«Да-с, фрак. Выкуси. Никто не имеет мне права слово сказать. Декрета насчет фраков нету».И, действительно, никто фрачника не трогал, и даже особенно острого любопытства он не возбуждал. И стоял он незыблемо, как скала, омываемая пиджачным и френчным потоком.Фрак этот до того меня заинтриговал, что я даже оперы не дослушал.В голове моей вопрос:«Что должен означать фрак? Музейная ли это редкость в Москве среди френчей 1923 г., или фрачник представляет собой некий живой сигнал:— Выкуси. Через полгода все оденемся во фраки».Вы думаете, что, может быть, это праздный вопрос? Не скажите... VI. БИОМЕХАНИЧЕСКАЯ ГЛАВА Зови меня вандалом,Я это имя заслужил. Признаюсь: прежде чем написать эти строки, я долго колебался. Боялся. Потом решил рискнуть.После того, как я убедился, что «Гугеноты» и «Риголетто» перестали меня развлекать, я резко кинулся на левый фронт. Причиной этому был И. Эренбург, написавший книгу «А все-таки она вертится» ...И. Эренбург, написавший книгу «А все-таки она вертится»... — Речь идет о книге И. Г. Эренбурга (1891—1967), вышедшей в 1922 г., в которой он выступил защитником конструктивизма в искусстве. Булгаков не раз писал в ироническом тоне о произведениях Эренбурга. В «Роковых яйцах», например: «Театр имени покойного Всеволода Мейерхольда... выбросил движущуюся разных цветов электрическую вывеску, возвещавшую пьесу писателя Эрендорга „Курий дох"...» И даже в дневнике писателя Эренбург упоминается в любопытном контексте. Записи от 2 января 1925 г.: «Если бы к „Рыковке" добавить „Семашковки", то получилась бы хорошая „Совнаркомовка"». «Рыков напился по смерти Ленина по двум причинам: во-первых, с горя, а во-вторых, от радости». «Троцкий теперь пишется „Троий" — ЦК выпало. Все эти анекдоты мне рассказывала эта хитрая веснушчатая лиса Л[ежнев] вечером, когда я с женой сидел, вырабатывая текст договора на продолжение „Белой гвардии" в „России". Жена сидела, читая роман Эренбурга, а Лежнев обхаживал меня. Денег у нас с ней не было ни копейки. Завтра неизвестный мне еще еврей Каганский должен будет уплатить мне 300 рублей и векселя. Векселями этими можно подтереться...» Иронически-презрительное отношение Булгакова к Эренбургу объясняется прежде всего тем, что последний пытался усидеть сразу на нескольких стульях.
, и двое длинноволосых московских футуристов, которые, появляясь ко мне ежедневно в течение недели, за вечерним чаем ругали меня «мещанином».Неприятно, когда это слово тычут в глаза, и я пошел, будь они прокляты! Пошел в театр Гитис на «Великодушного рогоносца» в постановке Мейерхольда ...на «Великодушного рогоносца» в постановке Мейерхольда. — Пьеса бельгийского драматурга Фернана Кроммелинка (1888—1970) была поставлена Вс. Мейерхольдом в 1922 г. в «Театре актера».
.Дело вот в чем: я человек рабочий. Каждый миллион дается мне путем ночных бессонниц и дневной зверской беготни. Мои денежки как раз те самые, что носят название кровных Мои денежки... носят название кровных. — В письмах к родным за это время Булгаков постоянно подчеркивает, что «прокорм» стоит адских усилий. Вот некоторые строки из писем к родным: «Переутомлен я до того, что дальше некуда»; «Работой я буквально задавлен...»; «...я так устаю от своей каторжной работы, что вечером иногда не в силах выжать из себя ни одной строки...»; «Я очень много работаю и смертельно устаю».
Некоторые из современных «критиков» ставят в вину Булгакову его «пролетарский взгляд» на вопрос «доходов и расходов», даже не задумавшись над его репликой: «...я человек рабочий» . «Рабочий» — не в классово-сословном смысле этого слова, а в прямом — человек трудящийся (а не паразит). Часто пишут, что Булгаков более всего ненавидел предателей и трусов. Это несомненно так. Но не менее — паразитов.
