— У нас прекрасное оборудование, сэр, и министерство охотно пошло нам навстречу, вплоть до того, что закодировало наши модемы.— Они не возражали против нашего вмешательства?— Я знала, кого попросить. Этот человек понял, что вы ищете и почему.— А вы?— Я ведь не слепая и не глухая, сэр. Огромные фонды переправляются через Швейцарию в Германию для Bedentungunrechtmabig unbekannt.— Поясните, Пожалуйста. Я совсем не знаю немецкого.— Прошу прощения: неизвестным лицам без законного основания. Это значит, что расчеты по этим счетам производятся по принятой в Швейцарии процедуре, когда написанные от руки номера подвергаются спектральному анализу.— А кто скрывается под этими номерами?— Об этом моментально сообщается в Цюрих, Берн или Женеву, где эта информация хранится в тайне. Так что нельзя получить ни подтверждения, ни опровержения.— Похоже, вы много знаете об этих процедурах, не так ли?— Позвольте объяснить, мсье Лэтем. Я работала на американцев в НАТО. Американские власти открыли мне доступ к самым секретным материалам, ибо я часто видела и слышала такое, что ускользало от американцев. А почему вы спрашиваете? Что вы имеете в виду?— Не знаю. Пожалуй, меня просто потрясла ваша оперативность — ведь именно вы занимались этой папкой, да? То есть вы одна, верно? Я же могу выяснить это в вашем отделе.— Да, — сказала Карин де Фрис и, обойдя стол, встала перед Лэтемом. — Я увидела ваш запрос с красной пометкой в папке нашего шефа и познакомилась с ним. Понимая, что обладаю необходимыми знаниями для его выполнения, я вынула документ из папки.— А вы сказали об этом вашему шефу?— Нет. — Помолчав, она тихо добавила: — Я сразу решила, что могу проанализировать и подать такую информацию быстрее любого другого в нашем секторе. И принесла вам результат моей работы всего через пять часов.— Вы хотите сказать, что никто, включая заведующего вашим сектором, не знал, что вы работаете над этим?— Шеф уехал на день в Кале, а идти к его заместителю я не сочла нужным.— Почему? Разве вы могли обойтись без его разрешения? Это ведь задание особенного рода, о чем говорит красная пометка.— Я же говорила вам, что прошла проверку у американских служб в НАТО и у наших разведчиков здесь, в Париже. Я принесла вам то, что вы просили, а мотивы, побудившие меня сделать это, не имеют значения.— Думаю, что имеют. У меня тоже есть свои мотивы, и я намерен проверить и перепроверить все, что содержится в этой папке.— Вы убедитесь, что все записи сделаны точно и документально подтверждены.— Надеюсь. Благодарю вас, мисс де Фрис, это все.— Простите, сэр: не мисс, а миссис де Фрис. Я — вдова: мой муж погиб в Восточном Берлине за неделю до падения Стены; его убила Штази, сэр. Это были озверелые гестаповцы или эсэсовцы, хоть и назывались иначе. Мой муж, Фредерик де Фрис, работал на американцев. Можете это тоже проверить и перепроверить. — Она повернулась и вышла.Лэтем удивился, когда она с грохотом захлопнула дверь. Набрав номер начальника службы безопасности посольства, он услышал:— В чем дело, К.О.?— Кто такая Карин де Фрис, Стэнли?— Большая подмога, подученная от НАТО, — ответил Стэнли Витковски, тридцатилетний ветеран армейской разведки, полковник, добившийся столь необычайных успехов во Втором отделе общей разведки, что его откомандировали в Госдепартамент. — Работает быстро, умна, сообразительна, читает и свободно говорит на пяти языках. Само небо помогло нам заполучить ее, друг мой.— Это-то я и хочу выяснить. Кто ее прислал?— Почему вы спрашиваете?— У нее странные методы работы. Я направил в отдел документации и справок запечатанный запрос с красной пометкой, она без разрешения вынула его из папки и сама проделала всю работу.— С красной пометкой! Это действительно странно — уж она-то должна знать такие вещи. Документ с красной пометкой фиксирует начальник сектора или его заместитель, а затем согласует с начальством, кому из сотрудников поручить работать с этим документом, и заносит его имя в журнал.— Так я и думал, а данная операция заставляет меня особенно опасаться утечки информации или получения, ложных сведений. Так кто же все-таки прислал сюда эту женщину?— Не берите в голову, Дру. Она попросилась в Париж и во всех инстанциях, начиная с главнокомандующего, получила «зеленый свет».