.
Они ели икру каракатицы при занавешенных окнах. Приглушенный свет от горящих свечей колебался, словно двигались призраки. Баулдер почувствовал возбуждение, как при охотничьем гоне, и с трудом овладел собой.
После обеда он предложил пройти в другую комнату. Толкнув широкую дверь, он пропустил мальчика вперед. У Джироламо перехватило дыхание. На натертом до блеска паркете лежал небольшой ковер цвета зеленого дна венецианской лагуны с искусным восточным орнаментом, в алькове стояла огромная кровать красного дерева. Это, конечно, была спальня Роберта Баулдера. Мальчик оцепенел, холод сжал его сердце. Кто этот человек, которому он доверился?
Баулдер заметил это. В палаццо стояла такая тишина, что можно было услышать хлопанье голубиных крыльев на площади Св.Марка. Баулдер нежно положил руку на плечо Джироламо и почувствовал, как тот вздрогнул.
– Вы пригласили меня на обед, и я согласился только на это, синьор, – отчаянно крикнул он.
Он чувствовал, что задыхается.
– Отпустите меня, а не то я позову бабушку, графиню Лоредана-Фалье! – совершенно отчаявшись, снова закричал он.
Эти слова ударили Баулдера, словно обухом по голове. Теперь ему нельзя было запаниковать или проявить слабость.
– Ничего не произошло, малыш, успокойся. Я сейчас же отведу тебя домой.
Неожиданно метнувшись назад, чего Баулдер никак не ожидал, мальчик рванулся к двери и побежал к выходу. Баулдер побежал за ним и схватил его за куртку, но Джироламо вырвался и оставил ее в руке Баулдера. Тяжело дыша, Баулдер остался стоять у входа, держа темно-синюю бархатную куртку, а мальчик уже скрылся, выбежав из кованых железных ворот.
После этого случая Баулдер замкнулся в себе. Его сердце стало холодным, как истрийский мрамор, из которого был построен Палаццо Дарио. Часто он прижимал мягкую темно-синюю куртку к своей щеке. Преданный Хуан Мерида не мог понять причины тягостного состояния души своего возлюбленного. Чтобы как-то развлечь его, он предложил устроить вечеринку.
– Давай пригласим Карлоса де Бестеги, серебряного магната, который купил Палаццо Лабиа, Жан-Анатоля де Бройли, Артура Жефре и Маргерит Деко, дочь третьего герцога Деко!
– Тогда нужно не забыть Дейзи Феллоуз, ведь ее вместе с Маргерит Деко американская пресса назвала bestdressed women самая элегантная женщина (англ.).
года! – заметил Роберт Баулдер.
– И, конечно, Элизабет Тейлор, – сказал Мерида, счастливый тем, что его Роберт ожил. – Она на нас так обиделась, что мы не пригласили ее на бал, посвященный карнавалу.
– Да, но если она опять будет настаивать, чтобы всемирно известный Большой канал ради нее закрыли… – пробормотал Баулдер.
– … пусть лучше сидит дома! – закончил Хуан Мерида.
Во время приготовления к празднику у Мериды с утра до ночи не было ни минуты, чтобы присесть. Со старинной мебели сняли чехлы, элегантный салон Мохамеда и розовый салон были вычищены, а полы отполированы до блеска. Вечеринки, которые Роберт Баулдер и Хуан Мерида закатывали в Венеции, стали настоящей легендой. Венецианцев редко приглашали на них, поскольку они избегали Роберта Баулдера, а за глаза сплетничали о нем и его друге. Когда в проклятом Палаццо Дарио шли «Зеленые балеты», многие шептались о том, что это могло означать и зачем давать такое название, если и объяснить его невозможно. И волнения по поводу этих балетов, конечно, нуждались в разъяснениях.
Гостями Баулдера были в первую очередь состоятельные англичане. Они останавливались в Венеции на своих элегантных яхтах по пути на Поситано и Капри. Эти сияющие белизной яхты бросали якоря перед сказочной кулисой церкви Мария делла Салюте. На время пребывания в Венеции многие из гостей нанимали личного гондольера, который забирал их с яхт и высаживал на площади Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27