. Театр для меня — наслаждение, покой, развлечение, словом, все что угодно, кроме средства нажить новую хорошую неврастению, тем более что в Москве есть десятки возможностей нажить ее без затраты на театральные билеты.Я не И. Эренбург и не театральный мудрый критик, но судите сами: в общипанном, ободранном, сквозняковом театре вместо сцены — дыра (занавеса, конечно, нету и следа). В глубине — голая кирпичная стена с двумя гробовыми окнами.А перед стеной сооружение. По сравнению с ним проект Татлина может считаться образцом ясности и простоты ...проект Татлина может считаться образцом ясности и простоты. — Татлин Владимир Евграфович (1885—1953), известный живописец, график, театральный художник. Создал экспериментальный проект памятника-башни III Интернационалу (модель — железо, стекло, дерево, 1919—1920 гг.).
. Какие-то клетки, наклонные плоскости, палки, дверки и колеса. И на колесах буквы кверху ногами «с ч» и «т е». Театральные плотники, как дома, ходят взад и вперед, и долго нельзя понять, началось уже действие или еще нет.Когда же оно начинается (узнаешь об этом потому, что все-таки вспыхивает откуда-то сбоку свет на сцене), появляются синие люди (актеры и актрисы все в синем. Театральные критики называют это прозодеждой. Послал бы я их на завод денька хоть на два! Узнали бы они, что такое прозодежда!).Действие: женщина, подобрав синюю юбку, съезжает с наклонной плоскости на том, на чем и женщины и мужчины сидят. Женщина мужчине чистит зад платяной щеткой. Женщина на плечах у мужчин ездит, прикрывая стыдливо ноги прозодеждной юбкой.— Это биомеханика, — пояснил мне приятель. Биомеханика!! Беспомощность этих синих биомехаников Беспомощность этих синих биомехаников... — Можно привести сотни отзывов о творчестве Мейерхольда начала 20-х гг. — положительных и отрицательных. Но нам представляется чрезвычайно важным более ранний отзыв самого выдающегося российского демократа (без кавычек) В. Г. Короленко. Вот что писал о Мейерхольде в своем дневнике (запись 18 декабря 1917 г.) выдающийся писатель: «Кстати, о декадансе. Было бы любопытно проследить всякого рода футуризм в теперешних событиях. Между прочим, недавно в „Речи" приводили заявление Всев. Эмил. Мейерхольда в беседе О-ва „Искусство для всех":
Г. Мейерхольд очень удивляется, почему солдаты не приходят в театр и, молча, не освобождают его от „партерной" публики... Г. Мейерхольд восклицает: „Довольно партера! Интеллигенцию выгонят туда, где процветают эпигоны Островского".
Интересно, что Мейерхольд рассчитывает, будто демократические вкусы совпадают с его футуристическими кривляньями».
Как видим, взгляды «монархиста» Булгакова и «демократа» Короленко в отношении «биомеханики» и «кривляний» Мейерхольда были одинаковы.
, в свое время учившихся произносить слащавые монологи, вне конкуренции. И это, заметьте, в двух шагах от Никитинского цирка, где клоун Лазаренко ошеломляет ...клоун Лазаренко ошеломляет... — Лазаренко Виталий Ефимович (1890—1939), талантливейший цирковой актер-сатирик, мастер клоунады и прыжковой акробатики. Булгаков восхищался его мастерством.
чудовищными salto!Кого-то вертящейся дверью колотят уныло и настойчиво опять по тому же самому месту. В зале настроение, как на кладбище у могилы любимой жены. Колеса вертятся и скрипят.После первого акта капельдинер:— Не понравилось у нас, господин?Улыбка настолько нагла, что мучительно хотелось биомахнуть его по уху.— Вы опоздали родиться, — сказал мне футурист.Нет, это Мейерхольд поспешил родиться.— Мейерхольд — гений! — завывал футурист.Не спорю. Очень возможно. Пускай — гений. Мне все равно. На не следует забывать, что гений одинок, а я — масса. Я — зритель. Театр для меня. Желаю ходить в понятный театр.— Искусство будущего!! — налетели на меня с кулаками.А если будущего, то пускай, пожалуйста, Мейерхольд умрет и воскреснет в XXI веке. От этого выиграют все, и прежде всего он сам. Его поймут. Публика будет довольна его колесами, он сам получит удовлетворение гения, а я буду в могиле, мне не будут сниться деревянные вертушки.Вообще к черту эту механику. Я устал. VII. ЯРОН Спас меня от биомеханической тоски артист оперетки Ярон ...артист оперетки Ярон... — Ярон Григорий Маркович (1893—1963), артист оперетты, народный артист РСФСР (1940). Булгаков мгновенно, как это было ему свойственно, угадал в молодом актере большой талант.