— Есть настоящий зеленый свет, а есть ложный, Стэн. Она сделала выводы, выходящие за пределы ее допуска, и я хочу знать, каким образом и почему.— Можете намекнуть, о чем речь?— Это связано с мерзавцами, марширующими по Германии.— Это почти ничего мне не дает.— Она сказала, что ее мужа убила Штази в Восточном Берлине. Вы можете это подтвердить?— Черт побери, конечно. Я работал с западной стороны Стены, круглосуточно поддерживая контакт с нашими людьми по другую сторону. Фрёдди де Фрис был молодым, очень оперативным осведомителем. Беднягу поймали буквально за несколько дней до того, как Штази отошла в сторону.— Значит, обостренный интерес Карин к событиям в Германии вполне обоснован?— Безусловно. Знаете, куда ушли большинство сотрудников Штази, когда рухнула Стена?— Куда?— Прямиком в дружеские объятия бритоголовых, этих проклятых нацистов... Кстати, Фрёдди де Фрис работал с вашим братом Гарри. Я знаю об этом, потому что мой Второй отдел координировал их действия. Услышав про Фрёдди, Гарри не просто расстроился, а разозлился как черт, будто это случилось с его младшим братом.— Спасибо, Стэнли. Боюсь, я совершил, ошибку и оскорбил Карин. И все же кое-что требует разъяснения.— А именно?— Откуда миссис де Фрис узнала про меня? * * * По теневой стороне мрачной улочки на Монпарнасе шел, спотыкаясь, Жан-Пьер Виллье. Он был неузнаваем: огромный толстый нос, набухшие веки. Его прикрывали рваные, грязные лохмотья. По пути ему попадались пьяницы: они сидели на камнях мостовой, привалившись к стене. Виллье бормотал, с трудом, как пьяный, выговаривая слова:— Ecoutez, ecoutez... gardez — vous, mes amis!.. Слушайте меня, слушайте, да внимательней, друзья... что говорил мне наш дорогой Жодель... Кто-нибудь хочет узнать, или я зря стараюсь?— Жодель — псих! — раздался голос слева.— Он на всех нас беду накличет! — выкрикнул кто-то справа. — Пошли ты его к черту!— Он велел мне разыскать его дружков, сказал — это очень важно!— Отправляйся в северные доки на Сене — там ему лучше спится, да и воровать проще.Жан-Пьер побрел на набережную Тюильри, останавливаясь в каждой темной улочке и покидая ее без всякого результата.— Старик Жодель — свинья! Никогда не угостит вином!— Треплется, будто у него друзья во властях — где же они, эти друзья?— Болтает, что знаменитый актер — его сын, вот дерьмо?— Я вот спился, и плевать мне на все, но дружкам своим я не вру. Только добравшись до грузовых пристаней выше моста Альма, Жан-Пьер услышал от одной старой бродяжки то, что немного приободрило его.— Жодель, конечно, сумасшедший, да только ко мне хорошо относится. Приносит мне цветы — краденые, сам понимаешь, и называет меня великой актрисой. Представляешь?— Да, мадам, представляю.— Значит, и ты такой же сумасшедший.— Возможно, но вы и впрямь прелестны.— Ай! Глаза-то у тебя! Синие, как небо! Может, это его призрак явился!— Разве он умер?— Кто знает? А ты-то кто?Наконец, много часов спустя, когда солнце уже зашло за высокие здания Трокадеро, Жан-Пьер услышал в одном проулке, более темном, чем все предыдущие, нечто иное.— Кто это говорит о моем друге Жоделе?— Я! — крикнул Виллье, углубляясь во тьму узкого проулка. — А ты его друг? — спросил он, опускаясь на колени рядом с лежащим лохматым бродягой. — Мне надо отыскать Жоделя, — продолжал Жан-Пьер, — я заплачу тому, кто мне поможет. Вот, смотри! Пятьдесят франков.— Давненько я не видал таких денег.— Ну, гляди. Так где Жодель, куда он пошел?— Он сказал, это секрет...— Но от тебя-то он ведь не скрыл.— Ну да, мы с ним как братья...— А я его сын. Так скажи мне.— В долину Луары, к страшному человеку в долине Луары, больше я ничего не знаю, — прошептал бродяга. — Никому не известно, кто этот человек.Внезапно в освещенном солнцем конце проулка возник силуэт. Жан-Пьер, поднявшись с колен, увидел, что это мужчина такого же роста, как он.— Почему ты расспрашиваешь про старика Жоделя? — спросил незнакомец.— Мне надо найти его, мсье, — ответил Виллье дрожащим, хриплым голосом. — Он мне должен, понимаете, и я ищу его уже три дня.— Боюсь, ты ничего не получишь. Ты что, газет не читал?— С чего это мне тратиться на газеты? А посмотреть комиксы и посмеяться я могу, подобрав вчерашнюю газету или хоть старую.