, и ему с горячей благодарностью посвящаю эти строки. После первого же его падения на колени к графу Люксембургу, стукнувшему его по плечу, я понял, что значит это проклятое слово «биомеханика», и когда оперетка карусельным галопом пошла вокруг Ярона, как вокруг стержня, я понял, что значит настоящая буффонада.Грим! Жесты! В зале гул и гром! И нельзя не хохотать. Немыслимо.Бескорыстная реклама Ярону, верьте совести: исключительный талант. VIII. ВО ЧТО ОБХОДИТСЯ КУРЕНИЕ Из хаоса каким-то образом рождается порядок. Некоторые об этом узнают из газет со значительным опозданием, а некоторые по горькому опыту на месте и в процессе создания этого порядка.Так, например, нэпман, о котором я расскажу, познакомился с новым порядком в коридоре плацкартного вагона на станции Николаевской железной дороги.Он был в общем благодушный человек, и единственно, что выводило его из себя, это большевики. О большевиках он не мог говорить спокойно. О золотой валюте — спокойно. О сале — спокойно. О театре — спокойно. О большевиках — слюна. Я думаю, что если бы маленькую порцию этой слюны вспрыснуть кролику — кролик издох бы во мгновение ока. 2-х граммов было бы достаточно, чтобы отравить эскадрон Буденного с лошадьми вместе.Слюны же у нэпмана было много, потому что он курил.И когда он залез в вагон со своим твердым чемоданом и огляделся, презрительная усмешка исказила его выразительное лицо.— Гм... подумаешь, — заговорил он... или, вернее, не заговорил, а как-то заскрипел, — свинячили, свинячили четыре года, а теперь вздумали чистоту наводить! К чему, спрашивается, было все это разрушать? И вы думаете, что я верю в то, что у них что-нибудь выйдет? Держи карман. Русский народ — хам. И все им опять заплюет!И в тоске и отчаянии швырнул окурок на пол и растоптал. И немедленно (черт его знает, откуда он взялся — словно из стены вырос) появился некто с квитанционной книжкой в руках и сказал, побивая рекорд лаконичности:— Тридцать миллионов.Не берусь описать лицо нэпмана. Я боялся, что его хватит удар.
___________
Вот она какая история, товарищи берлинцы. А вы говорите «bolscheviki», «bolscheviki»! Люблю порядок.
___________
Прихожу в театр. Давно не был. И всюду висят плакаты: «Курить строго воспрещается». И думаю я, что за чудеса: никто под этими плакатами не курит. Чем это объясняется? Объяснилось это очень просто, так же, как и в вагоне. Лишь только некий с черной бородкой — прочитав плакат — сладко затянулся два раза, как вырос молодой человек симпатичной, но непреклонной наружности и:— Двадцать миллионов.Негодованию черной бородки не было предела.Она не пожелала платить. Я ждал взрыва со стороны симпатичного молодого человека, игравшего благодушно квитанциями. Никакого взрыва не последовало, но за спиной молодого человека, без всякого сигнала с его стороны (большевистские фокусы!), из воздуха соткался милиционер ...из воздуха соткался милиционер. — Вот они, «зачатки» будущего «закатного романа». Ср.: «И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида» («Мастер и Маргарита», гл. I).
. Положительно, это было гофманское нечто. Милиционер не произнес ни одного слова, не сделал ни одного жеста. Нет! Это было просто воплощение укоризны в серой шинели с револьвером и свистком. Черная бородка заплатила со сверхъестественной гофманской же быстротой.И лишь тогда ангел-хранитель, у которого вместо крыльев за плечами помещалась небольшая изящная винтовка, отошел в сторону и «добродушная пролетарская улыбка заиграла на его лице» (так пишут молодые барышни революционные романы).Случай с черной бородкой так подействовал на мою впечатлительную душу (у меня есть подозрение, что и не только на мою), что теперь, куда бы я ни пришел, прежде чем взяться за портсигар, я тревожно осматриваю стены — нет ли на них какой-нибудь печатной каверзы. И ежели плакат «Строго воспрещается», подманивающий русского человека на курение и плевки, то я ни курить, ни плевать не стану ни за что. IX. ЗОЛОТОЙ ВЕК Фридрихштрасской уверенности, что Россия прикончилась, я не разделяю Фридрихштрасской уверенности, что Россия прикончилась, я не разделяю... — Булгаков в данном случае полемизирует с теми органами печати русского зарубежья (прежде всего берлинскими), которые на России уже поставили большой черный крест. Булгаков в то время еще верил в здравомыслие и национальное самосознание русского народа, а также в силу сохранившейся белой армии за рубежом. Писатель еще жил надеждой на возрождение России.
, и даже больше того: по мере того как я наблюдаю московский калейдоскоп, во мне рождается предчувствие, что «все образуется» и мы еще можем пожить довольно славно.Однако я далек от мысли, что Золотой Век уже наступил. Мне почему-то кажется, что наступит он не ранее, чем порядок, симптомы которого так ясно начали проступать в столь незначительных, казалось бы, явлениях, как все эти некурительные и неплевательные события, пустит окончательные корни.ГУМ с тысячами огней и гладко выбритыми приказчиками, блестящие швейцары в государственных магазинах на Петровке и Кузнецком, «Верхнее платье снимать обязательно» и т. под. — это великолепные ступени на лестнице, ведущей в Рай, но еще не самый Рай.Для меня означенный Рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки. Весьма возможно, что я выродок, не понимающий великого значения этого чисто национального продукта, столь же свойственного нам, как табачная жвачка славным американским героям сногсшибательных фильмов, но весьма возможно, что просто-напросто семечки — мерзость, которая угрожает утопить нас в своей слюнявой шелухе.Боюсь, что мысль моя покажется дикой и непонятной утонченным европейцам, а то я сказал бы, что с момента изгнания семечек для меня непреложной станет вера в электрификацию поезда (150 километров в час), всеобщую грамотность и проч., что уже, несомненно, означает Рай.И маленькая надежда у меня закопошилась в сердце после того, как на Тверской меня чуть не сшибла с ног туча баб и мальчишек, с лотками летевших куда-то с воплями:— Дунька! Ходу! Он идет!!«Он» оказался, как я и предполагал, воплощением в сером, ко уже не укоризны, а ярости.Граждане, это священная ярость. Я приветствую ее.Их надо изгнать, семечки. Их надо изгнать. В противном случае быстроходный электрический поезд мы построим, а Дуньки наплюют шелухи в механизм, и поезд остановится — и все к черту. X. КРАСНАЯ ПАЛОЧКА Нет пагубнее заблуждения, как представить себе загадочную великую Москву 1923 года отпечатанной в одну краску.Это спектр. Световые эффекты в ней поразительны. Контрасты — чудовищны. Дуньки и нищие (о, смерть моя — московские нищие! Родился НЭП в лакированных ботинках, немедленно родился и тот страшный, в дырах, с гнусавым голосом, и сел на всех перекрестках, заныл у подъездов, заковылял по переулкам), благой мат ископаемых извозчиков и бесшумное скольжение машин, сияющих лаком, афиши с мировыми именами... а в будке на Страстной площади торгует журналами, временно исполняя обязанности отлучившегося продавца, неграмотная баба!Клянусь — неграмотная!Я сам лично подошел к будке. Спросил «Россию», она мне подала «Корабль» (похож шрифт!). Не то. Баба заметалась в будке. Подала другое. Не то.— Да что вы, неграмотная?! (Это я иронически спросил.)Но долой иронию, да здравствует отчаяние! Баба д е й с т в и т е л ь н о н е г р а м о т н а я.