— Бродяга, которого опознали как Жоделя, застрелился вчера вечером в театре.— Ах, мерзавец! Да ведь он должен мне семь франков!— Кто ты, старик? — спросил незнакомец, приближаясь к Жан-Пьеру и разглядывая его лицо в сумеречном свете проулка.— Я Огюст Ренуар, пишу картины. Иногда становлюсь мсье Моне, бываю голландцем Рембрандтом. Весной — Жоржем Сера, а зимой — Тулуз-Лотреком: в борделях-то ведь тепло. А в музеях так хорошо, когда идет дождь и холодно.— Старый дурак!Мужчина повернулся и направился к улице, Виллье быстро заковылял за ним.— Мсье! — крикнул он.— Что тебе? — Мужчина остановился.— Раз вы сообщили мне такую страшную весть, заплатите хоть семь франков.— Почему это я должен тебе платить?— Потому что вы украли у меня надежду.— Украл что?..— Надежду ожидания. Я ведь не спрашивал вас про Жоделя, это вы ко мне подошли. Откуда вы узнали, что я его ищу?— Да ты же выкрикивал его имя.— И этого было достаточно; чтобы вмешаться в мою жизнь и уничтожить надежду? Может, мне надо спросить, кто вы такой, мсье. Слишком уж вы богато одеты, чтоб быть приятелем моего друга Жоделя, сукин он сын! Вам-то что до Жоделя? Чего вы сюда явились?— Да ты просто психопат, — сказал мужчина и полез в карман. — Вот тебе двадцать франков и извини, что отнял у тебя надежду.— Ох, благодарю вас, мсье, благодарю!Жан-Пьер подождал, когда любопытный незнакомец вышел на залитый солнцем тротуар, затем пробежал по проулку до угла и выглянул: тот подходил к машине, стоявшей метрах в двадцати вверх по улице. Снова прикинувшись полубезумным парижским бродягой, Виллье выскочил на улицу и, запрыгав, как шут, начал выкрикивать:— Да пребудет с вами любовь Господня, да примет вас Иисус в свои объятия, мсье! Пусть врата небесного рая раскроются, чтобы...— Отвяжись от меня, черт бы тебя побрал, старый пьяница!«О, безусловно отвяжусь!» — подумал Жан-Пьер, запомнив номер отъезжающего «пежо». * * * В конце дня Лэтем во второй раз за восемнадцать часов сел в лифт, доставивший его в подвальный этаж посольства. Он направился не в центр связи, а в святая святых — отдел документации и справок. За столиком справа от стальной двери сидел морской пехотинец; узнав Дру, он улыбнулся.— Как там погода, мистер Лэтем?— Воздух не такой прохладный и чистый, как здесь, сержант, но ведь у вас самый дорогой воздушный кондиционер.— Слишком уж нежный у нас народ. Хотите войти в наше хранилище секретов и отъявленной порнухи?— А у вас демонстрируют извращения?— За сотню франков с человека, но вас я впущу бесплатно.— Я всегда знал, что можно положиться на морскую пехоту.— Кстати, ребята хотят поблагодарить вас за выпивку, которую вы нам выставили в кафе на Гренель.— Всегда к вашим услугам. Не знаешь ведь заранее, когда придет охота посмотреть порнуху... Вообще-то владельцы того заведения — мои давние друзья, а ваше присутствие несколько охлаждает пыл неприятных субъектов.— Да, вы нам говорили. Мы тогда оделись, будто собрались в оперетту.— Скажите, сержант, — перебил его Дру. — Вы знаете Карин де Фрис из отдела документации и справок?— Только здороваемся и прощаемся, вот, пожалуй, и все. Она очень интересная девчонка, но, по-моему, старается это скрыть. Носит очки, которые весят, наверное, фунтов пять и одевается во все темное, не по-парижски.— Она здесь недавно?— Должно быть, месяца четыре, ее перевели к нам из НАТО. По слухам, она из тихонь и держится от всех в стороне, понимаете?— Думаю, да... Ну, ладно, хранитель таинственных ключей, посадите меня в первый ряд.— Вообще-то это как раз в первом ряду, третий кабинет справа. Ее фамилия — на двери.— Вы туда заглядывали?— Конечно, черт подери. Каждый вечер, когда эту дверь запирают, мы обходим все помещения, держа наготове оружие, на случай, если сюда проникли нежеланные гости.— А-а, занимаетесь тайными операциями. Вам бы в кино выступать, в серьезных фильмах.— Вашими бы устами да мед пить. Ужин из нескольких блюд, вино льется рекой, и все — для тринадцати морячков? А хозяин нервничает, бегает по залу и рассказывает всем, что мы — его лучшие друзья и чуть ли не американские родственники, готовые явиться со своими базуками в ту же минуту, как он позовет нас. Такой сценарий, да?