___________
Москва — котел: в нем варят новую жизнь. Это очень трудно. Самим приходится вариться. Среди Дунек и неграмотных рождается новый, пронизывающий все углы бытия, организационный скелет.В отчаянии от бабы с «Кораблем» в руках, в отчаянии от зверских извозчиков, поминающих коллективную нашу мамашу, я кинулся в Столешников переулок и на скрещении его с Большой Дмитровской увидал этих самых извозчиков. На скрещении было, очевидно, какое-то препятствие. Вереница бородачей на козлах была неподвижна. Я был поражен. Почему же не гремит ругань? Почему не вырываются вперед пылкие извозчики?Боже мой! Препятствие-то, препятствие... Только всего, что в руках у милиционера была красная палочка и он застыл, подняв ее вверх.Но лица извозчиков! На них было сияние, как на Пасху!И когда милиционер, пропустив трамвай и два автомобиля, махнул палочкой, прибавив уже несвойственное констеблям и шуцманам ласковое:— Давай!Извозчики поехали так нежно и аккуратно, словно везли не здоровых москвичей, а тяжело раненых.
___________
В порядке <...> дайте нам опоры точку, и мы сдвинем шар земной. Комментарии. В. И. Лосев Столица в блокноте Фельетон написан в ноябре 1922 г.
1 2 3
, и двое длинноволосых московских футуристов, которые, появляясь ко мне ежедневно в течение недели, за вечерним чаем ругали меня «мещанином».Неприятно, когда это слово тычут в глаза, и я пошел, будь они прокляты! Пошел в театр Гитис на «Великодушного рогоносца» в постановке Мейерхольда ...на «Великодушного рогоносца» в постановке Мейерхольда. — Пьеса бельгийского драматурга Фернана Кроммелинка (1888—1970) была поставлена Вс. Мейерхольдом в 1922 г. в «Театре актера».
.Дело вот в чем: я человек рабочий. Каждый миллион дается мне путем ночных бессонниц и дневной зверской беготни. Мои денежки как раз те самые, что носят название кровных Мои денежки... носят название кровных. — В письмах к родным за это время Булгаков постоянно подчеркивает, что «прокорм» стоит адских усилий. Вот некоторые строки из писем к родным: «Переутомлен я до того, что дальше некуда»; «Работой я буквально задавлен...»; «...я так устаю от своей каторжной работы, что вечером иногда не в силах выжать из себя ни одной строки...»; «Я очень много работаю и смертельно устаю».
Некоторые из современных «критиков» ставят в вину Булгакову его «пролетарский взгляд» на вопрос «доходов и расходов», даже не задумавшись над его репликой: «...я человек рабочий» . «Рабочий» — не в классово-сословном смысле этого слова, а в прямом — человек трудящийся (а не паразит). Часто пишут, что Булгаков более всего ненавидел предателей и трусов. Это несомненно так. Но не менее — паразитов.
. Театр для меня — наслаждение, покой, развлечение, словом, все что угодно, кроме средства нажить новую хорошую неврастению, тем более что в Москве есть десятки возможностей нажить ее без затраты на театральные билеты.Я не И. Эренбург и не театральный мудрый критик, но судите сами: в общипанном, ободранном, сквозняковом театре вместо сцены — дыра (занавеса, конечно, нету и следа). В глубине — голая кирпичная стена с двумя гробовыми окнами.А перед стеной сооружение. По сравнению с ним проект Татлина может считаться образцом ясности и простоты ...проект Татлина может считаться образцом ясности и простоты. — Татлин Владимир Евграфович (1885—1953), известный живописец, график, театральный художник. Создал экспериментальный проект памятника-башни III Интернационалу (модель — железо, стекло, дерево, 1919—1920 гг.).
. Какие-то клетки, наклонные плоскости, палки, дверки и колеса. И на колесах буквы кверху ногами «с ч» и «т е». Театральные плотники, как дома, ходят взад и вперед, и долго нельзя понять, началось уже действие или еще нет.Когда же оно начинается (узнаешь об этом потому, что все-таки вспыхивает откуда-то сбоку свет на сцене), появляются синие люди (актеры и актрисы все в синем. Театральные критики называют это прозодеждой. Послал бы я их на завод денька хоть на два! Узнали бы они, что такое прозодежда!).Действие: женщина, подобрав синюю юбку, съезжает с наклонной плоскости на том, на чем и женщины и мужчины сидят. Женщина мужчине чистит зад платяной щеткой. Женщина на плечах у мужчин ездит, прикрывая стыдливо ноги прозодеждной юбкой.— Это биомеханика, — пояснил мне приятель. Биомеханика!! Беспомощность этих синих биомехаников Беспомощность этих синих биомехаников... — Можно привести сотни отзывов о творчестве Мейерхольда начала 20-х гг. — положительных и отрицательных. Но нам представляется чрезвычайно важным более ранний отзыв самого выдающегося российского демократа (без кавычек) В. Г. Короленко. Вот что писал о Мейерхольде в своем дневнике (запись 18 декабря 1917 г.) выдающийся писатель: «Кстати, о декадансе. Было бы любопытно проследить всякого рода футуризм в теперешних событиях. Между прочим, недавно в „Речи" приводили заявление Всев. Эмил. Мейерхольда в беседе О-ва „Искусство для всех":
Г. Мейерхольд очень удивляется, почему солдаты не приходят в театр и, молча, не освобождают его от „партерной" публики... Г. Мейерхольд восклицает: „Довольно партера! Интеллигенцию выгонят туда, где процветают эпигоны Островского".
Интересно, что Мейерхольд рассчитывает, будто демократические вкусы совпадают с его футуристическими кривляньями».
Как видим, взгляды «монархиста» Булгакова и «демократа» Короленко в отношении «биомеханики» и «кривляний» Мейерхольда были одинаковы.
, в свое время учившихся произносить слащавые монологи, вне конкуренции. И это, заметьте, в двух шагах от Никитинского цирка, где клоун Лазаренко ошеломляет ...клоун Лазаренко ошеломляет... — Лазаренко Виталий Ефимович (1890—1939), талантливейший цирковой актер-сатирик, мастер клоунады и прыжковой акробатики. Булгаков восхищался его мастерством.
чудовищными salto!Кого-то вертящейся дверью колотят уныло и настойчиво опять по тому же самому месту. В зале настроение, как на кладбище у могилы любимой жены. Колеса вертятся и скрипят.После первого акта капельдинер:— Не понравилось у нас, господин?Улыбка настолько нагла, что мучительно хотелось биомахнуть его по уху.— Вы опоздали родиться, — сказал мне футурист.Нет, это Мейерхольд поспешил родиться.— Мейерхольд — гений! — завывал футурист.Не спорю. Очень возможно. Пускай — гений. Мне все равно. На не следует забывать, что гений одинок, а я — масса. Я — зритель. Театр для меня. Желаю ходить в понятный театр.— Искусство будущего!! — налетели на меня с кулаками.А если будущего, то пускай, пожалуйста, Мейерхольд умрет и воскреснет в XXI веке. От этого выиграют все, и прежде всего он сам. Его поймут. Публика будет довольна его колесами, он сам получит удовлетворение гения, а я буду в могиле, мне не будут сниться деревянные вертушки.Вообще к черту эту механику. Я устал. VII. ЯРОН Спас меня от биомеханической тоски артист оперетки Ярон ...артист оперетки Ярон... — Ярон Григорий Маркович (1893—1963), артист оперетты, народный артист РСФСР (1940). Булгаков мгновенно, как это было ему свойственно, угадал в молодом актере большой талант.