— Абсолютно невинное, без всякого подвоха, приглашение страстного поклонника морской пехоты.— Нос у вас становится все длиннее, мистер Пиноккио.— Вы ведь уже надорвали мой билет, так что впустите, пожалуйста.Морской пехотинец нажал на кнопку, вмонтированную в его столик, и в стальной двери что-то громко щелкнуло.— Входите во дворец Чародея, сэр.Лэтем вошел в коридор, где тихо жужжали компьютеры. Отдел документации и справок размещался в кабинетах, находившихся по обеим сторонам центрального прохода. Как и в центре связи, все здесь было стерильно белое; с низкого потолка шел свет от толстых неоновых трубок. Лэтем подошел к третьей двери справа и увидел белую надпись в центре верхней панели: мадам де Фрис. Не мадемуазель, а мадам. Вдове де Фрис придется ответить на несколько вопросов, касающихся некоего Гарри Лэтема и его брата Дру. Он постучал.— Войдите!Лэтем открыл дверь. Лицо Карин де Фрис, сидевшей за столом у стены слева, выражало изумление.— Вот уж не ожидала вас увидеть, — испуганно сказала она. — Простите, мне не следовало так уходить.— Вы все превратно поняли, мадам. Это я должен перед вами извиниться. Я говорил с Витковски...— Да, с полковником...— А теперь пришел побеседовать с вами...— Мне бы следовало догадаться, — перебила она. — Хорошо, давайте поговорим, мсье Лэтем, но не здесь. В другом месте.— Почему? Я просмотрел то, что вы мне дали, — работа выполнена не просто хорошо, а великолепно. Я едва могу отличить пассив от актива, но вы объяснили все очень понятно.— Благодарю. Однако вас привело сюда не это, правда?— Что вы имеете в виду?— В шести кварталах отсюда, если свернуть на восток с авеню Габриель, есть кафе «Le Sabre d'Orleans» — «Орлеанская сабля». Оно маленькое и не слишком посещаемое. Приходите туда через сорок пять минут. Я буду в кабинке в глубине зала.— Не понимаю...— Поймете. * * * Ровно через сорок семь минут Дру вошел в маленькое захудалое кафе в стороне от авеню Габриель и, вглядываясь в полумрак, подивился тому, что в одном из самых дорогих районов города находится столь убогое заведение. Он нашел Карин де Фрис в самой дальней кабинке.— Ну и дыра, — прошептал он, усаживаясь напротив нее.— L'obstination du francais Упрямство француза (фр.).

, — заметила де Фрис. — Кстати, шептать незачем. Здесь нет никого, кому интересны наши дела.— А кто же упрямец?— Хозяин кафе. Ему предлагали большие деньги, но он отказывается продать свое заведение. Он человек богатый, а это кафе принадлежало его семье еще до того, как он разбогател. Он держит кафе, чтобы давать работу родственникам, один из них как раз направляется к нам — только не упадите.К столику нетвердой походкой подошел пожилой, явно пьяный официант.— Будете заказывать? Только еды у нас нет! — выпалил он.— Шотландское виски, пожалуйста, — сказал Лэтем по-французски.— Шотландского сегодня нет, — ответил, рыгнув, официант. — У нас хороший выбор вин и японская мура, которую тоже называют виски.— Тогда белое вино. Шабли, если есть.— Значит, белое.— И мне тоже, — сказала Карин. Когда официант отошел, она заметила: — Теперь вы поняли, почему это кафе непопулярно.— Его просто-напросто следует закрыть... Давайте поговорим. Ваш муж работал с моим братом в Восточном Берлине.— Да.— И это все, что вы можете сказать? Только «да»?— Полковник же все вам сказал. Я не знала, что он работает в Париже, когда попросила перевести меня сюда. Выяснив это, я поняла, что разговор с вами неизбежен.— Так вы перевелись из-за меня?— Из-за того, что вы — брат Гарри Лэтема, которого мы с Фредериком считали очень близким другом.— Вы так хорошо знаете Гарри?— Фредди работал на него, хотя это нигде не зафиксировано.— Подобное никогда не фиксируется.— Даже коллеги Гарри, а уж тем более полковник Витковски и его военная разведка не знали, что Гарри — куратор моего мужа. Не было ни намека на их сотрудничество в этой области.— Но ведь Витковски сказал мне, что они работали вместе!— Как единомышленники — да, но не как агент и куратор. Сомневаюсь, что кто-то об этом подозревал.— Это следовало держать в тайне даже от нашего начальства?— Да.— Почему?— Из-за характера работы, которую так охотно, с таким энтузиазмом выполнял Фредерик для Гарри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12