, и ему с горячей благодарностью посвящаю эти строки. После первого же его падения на колени к графу Люксембургу, стукнувшему его по плечу, я понял, что значит это проклятое слово «биомеханика», и когда оперетка карусельным галопом пошла вокруг Ярона, как вокруг стержня, я понял, что значит настоящая буффонада.Грим! Жесты! В зале гул и гром! И нельзя не хохотать. Немыслимо.Бескорыстная реклама Ярону, верьте совести: исключительный талант. VIII. ВО ЧТО ОБХОДИТСЯ КУРЕНИЕ Из хаоса каким-то образом рождается порядок. Некоторые об этом узнают из газет со значительным опозданием, а некоторые по горькому опыту на месте и в процессе создания этого порядка.Так, например, нэпман, о котором я расскажу, познакомился с новым порядком в коридоре плацкартного вагона на станции Николаевской железной дороги.Он был в общем благодушный человек, и единственно, что выводило его из себя, это большевики. О большевиках он не мог говорить спокойно. О золотой валюте — спокойно. О сале — спокойно. О театре — спокойно. О большевиках — слюна. Я думаю, что если бы маленькую порцию этой слюны вспрыснуть кролику — кролик издох бы во мгновение ока. 2-х граммов было бы достаточно, чтобы отравить эскадрон Буденного с лошадьми вместе.Слюны же у нэпмана было много, потому что он курил.И когда он залез в вагон со своим твердым чемоданом и огляделся, презрительная усмешка исказила его выразительное лицо.— Гм... подумаешь, — заговорил он... или, вернее, не заговорил, а как-то заскрипел, — свинячили, свинячили четыре года, а теперь вздумали чистоту наводить! К чему, спрашивается, было все это разрушать? И вы думаете, что я верю в то, что у них что-нибудь выйдет? Держи карман. Русский народ — хам. И все им опять заплюет!И в тоске и отчаянии швырнул окурок на пол и растоптал. И немедленно (черт его знает, откуда он взялся — словно из стены вырос) появился некто с квитанционной книжкой в руках и сказал, побивая рекорд лаконичности:— Тридцать миллионов.Не берусь описать лицо нэпмана. Я боялся, что его хватит удар.
___________
Вот она какая история, товарищи берлинцы. А вы говорите «bolscheviki», «bolscheviki»! Люблю порядок.
___________
Прихожу в театр. Давно не был. И всюду висят плакаты: «Курить строго воспрещается». И думаю я, что за чудеса: никто под этими плакатами не курит. Чем это объясняется? Объяснилось это очень просто, так же, как и в вагоне. Лишь только некий с черной бородкой — прочитав плакат — сладко затянулся два раза, как вырос молодой человек симпатичной, но непреклонной наружности и:— Двадцать миллионов.Негодованию черной бородки не было предела.Она не пожелала платить. Я ждал взрыва со стороны симпатичного молодого человека, игравшего благодушно квитанциями. Никакого взрыва не последовало, но за спиной молодого человека, без всякого сигнала с его стороны (большевистские фокусы!), из воздуха соткался милиционер ...из воздуха соткался милиционер. — Вот они, «зачатки» будущего «закатного романа». Ср.: «И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида» («Мастер и Маргарита», гл. I).
. Положительно, это было гофманское нечто. Милиционер не произнес ни одного слова, не сделал ни одного жеста. Нет! Это было просто воплощение укоризны в серой шинели с револьвером и свистком. Черная бородка заплатила со сверхъестественной гофманской же быстротой.И лишь тогда ангел-хранитель, у которого вместо крыльев за плечами помещалась небольшая изящная винтовка, отошел в сторону и «добродушная пролетарская улыбка заиграла на его лице» (так пишут молодые барышни революционные романы).Случай с черной бородкой так подействовал на мою впечатлительную душу (у меня есть подозрение, что и не только на мою), что теперь, куда бы я ни пришел, прежде чем взяться за портсигар, я тревожно осматриваю стены — нет ли на них какой-нибудь печатной каверзы. И ежели плакат «Строго воспрещается», подманивающий русского человека на курение и плевки, то я ни курить, ни плевать не стану ни за что. IX. ЗОЛОТОЙ ВЕК Фридрихштрасской уверенности, что Россия прикончилась, я не разделяю Фридрихштрасской уверенности, что Россия прикончилась, я не разделяю... — Булгаков в данном случае полемизирует с теми органами печати русского зарубежья (прежде всего берлинскими), которые на России уже поставили большой черный крест. Булгаков в то время еще верил в здравомыслие и национальное самосознание русского народа, а также в силу сохранившейся белой армии за рубежом. Писатель еще жил надеждой на возрождение России.
, и даже больше того: по мере того как я наблюдаю московский калейдоскоп, во мне рождается предчувствие, что «все образуется» и мы еще можем пожить довольно славно.Однако я далек от мысли, что Золотой Век уже наступил. Мне почему-то кажется, что наступит он не ранее, чем порядок, симптомы которого так ясно начали проступать в столь незначительных, казалось бы, явлениях, как все эти некурительные и неплевательные события, пустит окончательные корни.ГУМ с тысячами огней и гладко выбритыми приказчиками, блестящие швейцары в государственных магазинах на Петровке и Кузнецком, «Верхнее платье снимать обязательно» и т. под. — это великолепные ступени на лестнице, ведущей в Рай, но еще не самый Рай.Для меня означенный Рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки. Весьма возможно, что я выродок, не понимающий великого значения этого чисто национального продукта, столь же свойственного нам, как табачная жвачка славным американским героям сногсшибательных фильмов, но весьма возможно, что просто-напросто семечки — мерзость, которая угрожает утопить нас в своей слюнявой шелухе.Боюсь, что мысль моя покажется дикой и непонятной утонченным европейцам, а то я сказал бы, что с момента изгнания семечек для меня непреложной станет вера в электрификацию поезда (150 километров в час), всеобщую грамотность и проч., что уже, несомненно, означает Рай.И маленькая надежда у меня закопошилась в сердце после того, как на Тверской меня чуть не сшибла с ног туча баб и мальчишек, с лотками летевших куда-то с воплями:— Дунька! Ходу! Он идет!!«Он» оказался, как я и предполагал, воплощением в сером, ко уже не укоризны, а ярости.Граждане, это священная ярость. Я приветствую ее.Их надо изгнать, семечки. Их надо изгнать. В противном случае быстроходный электрический поезд мы построим, а Дуньки наплюют шелухи в механизм, и поезд остановится — и все к черту. X. КРАСНАЯ ПАЛОЧКА Нет пагубнее заблуждения, как представить себе загадочную великую Москву 1923 года отпечатанной в одну краску.Это спектр. Световые эффекты в ней поразительны. Контрасты — чудовищны. Дуньки и нищие (о, смерть моя — московские нищие! Родился НЭП в лакированных ботинках, немедленно родился и тот страшный, в дырах, с гнусавым голосом, и сел на всех перекрестках, заныл у подъездов, заковылял по переулкам), благой мат ископаемых извозчиков и бесшумное скольжение машин, сияющих лаком, афиши с мировыми именами... а в будке на Страстной площади торгует журналами, временно исполняя обязанности отлучившегося продавца, неграмотная баба!Клянусь — неграмотная!Я сам лично подошел к будке. Спросил «Россию», она мне подала «Корабль» (похож шрифт!). Не то. Баба заметалась в будке. Подала другое. Не то.— Да что вы, неграмотная?! (Это я иронически спросил.)Но долой иронию, да здравствует отчаяние! Баба д е й с т в и т е л ь н о н е г р а м о т н а я.
___________
Москва — котел: в нем варят новую жизнь. Это очень трудно. Самим приходится вариться. Среди Дунек и неграмотных рождается новый, пронизывающий все углы бытия, организационный скелет.В отчаянии от бабы с «Кораблем» в руках, в отчаянии от зверских извозчиков, поминающих коллективную нашу мамашу, я кинулся в Столешников переулок и на скрещении его с Большой Дмитровской увидал этих самых извозчиков. На скрещении было, очевидно, какое-то препятствие. Вереница бородачей на козлах была неподвижна. Я был поражен. Почему же не гремит ругань? Почему не вырываются вперед пылкие извозчики?Боже мой! Препятствие-то, препятствие... Только всего, что в руках у милиционера была красная палочка и он застыл, подняв ее вверх.Но лица извозчиков! На них было сияние, как на Пасху!И когда милиционер, пропустив трамвай и два автомобиля, махнул палочкой, прибавив уже несвойственное констеблям и шуцманам ласковое:— Давай!Извозчики поехали так нежно и аккуратно, словно везли не здоровых москвичей, а тяжело раненых.
___________
В порядке <...> дайте нам опоры точку, и мы сдвинем шар земной. Комментарии. В. И. Лосев Столица в блокноте Фельетон написан в ноябре 1922 г.
1 2 3